Маленькие граждане

DjVu

      ПРЕДИСЛОВИЕ
      Книга «Меленькие граждане» — это результат наблюдений и раздумий автора о детях сегодняшнего дня.
      О любопытных и беспокойных детях убедительно и правдиво написал детский писатель К. И. Чуковский. Он хорошо показал детское словесное творчество. В его книге «От двух до пяти» дети удивляют читателя своим остроумием, наблюдательностью, меткими выражениями.
      В книге Н. А. Гриневой «Маленькие граждане» мы узнаем новое о наших детях. Они выступают в иной роли. Здесь они ведут себя, как юные граждане, проявляют свой «гражданский долг», свое отношение к людям, к общественным явлениям.
      О содержании и идее книги можно судить по заглавиям маленьких, коротких рассказов, которые можно назвать «миниатюрами»: «Я гражданин», «Хозяин», «Беспокойный человек», «Надин город», «Безбожник».
      В этих рассказах раскрывается общественное лицо современного ребенка, его интересы и отношение к окружающему. Несмотря на свой юный возраст, малыши напоминают взрослым о соблюдении социалистических норм поведения, об их общественных гражданских обязанностях.
      «Оставь доску! Она нужна — нам школу строят», — пытается остановить плечистого парня маленький мальчик.
      «Кто же ты такой будешь?» — спрашивает взявший доску.
      «Я гражданин Советского Союза», — отвечает малыш.
      В рассказе «Хозяин» отец настойчиво требует от сына бросить грязный камень, поднятый им на дороге.
      «Ну, зачем ты схватил этот дурацкий камень?» — сердится отец.
      «Я боялся, что автомобиль наедет на камень и перекувырнется», — ответил мальчик.
      Действующие лица этой книги — дети, озабоченные тем, чтобы люди переходили улицу в том месте, где указано, чтобы все взрослые трудились («В полдень»). Эту черту детей дошкольного возраста: желание участвовать в общественной жизни, проявить
      свое отношение к общественным явлениям, «навести порядок» там, где, по мнению детей, его нет, можно объяснить тем, что психика ребенка тесно связана с его общественным развитием, которое в свою очередь зависит от уровня материальной и духовной культуры общества. Это подтверждается марксистским положением о взаимосвязи между средой и личностью, о влиянии материальных и общественных условий жизни на сознание человека.
      Развитие познавательных способностей детей происходит в процессе организованного и целенаправленного воспитания, влияния среды и практической деятельности ребенка.
      О результатах воздействия всех этих факторов на сознание и психику ребенка хорошо рассказано в этой книге.
      Другая черта характера детей дошкольного возраста, которая также здесь раскрыта, — это эстетические чувства ребенка. Любовь детей к красивому в природе, в быту, в поступках человека составляет главную мысль многих рассказов.
      Герои маленькой новеллы «Надин город» строят свой игрушечный город. Они не просто создают дома и улицы, а делают их красивыми. В ребячьем городе есть синее озеро, где живут бе-
      лые красивые чайки, есть густой лес, где поселились плюшевые медведи. Все улицы и дома залиты солнечным светом.
      «И оттого, что город так красив и что они сами его строили, ребята хлопают в ладоши, приплясывают и восторженно кричат:
      — Наш город! Это наш город!»
      В рассказе «Беспокойный человек» Алеша сразу полюбил свою новую школу потому, что она красивая. Но Алеша не только восторгается ее внешней красотой и размерами, он делает для себя вывод: «В такой хорошей школе нужно хорошо учиться...»
      Простые, часто наивные, детские рассуждения раскрывают внутренний мир, характеры и интересы детей, показывают, что они не только восторгаются красивым, но ценят его, хотят его сберечь для того, чтобы красивое радовало и приносило пользу человеку.
      Лена не согласна с тем, что красивую бабочку надо поймать. Она говорит, что на бабочку надо смотреть, любоваться ею, наслаждаться красивым созданием природы, а не уничтожать ее. Таковы мотивы рассказов о чувстве прекрасного у детей и таково объяснение, почему детей влечет красота.
      Раскрытие автором этих черт характера детей с помощью художественных образов служит подтверждением педагогического положения о том, что дети склонны к эмоциональным переживаниям, определяющим их отношение к окружающему.
      Одна из главных задач дошкольного воспитания — привитие детям любви к труду.
      Тема трудового воспитания в книге представлена в методическом плане. В целой серии рассказов читатель найдет полезные советы: как организовать трудовую деятельность детей, как использовать труд в целях воспитания дисциплины и развития ребенка.
      В книге раскрываются также и мотивы детского труда. Такие, как желание помочь родителям.
      — Дай, дай! — настойчиво просит малыш сумку, которую держит его мать. И несмотря на то что мальчику тяжело, он ее старательно несет.
      Выступает и другой мотив — облегчить труд взрослого. «Видишь, я дворнику помогаю. Ему трудно одному», — так отвечает малыш на вопрос взрослого, чем он занят.
      Таким образом, в книге показано, что интерес ребенка к практической деятельности возникает на основе его стремления принести пользу, облегчить труд взрослого. Эта особенность трудового воспитания дошкольника, раскрытая автором, также совпадает с требованиями педагогики.
      Из сказанного можно сделать вывод, что книга Н. Гриневой будет полезной и для воспитателей детского сада, и для родителей. Она поможет им в решении сложных и важных вопросов дошкольного воспитания.
      Известно, например, что успех в воспитании дошкольника зависит от того, какие отношения создаются между ребенком и взрослым. Эта важная сторона воспитания не всегда понимается правильно. Не во всех семьях родители умело организуют свое педагогическое воздействие на детей. Одной из причин неумения родителей подойти к детям является незнание всех особенностей детского возраста, способностей ребенка проявлять интерес к окружающему, подражать взрослым, стремление детей быть рядом со взрослыми. Недооценивается родителями восприимчивая детская мысль, которая проявляется и в интересах, и в творчестве ребенка, и в умении находить главное и полезное в поступках и делах взрослых.
      Мысли и поступки детей, отраженные в рассказах, помогут родителям найти нужный контакт, чтобы осуществить педагогическое влияние, направить воспитание и развитие детей в соответствии с требованиями дошкольной педагогики.
      Этой книге можно было бы дать и другое название: «Взрослым о детях», так как в ней и рассказывается о детях то, что надо знать взрослым.
      Достоинство книги состоит еще и в том, что она не только раскрывает характеры и интересы детей и показывает пути и сред-
      ства их воспитания, но и предупреждает родителей и воспитателей от ошибок в подходе к детям.
      В рассказах «Первый синяк», «Жадный Митя», «Деликатная мама» и других читатель увидит неразумных родителей, позволяющих детям поступать так, как не следует. Родителей, которые учат своих детей не уступать места другим и «пробивать» себе дорогу смолоду, смеяться над недостатками взрослых, повторять их плохие поступки, автор осуждает и правильно предупреждает взрослых, что при таком воспитании «вырастет из сына евин...»
      Возможно, читатель не во всем согласится с автором. Отдельные ситуации, зарисовки встретят возражения, натолкнут на раздумья. Это закономерно. Но читатель найдет в книге много поучительного, что поможет ему проникнуть в духовный мир ребенка.
      Кандидат педагогических наук В. БОЛЬШАКОВ
     
      МИНИАТЮРЫ
     
      ХОЗЯЕВА
     
      Я ГРАЖДАНИН
      — Оставь доску! Она нужна — нам школу строят, — пытается остановить плечистого парня маленький мальчик. Тот продолжает волочить доску, равнодушный к своему крохотному преследователю.
      — Сейчас же неси ее обратно на стройку, откуда взял, — не унимается малыш.
      Парень недовольно останавливается, оглядывается по сторонам. Поблизости никого нет...
      Прочь. А то как двину, — грозит он.
      — Попробуй, тронь! Не посмеешь меня тронуть! — кричит мальчик.
      — Это почему же не посмею? — хохочет парень. — Кто же ты такой будешь?
      Мальчик теряется. В самом деле, кто он такой, чтобы один на один на пустынной улочке вступать в сражение с этим парнем. Мальчик пыхтит, не находит слов и вдруг неожиданно произносит:
      — Я гражданин Советского Союза.
      Взрослый парень хотел рассмеяться. Но что раньше казалось ему пустяком, — взял, идя мимо стройки, доску- — начинает представляться чем-то серьезным. Он с досадой бросает доску и уходит, стараясь неторопливой походкой замаскировать поражение. А мальчик с трудом приподнимает конец доски и волочит ее к своей школе.
     
      ХОЗЯИН
      Накрапывает дождь.
      Папа торопится домой и, взяв Гришу за руку, быстро переходит улицу. Папа поглядывает на зеленый огонек светофора и торопит сына. Но Гриша вдруг вырывает руку и, напрягаясь изо всех сил, поднимает довольно большой камень. Он прижимает его к груди, и по светлому пальто ползут струйки грязи.
      — Брось! Сейчас же брось, нехороший мальчик! — приказывает отец и отнимает у Гриши булыжник.
      На тротуаре папа вынимает чистый платок, вытирает руки, старается стереть пятна с пальто сына.
      — Ну, зачем ты схватил этот дурацкий камень? — сердится отец.
      — Я боялся, что автомобиль наедет на камень и перекувырнется.
      Папа перестает сердиться. Он улыбается. И оба, как два товарища, торопятся домой.
      Полный мужчина, закутанный шарфом до носа, сердито тянет за руку маленького мальчика:
      — Здесь перейдем улицу. Ну чего ты упираешься?
      — Тут нет перехода. Нельзя здесь переходить. Нельзя! — возражает мальчик. — Смотри, машина буксует, вон куда ее занесло.
      — Не упрямься! Ты же замерз. Смотри — вот и дядя идет. Пошли за ним!
      И отец решительно тянет сынишку.
      Мальчик, упираясь, кричит:
      — Дядя, здесь нельзя переходить!
      Мужчина недовольно оборачивается, но продолжает идти вперед. В ту же секунду на него чуть не налетает машина, и он бежит обратно.
      — Ваш парнишка прав, — говорит он немного смущенно. — Мы поступаем, конечно, безобразно. Переход совсем близко. Пошли!
     
      БЕСПОКОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК
      Алеша волновался. Ему казалось, что новую школу, в которой он должен учиться, строят очень медленно.
      А вдруг не успеют к началу занятий? Где же он будет учиться?
      — До чего беспокойный ребенок, — удивлялась мать.
      А папа добавил:
      — Ты еще маленький. Нечего вмешиваться в дела взрослых. Построят школу и без тебя.
      — А если не успеют, — не унимался Алеша. Он бегал к своей будущей школе, перезнакомился с рабочими и, возвращаясь, всякий раз грустно сообщал:
      — Крыши нет. Полов даже нет. Не успеют.
      А тут мама, совсем не вовремя, получила отпуск и, забрав Алешу, уехала к бабушке в деревню. В деревне, конечно, было интересно и весело, но мысли о школе не оставляли Алешу.
      — Как там без него строят?
      Промелькнул месяц, и они вернулись домой.
      — Выстроили? — сразу же, только расцеловавшись с папой, спросил Алеша.
      — Выстроили, выстроили, утром можешь посмотреть, — ответил отец.
      Всю ночь Алеше снилась школа.
      Проснувшись, он наскоро оделся и побежал к ней. Школа была светло-серая, отделанная красным кирпичом. Она была большая и красивая. И так хорошо выделялась на фоне зеленых деревьев.
      И на ней были часы. Часы уже шли.
      Алеша облегченно вздохнул, еще полюбовался школой и пошел домой. Папа, собираясь на завод, завтракал.
      — Ну как? Понравилась? — спросил он.
      — Очень,- — ответил Алеша, но в голосе его была озабоченность.
      — Ну что тебя опять тревожит? — спросила мама.
      — В такой хорошей школе нужно очень хорошо учиться, — сказал Алеша. — А вдруг я не смогу?
      — Сможешь, беспокойный человек, — сказала мама — Только старайся.
      Бульвар безлюден. Знойные полуденные лучи всех разогнали.
      Возле памятника Г оголю стоит модно одетый молодой человек. Он курит папиросу за папиросой, нетерпеливо поглядывая на часы и всматриваясь вдаль, где бульвар теряется за поворотом.
      Внимательно наблюдавший за ним пятилетний Вася вдруг спрашивает:
      — Дядя, как тебя зовут?
      Молодой человек не считает нужным ответить. Мальчик повторяет:
      — Как тебя зовут?
      Молодой человек продолжает молчать.
      — Дядя, вы тунеядец? — громко обращается к нему Вася.
      — Что? Почему тунеядец? — растерянно отзывается юноша. Теперь он с любопытством рассматривает маленького человека в коротких штанишках и красных сандалиях.
      — Почему ты решил, что я тунеядец?
      — Все сейчас работают, — убежденно объясняет Вася. — А ты стоишь и стоишь. Куришь и куришь.
     
