DjVu

      ПРЕДИСЛОВИЕ.
     
      Если чишашель подумал, что целью настоящей книги является намерение научить желающих переплётному мастерству, то он несомненно ошибся, ибо целью ее является лишь желание ознакомить в кратких словах широкие круги общества с историей книжного переплета, а равно дать понятие о современной технике его изготовления и тех материалах, komopbie наиболее часто употребляются в переплётном деле.
      Сведения по истории переплета мною почерпнуты из различных иностранных источников; что же касается техники, то в этом случае я использовал мои практические наблюдения, которые мне удалось приобрести за долголетнюю практическую деятельность на поприще графической промышленности. Касаясь техники, я только указываю порядок изготовления, принятьш современными переплётными мастерскими, и почти совершенно не касаюсь деталей тех или иных технических приемов, так как полагаю, что для этой цели необходимо воспользоваться специальными руководствами по переплётному делу.
      Насколько мне удалось вьтолнить намеченную мною задачу — nycmb судит читатель, я же с своей сшороны дал лишь то, что находил необходимым, чтобы читатель мог составить себе представление как о возникновении кнюкного переплета, так и его современном изготовлении.
      Б заключение считаю своею обязанностью принести глубокую, искреннюю благодарность Заведывающему Петербургским Отделением Государственного Издательства Илье Ионовичу Ионову, благодаря любезности которого и его необычайной любви к книге, настоящее издание вышло в столь роскошном виде, а также Ивану Дмитриевичу Галактионову, давшему мне некоторые справки по истории книжного переплета.
      В. Анисимов.
      Петербург, Январь 1921 г.
     
      ВВЕДЕНИЕ.
     
      ohann Gutenberg’s Ausgaben erschienen stets in Einbanden». Такое указание встречается в некоторых немецких исследованиях по истории печатного искусства. Но если «Иоганн Гутенберг вьтускал все свои издания в переплетах» еще в пятнадцатом столетии, как утверждает выше приведенная фраза, то не так обстояло дело с переплётом у нас в России и у Достоевского в «Бесах» имеется яркое подтверждение этому, вьфаженное в следующем разговоре Marie с Шатовьт:
      «Слушайте, я намерена здесь открыть переплётную, на разумньх началах ассоциации. Так как вы здесь живете, то как nbi думаете: удастся или нет?
      — Эх, Marie, у нас и книг-mo не читают, да и негп их совсем. Да и станет он книгу переплетать.
      — Кто он?
      Здешний читашель и здешний жшпель вообще, Marie.
      — Ну так и говорите яснее, а то: он, а кто он — неизвестно. Грамматики не знаете.
      — Это в духе языка, Marie, — пробормотал Патов.
      — Ах, полноте с вашим духом, надоели. Почему здешний житель или читатель не станет переплетать?
      — Потому что читать книгу и ее переплетать это целых два периода развития, и огромных. Сначала он помаленьку читать приучается, веками, разумеется, но треплет книгу и валяет ее, считая за несерьезную вещь. переплёт-же означает уже и уважение к книге, означает, что он не только читать полюбил, но и за дело признал. До этого периода еще вся Россия не дожила. Европа давно переплетает».
      Так наш популярней писатель характеризовал русского читателя.
      Много лет прошло с тех пор, как были сказаны эти правдивые слова, и хотя отношение читателей к книге и изменилось, но все-таки оно далеко от того уважения к ней, какое существует у наших западных соседей, и что подтвердилось не так давно сделанной по этому вопросу книгоиздательством М. О. Вольф анкетой. Русский неинтеллигентный читатель до сих пор еще не уяснил себе, что книга — «это дар, завещанный автором человеческому роду», что книга — это «хранилище того, что более всего приносит чести и сознания человеку» — и поэтому заграницей стараются придать книгам наиболее изящную внешность и прочную оболочку. Там держится веками установившаяся любовь к книге, как к
      Новейший русский переплёт Евангелия из золота с эмплью и камнями, в византийском стиле, по рисунку Горностаевой
      другу, как к чему-то близкому, дорогому, без чего человеку трудно жить. И это отношение к книге ярко проявлено в одном из стихотворений английского поэта, драматурга и адвоката Брайана Баллера Проктера, писавшего под псевдонимом Барри Корнуэлля: «Вокруг моей комнаты стоят безмолвньге слуги в ожидании моего прихода. Это мои верные друзья, непокидающие меня ни в какое время года, ангелы и серафимья, нашептывающие мне тихие сладостные речи, духи небесные, посещающие меня в часы дня и ночи».
