|
ФPAГMEHT КНИГИ (...) Редакционного задания на сей раз не было. Все началось проще.
Сын пришел из школы с победной вестью: он достиг роста взрослого пигмея. Как-то там они это вычислили. Ну само собой, человеку такого роста нельзя уж просто отдыхать в пионерлагере или в деревне Брыньково. Пора отправляться в настоящее путешествие.
Мне бы замять разговор, перевести на другое, но по неосторожности своей я ударился в воспоминания. И
сын узнал, что, когда мне было столько же лет, сколько ему, отец брал меня с собой в некий сказочный край. Антилопы, бизоны, страусы, лани бродят там на воле. Где? Не в Африке и не в Америке, а на юге Украины, в степи под Херсоном. Аскания-Нова — так называется сказочный край.
Слово было сказано.
После этого сыну оставалось всего лишь по-умному взяться за дело. Он был памятлив, у меня подошло время отпуска — так мы попали с ним в Асканию-Нова. В некотором роде для автора это было...
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ДЕТСТВА
Антилопы не убегали от нас, а бежали навстречу. Это было как во сне, как в детской легкой мечте. Синее небо, желтеющая до горизонта степь, и вольные звери в степи. Впереди всех летели канны, стройные и мускулистые; еще издали были видны их грозные рога.
Мы сидели в бричке на пахучем сене, и как-то нам расхотелось в тот момент сходить на землю. Заранее еще нас предупреждали, что лучше этого не делать: дикие — они и есть дикие, конвенции с ними не заключишь, для пешего они бывают опасны. А всадника не тронут. Вот только одного мы не успели спросить: считают ли они «всадниками» тех, которые не верхом, а сидят на телеге?
Пока мы решали этот теоретический вопрос, канны подбежали к бричке, окружили со всех сторон, задышали нам в спины. На лбу их курчавились темные завитки волос, белые полосы тянулись по желтовато-серому сильному телу, рога при ближайшем рассмотрении оказались прямыми, черными, острыми, как штыки. Можно было поверить, что иной раз эти антилопы, самые крупные в мире, выдерживают единоборство со львом. А глаза были прекрасные и добрые.
Тем временем Василий Дмитриевич Иванченко занялся делом. Он смолоду работает в Аскании, знает все повадки животных и, пожалуй, лучше всех умеет ладить с ними, а по должности именуется скучно — бригадир секции копытных. В общем, он взял мешок с молотым ячменем и пошел раздавать его своим подопечным. Звери потянулись за ним: они хорошо знают свой час, потому и бежали к бричке.
Тут были не одни антилопы. Паслись благородные олени — европейские, бухарские, пятнистые, вапити, северные. И еще асканийские маралы — новая форма, выведенная в этих местах. Паслись изящные лани с рогами-лопатками. Был здесь африканский скот ватусси, аравийские зебу, индийские бантенги, монгольские куланы, кафрские буйволы, наши древние зубры... Нельзя сказать, что звери были вполне свободны. Эта степь, где пасутся они с мая до октября, была в сущности большим загоном. Но когда изгородью обнесены сто десять гектаров, то они остаются степью. Тут места хватало для всех.
Откуда-то появился гуанако, лохматый зверь из Южной Америки, очень деятельный и очень бестолковый. Глаза у гуанако печальные и пристальные, будто надо ему что-то сказать по секрету, да вот беда, забыл.
Особняком держались голубые гну. Лошадь не лошадь, быки не быки, жутковатые такие звери с плоскими мордами, кривыми рогами и злющими черными глазка- ми. Их в Аскании тоже пытались одомашнить, выпаивали с рук, и они привыкали к человеку. Итог был неожиданный: привыкнув, гну переставали бояться и, случалось, нападали на людей. Тогда до поры их оставили в покое, и они строптиво хранят свою независимфсть, изредка ревут с угрозой: не суйтесь, мол, покуда целы.
Еще дальше паслись бизоны. Большое хмуро-молчаливое стадо. Эти вовсе вышли из доверия, с ними был всадник, именуемый по штатному расписанию пастухом... Скучные мы люди, право! «Пастух», «смотритель животных» — это все о тех, кто умеет загнать бизона, свалить буйвола, поймать арканом дикую лошадь Пржевальского. Да и вообще, где еще в мире пасут бизонов и антилоп? Но вот, поди ж ты, романтика ковбоев и мустангов каждому памятна с детства, а тут — «бригадир секции копытных».