      НЛДИН ГОРОД
      Надя по призванию градостроитеяьница.
      Всегда она возится с камнями, деревяшками, кирпичами, тачками с песком.
      Маленький зодчий Надя возводит города.
      — Скоро будет готов город? — нетерпеливо спрашивают ребята.
      — Помогайте больше, тогда скоро, — задорно отвечает девочка.
      И белый капроновый бант подпрыгивает на ее головке.
      Ребята бросаются помогать.
      — Сейчас — испытание моста, — кричит строительни-ца. — Сережа, твоя машина — первая.
      ...Доверху нагруженная маленькая красная пятитонка медленно, осторожно въезжает на мост.
      Все напряженно следят за ней.
      — Чего же у тебя стала машина? — вдруг разрывает тишину гневный голос Нади. — Смотри, у нее задние колеса не крутятся. Совсем не крутятся! Ну же, крутни задние колеса, — властно приказывает девочка. — Крутни!
      Сережа резко крутанул, в ту же секунду посыпались камешки, поехали палочки креплений, и мост стал оседать.
      Мост падает...
      — Не выдержали крепления, — с отчаянием объявила Надя. И совсем тихо: — Машина упала в воду.
      Все растеряны, но строительница быстро овладевает положением.
      — За работу! — кричит она. — Таня, Нина, Вовка, несите камни. Побольше соберите. А ты, Саша, бери лопату, утрамбовывай шоссе. Я проверю крепления. Расширю мост на восемь сантиметров.
      Работа кипит.
      — Испытание продолжается. Разрешаю проезд, — уверенно объявляет Надя. — Приготовиться водителю ЗИЛ-138.
      Машина въезжает на мост. Дети впиваются в нее глазами. На этот раз все проходит отлично.
      — Видите, видите — это же настоящий мост, — радостно твердит Надя. И вдруг торжественно объявляет:
      — Открываю наш город!
      ...Дети внимательно вглядываются в дорожки, насыпи, ямки с водой, выстроенные из кубиков домики, украшенные цветными бумажками от конфет. Но... города они не видят.
      Они смущены и переглядываются, подталкивая друг друга.
      А Надя ничего этого не замечает и тихонько, восхищенно, словно зачарованный гид, объясняет:
      — Видите, на всех улицах белый асфальт. Смотрите, как он светится! Здесь вот ясли. А это детский сад. Тут школа. Здесь... Катя! Ты же ступила в бассейн. Неужели не видишь? Бассейн розовый. Смотрите — все плитки розовые. А вон там туннель. Идемте! Внизу машины, а наверху идут люди. Крепления замечательные. Можете идти спокойно.
      — Это наше озеро! Как раз посреди города,™ счастливо улыбаясь, объявляет девочка, когда они минуют туннель. — Здесь можно купаться. Можно полежать на солнышке. Давайте загорать!
      Ребята смотрят на яму с водой, обложенную камнями, и им начинает казаться, так же, как Наде, что в ней переливается, блестит на солнце глубокая синяя вода.
      — А вон там лес, — показывает строительница. — В нашем городе есть и лес.
      Ребята бегут к воткнутым в землю зеленым веткамг
      — Медвежонок, я нашла медвежонка, — кричит рыженькая Нона, прижимая к себе плюшевого мишку.
      Толстый Вовка радостно объявляет:
      — В нашем лесу живут настоящие медвежата.
      — Ой, смотрите, в наш город прилетела чайка. Смотрите, чайка! Села на озеро! — высокий, тонкий голосок пятилетней Лидочки дрожит от волнения. — Прямо на воду!
      Дети оборачиваются. На синей воде, блестя на солнце, отдыхает, распростерши крылья, большая белая чайка. Это, конечно, не чайка, а Надин капроновый бант, упавший в воду. Но дети видят чайку, густой лес, живого медвежонка, синее озеро, чудесный, залитый солнцем мирный город. Его улицы светятся, а голубые, желтые, оранжевые — каждый на свое лицо — домики весело взбираются на горку.
      И оттого, что город так красив и что они сами его строили, ребята хлопают в ладоши, приплясывают и восторженно кричат:
      — Наш город! Это наш город!
      Маленькие хозяева — будущие созидатели подлинных прекрасных городов — сейчас не могут налюбоваться своим игрушечным творением.
     
      ДРУЖБА
     
      «МОИ ДРУГ АХМЕТ»
      Мама приехала навестить Алешу на даче, куда выехал на лето детский сад. Сын показался ей повзрослевшим и самостоятельным. Радостно возбужденный, он крепко обнял ее, расцеловал и вдруг куда-то убежал.
      Вернулся он, ведя за руку тоненького смуглого мальчика, и гордо представил его:
      — Мой друг Ахмет.
      Ахмет застенчиво улыбнулся маме. Но поговорить с ним ей не пришлось, — в эту минуту приехала его бабушка и позвала внука.
      — Какой славный твой Ахмет, — сказала мама. — Я рада, что у тебя появился друг. Очень хорошо иметь друга.
      Потом мать расспрашивала Алешу о его жизни, не ссорится ли с товарищами, довольна ли им воспитательница, не слишком ли подолгу купается и еще о многом другом. Но вдруг она замолчала, глядя куда-то в сторону.
      — Смотри, что случилось с Ахметом. Скорей беги, помоги ему!
      Ахмету, действительно, нужна была помощь. Он хотел угостить ребят яблоками, которые привезла его бабушка. Но не донес их. Обронил два яблока, наклонился поднять и рассыпал остальные. Теперь они катились по траве в разные стороны. Ахмет растерялся, не зная, как ему быть.
      — Беги же помочь своему другу собрать яблоки, — повторила мать.
      Но Алеша и не подумал двинуться с места.
      — Не пойду, хочу с тобой, — заявил он.
      И тогда мать строго сказала:
      — Зачем же ты сказал мне неправду?
      — Какую неправду? — удивился Алеша.
      — Ты сказал, что Ахмет — твой друг. А другу все- гда надо помогать. Помогать надо всем, кому можешь, но другу особенно. Оказывается, ты даже не понимаешь, что это за слово — друг.
      Мама пошла к Ахмету, но Алеша перегнал ее. Вдвоем мальчики быстро собрали раскатившиеся яблоки. Довольный Алеша подбежал к маме и сказал:
      — Я всегда буду помогать Ахмету. Он мой друг.
     
      НАРАВНЕ
      — Бессовестная ты? Лидка! — донесся до меня негодующий голосок одной из девочек. Она была худенькая, гибкая, и ее широкое пестрое платьице беспрерывно мелькало среди зелени.
      — Мы строим для всех дом, — продолжала девочка, высыпая из красного ведерка собранные камни. — Зачем тебе целых сто метров? Чтобы другие, значит, жили в маленьких комнатенках? Нет! Всем нужно наравне.
      — Ну, конечно, нужно наравне! — заволновались дети. — А не хочешь так, тогда не строй с нами.
      Бессовестную Лидку исключили из игры. Она встала в сторонке, обиженно выпятив губы, и теперь с за-
      вистью смотрела, с каким воодушевлением все продолжали строить дом. Потом губки сжались, в глазах появились слезы, она подошла ближе к ребятам, и я почувствовала, что ей тоже страстно хочется строить, что она согласна строить наравне, но только еще не хватает мужества признаться в этом.
      — А ты иди, иди к ребятам, — шепнула я девочке. — Не надо ничего говорить. Собирай камни, как они. Все и увидят, что ты тоже хорошая девочка и ничего лишнего тебе не надо.
      Лида озадаченно потопталась на месте, потом схватила свое ведерко и решительно побежала к детям.
      Больше разногласий у них не было. Ребята дружно строили дом для всех.
     
      САЛЮТ
      — Сегодня будет салют! — объявил, появляясь во дворе, маленький Рахмат. Черные продолговатые глазки его сияли.
      Дети обрадовались.
      — Будет салют! Будет салют! — сообщали они сидящим на скамейке взрослым.
      — И когда мы первый раз пойдем в школу, тоже будет салют! — закричал Рахмат.
      Десятилетний Вася оторвался от книжки и снисходительно объяснил малышам:
      — Сегодня день воздушного флота, сегодня, правда, будет салют. А когда вы пойдете в школу, никакого салюта не будет. Подумаешь, событие!
      Но Рахмат покраснел и изо всей силы закричал:
      — Будет, будет! И в Москве, и в Ташкенте — везде будет салют, когда дети пойдут первый раз в школу.
      Синеглазая Таня обняла взволнованного мальчика:
      — Верно, Рахматушка, будет. Как же в такой день и без салюта?
      И все дети закричали:
      — Будет, обязательно будет салют! Будет!
      Только Вася проворчал:
      — Салют заслужить надо.
      Это были настоящие «морские волки», хотя и плавали они всю жизнь по реке на одном и том же маленьком буксире «Сокол».
     
      «МОРСКИЕ ВОЛКИ»
      Капитан — пятилетний сынишка боцмана Левчик и сын механика — матрос Вовка, коренастый, серьезный малыш с очками на коротеньком носу, целые дни проводили на палубе.
      — Швартуемся правым бортом, — звенел решительный голосок Левчика.
      — Есть правым бортом! — басом отвечал медлительный Вовка.
      — Отдать концы, — приказывал Левчик.
      — Есть отдать концы! — как эхо вторил Вовка.
      ...«Сокол» медленно подошел к маленькому причалу. Ребята с завистью смотрели на сбегавших по сходням матросов: им тоже хотелось на берег — потопать босыми ногами по горячему песку. Но это было строжайше запрещено родителями, и дети продолжали играть на узенькой палубе.
      — Начинать погрузку, — приказал Левчик.
      I Капитан и матрос мгновенно превратились в грузчи-
      I ков; отчаянно согнувшись под тяжестью воображаемых тюков, перегоняя друг друга, побежали на нос буксира. Левчик споткнулся и упал в воду.
      — Человек за бортом! — басом заревел Вовка и в ту же секунду кинулся в реку спасать друга.
      Все произошло мгновенно. Увидевший это матрос бросился за ребятами.
      Уже через несколько минут бледная, перепуганная мать, крепко прижимая к груди ревущего Левчика, унесла его в каюту. А механик, вытирая сынишку полотенцем, спрашивал:
      — Вовка, зачем ты, дурачок, бросился в воду? Ты же не умеешь плавать. О чем ты думал?
      Растерянно щурясь близорукими серыми глазами,
      с которых в воде свалились очки, Вовка просто ответил:
      — Я совсем не думал.
     
      ПРЕКРАСНЫЙ КОРАБЛЬ
      Сидя на пеньке в лесу, я поглядывала на играющих невдалеке мальчиков. Они громко кричали, нелепо размахивая руками, шатались, грубо толкали друг друУа и поминутно валились на землю.
      — Что за отвратительная игра?
      Вдруг самый маленький громко заплакал.
      Я быстро подошла.
      — Отчего ты плачешь? Тебя обидели?
      Не обращая на меня внимания, малыш, плача, твердил:
      — Не интересно! Не интересно! Не хочу больше играть в пьяных. — И умоляюще стал просить: — Давайте корабль строить, хочу строить корабль.
      Мальчики перестали играть в пьяных и переглядывались между собой. Один из них уверенно сказал:
      — Верно, неинтересно в пьяных. Я тоже хочу строить корабль. Давайте строить!
      И всем сразу захотелось строить корабль.
      Я отошла и принялась за книгу. Теперь до меня долетали дружные, бодрые голоса. Когда я вновь посмотрела на мальчиков, то увидела растущую на глазах про-
      долговатую горку всяких сучков, веток, шишек, из которых они радостно и увлеченно строили свой прекрасный корабль.
      Разрумянившийся, восхищенный, что и его камешки и шишки тоже идут в дело, малыш нашел где-то под деревьями красный лоскуток. Он взмахивал им и ликующе кричал:
      — Смотрите! Я нашел! Нашел! Смотрите!
      Мальчики обернулись.
      — Что это? — спросил один из них.
      — Это же флаг. Флаг корабля. Наш флаг! — с восторгом ответил малыш.
      Кто-то схватил лоскуток и ловко нацепил его на прутик. Загоревшийся на солнце красный флажок весело затрепетал.
      Корабль готовился к отплытию...
     
      ПЕРВООТКРЫВАТЕЛИ
     
      НОВОЕ ЧУВСТВО
      В автобусе к освободившемуся у окна месту торопливо пробирается сгорбленная старушка. Но молодая бойкая женщина быстро и уверенно сажает на него свою девочку.
      Все возмущены.
      — У девочки ножки молодые, ничего бы с ней не случилось, если бы и постояла, — говорит кто-то.
      Но женщина, уже успевшая и себе найти место, сидит с каменным лицом. Девочка смущенно смотрит в окно.
      — Да что вы, разве такие будут стоять. Они же только о себе думают. Никогда никого не пожалеют, — говорит седой мужчина, уступая старушке место.
      Автобус останавливается, и с передней площадки входит старик с палкой.
      Девочка вскакивает.
      — Дедушка, дедушка, — со слезами в голосе просит она, — садитесь сюда, сюда, к окошку.
      Старик садится.
      — Спасибо тебе, черноглазая, — ласково говорит он, — какая ты славная девочка.
      Девочка очень довольна. Она прижимается к матери и шепчет:
      — Теперь всегда буду уступать место. Я и не знала, как это приятно.
      В маленьком переулке собралось несколько человек. Они внимательно наблюдают за крошечным мальчиком, старающимся подняться с мостовой на тротуар.
      Ему не больше года. Ножки не очень слушаются его, подгибаются. Но желание взобраться на этот маленький выступ огромно и отвага — тоже.
      Вот поднялась ножка в красном
      чулочке. Оперлась на край тротуара. Напряглась... Но поднять вторую ребенок еще не решается. Несколько мгновений он так и стоит — одна ножка на тротуаре, другая на мостовой.
      Потом он спускает и ту ножку.
      Словно набираясь сил, мальчик стоит на мостовой, упрямо глядя перед собой.
      — Мал он, ножки плохо держат, не взобраться ему, — сочувственно говорит аккуратная старушка в чесучовом костюме. — Помочь надо.
      Но мальчик опять ставит ножку на тротуар, с усилием заносит вторую... Она беспомощно повисает в воздухе, потом на секунду касается кромки тротуара, но соскальзывает. И ребенок вновь на мостовой. Не удалось!
      Мать не протягивает ему руки, не подбадривает. — Пусть сам, — говорит она старушке.
      В третий раз ножка оказывается на тротуаре. Другая поднимается в воздух... Ребенок напрягается изо всех сил.
      — Да ну же, ну же, взяли, — кричит девочка в очках, напряженно следившая за мальчиком.
      И вот на тротуаре уже обе ножки. Первая высота взята!
      Победитель смотрит на окруживших его взрослых и улыбается им.
      — Альпинист, — шутит старик, судя по выправке, бывший военный, и ласково гладит малыша по голове: — Трудно ведь начало. А теперь пойдет. Всегда штурмуй высоты, сынок!
     