      Но любовь всегда неразлучна с обожанием, стремлением наряжать любимое существо и бе-режно относиться к нему, а потому любовь к книге, этому воплощению дорогих минут жизни, точно также требует бережного к ней отношения. Эта любовь к книге, это желание облечь ее в красивьш, прочньш наряд — изящньш, крепкий переплёт, чтобы на многие века сохранить ее для человеческого рода — верньт показатель культурности народа. И поэтому вполне справедлива мысль, вьфаженная одним французским писателем, что «на переплетах книг можно изучать историю культуры».
      Складень в русском стиле (нашего времени) по рисунку Керби
      Краткая история развития книжного переплета.
      переплётное дело гораздо древнее книгопеча-тания и прощотипом книжного переплета следует признать «диптих», то-есть деревянные, костяные или металлические продолговатые дощечки, соединенные между собою шнуром, тесьмой или шарниром и сложенные вместе. Помимо «диптиха» таким же прототипом считается и «триптих» — алтарные картины, состоящие из трех частей, в котором две боковые створки, вращаясь на петлях, закрывают среднюю картину. Наружные стороны «диптихов» имели гладкую поверхность или же украшались резьбою, а внутренние стороны, представляя гладкое поле, обведенное по краям выпуклостью, покрывались слоем воска, на котором можно было писать, или, вернее, царапать буквы, посредством стальной заостренной палочки, носившей название «стиля» или «стилета».
      Диптихи у древних римлян и греков заменяли наши записные книжки. Иногда такие дощечки, чтобы удобнее было держать в руке при письме, на одном из узких краев снабжались маленькими рукоятками. Термин «диптих» появился только во времена Константина ьеликого, а до этого времени
      такие записные дощечки римляне назьтали tabulae, pugillares, codices и codicille, а греки — гсьяхе? Ш-м. В тех случаях, когда записная книжка заключала в себе, кроме двух внешних створок, еще одну, две или более внутренних дощечек, ее называли триптихом, тетраптихом и так далее, в зависимости от количества дощечек.
      Особую категорию составляли «консульские диптихи», отличавшиеся от обыкновенных диптихов более значительными размерами и доходившие до \U фута в вышину, они делались всегда из слоновой кости. Такие диптихи представляли собою дорогие художественньге произведения, ко-mopbie новоизбранный консул обыкновенно дарил сенаторам, префектам провинций и другим важ-ным лицам, подавшим за него при выборах свой голос. Внешние стороны консульских диптихов одинаково украшались надписями, эмблемами и художественно исполненными изображениями самого консула, восседающего на курульском кресле, то-есть официальном седалище римских высших магистров, консулов, преторов, эдилов, диктаторов и начальников конницы. Консул изображался в роскошном одеянии и держащим в одной руке скипетр, с бюстом императора на верхнем конце, а в другой — цирковую маппу, то-есть сверток ткани, которою консул давал сигнал для начала игр. Под фигурою консула, снабженною обозначением его имени, нередко изображались представления в цирке, бой гладиаторов и тому подобные зрелища.
     
      На внутренних поверхностях створок помещался список консулов, начиная с Люция Юния Брута и кончая тем, по чьему заказу изготовлен диптих. Консульские диптихи вошли в употребление на Западе и Востоке, повидимому, не ранее третьего века по P. X. и самый древний из них относится к 246 году, а самый поздний — к 541 году.
      До настоящего времени сохранились диптихи 21 консула, в 30 экземплярах, из komopbix пять, из коллекции Базилевского, находятся в Эрмитаже — в отделении средних веков и эпохи Бозрождения.
      Бо времена, когда христиане в Римской империи восторжествовали над язычниками, они приспособили диптихи к новому употреблению; при чем одни из них стали служить переплётными досками для евангелий и других священных книг; для этого их обделывали в богатые золотые оклады, укра-шенные драгоценными камнями и эмалью. Нужно сказать, что большинство древнейших диптихов дошло до нас, только благодаря их употреблению в христианской церкви. Другие экземпляры заняли место в алтарях, в виде украшений, и вместе с тем получили значение таблиц, по которым священнодействующее лицо читало бо-гослужебные молитвы, молилось о здравии живых и упокоении умерших.