Приезжал в Асканию д-р Гржимек, директор зоопарка из Франкфурта, известный исследователь Африки.
— Льва я снимал с десяти шагов, — сказал он, — это уже тривиально. Но канну снять не мог. Только с большого расстояния, только телевиком. Послушайте, антилопы это у вас или не антилопы?
Канны здесь не только ластятся к человеку. Кажется, впервые асканийцам удалось создать — я бы сам не поверил, если б не видел своими глазами, —
ДОЙНОЕ СТАДО АНТИЛОП
Говорят, в войну был такой случай. Наши артиллеристы, лишившись коней в бою, запрягли зебру. И она исправно тянула тяжелое орудие и заменила коренника и двух пристяжных. Так выяснилось, что зебры не только хороши собой, но еще и выносливы. А надо сказать, зебр в Аскании немало. Второй эксперимент окончился, впрочем, менее удачно. Приехали кинематографисты снимать эпизоды для «Доктора Айболита». И захотелось им, чтоб добрый доктор прокатился на зебре. Роль его
на этот случай вызвался сыграть Николай Васильевич Лобанов, йаучный сотрудник, большой любитель животных. Его загримировали, нарядили в белый халат, а очки у него были свои. И он сел на зебру и даже проехал не-скрлько шагов. Но оказалось, что зебры этого не любят, и Николай Васильевич полетел на землю.
Посмотришь на козерога — смирнее зверя нет. Стоит часами на деревянном помосте, заменяющем ему горы, стоит, как изваяние. Но однажды лечили козерога, и ветеринару понадобилось взять кровь на анализ. А козерог этого не знал. И вырвался, вскочил на ноги, выставил свои умопомрачительные рога. Тут и случился асканийский рекорд: ветеринар, хоть был «в тяжелом весе», вмиг перескочил трехметровый забор. А козерог улыбнулся и снова полез на свою верхотуру.
Так что характер — штука серьезная. Антилопу-гну десятки лет приручали здесь, а вот не подобрела. Зебры сколько ни живут с людьми, а все дичей дикой лошади Пржевальского. К африканским черным страусам тоже лучше не подходить... И все-таки, и все же не ошиблись ли наши пращуры, когда отбирали себе помощников в животном мире? Тот же страус: мяса от него — центнер, да полсотни яиц, да каждое яйцо на два кило. Чем плохая была бы несушка? И с зеброй стоило повозиться древним людям: три лошадиные силы — это как-никак мощность! Наконец, подбирая кандидатуру на пост буду-щей (через много тысячелетий) коровы, могли бы они подумать и об антилопах-каннах: жирность молока у них такая, что корове и не снилось.
Вот рассказ Екатерины Степановны Черноиваненко, первой здешней доярки:
— Венера родилась у нас в войну. Мать ее погибла при бомбежке. Ну, я выпаивала ее молоком зебу. Выросла совсем ручная. Шалунья. Кто ей не по нраву — сейчас на рога его. Я, конечно, скажу: «Ты что, Венер-
ка?» Повернется и пойдет. Подошел ей срок, отелилась, а канчонок пал. Жаль мне ее, решила хоть сколько отдоить. В станок когда привязывали, она очень волновалась. А я к ней с сахарком: «Ты что, Венерка?» И ничего, привыкла. За лактацию давала до семисот литров, и жирность двенадцать процентов. А у Ванды, второй ее дочки, до девятнадцати доходило. Теперь-то у нас много доярок, все больше молодые девчата.
Не следует, однако, думать, что, раздаивая канн, асканийцы вознамерились исправить историческую несправедливость. Древние в общем-то не ошиблись. И если, к примеру, сегодня нам приходится одомашнивать маралов (ради целебных пантов) или черно-бурых лис (ради манто), то это, так сказать, детали, упущенные предками. В основном же кандидатуры будущих коров, овец, свиней, лошадей отобраны ими удивительно точно. Делать из антилопы корову, а из страуса курицу никто сейчас не собирается.
Как только мы согласимся с этим, как только займем эту трезвую позицию, тотчас же возникнет вопрос, сформулированный однажды Аркадием Райкиным в такой форме:
ЗАЧЕМ СЛОН СОВЕТСКОМУ ЧЕЛОВЕКУ!
Слонов в Херсонской области, и в частности на территории Чаплинс;кого производственного управления, пока, слава богу, не разводят. Но антиантилопьи настроения там уже дают о себе знать. Сам директор института Александр Ефимович Мокеев сказал мне, что антилопы (и прочие дикие) в тягость научно-опытному хозяйству.