      ЮНЫЙ МАТЕМАТИК
      — Папа, вот идет четвертый трамвай! — радостно сообщает Коля.
      Папа смотрит на трамвай и удивленно говорит:
      — Почему четвертый! Это же тридцать первый трамвай.
      Коля тоже удивлен:
      — Ты же сам сказал, что три и один будет четыре.
      новому скатывался с деревянной горки.
      Подошли молодая женщина и девочка. Женщина
      посадила девочку на коврик и хотела ее подтолкнуть, Но та умоляюще прошептала:
      — Не надо. Боюсь.
      Женщина не стала уговаривать. Они спустились с лестницы и пошли к выходу.
      Вскоре обе вернулись и вновь поднялись на горку. Опять все повторилось: девочка села на коврик, но в последнюю секунду испугалась.
      Мать ее не уговаривала.
      Так происходило несколько раз. Они уходили и возвращались. Девочка никак не решалась съехать.
      Мальчик наблюдал все это и, наконец, не выдержав, громко расхохотался.
      Тогда женщина ему заметила:
      — Нехорошо смеяться над маленькой. Ты часто катаешься, а она в первый раз.
      Мать и дочь снова пошли по аллее.
      — А папа боялся? — спросила девочка.
      — По-моему, да. Но он прыгал. С двух тысяч метров с парашютом.
      — Я тоже хочу кататься, как этот мальчик. А все-таки боюсь.
      — Хочешь, попробуй еще раз! Я уверена, сейчас ты сможешь.
      ...Девочка села на коврик. Мать приготовилась ее подтолкнуть.
      Теперь мальчишка стал серьезным и не сводил глаз с девочки. Ему показалось, что прошло много времени.
      Вдруг он заметил, что девочка чуть наклонила голову. В ту же секунду любящие руки осторожно подтолкнули ребенка. Девочка легко съехала с горки.
      Мать побежала вниз, и они обе, счастливые, гордые своей победой, пошли к выходу.
      Мальчик думал, что они возвратятся, и немного подождал. Но, видя, что их нет. опять стал скатываться с горки, придумывая каждый раз, как бы это сделать по-другому.
     
      НЕ ОБЕЗЬЯНКА
      Ваня, гуляя с бабушкой в садике, увидел на посыпанной желтым песком дорожке окурок. Он схватил его и побежал к урне.
      Бабушка рассердилась^
      — Зачем ты всякую дрянь хватаешь. Не смей больше этого делать,
      — А дедушка всегда так делает.
      Увидит окурок и бросит в урну.
      — Ах ты, маленькая обезьянка, — смеется бабушка.
      Ваня обижается:
      — Совсем не обезьянка. Дедушка перед едой моет руки, и я мою. Дедушка не оставляет ничего на тарелке, и я не оставляю. Дедушка никогда не говорит неправду, и я не говорю. Так что ж, по-твоему, из-за этого я обезьянка?
      А дедушка сказал, что я... я...
      Ваня изо всех сил старается вспомнить, как сказал дедушка. От усилий он краснеет, надувает щеки и наконец важно объявляет:
      — Что я культурный человек!
      Весь день Алеша с ребятами носился по двору. Но к вечеру присмирел, стал грустным. Сколько я ни спрашивала, что с ним, он отмалчивался или коротко отвечал:
      — Ничего я не грустный. Просто устал.
      Но потом сказал:
      — У меня болит голова.
      И тут я сразу догадалась. У него болел зуб, на который он уже жаловался. А сейчас он не хотел признаться, потому что боялся, как бы не пришлось зуб удалять.
      Утром я повела его в зубную амбулаторию напротив нашего дома.
      Оказалось, зуб действительно надо вырвать.
      Алеша побледнел.
      — Почему ты так боишься? — спросила я. — Это совершенный пустяк. Заморозят и все — ты ничего и не почувствуешь. Ну, идем, идем — наша очередь.
      В кабинете хирурга Алеша, совсем убитый, сел в кресло, а я стала просить врача сделать так, чтобы ему не было больно...
      — Сейчас посмотрим, что у него за зуб, — улыбнулась женщина в белом халате и ласково обернулась к Алеше. Но кресло было пусто. Алеша позорно сбежал.
      Мне стало жаль его, но я рассердилась. Я не хотела, чтобы Алеша рос трусом.
      — Мне стыдно за тебя, — сказала я сыну, вернувшись домой. — Больше я с тобой не пойду. Теперь пойдешь один. И попросишь прощения у врача.
      Я занялась своими делами, но думала о сыне. Может, надо сейчас ласково уговорить его, взять за руку и опять повести?
      Но я продолжала сидеть за столом с безразличным холодным лицом. Краешком же глаза наблюдала за Алешей.
      Он забился между подушками дивана, как нахохлившийся птенец, и, сдвинув брови, о чем-то напряженно думал.
      Вдруг он встал и вышел из комнаты. Я подошла к окну. И увидела, как Алеша подошел к подъезду поликлиники и остановился.
      — Входи смелей, — произнесла я, как будто он мог меня услышать.
      И он нерешительно вошел.
      Я хотела дождаться его дома. Но он не возвращался так долго, что я пошла за ним. В зале ожидания я увидела Алешу. Он стоял рядом с девочкой, которая плакала, прижавшись к бабушке.
      — Это совершенный пустяк, — уговаривал ее Алеша. — Мне только что вырвали, а я ничего не почувствовал. Честное пионерское, почти не больно.
      Он властно взял ее за руку и повел к двери кабинета.
      — Эта девочка пропустила очередь, — сказал он сестре, когда та вышла из хирургической. — Вы понимаете, она боялась. Но я ей сказал, что это не больно.
      Девочка робко вошла в кабинет. Алеша остался ждать. А я поскорее вышла, чтобы он меня не заметил.
     
      ПОМОЩНИКИ
     
      ПОМОЩНИК
      — Дай, дай! — громко просит малыш и протягивает свободную ручонку к авоське, которую держит мать.
      Она молча продолжает идти, ведя мальчика за руку. Но он не успокаивается.
      — Дай, дай, — уже требует он.
      Тогда женщина отдает ему авоську, в которой лежит покупка, завернутая в газету.
      Малыш доволен, крепко держит авоську и волочит ее по земле.
      — Запылит он ваш пакет, — говорю я женщине.
      — А он сейчас приподнимет его, вот так, — весело отвечает она и с гордостью смотрит на маленького, старательного человечка. — Главное, что помощник у меня растет. Пусть приучается.
      У киоска с квасом выстроилась очередь. Папа посадил Костю на скамейку и тоже встал за квасом. Но через минуту мальчик бросился к стоящим в очереди и закричал:
      — Упало, упало! Где-то здесь... Я видел.
      Стоя на коленках, Костя шарил по земле руками, хватая людей за ноги. Испуганно вскрикнула девушка. Стоящий за ней мужчина, оторвавшись на секунду от газеты, сердито сказал Косте:
      — Ну чего ты мешаешься? — -И строго спросил: — Чей это ребенок? Уберите его.
      — Костя, сейчас же иди сюда, — закричал папа. Но мальчик продолжал искать. — Вот он! — ликуя закричал Костя, показывая всем в вытянутой вверх маленькой руке железнодорожный билет.
      — Чему радуешься? — насмешливо спросил парень в полосатой тенниске. — Наверно, использованный. Брось.
      Но Костя, схватив за рукав сердитого мужчину, вновь углубившегося в газету, повторял:
      — Я видел, видел, как он рядом с вами упал. Вот он! Я нашел его!
      Мужчина рассердился:
      — Что ты пристал ко мне? Уберите этого ребенка, цепляется ко мне.
      Он недовольно снял очки, положил их в верхний карман пиджака, что-то поискал в нем, потом стал хвататься за другие карманы и вдруг тихо, растерянно сказал;
      — Билета нет. До Ташкента. Что же теперь делать?
      — Дядя, вот же он, билет-то! Возьмите его, — закричал Костя.
      Мужчина схватил билет:
      — Мой! Спасибо тебе. А мне и невдомек, чего ты тут разволновался.
      Он погладил Костю по голове и ласково сказал:
      — Я тебя прогонял, а ты, оказывается, для меня же старался. Молодец!
     
      КАК МУЖЧИНА С МУЖЧИНОЙ
      Бабушка, красная, со сбившимся на бок платком, тащила изо всех сил Илюшу за руку, приговаривая:
      — Ну, неужели не стыдно? На тебя все смотрят! Не упрямься, пойдем. Ведь ты хороший мальчик!
      Но Илюша, тоже пунцово-красный, уцепился рукой за водосточную трубу и изо всех сил бил ногой по свисавшим из нее ледяным сосулькам.
      — Какой непослушный мальчик! — сказала проходившая мимо женщина, которая вела маленькую девочку в меховой шубке.
      — Только вчера ему купили боги-ночки, а он вон что делает! — пожаловалась бабушка. — Прямо не напасешься.
      — Ты что же безобразничаешь? — строго сказала Илюше женщина. —
      Портишь такие красивые, новые ботиночки. Сейчас же перестань!
      Тогда Илюша удвоил пыл и стал еще сильнее колотить по льдинкам то одной, то другой ногой.
      Девочка посмотрела на него и тоже сказала:
      — Ой, какой непослушный! Я такого даже не видела.
      — Какого такого! — обиженно пробормотал Илюша. — Что ты знаешь!! Видишь, я дворнику помогаю. Ему трудно одному столько льда расколоть.
      И он еще сильнее принялся колотить ногами. Кусочки льда так и летели в разные стороны.
      Тут бабушка, женщина, девочка и дворник, который подошел к ним, дружно рассмеялись.
      — Ну, спасибо, сынок! Видишь, сколько наколол! Спасибо! — побла-
      годарил дворник. — Теперь уж я один справлюсь. Иди спокойно с бабушкой. Но только другой раз обязательно захвати с собой лопатку. Лопаткой же лучше колоть, чем ботиночком.
      Это был разговор мужчины с мужчиной, и Илюша послушался. Он сам подал бабушке руку и пошел вперед с радостным ощущением хорошо поработавшего человека.
     
      ЮРА МЕТЕТ
      Трехлетний Юра с интересом наблюдал, как мама подметает кухню. Вдруг он подбежал к ней, улыбаясь взял из ее рук веник и начал старательно водить им по полу.
      — А ты, сынок, угадал: сегодня я очень устала. Спасибо тебе, — тоже улыбаясь, говорит мать.
      — Юра помогает маме. Молодчина, всегда так поступай, — похвалил его и дедушка. — Только раз взялся — мети хорошенько. Смотри: оставил кусочек яичной скорлупы.
      Мальчик хватает скорлупу и аккуратно кладет ее на совок.
      — Ты уже помогаешь убирать? — ласково спрашивает, входя в кухню, соседка. — Это хорошо. Сейчас я буду подметать комнату. Поможешь мне?
      Юра думает, потом важно кивает головой и довольный бежит к соседке.
      Теперь все в квартире, если Юра их попросит, немедленно уступают ему совок и веник, хотя от его помощи, конечно, толку еще мало.
      — Юра метет, — оправдывается перед матерью
      школьница Аня, когда та торопит ее с уборкой. И даже студентка Нина, которая всегда куда-то опаздывает, терпеливо ждет, если Юра берет у нее веник.
      Соседи с уважением относятся к желанию малыша помочь им, к его первым трудовым усилиям.
     