      Б конце четвертого века появились диптихи, специально изготовленные для церковных целей, с изображением уже не мирских сюжетов, а евангельских и ветхозаветных событий, ликов Иисуса Христа, Богоматери, апостолов и т. п.,
      и так как в поминальные списки в гпе времена вносились имена всех лиц, выказавших усердие и преданность религии, как, например, царей, патриархов, епископов, мучеников, исповедников, благотворителей и прочих, то такие синодики с течением времени становились все более и более длинньти и не могли уместиться на одном диптихе. Поэтому появились диптихи трех родов:
      1) епископские или «diptycha episcoporum », komopbie служили для поминовения местных архиереев;
      2) диптихи живых или «diptycha vivorum», в komopbie вписьтались имена царствующих государей, духов-ных сановников, жертвователей и всех достой-ных приверженцев церкви, и 3) диптихи усопших — «diptycha mortuorum», — предназначенные для записи скончавшихся поборников религии и вообще благочестивых людей.
      Запись чьего-либо имени в диптихе считалась для этого лица большим почетом, и если кто-нибудь получал отказ в записи или вычеркивался из диптиха, это считалось позором и было равно-значущим отлучению от церкви.
      5 средние века употребление диптихов в церквах сделалось всеобщим, и они появились даже у частных лиц, но характер и значение их постепенно изменялись. Священные изображения стали помещаться только на внутренних сторонах створок, а наружные оставались гладкими, и диптихи представляли собою уже не записные таблички или переплётные оклады, а образа-складни, перед которыми благочестивые люди
      молились в своих домах, а путешественники, крестоносцы, пилигримы и странники брали их с собою в дорогу, как предмет религиозного поклонения. Такие иконы-складни особенно размножаются, начиная с девятого века в связи с эпохой иконоборства, и ecmb основание предполагать, что именно гонение на священные изображения много способствовало распространению таких небольших, удобноскрываемых образов, сохранившихся до наших дней.
      Помимо диптихов из слоновой кости, в большом ходу были триптихи, то-ecть трехсгпвор-чагпые складни, о которых упоминалось выше, изготовленные как из слоновой кости, так и резаные из дерева и представлявшие собою склад-ные образа. Такие же образа отливались иногда из меди и благородных металлов и украшались эмалью. В четырнадцатом столетии, когда слоновая кость стала считаться редкостью и поднялась в цене, получили большое распространение складни деревянные, которые иногда доходили до значительных размеров и порой служили иапре-стольными иконами в храмах и капеллах, но, тем не менее, костяные и металлические диптихи не составляли редкости, и ими пользовались вплоть до шестнадцатого столетия и даже позже.
      И вот, следовательно, из таких-то форм диптиха впоследствии выработался тот вид книжного переплета, которьш мы видим menepb. В первые века христианства, богослужебные книги, писанные на пергаменте, часто вдельтали в старинные,
      богато украшенные диптихоны; так образовался тип так-называемого монастырского переплета, напоминавший современные нам оклады церковных евангелий. Крышки переплета делались из дерева, края скашивались, а поверхность украшалась резьбою, покрывалась бархатом или кожею и обивалась украшениями из слоновой кости, драгоценных металлов и камней. Украшение переплётов было делом ювелира и обходилось очень дорого. Таков, например, один из самых древних переплётов — евангелие святого Кутберта, писанного в восьмом веке и хранящегося в Британском музее.
      Для домашнего обихода переплёты обтягивались кожею и снабжались металлическими науголь-никами и застежками; часто кожу брали такую большую, что всю книгу можно было завернуть в выступающие ее части и завязать узлом, чтобы вешать себе на пояс, для дороги. Одна из немногих таких книг, так-называемых книг-кошелей, хранится в Дюссельдорфском музее. Ко времени изобретения книгопечатания, в Германии уже выработался кожаньш переплёт, тисненньш без позолоты. Обыкновенно крьшки его делались из дерева, по краям на коже вытиснялась рамка, составленная из повторений отпечатков ручных штемпелей, а средина украшалась ручной резьбой по коже. Кстати сказать, что это искусство снова возродилось в наше время, как одно из любительских рукоделий. Контуры главных фигур надрезают на дубленой бычьей коже и, смочив ее, осаживают весь фон ударами молотка по
      пунсону, снабженному маленьким полушарообразном углублением. Иногда фигуры делают еще более выпуклыми, вытягивая их в смоченном виде давлением с изнанки. Б шестнадцатом столетии эту работу упростили введением готовых роликов и штемпелей для бортов и узоров, в господствовавшем тогда готическом стиле. Но это техническое усовершенствование повело к упадку художественной стороны дела: имеющиеся штемпеля стали пригонять к данному формату без всякого вкуса, но для большей kpacombi ввели позолоту и даже раскрашивание узоров красками.
      Б монастырях Афонской ropbi выработался свой стиль переплета, близкий к готическому. Крышки здесь были тоже деревянные, обтянутые кожею, на которой вытиснены роликами и штемпелями узоры без позолоты, большею частью в византийском стиле, хотя некоторые из них напоминают готические бордюры.