— Мы подсчитали: если б у нас не было зоопарка, то мы бы со ста гектаров сдавали вместо шестидесяти трех центнеров свинины семьдесят пять. А это для нас имеет большое значение.
Начинается печальный рассказ.
Асканйя-Нова известна всему миру не только своими работами по одомашниванию диких животных. Тут с давних пор создаются новые замечательные породы домашнего скота — овец, свиней, коров. Тут имеется богатейший музей, есть ботанический парк, где испытаны сотни пород деревьев и кустарников, есть искусственные пруды с редкими птицами; тут есть, наконец, большой участок заповедной степи. Последний островок целинных степей на юге страны. Тех самых, по которым скакал со своими побратимами Тарас Бульба, о которых Гоголь воскликнул: «Черт вас возьми, степи, как вы хороши!»
С них мы и начнем. Было их, нетронутых, двадцать пять тысяч гектаров. На карте страны — точка, в масштабе республики — малость, даже в Херсонской области — меньше полутора процентов пахотной земли. «Но лет десять назад Аскания-Нова из Всесоюзного научно-исследовательского института гибридизации и акклиматизации животных была преобразована в Украинский институт животноводства степных районов. Командовать здесь, определять планы, цифры поголовья и прочее взялось Чаплинское производственное управление. А для него это площадь!
Короче, распахали сперва девять тысяч гектаров. Потом еще шесть тысяч. Потом начали помаленьку пасти овец на заповедной земле, потом стали косить тысячелетние ковыли, и это было весьма удобно, потому что плана-то на эту площадь институту не давали. Сейчас «абсолютно заповедной степью» числят всего полторы тысячи гектаров. Последние... Необратимость — вот что пугает здесь более всего. Скосить было недолго, решили — сделали. Да и сена-то собрали мало, никого оно не выручило. А ведь того, что было, уже не восстановишь. Никогда. Никакими силами.
Аскания-Нова — первый зоопарк мира, куда быди завезены дикие лошади Пржевальского. Известно, что они исчезают с лица земли, оставшиеся особи во всем мире наперечет. В годы войны асканийский табун весь был уничтожен фашистами, но одного жеребца удалось потом в Германии найти; я читал его родословную. Предки Орлика были вывезены из Бийска за рубеж еще в начале века, мать его, Рома, явилась на свет в Вашингтоне, отец, Невиль, — в Уайпснеде, они встретились в Геллабруне; от этого династического брака родился Орлик. В 1948 году его вернули на родину, еще три года спустя из Монголии к нему доставили чистокровную Орлицу-1 II, и только тогда вновь стало возможно у нас разведение диких лошадей. Опять-таки если не сохранить их, то потом уж не восстановишь. Никогда. Никакими силами. После публикации этого очерка и других газетных выступлений в защиту Аскании-Нова ЦК КПУ и Совет Министров УССР приняли постановление, предписывающее:
«...Остановить с 1966 года сельскохозяйственное использование 1,0 тыс. га площади, распаханной в середине заповедной степи, с тем, чтобы провести природное обновление на них степной растительности; исключить из числа хозяйственных угодий Института «Аскания-Нова» 11 тыс. га заповедной степи с ее охранной зоной и обеспечить сохранение этих площадей как заповедного фонда природы Украинской ССР.
Контроль за состоянием и сохранением заповедной степи возложить на Академию наук УССР».
Кроме того, отпущены солидные средства на строительство помещений, оборудование лабораторий и т. д. Но, к сожалению, Аскания-Нова как была, так и осталась в подчинении Министерства сельского хозяйства УССР, и это не дает нам оснований считать, что проблема решена окончательно.
золюцию начертал один из заместителей министра: «Кшь Пржевальського не мае шякого народногосподарського значения, ось чому його розведення не визиваеться потребою».
Зачем дикая лошадь советскому человеку?
Вы можете подумать, что, отказавшись от диких, здесь с удесятеренной силой взялись за домашних. Увы, и этого я не могу сказать. В ту далекую уже пору, когда в Аскании-Нова работал замечательный наш ученый — академик Михаил Федорович Иванов, и антилопы тут были в фаворе, и создавались знаменитые отечественные породы скота. Тучные не поедали тощих, и тощие тучным не были помехой. А сейчас даже коллекционное стадо овец, собранное самолично Ивановым в Англии, Германии, Америке, по всей нашей стране, — даже оно «мешает». Академик Леонид Кондратьевич Гребень жаловался, что трудно прокормить это стадо. Все лучшие земли, все лучшие корма отданы товарному поголовью,
— Мне с моими овцами и податься некуда. Представьте, никому они вдруг стали не нужны!