      ОНИ ПРАВДИВЫ
     
      ТАРАС ШЕВЧЕНКО
      Когда я увидела его, он сразу мне понравился — плотненький, румяный, со светлым чубиком и ясными карими глазенками. На нем цветастые шаровары. Маленькая загорелая фигурка с покатыми плечиками полна достоинства.
      Он мне охотно сообщил, что зовут его Тарас.
      — Хорошее имя, — похвалила я. И, как умела проще, рассказала ему о Тарасе Шевченко.
      Он слушал внимательно, потом кивнул головой и вдруг заявил:
      — Я Тарас Шевченко.
      Я засмеялась:
      — Какой ты Тарас Шевченко. Ты пока еще просто мальчик.
      Он приподнял бровь и опять решительно произнес: — Я Тарас Шевченко.
      И повторил это несколько раз,
      — Ты, оказывается, упрямый. Не смей больше говорить, что ты Тарас Шевченко.
      Мальчик залился краской и уже настойчиво утверждал: — Я Тарас Шевченко.
      На другой день, увидев меня во дворе, он тотчас засеменил ко мне на своих толстеньких ножках. Поздоровавшись, он, как мне показалось, издевательски, отрекомендовался: — Я Тарас Шевченко.
      — Уйди от меня. Я не люблю разговаривать с упрямыми мальчишками.
      С загоревшимися глазами он кричал:
      — Я Тарас Шевченко! Я Тарас Шевченко!
      — Не сердитесь на внучка, — сказала, подходя к нам, старушка. — Он говорит правду. Зовут его Тарас, а фамилия наша Шевченко.
      Она улыбнулась мне и, ласково погладив мальчика, добавила:
      — Тарас очень тяжело переживает, если ему не верят.
      Теперь покраснела я.
      Когда мама и папа вернулись из театра с репетиции и вся семья села обедать, маленький Дима сообщил:
      — К няне сегодня приехал племянник актер.
      Его сестренка Любочка засмеялась:
      — Ничего ты не понимаешь. Это наш папа актер, мама актер, и бабушка была актер. А племянник няни — шахтер.
      — Нет, актер, — настойчиво повторил Дима.
      Ребята побежали к племяннику.
      — Ты шахтер? — уверенно спросила его Любочка.
      — Шахтер, — ответил племянник.
      Тогда Дима робко спросил:
      — Ты актер?
      — Актер, — ответил племянник.
      Дети побежали обратно в столовую.
      — Он шахтер, шахтер, — торжествовала Любочка.
      — Неправда, — пищал Дима. — Я спросил его, он сказал — актер.
      — Что за чепуха, — удивилась бабушка. — Кто-то из вас говорит неправду.
      — Шахтер, шахтер, — кричала Любочка. — Правда, шахтер. Честное пионерское!
      — Нет, актер, актер, — чуть не плача, вопил раскрасневшийся Дима.
      Тогда бабушка встала и сама пошла к няне.
      Вернулась она очень довольная и радостно сообщила:
      — Племянник няни шахтер, ты права, Любочка. Но он играет в народном театре. Значит, он и актер, как утверждает Дима. Вы оба сказали правду. Поэтому сейчас же перестаньте ссориться.
      С тех пор, чтобы не было споров, племянника няни дети называют шахтер-актер.
     
      ПИОНЕРСКОЕ
      Четырехлетний Сева заболел гриппом. Он наотрез отказался принимать лекарство, как ни упрашивала мать. Пришлось вызвать бабушку.
      Худенькая старушка вошла в комнату и сокрушенно спросила:
      — Заболел мой маленький Севочка? Ну, ничего, пройдет. Надо только принимать лекарство. Ты какое принимаешь?
      — Я не принимаю.
      — Как так не принимаешь? Я вижу, на столе такое хорошее лекарство. Нужно выпить его.
      Бабушка налила воду в рюмку, накапала в нее лекарство и протянула внуку. Он приподнялся на кровати и спросил:
      — Очень горькое?
      — Что ты, Севочка, совсем не горькое. Попробуй. Мальчик долго смотрел бабушке в глаза, потом
      серьезно и строго спросил:
      — Пионерское?
      — Пионерское! — не поколебавшись, ответила старушка.
      Тогда Сева быстро проглотил лекарство.
      — Я знал, что ты не обманешь! Знал! Совсем не горькое. А вот мама, когда я прошлый раз болел, дала мне лекарство и сказала, что не будет горько. Я спросил, пионерское? Она сказала пионерское. А лекарство было горькое. Бабушка, зачем же она сказала «пионерское»?
      Светлые глаза наполнились слезами.
      В соседней комнате бабушка корила дочь:
      — Сколько раз я тебе говорила, не обманывай его. Ведь это — человек. Уважать его надо. А ты еще сказала «пионерское». Эх, ты!
     
      ПРИНЦИПИАЛЬНЫЙ МАЛЬЧИК
      Отец, придя за сыном в парикмахерскую и увидя, что тот все еще ждет своей очереди, нарочно говорит громко:
      — Я же тебе объяснил, что дошкольники стригутся вне очереди.
      — Но я уже месяц хожу в школу, — шепчет отцу Боря. — Неужели ты забыл!
      — Глупый! На носу у тебя что ли это написано, — тоже тихо отвечает отец и тут же обращается к собирающемуся идти в зал мужчине:
      — Сейчас пойдет этот мальчик.
      Но Боря упирается. — Не пойду не в очередь! — почти кричит он.
      Мужчина смеется:
      — Да уж иди, иди. Твой папа, наверно, очень спешит, а я сегодня могу и подождать.
      — Сюда, сюда! — весело кричит Боре парикмахер. — Надо хорошенько подстричь такого принципиального мальчика. Оставайся, малыш, всегда таким.
     
      «ВЫРАСТЕТ ИЗ СЫНА СВИН, ЕСЛИ СЫН — СВИНЕНОК...»
     
      ПЕРВЫЙ СИНЯК
      В поезде тесно, душно. Напротив меня сидит молодая женщина с маленьким ребенком на руках. Лицо у нее красное, покрытое капельками пота. Ребенок тоже красный и потный, капризничает.
      — Ну, побей, побей маму, — уговаривает его женщина и, взяв маленькие сильные ручки, начинает бить ими себя по лицу.
      — Вот так, вот так, мой хороший, — приговаривает она.
      Ребенок нехотя втягивается в эту игру, но понемногу увлекается. Все сильней бьет он мать по щекам.
      Она терпеливо сносит удары, довольная, что сынок перестал хныкать.
      Вдруг, изловчившись, он кулачком изо всех сил ударяет женщину в глаз так, что она вздрагивает от боли.
      — Зачем вы позволяете ему это делать, еще сами его учите? — сердито спрашиваю я.
      — А что тут такого? — удивляется женщина.
      — Если он еще у вас на руках научится драться, что же дальше будет?
      Женщина смотрит на меня с изумлением, а потом начинает громко смеяться.
      — Да ему и полутора годочков нету, он же еще ничего не понимает.
      — Понимает, многое уже понимает, — убеждаю я мать. Но она только машет рукой, продолжая смеяться. А я с грустью гляжу на бездумное лицо женщины, на проступающий под ее глазом сиреневый синяк.
     
      ЖАДНЫЙ МИТЯ
      Папа купил Мите плиточку шоколада «Кошкин дом». Митя, умильно улыбаясь, взял плиточку, но вдруг, взглянув на папу, заорал:
      — Где конфета? Куда дел конфету? Отдай! Отдай, — требовал он. А все дело было в том, что у продавщицы не было копейки, и она вместо нее дала ми-
      тиному папе сдачу конфетой. Папа положил ее в рот, а Митя, когда заметил это, поднял скандал.
      — Смотри, как поросенок орет, — удивленно сказала продавщица. — Страсть какая! Да купите вы ему такую же конфету, а то он всех оглушит.
      Но папа покраснел и сказал:
      — Я не хочу, чтобы мой сын был такой жадный и грубый.
      Если он пожалел для меня конфету, я тоже не подарю ему «Кошкин дом».
      С этими словами папа взял из рук Мити плитку и передал ее маленькой девочке, которая стояла рядом со своей мамой и, пораженная, смотрела на Митю.
      Митя замолчал и во все глаза глядел на девочку. Потом он набрал воздуху, широко раскрыл рот и так заревел, что все стоящие у ларька рассмеялись.
      А громче всех, прижав к груди плитку, смеялась девочка.
      Мама ведет Мишу за руку. Возле магазина игрушек он вдруг останавливается и, как ни тянет его мать, не хочет идти дальше. Миша хочет обязательно зайти в магазин, а мама очень торопится домой.
      Мальчик употребляет свой много раз проверенный прием: начинает визжать, визжать очень долго, без перерыва.
      От этого он багровеет, а глаза как будто хотят выскочить. Мать обычно пугается и уступает.
      Но сегодня она слишком торопится и продолжает тянуть сына от двери магазина.
      Мимо них идет пожилой, очень маленького роста рыжеволосый человек, в допотопном картузе и корот-
      ких штанах, из которых он как будто вырос. У него в руках удочки, которые вдвое выше его.
      И женщина чувствует, что спасена.
      — Какой смешной дядя! Смотри, какой смешной дядя! — громко восклицает она, стараясь отвлечь внимание мальчика от магазина.
      Миша перестает визжать и с любопытством вглядывается в смешного дядю.
      Мама радостно думает, что теперь они не опоздают домой, и папа не будет сердиться.
      А что думает дядя, например, о маминой деликатности?..
     
      УРОКИ МАМЕНЬКИ
      В плотном людском потоке я медленно двигалась к выходу из магазина. И все время кто-то настойчиво толкал меня в бок.
      Повернув голову, я изумилась, увидев пресимпатич-ного черноглазого мальчугана, энергично работавшего локтями.
      — Правильно, Васенька, правильно, — ласково гово-
      рила, пробираясь вслед за мальчиком, тоже черноглазая, полная женщина. Крепко прижимая к груди большую стеклянную банку с консервированными помидорами, она на ходу поучала его приятным густым голосом:
      — Работай, работай локтями, сынок, крепче, крепче локтями!
      Всех не переждешь. Пробивай дорогу смолоду.
      Она улыбнулась мне, ища сочувствия.
      Я пропустила мамашу и маленького гражданина, которого мне вдруг стало очень жаль.
      Праздновали мамино рождение. Гости давно собрались, но папа, как всегда, когда в доме было какое-нибудь торжество, опаздывал.
      Мать, стараясь скрыть огорчение, сказала:
      — По-моему, пора к столу. Больше ждать не будем. Сейчас я принесу пирог.
      Она вышла из комнаты, а трехлетний Игорек, почувствовав себя хозяином, стал развлекать гостей.
      Он хватал их за ноги, хрюкал, махал на них кулаками и, окончательно разойдясь, стал плеваться.
      — Сейчас же перестань. Не смей безобразничать, — приказала одна из женщин.
      — Я не безобразничаю, — обиделся Игорек, — я играю в папу... когда он пьяный.
     
      ИХ ВЛЕЧЕТ КРАСОТА
     
      ВЕЖЛИВАЯ МЕЧТАТЕЛЬНИЦА
      Пятилетняя Таня с дедушкой и младшим братишкой Димочкой возвращаются с прогулки.
      Дождь давно прошел, но лужи и ручейки еще не высохли.
      Таня останавливается у каждой лужи, бросает в воду камешек и, улыбаясь, долго глядит, как расходятся круги, как камешек оседает на дно, словно крошечный островок.
      Подражая ей, то же самое делает Димочка и вдруг роняет в воду свой любимый совок с красной ручкой.
      — Что же ты, не видишь, что Димка совок уронил? — ворчит дедушка. — И о чем ты все думаешь?
      Но девочка ничего не слышит. Зачарованно глядит она на воду, на плавающие по ней листья, на красную ручку совка и на усыпанное мелкими листочками прекрасное дерево там, в самой глубине прозрачной воды.
      — Совок подыми, — повторяет дедушка. — Ты знаешь, что мне нельзя нагибаться.
      Но Таня не двигается. Она любуется деревом в воде. А как совок похож на пароход, который она видела на озере. Листья — желтые лодочки. Сесть бы в лодочку, поплыть к острову, а там спрятаться в густой траве...
      — Сейчас же подыми совок, непослушная девочка, — сердито приказывает дед. — Ну что ты стоишь как столб? Ты что, не слышишь меня? Осел упрямый!
      Встрепенувшись, Таня густо краснеет. Теперь она тоже видит обыкновенную лужу и валяющийся в ней совок.
      Она хватает его и протягивает дедушке:
      — Возьми, пожалуйста.
      И вдруг, заморгав, , закусив губку, просит:
      — И не груби... пожалуйста, Не называй меня упрямым ослом... пожалуйста!
      Троллейбус долго не шел, и я начала беспокоиться: как бы не опоздать на работу. К тому же мороз был изрядный. Передо мной в очереди стояла женщина, держа за руку мальчика лет пяти. На нем была коричневая меховая шубка и такая же ушанка, из-под которой сверкали два коричневых блестящих глаза.
      «Настоящий медвежонок!» — подумала я. Медвежонок озабоченно вглядывался вдаль и ежеминутно сообщал матери:
      — Не идет, еще не идет! — Он так нетерпеливо ждал троллейбуса, как будто тоже боялся опоздать на работу.
      Я все беспокойнее поглядывала на часы и очень обрадовалась, услышав ликующий возглас мальчика: «Идет, идет!»
      Троллейбус подошел, но, к моему изумлению, медвежонок не пожелал в него войти.
      — Не пойду, не хочу, — твердил он и изо всех сил упирался. Поразительно, сколько силы оказалось в этом извивающемся меховом комочке.
      Из очереди закричали:
      — Чего вы всех задерживаете, пробку создаете. Раньше надо было решать — ехать или нет.
      Мать растерялась, но я, боясь не попасть в троллейбус, посоветовала:
      — Да возьмите его на руки.
      Мгновенно медвежонок был на руках, и вот мы уже все в троллейбусе. Заревел он там отчаянно. Я, желая
      его успокоить, отвлечь, спросила:
      — А почему ты не хотел ехать на этом троллейбусе?
      Он, продолжая реветь, объяснил:
      — Я хотел ехать в автобусе.
      — А чем же автобус лучше? — удивилась я.
      Мальчик перестал плакать, посмотрел на меня с сожалением и, как бы снисходя к удивительной несообразительности взрослых, тихо сказал:
      — Он же красный.
     