      Другой стиль переплета, заимствованный с Востока, от персов и арабов, развился в Италии, благодаря трудам знаменитых типографов Аль-дов Манучи, в Венеции.
      Уважение к корану рано заставило магометан украшать позолотою и тиснением экземпляры этой книги, а характер персидских и арабских узоров оказался очень удрбным для воспроизведения на коже переплётов, помощью штемпелей, роликов и филет. Б восточных переплетах крышки уже из картона, сплошь обтянутые кожею, об-резаны вровень с листами, но одна из крышек
      непременно снабжается накось срезанным клапаном, загибающимся на другую сторону, как в конверте. Внутренняя сторона крьшек отделывается еще тщательнее наружной: здесь обыкновенно применяется так-называемая кожаная мозаика; для некоторых узоров подклеивается фон из тонкой кожи другого цвета, и края тща-тельно прикрываются золотою чертою.
      Переняв приемы работы и общий характер переплета, итальянцы скоро выработали собственный стиль, последовательные типы которого известны под именами владельцев сохранившихся книг, имена же мастеров, работавших для них, остались неизвестными. В первой половине шестнадцатого столетия очень богато укра-шенные переплёты были снабжены надписями: «ТНО. M.ajoli et amicorum»; но кто был этот Майоли — неизвестно.
      У древних греков и римлян обычною формою книг был так-называемьш «volumen» — свиток, и книгохранилища того времени очевидно имели некоторое сходство со складом бумажных обоев. Как известно, в те времена писали ija пергаменте или папирусе, и-листы, составлявшие один volumen, прикрепляли к палке, крепко свертывали и клали один на другой. Свитки эти складывались в ящики из кедрового „ дерева или какого-либо ценного материала и нередко снабжались бога-тыми украшениями. Роль переплётчика, таким образом, в то время исполнял футлярщик, который, кроме украшений на футлярах и концах
      Коричмевьж опойковый переплёт из собрания Майоли
      палок, заботился и об обрезе краев volumen’oB, причем оба конца туго свернутых листов тщательно сглаживались пемзой и окрашивались в какой-нибудь яркий цвет, преимущественно в красный.
      Но так как бумага из папируса была очень ломка и легко протекала, благодаря чему писать на ней можно было только с одной стороны, и с трудом подавалась сшиванию, то это обстоятельство, очевидно, и послужило причиною, что свитки сохранились очень долго, вплоть до падения Римской империи. Тем не менее в период расцвета книжного рьшка можно было видеть много маленьких книг в форме сфальцованных листов или тонких брошюр, а египтяне уже с древних времен скрепляли исписанные листы папируса шнурками, образовывая таким образом книги.
      В после-римские времена, под натиском переселения народов, произошел страшньш упадок работ письма и книг. Искусство письма сделалось почти монополией монахов в монастырях, и те же монастыри стали одновременно и хранилищами, в komopbix собирались и сохранялись останки древней литературы. Монастыри сначала работали для церковных целей и занимались преимущественно изготовлением евангелий, молитвенников и псалтырей на пергаменте, но с течением времени все это изменилось, и списывание книг стало все более и более распространяться и вне их, как источник хорошего заработка.
      В одиннадцатом веке в книжно-рукописном деле произошло обстоятельство, в значительной мере
      способствовавшее удешевлению очень дорогих рукописных книг, заключавшееся в том, что папирусная бумага, употреблявшаяся в книжно- рукописном деле, была заменена более прочным материалом — бумагою из ваты, которая сначала выво-зилась из Азии, а затем стала вырабатьтаться и в Европе. Фабрикация этого вновь появившегося материала для письма — бумага из ваты — была известна китайцам до P. X., и выделку ее в Европе предприняли впервые арабы в Испании. На востоке же эта бумага была единственным писчим материалом, и все дошедшие до нас произведения восточной литературы писаны на таком материале. 5 то время, когда в Европе еще писали на пергаменте, на Востоке уже исполнялась на бумаге замечательная живопись миниатюрой, поражавшая совершенством своей работы.
      С введением бумаги, вошло в употребление обрезывание грубых краев и округление корешка, благодаря чему внешняя форма книги стала более красивой.
      Вскоре научились изготовлять еще более проч-ньш материал — путем применения при выделке бумаги льняных тряпок.