А что нужно? Свинина нужна, говядина, шерсть, молоко, зерно — это все и производит нынешняя Аскания, как самый обычный совхоз. Даже племенное животноводство отошло на второй план. Гонят туши на мясокомбинат, и все тут. Отнесемся с полным уважением к труду асканийских чабанов, стригалей, свинарок, шоферов, трактористов. Они героически трудились и собрали богатейший урожай, и план кругом перевыполнили. Но они же вправе спросить: если это простой совхоз, каких у нас тысячи, так не накладно ли ему содержать десятки ученых? А если все-таки институт, каких больше и в мире нет, так почему научные исследования стали вдруг помехой?
Сидят сейчас асканийские зоологи, привычно отбивают атаки, клянчат деньги на ремонт обветшалых антилопников и страусятников, изо всех сил доказывают, что их питомцы тоже полезны, тоже нужны стране. И слышат в ответ одно:
БЛИЖЕ К ЖИЗНИ, ТОВАРИЩИ!
Да, путешествие в страну детства кончилось. Я окончательно убедился в этом, когда узнал о письме Крымского общества охотников. До них докатился слух (характерный слух!), что-де в Аскании намечен «массовый отстрел диких животных Азии и Африки». И вот заволновались товарищи охотники и просят сообщить сроки отстрела, чтобы и они могли принять участие. Тут уж мне стало, как говорится, не до смеха.
С утра я приходил в контору, садился за стол, листал протоколы, выписывал цифры, так сказать, вооружался материалом до зубов. В Аскании-Нова ежегодно бывает до 50 тысяч экскурсантов — надо это запомнить. Директор Будапештского зоопарка Ч. Ангхи сказал: «К вам мы стремимся, как турки в Мекку», — тоже может пригодиться. После войны институт передал другим нашим зоопаркам около полутора тысяч ценных животных, за которых в противном случае пришлось бы платить валютой, — солидный экономический эффект.
Все это я аккуратно заносил в свой блокнот, а научные сотрудники зоопарка подкидывали мне все новые «пользы». Молоко канн оказалось целебным, и есть данные, что оно залечивает язву желудка. Разве это не важно? Что же касается зебр...
Но тут я разозлился, и оторвался от бумаг, и сказал себе, что и впрямь пора вернуться к жизни. Ближе к жизни, товарищи! Асканийские энтузиасты, затюканные хозяйственниками, сами заговорили их языком. Им говорят, что дикая лошадь не имеет народнохозяйственного значения. А они доказывают: нет, имеет. Да разве в этом дело? Разве только в этом? А если зебру так и не удастся запрячь в бричку, убить ее за это, что ли? А если, не дай бог, молоко канны не окажется целебным, что же, и ее тоже того... отстрелять?
Последний на земле тур был убит в лесах под Варшавой в 1623 году. Зубры водились на Украине еще в середине XVI века, но затем были истреблены. В середине XIX века в районе Аскании-Нова был убит последний тарпан. Были близки к полному уничтожению дикая лошадь Пржевальского, многие виды антилоп, конец приходил лосям, бизонам — хищническое истребление живой природы сопровождало капитализм во всех уголках земного шара. Так кто же, если не мы, сохранит сегодня все, что еще существует? Мы просто обязаны вручить нашим детям, детям наших детей мир не голым, а живым, во всем его красочном многообразии.
Для чего?
Как-то приезжал в Асканию-Нова один трезвый товарищ, по профессии зобтехник. Тоже все спрашивал, для чего. Вот овца — от нее шерсть и опять же шашлык. Или корова — каждый скажет,, нужна. Или, к примеру, свинья, тут уж и говорить нечего. А эта вся «экзотика» — пустое. Там, в клетках, пусть их держат, а землю занимать — нет, барская затея, зряшная трата денег. Так он «доводил» зоологов, и они, понятно, «закипали». И вдруг прервался спор: из лесу выскочил на опушку олень. Закинув сухую свою точеную голову, расставив тонкие ноги, раздув трепетные ноздри, он уставился на спорщиков карими глазами, закатное солнце золотило неописуемые его рог. И вдруг исчез, словно и не было его.
— Хорош! — вздохнул трезвый товарищ. — М-да... Так о чем это мы?
В. ГАВРИЛОВ, зоолог
|