      ЗЕЛЯНЕ
      Дима стоял посреди не комнаты, прижав к груди зеленого пластмассового крокодила, и не сводил глаз с сестренки.
      Она сидела за столом и рисовала зеленый лес, зеленую реку и зеленых человечков.
      Диме тоже очень хотелось рисовать человечков.
      — Танечка, мне тоже купят зеленый карандаш, — сказал он, довольно улыбаясь.
      Диме хотелось обратить на себя внимание, подняться в глазах сестренки, поделиться радостью и своими мечтами. И быть может, хоть на короткое время получить ее карандаш.
      Но Таня не подняла головы и продолжала рисовать.
      Смущенный Дима, теребя своего крокодила, помолчал, но потом опять сообщил:
      — Та-а-нечка, мне купят зеленый карандаш.
      Но девочка молчала, не желая ничего слышать, не в силах оторваться от своих человечков.
      Тогда Дима закричал отчаянно и ликующе:
      — Та-а-а-анечка! Мне тоже купят зеленый карандаш!!!
      Но когда она и в этот раз не обратила на него внимания, он пришел в исступление. И вдруг изо всех сил кинул в нее крокодила.
      Крокодил пролетел возле самого уха девочки...
      Она словно проснулась. С трудом оторвавшись от лежащего перед ней листа, Таня обернулась, увидела братишку и ласково спросила:
      — Чего тебе, Димочка?
      Он ничего не ответил.
      Увидев слезы в его глазах, Таня предложила:
      — Хочешь посмотреть на зеленых человечков?
      — Не хочу! — заревел мальчик, но, не в силах совладать с собой, бросился к столу.
      — Они живут в лесу, — объясняла девочка, — Поэтому они совсем зеленые. Их зовут зеляне.
      Димочка восхищенно вглядывался в зеленый лист, потом потрогал пальцем каждого зелянина и, понемногу успокоившись, прильнул к сестре, обняв ее за шею.
      — Танечка, мне тоже купят зеленый карандаш, — опять сказал он. — И тогда я нарисую их много, много, еще больше, этих... зелянов.
     
      БАБОЧКА
      Лена, увидев меня в березовой роще, взволнованно попросила:
      — Осторожнее, осторожнее.
      Девочка указала на освещенный солнцем серый ствол дерева. — Бабочка!
      Я повернулась к дереву, — белая бабочка вспорхнула и улетела.
      — Тебе нужно иметь сачок, — посоветовала я, немного сконфуженная, что спугнула бабочку.
      — Зачем?
      — Чтобы ее поймать.
      — Зачем? — повторила она.
      И так как я молчала, она объяснила:
      — Я не хочу ее мучить, я хочу на нее смотреть.
      Было тепло, как летом. Костя шел в школу, беззаботно размахивая новеньким желтым портфелем. Вдруг он в ужасе остановился у садовой изгороди.
      За ней высокий парень лихо взмахивал топором, и беззащитные оголенные кусты сирени с жалобным шумом падали на землю.
      — Зачем рубишь? — закричал Костя и бросился в чужой сад.
      Он подбежал к парню, еще не зная, что сделает, чтобы остановить его.
      — Ты чего вздумал чужой сиренью распоряжаться? — строго спросила появившаяся на крыльце дородная, румяная женщина. — Смотрите, хозяин нашелся. Ступай отсюда.
      Костя растерялся. Он опустил голову и тихо повторил:
      — Зачем рубить сирень? Она красивая.
      — От горшка два вершка, а рассуждает, — проворчала женщина. Но задумалась.
      — Остальные кусты пока не руби,
      Петя, — вдруг сказала она. — Может, огород правее перенесем.
      И ласково добавила:
      — Парнишка верно говорит. Все нашей сиренью любуются.
     
      ДЕТИ И ВЗРОСЛЫЕ
     
      КРАН
      Каждое утро мой крохотный сынишка и я ходим смотреть кран.
      Мы обнаружили его на строительной площадке, неподалеку от нашего дома, и Димочка влюбился в него с первого взгляда. t
      Горящими глазами сынишка смотрит на мощный серый ствол крана и на плавно движущуюся громадную пронзительно желтую стрелу.
      Вот она осторожно, мягко и точно опускает, куда надо, подвешенные к ней серые плиты...
      Щеки малыша розовеют, он глядит на меня, ища сочувствия, и готов простоять здесь целый день.
      А я, поглядывая с досадой на кран, мечтаю о речке, где так легко дышится, где можно выкупаться, полежать на солнце.
      Но оторвать Димочку от крана почти невозможно.
      Дома он тоже постоянно вспоминает его, пытается нарисовать и нетерпеливо ждет утра, чтобы снова увидеть.
      Однажды вечером сынишка расшалился; когда его уложили, он продолжал болтать и никак не мог уснуть. У меня же была уйма работы по дому. Что делать?
      И вдруг меня осенило.
      — Димочка, — сказала я, — если ты немедленно не уснешь, кран рассердится.
      Малыш растерялся. Он испуганно переспросил;
      — Кран рассердится?
      — Да.
      Дима немедленно лег на бочок, подложил под голову ручку и затих. Я думала, что он засыпает.
      Но Димочка повернулся. Глядя на меня озабоченными глазами, он спросил;
      — И стрела рассердится?
      Я кивнула головой.
      Тогда он опять повернулся к стенке и больше не шевелился. Скоро стало слышно его ровное дыхание,
      Благословляя кран, я вышла из комнаты.
      Павлик шел с бабушкой к остановке автобуса.
      На углу он заметил женщину в черных очках, с палкой в руке. Женщина не решалась перейти улицу.
      — Бабушка, — зашептал мальчик, — она слепая, поможем ей перейти.
      Но бабушка, увидя подходивший автобус, потащила за собой внука.
      — Пойдем, пойдем. Ей помогут. Кто-нибудь обязательно переведет.
      Но мальчик уперся и, как ни уговаривала бабушка, не вошел в автобус.
      — Теперь из-за твоего упрямства будем ждать без конца, скоро уже темно будет, — досадовала бабушка. — И как мы будем ее переводить? Ты маленький, я старая. Я не могу оставить тебя на тротуаре. Еще потеряешься.
      — Мы вместе пойдем. Я буду тебя крепко-крепко держать за руку, — уговаривал Павлик. Но бабушка не согласилась уйти из очереди к автобусу.
      Павлик, не отрываясь, следил за женщиной в черных очках.
      — Бабушка, а она все стоит. Пойдем к ней.
      Бабушка ничего не ответила, но ее доброе лицо стало сердитым.
      Те из спешивших с работы людей, кто заметил стоявшую женщину, вероятно, подумали, что она кого-то ждет, и не останавливались.
      Но Павлик понял все это по-другому.
      — Нехорошие люди, — воскликнул он. — Бабушка, пожалуйста, поможем.
      И бабушка пошла.
      Бабушка и Павлик перевели слепую женщину на другую сторону.
      А когда они вернулись к остановке, скоро подкатил автобус, и они поехали домой.
      — Вот и совсем не ждали без конца, — сказал довольный Павлик.
     
      ПЕРЛАМУТРОВАЯ РАКОВИНА
      Пятилетнюю Галю папа называет археологом.
      Она не может не рыться в песке. Когда другие дети играют в «Гуси-Лебеди», «Догонялочку», «Серого Волка», Галя сидит на куче песка и часами роется в нем.
      Чего она ищет? Что может оказаться в этом песке? Но однажды я стала свидетельницей ее необыкновенной находки.
      Маленькая ручка с тонкими, гибкими пальчиками вытянула из песка отливающую перламутром морскую раковину. Было загадкой, как попала она на московский
      Девочка трепетала от радости. Положив раковину на маленькую ладошку, она впилась в нее глазами и что-то шептала, осторожно гладя ее пальчиком. Потом, прижав раковину к груди и медленно покачиваясь, девочка тихонько запела. У нее было такое счастливое лицо!
      Но вдруг она вскочила и побежала к матери.
      — Смотри, смотри! Какая красивая! — кричала Галя. Мать удивилась, потом вытерла раковину носовым платком и положила рядом с собой на скамейку.
      двор.
      — Действительно, очень красивая, — похвалила она. —
      Но пойдем, Галенька, домой. Пора.
      Тут выяснилось, что исчезли Галины игрушки. И тсгда раскопками занялась мама. Она перебирала песок, посте-
      пенно извлекая из кучи ведерко, совок, формочки, маленький мячик...
      А Галя, забыв обо всем, не сводила глаз со своей перламутровой раковины.
      Наблюдая за девочкой, я подумала: неужели так рано проявляются призвание, талант, угадывается то самое главное, чему посвящает человек свою жизнь? И как важно, чтобы мы, взрослые, помогли этому огоньку разгореться, не притушили его.
     
      ОН МАЛЬЧИК!
      Дед с Юрочкой вернулись с прогулки, как будто ничего и не случилось. Но мама всплеснула руками:
      — Кровь! Юрочка, ты разбил нос? Кровь идет, бед-няжечка ты моя, — взволнованно повторяла она, вытирая его нос, щеки и подбородок,
      Юрочка слушал, слушал, да как заревет. Тогда дед с досадой сказал дочери:
      — Ты что, под стеклянным колпаком хочешь его вырастить? Пойми, он мальчик! И должен ко всему привыкать. Он не плакал, пока ты не стала его жалеть. Не надо приучать его распускать нюни, Перестань, Юра, плакать. Пойдем, я помажу нос йодом.
      Мать, озадаченная, присела на табуретку; скоро в дверях показался Юра, От йода нос его стал похож на коричневую пуговку, а глаза светились лукавством. Матери показалось, будто он был даже рад, что испытал боль, что у него текла кровь из носа, что от йода щипало, а он все-таки не плакал.
      Да, он словно радовался еще не испытанным им ощущениям, какой-то новой полноте жизни. И хотел рассказать об этом маме, но слов, которые он научился произносить, еще не хватало. И он только звонко, радостно повторял:
      — Не больно! Не больно! Казалось, малыш хочет успокоить
      ее, подбодрить, объяснить ей, что все обстоит хорошо!
      Тогда и мать увидела его другими глазами, угадала в этом крошечном существе будущего мужчину, который не станет плакать, даже если ему будет очень больно.
      — Мальчик, — с гордостью подумала она. — Мой сын!
      Папа вел Костю, первый раз в жизни, в школу. Костя шел в красивой новой форме, одной рукой держа ранец, в котором, кроме тетради и ручки, было большое румяное яблоко, а другой каждую минуту ощупывая свою новую форменнную фуражку.
      Целое лето он мечтал о ней и этом дне. Все случилось, как он хотел. Светит солнце, папа с букетом в руках впервые ведет его в школу. И все прохожие смотрят на них. Все понимают, какой сегодня необыкновенный день.
      Костя хочет потрогать фуражку, но в это время большой толстый мужчина, задев мальчика портфелем, смахивает ее с его головы.
      Костя удивленно взглядывает на папу, на удаляющегося грузного мужчину, даже и внимания не обратившего на свою неловкость, и недоумевает.
      Мысль, что есть на свете люди грубые, равнодушные к маленьким и к такому необыкновенному дню в их жизни, не возникает у Кости. Он поднимает фуражку и говорит не то удивленно, не то сочувственно: — Вот уж чудак-то!
     
      ПОРАЖЕНИЕ
      Первое, о чем подумал Сережа, когда проснулся, был автомобиль, который вчера вечером подарил ему папа.
      Быстро повернувшись от стенки, мальчик сразу его
      увидел.
      Большой, совсем как настоящий, ярко-голубой автомобиль с белыми колесами и широкой красной полосой стоял рядом с его постелью. Его автомобиль! Сережа дотронулся до него рукой и погладил.
      Он представил себе, как въедет в садик на этой голубой машине, позади которой зажгутся маленькие
      красные лампочки, и все ребята увидят его. А главное, увидит Вовка! Сколько раз он побеждал в бою Сережу, брал его в плен, отнимал пулемет, пронзал штыком... Во всякой игре он всегда был первым! Вовке самому только шесть лет, а с Сережей он всегда говорил повелительным тоном, нужно не нужно толкал его и всячески задирал нос, что было очень обидно.
      И вот теперь он, Сережа, станет главным. А Вовка наконец позавидует ему.
      Когда Сережа впереди бабушки въехал на своем автомобиле в садик, впечатление, действительно, было ошеломляющим. Ребята, не отрываясь, смотрели на него и словно замерли от восторга.
      У Сережи от радости даже холодок по спине пошел. Вовка взволнованно сдвинул кепку на затылок, и на его веселом, озорном лице впервые появилась какая-то растерянность. Видно было, что ему очень нравится голубая машина с красной полосой, хочется ее потрогать, хоть разок прокатиться на ней, но он изо всех сил старается скрыть эти желания, чтобы не уронить своего достоинства.
      А Сережа, упиваясь успехом, катил по кругу на своем автомобиле.
      Вовка, прищурившись, внимательно наблюдал за ним, и выражение его круглого покрасневшего лица постепенно менялось. Глаза вдруг загорелись, презрительно сморщенные губы расправились и, вскочив на свой двухколесный велосипедик, он крикнул:
      — Держись, сейчас догоню!
      Расстояние между мальчиками было большое, но Вовка с такой быстротой работал ногами, что все ребята сразу поняли — догонит! И многие тоже решили догнать. Обернувшись, Сережа увидел, как быстро уменьшается расстояние между ним и Вовкой.
      Скоро ликующий Вовка, дерзко улыбаясь, промчался мимо. А за ним и другие ребята. Сережу обогнали даже две совсем маленькие девочки, без всяких велосипедов, — просто бегом.
      И все ребята, которые еще совсем недавно смотрели на Сережу с восхищением, смеялись.
      Сереже захотелось поскорее домой. Теперь он уже был совершенно равнодушен к своему автомобилю. Ему совсем не хотелось кататься на нем.
      А вечером папа спросил его:
      — Понравился ребятам автомобиль?
      Помолчав, Сережа признался:
      — Вовка перегнал меня! А потом все меня перегнали... и Вовка смеялся.
      — А ты не огорчайся, сынок. У твоего автомобиля ход медленный — так уж он устроен. Поэтому все тебя и перегнали. А знаешь, что я тебе посоветую? Ты каж-
      дый день хорошенько тренируйся на своем велосипеде. А потом вызови Вовку на соревнование. Условия у вас будут равные. Постарайся изо всех сил, поднатужься, да и перегони его. И тогда ребята оценят не твою машину, а тебя самого.
     
      ИНТЕРЕСНАЯ ДЕВОЧКА
      — Как зовут вашу собаку? — спросила меня Люся, подвижная девочка с зеленоватыми глазами и совсем светлыми ресницами,
      — Тимка.
      — А откуда вы ее взяли?
      — Мне ее подарили.
      — Подарили? — протянула она, чуть оттопыря нижнюю губу.
      И вдруг, словно осененная какой-то догадкой, спросила:
      — А кошка у вас есть?
      — Есть.
      — Тоже подарили?
      — » Тоже.
      — А глаза у нее желтые?
      — Желтые.
      Люся почему-то была очень довольна, что у кошки желтые глаза, и радостно умчалась от меня к ребятам, игравшим неподалеку.
      Я продолжала читать книгу и совсем забыла о большеротой бойкой девочке, смело заговорившей со мной.
      — А пылесос у вас есть? — вдруг раздался требовательный вопрос.
      i Я даже вздрогнула от неожиданности.
      Зеленоватые глаза впились в меня.
      — Есть, — послушно ответила я.
      — Тоже подарили? — чуть насмешливо спросила девочка.
      Пылесос, действительно, подарил мне к дню рождения брат. Я ответила:
      — Да.
      Люся помолчала, скептически меня осматривая, потом выпалила:
      — Телевизор есть?
      — Есть.
      — Тоже подарили? — уже почти издевательски спросила она.
      Телевизор был мною куплен на премиальные, но я подтвердила:
      — Тоже подарили.
      Меня стала забавлять эта смешная девочка и хотелось понять, чего она добивается.
      Люся вытянула трубкой губы и презрительно изрекла:
      — Неинтересная вы!
      — Но почему? — удивилась я.
      — Собаку подарили, кошку подарили, пылесос подарили, телевизор подарили, — скучным голосом перечисляла Люся, загибая пальцы на перепачканной в песке маленькой руке. — Разве вы ребенок? У нас тоже
      есть пылесос и стиральная машина, — гордо заявила она. — Их купили папа и мама. Заработали и купили. Когда я вырасту, я тоже заработаю и куплю обезьяну, патефон и попугая. Еще велосипед. Заработаю и все куплю. Это интересно! А то все подарили и подарили, — растягивая слова, передразнила она.
      Потом еще раз внимательно меня осмотрела и, окончательно убедившись, что я совсем неинтересная, умчалась к ребятам.
     
      БУКЕТЫ
      Рубик, игравший на поляне с другими ребятами, поминутно оглядывался на дорогу. Было воскресенье, и к малышам в детский садик должны были приехать папы и мамы.
      Наконец вдали он увидел маму в розовом, воздушном платье. Рубик бросился к ней, и она крепко прижала его к себе.
      Потом его обнял папа, и они уселись втроем на скамейке. После бесконечных расспросов — как проводит день Рубик — мама открыла большую красную сумку.
      В ней были яблоки, розовая пастила, медовые пряники, а главное, шоколад. Рубик схватил плитку, и его агатовые глазенки радостно загорелись.
      — Сколько навезли-то, — улыбаясь, сказала воспитательница, подходя к ним. Высокая, с золотыми волосами, она была похожа на маму.
      Рубик любил ее. А сейчас, когда она была рядом с мамой, он любил ее еще сильнее. И ему захотелось сделать ей что-то очень, очень хорошее.
      И он придумал.
      Рубик решительно протянул воспитательнице плитку шоколада.
      — Спасибо тебе, Рубик, только я не люблю шоколад, — сказала воспитательница. Но увидев, как огорчился мальчик, добавила: — А ты знаешь, что я люблю? Я люблю васильки. Видишь, сколько их на поляне? Собери мне потом букетик.
      Но Рубик сразу же бросился собирать.
      Глядя, с каким старанием сынишка собирает цветы, папа шутливо воскликнул:
      — Сейчас наш сын первый раз в жизни преподнесет букет, По-моему, это прекрасно!
      Мама, улыбаясь, сказала:
      — А по-моему, было бы еще прекраснее, если бы иногда так поступал его папа.
      Папа хотел что-то ответить, но вдруг покраснел и, махнув рукой, смущенный, тоже пошел собирать васильки.
      Когда вернулась воспитательница, Рубик подбежал к ней и протянул синий букетик.
      А папа преподнес большой букет васильков маме.
      — Спасибо, этот букет мне особенно дорог, — тихо сказала она. — Он ведь... первый!
     
      РАССКАЗЫ
     
      ВТОРАЯ МОЛОДОСТЬ
      За окном, не прекращаясь, лил холодный, тяжелый дождь. Было темно, мокро, тоскливо.
      Елена Павловна с грустью вспоминала недавнее жаркое лето, синеву неба, наполненный щебетанием птиц лес и — Катюшку.
      В траве мелькают ее босые загорелые ножки с узенькими перепачканными в земле пяточками. Как она радуется всякий раз, когда Елена Павловна находит спелую земляничку.
      Набрав ягод, они садятся на пенек и мгновенно съедают их. От Катюшки приятно пахнет солнцем, земляникой, лесом...
      — Теперь давай в прятки, — просит она.
      Елена Павловна прячется за сосну, а Катюшка, поджав губку, с напряженным лицом заглядывает за каждое, даже самое маленькое, дерево. Она ясно видит выглядывающую из-за ствола синюю юбку Елены Павловны, но все равно начинает тревожиться, боязливо оглядываясь по сторонам. И вдруг со всех ног бежит к ней. С размаху наткнувшись на Бабу — так с первого раза называет она Елену Павловну — Катюшка громко и счастливо смеется, крепко прижимаясь к ней...
      — Кому ты улыбаешься? — отрывает Елену Павловну от этих воспоминаний ее муж, Сергей Петрович.
      — Может, ты в кого летом влюбилась? Не скрывай, скажи, кому ты сейчас улыбалась?
      — Катюшке. Я тебе говорила, Очень я по ней соскучилась. Обязательно навещу. Так хочется повидать.
      Сергей Петрович внимательно посмотрел на жену, но ничего не сказал.
      А память пошаливает, то одно забудешь, то другое. Но теперь, кажется, все в порядке. Яблочный пирог, ватрушки, пастила, «коровки» и шоколадный батончик — все уложено.
      Елена Павловна волновалась так, будто действительно шла на первое свидание. Она тревожилась и боялась, что маленькая, чужая девочка может ее не сразу узнать, не обрадоваться ей.
      Детский дом помещался в большом сером здании, казавшемся таким угрюмым под дождливым небом.
      Елена Павловна поднялась по лестнице и вошла в комнату.
      Волнуясь, прижимая к груди коробку с гостинцами, чувствуя, как сильно стучит сердце, она остановилась на пороге просторной комнаты с большими окнами.
      Занятые своими делами и игрушками, дети не обратили на нее никакого внимания. Теперь, в закрытых платьицах, передниках, темных штанишках, они выглядели совсем другими, чем летом, и она не узнавала их. Она даже не могла найти среди них Катю.
      Переводя взгляд с одного детского лица на другое и не находя ту, которую искала, Елена Павловна подумала: «Может, и не надо было приходить? Может, ничего этого не надо было». И вдруг, завидев наконец одного знакомого мальчика, рядом с ним... Сердце ее сжалось... Увидела!
      Катюшка, сидя за маленьким столиком и поджав полную нижнюю губку, что-то увлеченно рисовала красным карандашом.
      — Катенька, — тихо сказала Елена Павловна.
      Девочка подняла голову и недовольно посмотрела
      на нее. Но вдруг лицо ее просияло.
      — Баба пришла, моя Баба пришла, — ликующе закричала она и, вскочив, бросилась к Елене Павловне.
      Опустив коробку прямо на пол, Елена Павловна схватила Катю на руки, Девочка припала к ней маленьким горячим телом, крепко обняла за шею сильными ручками и изо всех сил стала целовать в мокрые глаза, нос, подбородок.
      Дети удивленно смотрели на них. Из другой комнаты вышла воспитательница.
      — Как хорошо, что вы к нам приехали, — улыбаясь, сказала она. — А я уж и не ждала вас. Знаете, как бывает. Летом записывают адреса, телефоны, а, возвра-тясь в город, выбрасывают их. Нет времени! А вы нас не забыли. Катюша, ты задушишь бабушку, отпусти ее. Ребята, собирайтесь... Елена Павловна, пойдемте с нами чайку попить.
      После чая все играли в палочку-стукалочку, танцевали, прятались. Раскрасневшаяся, сияющая, Катюшка ни на шаг не отходила от своей Бабы.
      Уже смеркалось, когда Елена Павловна собралась домой.
      — Ты еще придешь? Скоро? Ты скоро придешь? — настойчиво спрашивала девочка.
      — Очень скоро, — пообещала Елена Павловна, — приду и тогда... — Но она не смогла договорить: девочка с силой прижалась и опять стала целовать ее.
      Воспитательница, выйдя на лестницу проводить гостью, тихо сказала:
      — Взяли бы вы ее к себе. Такая прелестная девчушка. Очень полюбила вас. Все вспоминала. Спрашивала, почему Баба не идет.
      — Я бы с радостью, сейчас же. Но мне надо поговорить с мужем.
      На улице еще моросил дождь. Елена Павловна оглянулась на серый дом, в котором оставила частицу своего сердца. Он уже почти потонул в вечерней густой, дождливой мгле...
     
      Стол к обеду был накрыт. На плите разогревался борщ.
      — Ты где была, почему опаздываешь? — спросил жену Сергей Петрович и вдруг замолчал, пытливо разглядывая ее. — Что с тобой, Леля?
      — Катюшку я навещала.
      — Катюшку? Эту летнюю... У которой родителей нет?
      — Да.
      Он больше ни о чем не спросил:
      — Давай обедать. Заждался я тебя.
      После обеда Елена Павловна вымыла посуду, убралась, подошла к мужу.
      — Сережа, — тихо сказала она, присев рядом. — Сережа! Я тебя очень попросить хочу... Возьмем девочку.
      Сергей Петрович изумленно уставился на жену.
      — Ты что, рехнулась? У нас внуки, а ты... К старикам брать трехлетнего ребенка! Дикость! — Он помолчал и тихо добавил: — А если тебе со мной так скучно, поезжай к внукам.
      — Да куда же я от тебя, Сереженька, поеду? Внуки взрослые, учатся. Дети все разъехались. Живут своими семьями. Еще помешаешь,
      Сергей Петрович встал и зашагал по комнате.
      — Думалось, под старость наконец поживем спокойно, тихо, отдохнем. Так на тебе, не дает покоя. Опять обузу на мои плечи. Тащи... Устал я, устал, понимаешь, — почти крикнул он.
      — Сереженька, а я не устала?
      — Так зачем опять на себя валишь? Что ты успокоиться не можешь? Зачем она тебе? Придет же в голову этакая блажь!
      — Блажь? — У нее дрогнул голос. — Не блажь это, Сережа. Полюбила я ее. Что теперь сделаешь?
      — Полюбила! Не хочу! Не хочу я этого, слышишь?!
      — Ну, если не хочешь,.. А Катюшка не помешала бы. Ничему она не помеха. Эх, Сережа, — она схватила мужа за руку и с силой потянула к себе.
      — Пусти, — отстранил он ее и ушел в кухню. Слышно было, перебирал какой-то инструмент, а потом из передней крикнул: — Не жди меня, ложись спать. Я пойду к Григорьевым.
      ...Она лежала в постели, закрыв глаза. Вспоминалось военное время, когда осталась одна с тремя ребятами. Откуда хватало сил? Днем на заводе. Ночью со слипающимися глазами стирала, гладила, шила, варила на утро похлебку. И так изо дня в день. Всю долгую, мучительную войну. И этот вечный, не отпускающий ни на минуту страх за мужа...
      Сергей Петрович вернулся поздно и, не зажигая света, лег рядом с ней. Она не пошевельнулась. Но он почувствовал — не спит. Взял ее за руку.
      — Леля, Лелюшка! Ну, характер у меня... Ну, не сердись. Бери к нам девочку.
      Она ничего не ответила. Крепко сжала его руку.
      Подняла ее, тяжелую, и поцеловала.
     
      ...И этот день настал. Еще раз оглядела Катюшкин уголок. Неплохо. Елена Павловна заторопилась. На улице неумело остановила такси.
      Девочка встретила ее с радостным нетерпением. Очень ждала. Она наскоро распрощалась с ребятами,
      воспитательницей и, крепко сжав руку Елены Павловны, доверчиво, смело отправилась вместе с Бабой навстречу своей новой жизни.
      А у Елены Павловны на душе было тревожно.
      Катюшка не смутилась на новом месте. Была восхищена игрушками. С особенным восторгом прижала к себе белого плюшевого медведя и потом не хотела расставаться с ним ни на минуту. Даже обедая, держала его на коленях.
      Она была так трогательна, лукава и весела, что и Елена Павловна развеселилась.
      Придя с работы, Сергей Петрович серьезно, внимательно посмотрел на девочку.
      — Здравствуй, Катюша, — он погладил ее светлые волосы. — Вот ты какая... Теперь будем все вместе жить? Ну, в добрый час... — Он похвалил ее медведя и сразу сел в кресло, углубившись в газету. Елена Павловна подала ему тапочки, как делала всю жизнь:
      — Пойдем, Сережа, обедать.
      — Сейчас... сейчас приду.
      И потекла для Елены Павловны сладкая и горькая жизнь.
      Теперь по вечерам она никуда не выходила. Сергей Петрович один шел то в кино, то к знакомым. Когда Катюшка простудилась, Елена Павловна по нескольку раз в ночь вставала и подходила к ней. Она чувствовала, что Сергей Петрович тоже не спит, что он недоволен, жалеет жену, беспокоится за нее и что ему все это, связанное с девочкой, трудно и не нужно. И что он раскаивается в своей уступке.
      Иногда она перехватывала его напряженный, тяжелый взгляд, устремленный на Катюшку, на ее собачек, уток и зайчат. И не понимая, что он чувствует в эти минуты, страдала, ревниво накапливая приметы его неприязни. При нем она старалась меньше возиться с девочкой, невольно становилась с ней не такой ласковой, иногда строго прижимала палец к губам, чтобы Ка-тюшка не шумела, не уронила игрушку.
      Но девочка и сама, когда Сергей Петрович был дома, не шумела. Не смеялась. Она удивленно поглядывала на него из своего уголка, робко и застенчиво ему улыбалась.
      В эти минуты Елена Павловна упрекала себя, что
      взяла ее из детдома. Она все больше обижалась на мужа за то, что он почти не замечает девочку, не ласков с ней, осуждала его за это и уже не могла быть с ним такой, как прежде.
      А Сергей Петрович все замечал. Замечал, что мешает им, что при нем они стесняются, боятся помешать и, может, даже радуются, когда он уходит. Впервые почувствовав себя лишним в своем доме, он с каждым днем становился отчужденнее и холоднее.
      — Что с ним случилось? — не понимала жена. — Он же добрый. Всегда был добрым, Никогда о себе не думал. А теперь... Какая-то жестокость. Какая-то несправедливость... За что?
      И все дальше и дальше отходила от мужа. А он от нее. Теперь по ночам она уже никогда не чувствовала его тяжелой руки на своем плече. Маленькая, беззащитная девочка встала между ними высоченной, непреодолимой стеной.
      Перед выходным днем Елена Павловна пекла пироги.
      На минуту присев на табуретку, она через раскрытую дверь заглянула в комнату.
      Сергей Петрович сидел в кресле, как всегда теперь, угрюмо уткнувшись в газету.
      А Катюшка, стоя посреди комнаты, смотрела на него, жалко улыбаясь. Она стояла так, наверно, уже долго. Потом сделала несколько неуверенных шажков вперед, продолжая улыбаться, но вдруг ее губы сморщились, будто она собиралась заплакать.
      Елена Павловна перехватила быстрый взгляд мужа, брошенный на девочку, и от обиды у нее задрожали губы.
      Катюшка еще постояла, а затем деловито подошла к постели, стала на коленки, изогнулась, всунула голову далеко под кровать и вытащила большие, со сбитыми задниками, коричневые тапочки Сергея Петровича.
      — А я-то завертелась, позабыла.,. Только зачем, зачем она их тащит, — волнуясь, подумала Елена Павловна.
      Девочка подошла к Сергею Петровичу, остановилась, держа тапочки на весу. Они казались огромными в ее ручках. Поставив тапочки на пол, она несмело дотронулась до его колена.
      — Ох, рассердится?! — у Елены Павловны перехватило дыхание.
      Сергей Петрович взглянул на девочку, на тапочки, которые она принесла. Лицо у него покраснело, и вдруг он с силой привлек ее к себе.
      — Деду, злому, скверному, тапочки принесла? Ах ты моя хорошая! Ах ты умница! Ах ты добрая моя пичужка!
      Он посадил ее к себе на колени, обнял. С нахлынувшей нежностью целовал ее щеки, шейку, мягкие волосы. А она, довольная и тихая, прильнула к нему.
      — Как хорошо, до чего хорошо, — радовалась Елена Павловна.
      — Что же теперь, пичужка, будем с тобой делать? — спросил Сергей Петрович.
      Он протянул к ней свои большие ладони:
      — А ну, клади сюда ручки.
      Она робко положила их. Лицо у нее стало испуганным, настороженным. Но когда он поднял руку, будто собираясь со всего размаху ударить, Катюша быстрехснько отдернула свою и радостно, звонко рассмеялась.
      — Да ты молодчина! — довольно рассмеялся и Сергей Петрович. — А ну, давай еще ладошку. Да не бойся. Вот так. Теперь растопырь пальчики.
      Водя своим жестким указательным пальцем по ее нежной маленькой ладошке, он загудел:
      — Сорока-белобока кашку варила, деток кормила. — И загибая пальчики: — Этому кашки. Этому бражки. Этому пивца. Этому винца. — И взяв ее мизинчик: — А ты мал, не дорос. Тебе шиш под нос.
      Катюшка громко расхохоталась.
      — Еще, еще!
      И опять донеслось:
      — Сорока-белобока...
      — Родной мой человек, хороший мой, — шептала Елена Павловна, чувствуя, как ее сердце переполняется любовью и благодарностью.
      И ей показалось, что вернулась молодость. Что ее муж, тот, кто сидел в другой комнате, с чужим (теперь таким родным) ребенком на руках, не старый, уже облысевший, утомленный жизнью человек, а тот черноволосый богатырь, которого она полюбила столько лет назад.
      — Синеглазая моя! Доченька моя! — услышала Елена Павловна и, не выдержав, заплакала.
      Счастье Андрея и Вали передавалось ему.
      Алеша даже удивлялся, что женщины, как всегда, покупают в булочной хлеб. Милиционер спокойно стоит на углу. Учительница задает уроки. Ему хотелось крикнуть всем: «Андрюша женится!»
      Но уж совсем он не понимал, почему так мало радуется мама. Последнее время она была задумчивой и даже грустной.
      Однажды вечером она сказала:
      — Ну вот, через неделю Андрей женится...
      Алеша довольно ухмыльнулся.
      Мамины глаза наполнились слезами и губы дрогнули.
      — Мы останемся с тобой вдвоем, — тихо сказала она.
      — Почему вдвоем? — улыбаясь, спросил Алеша.
      — Андрей и Валя не будут жить с нами. Андрюша переедет к Вале. Так они решили.
      Сначала Алеша просто не понял, о чем мама говорит. Он даже представить себе не мог, как это жить без Андрея. С той минуты, как он себя помнил, всегда рядом были мама и Андрей. Неужели Андрей их оставит? Папа ушел от них, когда Алеша был совсем маленький. И Алеша никогда не тосковал по папе. Но Андрей... Как жить без него?
      — А как я буду решать задачки? — растерянно спросил Алеша.
      — Задачки... — тоже растерянно повторила мама. — Я постараюсь тебе помочь, я постараюсь... — сказала она и заплакала.
      Она прижимала к глазам платок, и он стал совсем мокрый.
      Алеша смотрел на маму и, забыв о своей боли, думал:
      — Папа ушел. Теперь уходит Андрей... А если он, Алеша, вырастет и женится?
      Он подбежал к маме, отнял у нее платок, заглянул в темные глаза и крепко обнял. Целуя ее залитое слезами лицо, он воскликнул:
      — Мама, я тебе клянусь! Ты не думай, что это потому, что я маленький. Я тебе клянусь на всю жизнь. Я никогда тебя не оставлю, как Андрей. Клянусь тебе! Даже если я женюсь — не оставлю.
      И глядя в его глаза, мать поверила, что все будет так, как говорит Алеша. У нее еще не высохли слезы, но она уже улыбалась.
     
     
      I
      Анна Захаровна проснулась в обычный час. Круглые серебряные часы, висящие над кроватью, показывали без десяти шесть. Десять минут принадлежали ей, и она стала думать о внучонке: вспоминала его новые словечки, полные изумления глаза, когда рассказала ему сказку о Коньке-Горбунке, его восхищение вчера в зоологическом саду, когда, стоя перед клеткой павлина, он увидел, как тот распустил свой сказочный хвост.
      Анна Захаровна чуть слышно рассмеялась, вспомнив, как от удивления Андрюша даже приоткрыл рот.
      Часы показали шесть.
      — Степан Андреич, вставать пора, — сказала она мужу и, быстро одевшись, вышла в кухню подогреть завтрак. Там уже суетилась невестка, и в кухне вкусно пахло жареной колбасой.
      Вскоре вся семья завтракала в маленькой столовой. Все они — Степан Андреевич, сын Николай, невестка Катя работали на одном заводе, обычно в одной смене, и уходили и возвращались почти всегда вместе.
      Анна Захаровна целый день бывала одна с внуком и наслаждалась своим счастьем. Любовь у нее с Андрюшей была необыкновенная. Они понимали друг друга с одного взгляда, у них были свои — особенная жизнь и интересы.
      — Бабуля, а почему лев не съел маленькую собачку, которая сидит с ним в клетке?
      — А зачем большая обезьяна так кричала? У нее болит что-ни-будь?
      — А почему слониха пищит таким тоненьким-тоненьким голоском, ведь она большая?
      Вопросы сыплются градом, и все умеет объяснить бабушка. Потом она начинает рассказывать сказки, и оба не замечают, как летит время. Андрюшины щеки разрумянились, ему кажется, что это он мчится на Коньке-Горбунке. Пролетают мимо поля, леса, шумят бурные речки, и вот перед ним серебряная гора. Взобраться бы на эту гору, и он достанет Жар-птицу!
      Но в это время слышится голос бабушки: — Андрюшенька, а ведь надо поспать! — И он чувствует, как ему хочется спать — устал он, наверно, мчась на резвом Коньке.
      Теплые бабушкины руки укладывают его, а он уже видит, как налетают сверкающие Жар-птицы.
      Сейчас вот легко схватить одну из них, но Андрюша больше не может сделать ни одного движения. Он спит.
      До поздней осени Андрюшу отправили к другим дедушке и бабушке. Они жили у живописной речки, неподалеку от узловой станции, в депо которой работал мастером дедушка Федор Михайлович.
      Анна Захаровна прямо извелась в ожидании внука. Наконец его привезли — загорелого, возмужавшего, в длинных штанишках и по-новому остриженного. Он повис на шее бабушки и, казалось, никогда ее не отпустит.
      Затем руки его внезапно разжались.
      — Бабуся, идем, что я тебе покажу! — крикнул он, увлекая Анну Захаровну к цветной коробке, которую привез с собой.
      — Бабушка, отвернись! — скомандовал он.
      Анна Захаровна стала разговаривать с разбиравшей вещи невесткой, инстинктивно поворачиваясь к внуку.
      — Нельзя, нельзя, рано! — кричал он в волнении, лязгая какими-то металлическими палочками. — Ну, теперь смотри!
      Анна Захаровна услышала треск и увидела ликующие глаза внука, устремленные на пол. Там по рельсам быстро бежал тепловоз с прицепленными к нему зелеными вагончиками. Поезд бежал, как настоящий, и очень понравился Анне Захаровне, но не возбудил в ней такого восхищения, которое переполняло Андрюшу. Он это сразу почувствовал и даже смутился.
      — Поезд прибывает на четвертую платформу, — хоть громко, но как-то неуверенно произнес он. — Бабушка, ты будешь начальник станции, хорошо?
      Но Анна Захаровна вдруг растерялась и, хотя внук совал ей в руку жезл, не сумела принять поезд.
      — Эх, бабушка, что же ты наделала, — с досадой сказал он.
      Он опять пустил паровоз и сказал:
      — Ну, хорошо, я буду начальник станции, а ты кочегар.
      Но и в этой должности Анну Захаровну постигла неудача: она сделала что-то не так. Андрюша с удивлением на нее посмотрел и тихо сказал:
      — Пойдем, бабушка, пить чай.
      За чаем он все время говорил о поездах, платформах, прессах и тормозах. Анна Захаровна молча слушала и только кивала головой.
      Вечером, когда Андрюша заснул, она подошла к нему и долго вглядывалась в его лицо. Вот его губы дрогнули, зашевелились, и она ясно услышала, как мальчик сказал:
      — Прибывает на первую платформу. Поезд отправляется Москва — Варшава.
      Он вздохнул и повернулся к стенке.
     
      II
      На другой день Анна Захаровна попробовала рассказать, как прежде, Андрюше сказку, но он едва ее слушал, и как только она замолчала, вскочил и, схватив ярко-желтый грузоподъемный кран, поставил его на стол. Потом он притащил кусок резинки и что-то долго мастерил. Когда все было готово, он прицепил к хоботу мешочек с песком и, нагнув голову набок, затаив дыхание, следил за хоботом. Мешочек коснулся стола, отцепился от крючка, и хобот рванулся назад. Андрюша захлопал в ладоши.
      — Это я сам придумал! — гордо говорил он. — Видишь, завязал наверху резинкой, она растянулась, а когда мешочек отцепился, потянула хобот обратно. Вот смотри, что я еще придумал.
      Он показывал бабушке какие-то цепочки, поршни, самосвалы и сделанный им из досочек мост. Под мостом двигались машины, а поверху бежал паровоз с зелеными вагончиками.
      — Бабушка, бабушка, да тормози же, — вдруг отчаянно закричал он. Анна Захаровна засуетилась, растопырив юбку, как делала, загоняя цыплят. Но поезд промчался мимо и с грохотом свалился с моста, перекинутого через стулья, на пол.
      Два вагончика отскочили, а паровоз помялся.
      —...Разбили состав, — со слезами пробормотал Андрюша и ушел из комнаты.
     
      III
      Утром Анна Захаровна спросила мужа:
      — Степан, а как это надо тормозить поезд?
      — Чего? — переспросил Степан Андреевич, очень удивленный. — Тебе во сне, верно, мать, приснилось, что ты машинистом стала?
      И, засмеявшись, он пошел умываться, ничего не объяснив.
      Целый день Андрюша чинил паровоз, крутил головой, а паровоз портился все больше. Бабушка несколько раз подходила, чувствуя себя виноватой. И хотя она ничего не говорила, Андрюша вдруг грустно сказал:
      — Нет, бабушка, ты этого не понимаешь.
      Этой ночью она не могла заснуть.
      «Нет, бабушка, ты этого не понимаешь», — с горечью повторяла она, и ей казалось, что кто-то отнимает у нее внука.
      На следующее утро Степан Андреевич проснулся не от обычных слов жены: «Степан Андреич, вставать пора!», а от каких-то странных звуков.
      Он увидел у окна жену, которая за столом что-то чинила. Но это была не рубашка, не носки — она чинила Андрюшин паровоз, и дело у нее, кажется, спорилось. Вот она разложила рельсы, завела завод и пустила паровоз, который весело побежал, но вдруг остановился. Степан Андреевич кашлянул и спросил:
      — Ты, мать, железнодорожным мастером заделалась?
      — А ну-ка, взгляни сам, чего это все-таки не ладится.
      Степан Андреевич, шутливо ворча, что и в доме ремонтный цех устроили, заглянул внутрь паровоза, сходил в кухню за щипцами, что-то пригнул, и паровозик побежал по рельсам. Анна Захаровна отнесла его в Андрюшину комнату.
      Она научилась ремонтировать его автомобили, паровозы и тракторы. В уголке комнаты появился сундучок
      с клещами, гвоздиками, молотками, бутылкой с машинным маслом и разной величины тряпочками. Это у них называлось «депо».
      Бабушку Андрюша назначил начальником депо и каждые два дня премировал. Авторитет бабушки возрастал с каждым днем. Какая бы ни произошла катастрофа, — все могли исправить ее умелые руки.
      — Спи, спи, — часто говорила она, возясь с его игрушками. — Сейчас починю. — И, услышав ровное дыхание внука, тихо выходила из комнаты.
      В спальне игрушка попадала в руки Степана Андреевича, а «начальник депо» превращался в подмастерье. Но это бывало только в исключительных случаях. Сейчас Анна Захаровна и Андрюша увлечены строительством. Из разных материалов (они берутся и из ящика с конструктором, и из коробки кубиков, а когда нехватка, даже из шкатулки Степана Андреевича, где он держит самые необходимые по дому инструменты) возводятся корпуса фабрик, больницы, школы — наподобие той, в которую через полгода пойдет Андрюша.
      А пока что оба — и он и бабушка — ждут не осени, а весны, когда можно будет перебраться во двор, и к их услугам будут и два сарайчика, и канавка, через которую они обязательно построят мост. А большую яму можно будет залить водой, чтобы пустить по ней пароходики — строго по расписанию.
      Анна Захаровна надеется на должность начальника пристани и вполне счастлива, как и внук.
      Это лето Витя гостил в деревне у бабушки. Она совсем седая, и на ее лице много-много морщинок. Но глаза у бабушки молодые. Голубые, добрые, как у папы.
      По папе и маме Витя еще не соскучился — очень уж хорошо ему живется у бабушки. Только одно не нравится Вите. По вечерам, когда он уже лежит в постели, бабушка становится в углу на колени и начинает кланяться — вниз — вверх, вниз — вверх. Кланяется и кланяется. А рядом никого нет. Только картина в углу висит.
      Может, бабушка зарядку делает?
      Но лицо у нее грустное, чужое, и Вите кажется, что она сейчас где-то далеко и о нем забыла. Ему становится так грустно, что хочется заплакать,
      — Бабушка, чего ты кланяешься?
      Она оборачивается и тихо говорит:
      — Я молюсь богу, миленький.
      — А кто он, бог? — спрашивает мальчик. — Г де он? Что это — «молюсь»?
      Бабушка начинает рассказывать ему о боге, которого надо любить, слушаться и бояться...
      — Почему бояться? — перебивает Витя. — Папа никого не боится. Я тоже не боюсь. И ты не бойся... А где он живет, бог? Что делает?
      Бабушка только машет рукой:
      — Несмышленыш ты, а уж все знать хочешь, Весь в отца. Спи лучше.
      По воскресеньям бабушка, надев темное платье, надолго уходит в другое село, в церковь, и наказывает внуку:
      — Не рви ягод в саду. Еще объешься и заболеешь. Если ты меня не послушаешься, Витюша, бог тебя накажет. Он все видит. От него не скроешься.
      — Плохой бог у бабушки, — размышляет Витя. — Подсматривает, наказывает. Скрывается. Сам, наверно, всех боится... А я никого не боюсь. Сейчас нарву ягод и съем,
      Витя осторожно срывает крупную, спелую вишню и ждет. Что-то будет? Ему страшновато, но он кладет вишню в рот и съедает ее. И опять ждет.
      Но ничего не происходит.
      — Наверно, бог не заметил, — думает мальчик. — Может, за вторую накажет?
      Но и после второй, третьей, четвертой ягоды с ним ничего не случается.
      Тогда он набивает полный рот смородины, а потом перебегает к обсыпанному янтарными ягодами кусту крыжовника. Мальчик срывает и ест сладкие сочные ягоды. Наевшись вволю, он кричит вверх — туда, куда смотрит бабушка, говоря о боге:
      — Ну чего же ты не наказываешь? Наказывай!
      Наказывай!
      Но бог не наказывает его.
      Теперь по воскресеньям Витя нарочно
      срывает ягоды. Он ест их даже когда ему не хочется, только чтобы доказать богу, что совсем его не боится.
      — Чего же ты не наказываешь? — спрашивает каждый раз Витя. И, запрокинув голову, опять кричит:
      — Давай, давай, наказывай!
      Но ответа нет.
      Тогда мальчиком овладевает сомнение:
      «А может, бога и нет? Выдумала его бабушка».
      Теперь, когда бабушка кланяется в углу, Витя уговаривает ее:
      — Бабуленька, не надо качаться, я тебе все расскажу...
      Вите очень хочется рассказать, как он воюет с богом, как ест сколько хочет ягод, а бог ни гу-гу; но он боится, что бабушка очень рассердится.
      Но однажды забежала в их сад соседская рябенькая курица. Она забавно переваливалась с боку на бок и деловито разгребала землю, ища червяков.
      Витя рассмеялся и крикнул:
      — Бабушка, смотри, какая хорошенькая курочка!
      Но бабушка быстро огляделась, не видят ли соседи,
      хлестанула курицу хворостиной и давай ее гнать.
      — Зачем бьешь курочку! — закричал Витя. — Ты посмотрела, что соседи не видят. А бог-то видит. Чего же ты ее ударила?
      И вдруг, весь покраснев, выпалил:
      — Ничего он не видит, твой бог. Я каждое воскресенье целый день ем ягоды. Уж не хочу, а на зло ему ем. А он ничего не видит и не наказывает. Даже ни разу у меня живот не заболел. — И, совсем распалясь, мальчик закричал:
      — Нет его вовсе! Нет. Уж теперь я знаю. Выдумала ты. Где ему там сидеть? Уж сколько людей в небо летали. Они бы его увидели. Обязательно рассказали бы всем. Нет его там. Нигде нет. Не бойся! Не бойся!
      И он стал обнимать бабушку, изо всех сил прижимать ее к себе. Она удивленно ахнула:
      — Крошка родной, ты что, бабушку пожалел? Никак, защищаешь? — И, внимательно вглядевшись в его взволнованное лицо, тихонько спросила:
      — Ты, Витенька, до всего этого сам додумался?
      Гладя внука по голове, старуха добавила:
      — Не бойся никого, внучек, живи своим умом.
      Глаза у бабушки стали синие, синие, и Витя почувствовал, что никого сейчас между ними нет, и что оба они очень любят друг друга, и обоим им хорошо.
     
      СТРОИТЕЛИ
      Сереже семь лет, но он уже твердо решил, что будет инженером. Он хочет строить мосты, как дядя Миша.
      Он уже собирает их из деталей конструктора в том углу комнаты, который домашние называют «Сережин стройучасток»Г
      Сейчас по сооруженному им мосту должен пройти первый состав зеленых и красных вагончиков, прицеплен-ных к паровозу. Сережа волнуется.
      Если испытание пройдет благополучно, после обеда он позовет на «стройучасток» бабушку, маму и уж, конечно, дядю Мишу — главного инженера настоящего строительства. Завтра у дяди Миши тоже ответственный день — открытие движения по новому мосту, постройкой которого он руководил. Бабушка с мамой поедут
      смотреть, как пройдет по нему первый поезд. Они обещали взять с собой Сережу. А сегодня...
      Дрожащими руками мальчик подымает с пола приготовленный состав, подходит вплотную к мосту. Но в этот момент раздается телефонный звонок. Сережа с вагонами в руках в нерешительности замирает на месте. Телефон звонит пронзительно, бесконечно. «Бабушка, наверно, пошла за хлебом», — соображает мальчик, но не торопится подойти к трубке. Телефон упрямо звонит. Наконец Сережа не выдерживает и, не выпуская из рук вагончиков, идет к телефону и сердито говорит:
      — Слушаю!
      Простуженный, хриплый голос откуда-то издалека спрашивает дядю Мишу.
      — Нет его дома, — почему-то басом отвечает Сережа. — Никого нет. Я один. А чего вы хотите? Чтобы срочно ехал на участок? Скажу! — кричит мальчик. — И добавляет: — Скажу, чтобы не обедал и сразу ехал обратно. А что у вас там случилось? Крепление... контр... контррельсов? Не слышу, что? — надрывается Сережа. — Какой недостаток? Алло, алло!.. Ну вот кричал, кричал и вдруг куда-то делся.
      Мальчик озабоченно морщит лоб и возвращается на свой участок. Только бы ему опять не помешали.
      Испытание его моста проходит блестяще. Зеленые и красные вагончики благополучно катятся по металлической поверхности. Ни один не провалился! Но обязательно надо повторить испытание. Сережа опять отправляет
      разноцветный состав, и тот благополучно движется по мосту. Теперь мальчик успокаивается: мост построен правильно.
      Он слышит стук входной двери, шум голосов, смех дяди Миши, но не в силах оторваться, вновь и вновь отправляет состав. И вдруг Сережа холодеет. Ведь он должен был передать... На мосту у дяди Миши что-то неблагополучно... Сережа врывается в столовую и бросается к дяде.
      — Не ешь, не ешь, — кричит он. — Иди на участок, на мост. Что-то случилось с рельсами. По телефону звонили...
      — Кто звонил по телефону?
      — Хриплый какой-то. Сказал: бригадир. Я плохо слышал. Пусть, говорит, срочно возвращается на участок. И все о рельсах кричал, о каких-то контрах.
      Дядя бросился к телефону, но не дозвонился. Он сердито крякнул и через минуту его уже не было дома.
      Сережа поплелся в свою комнату. В углу четко вырисовывался металлический красавец мост. Рядом с ним блестели свежей краской яркие вагончики. Но ни мост, ни вагончики не доставляли ему прежней радости.
      На душе было тревожно. Он представлял себе движущийся по мосту дяди Миши поезд, потом страшный треск, скрежет колес...
      Успеют ли, что нужно, исправить к завтрашнему открытию? Что у них там случилось? А вот у него, Сережи, все обошлось отлично.
      Он любовно взглянул на свой легкий, красивый мост и не мог удержаться, чтобы вновь не отправить состав. Потом он запустил над ним планер. Планер взлетел, перекувырнулся, быстро пошел на снижение, накрыл паровоз и шлепнулся на пол. Авария!
      Сережа испуганно оглянулся, не видела ли этого позора бабушка.
      — Какое счастье, что планер бумажный, — подумал он и, чтобы успокоиться, снял с полки заводного мишку. Мишка стал рьяно бить в бубен, понеслись дребезжащие, хриплые звуки, но они только расстроили Сережу. «Лучше буду рисовать теплоходы», — решил он и побежал за цветными карандашами. Он изрисовал и исчиркал целый альбом, когда вошла бабушка.
      — Тебя к телефону, Сережа, — сказала она, улыбаясь.
      Из трубки несся веселый голос дяди Миши:
      — Сергей, ты? Докладываю: срочно приняты все меры. На участке благополучно. Так что не беспокойся. А за передачу телефонограммы от всего коллектива тебе благодарность. Я скоро вернусь домой. Не начинай без меня испытания своего моста.
      Сережа облегченно вздохнул, победоносно посмотрел на бабушку и решительным шагом отправился сделать последние приготовления перед окончательным испытанием.

|||||||||||||||||||||||||||||||||
Распознавание текста книги с изображений (OCR) — творческая студия БК-МТГК.