      Монахи стали писать свои произведения частью на пергаменте, частью на крепкой бумаге, и их деятельность, постепенно, вместе с увеличившеюся потребностью в книгах настолько воз-расла, что приняла во многих местах характер как 6ы фабричного производства. Когда религиозные конгрегации задались целью увеличить
      количество копий с древних рукописей, сохранившихся после нескольких веков настоящего варварства и невежества, они при каждом монастыре стали устраивать так-называемые «scriptoria», в komopbix занимались копиисты и переплётчики. Монахи-переплётчики пользовались не меньшим уважением, чем и монахи-копиисты, и между первыми, в особенности, славился и почитался брат Герман, опытный переплётчик, прибывший в Англию вместе с победителями-норманнами; впоследствии он был епископом салисбюрийским.
      Когда копирование и переплетание книг стало очень выгодным делом, в нем приняли участие и частные лица, граждане, и таким образом во многих городах, например, Нюрнберге, появились еще до изобретения книгопечатания, переплёт-ные мастера.
      Между тем как с появлением книгопечатания, все копировочное книжное дело сразу рушилось, — переплётчики в своих же интересах должны были и могли только радоваться этой великой реформе и желать дальнейшего процветания книгопечатного искусства.
      Пока монахи были единственными копировщиками книг, они в то же время были и переплётчиками. Обыкновенно сшитую книгу снабжали обложкой из пергамента таким образом, чтобы обе крышки заходили друг за друга. Задняя крышка книги, как уже выше сказано, иногда была значительно длиннее и заканчивалась концом, в виде треугольника на манер конвертного клапана, к
      которому пришивались ленточки или ремешки, чтобы такую книгу можно было обвязать. Но так как основною целью переплета как в настоящее время, так и тогда, было предохранение книги от изнашивания и пыли, то средневековые переплётчики изобрели для переплётов нечто вроде предохранительной покрышки, и книги в переплетах, снабженных такими покрьинками, дошли до нас в изрядном количестве. Такие тома снабжалиськожаными корешками, к которым предварительно прикреплялись крьшки; внешний же кожаньш покров выступал по всем направлениям настолько, что совершенно покрьталкраякнижных листов, предохраняя их от изнашивания и порчи, а для большей прочности крепко пришивался к корешкам.
      Что же касается книг-кошелей, о которых также упоминалось, то в этом оригинальном переплёте особенно ярко сказалась чувствовавшаяся в те времена любовь к книге, — ее носили с собой, не разлучаясь с нею, как с дорогою вещью.
      Таких «книжных кошелей» не мало можно видеть в изображениях на картинах, миниатюрах, гравюрах на дереве; но подлинных до сих пор известно только пять, из которых самым красивым считается один, находящийся в Нюрнберге. Остальные хранятся в Мюнхене, Нюрнберге, Франкфурте-на-Майне и Дюссельдорфе.
      С течением времени верхнюю кожу стали постепенно сокращать и гладко прикреплять к краям. Затем для книжных переплётов вошли
      в употребление тонкие деревянные дощечки, преимущественно дубовые, вследствие чего срорма книги приблизилась к современной.
      Наряду с этими тяжелыми и довольно грубо-ватыми фолиантами, средневековые монахи изготовляли, как известно, и ценные, роскошные книги, доходившие до высокой степени совершенства. Книги эти, из kornopbix некоторые, как драгоценная редкость, дошли до нас, разукрашены живописью-миниаппорой, арабесками, цветными и золоченымибуквами; наибольшее искусство проявлялось обыкновенно в разукрашивании заглавного листа. Такое роскошно украшенное внутри произведение должно было имегпь, разумеется, и соответствующую внешность, и крышки переплета стали снабжаться исполненною, нередко с замечательным вкусом, резьбою, живописью, украшениями из благородных и просгпых металлов и т. под., и нередко украшаться драгоценными камнями.
      Такими роскошными переплетами снабжались, главным образом, церковные книги, но так как громадные переплёты богослужебных книг, было трудно и очень дорого покрывать целиком такими украшениями то резьбу помещали только в средине крышки и окружали ее более или менее ценной рамкой из серебряных и золотых пластинок тонкой филигранной работы, горного хрусталя и драгоценных камней. Для обрамления употреблялись и пластинки из слоновой кости с резьбой. Отдельные части этих чудиых резных пластинок
      прикреплялись гвоздиками прямо к дереву kpbi-шек, — большею часшью буковому, — а горный хру-сшаль и драгоценные камни помещались преимущественно в углах.
      С двенадцатого века эта чрезмерная роскошь церковных переплётов начинает мало-по-малу отпадать, что было отчасти в связи с тем обстоятельством, что средневековая культура понемногу теряет свой церковньш характер и все более воспринимает светский дух и чисто мирской образ мыслей. Первым в этом отношении был придворньш круг и дворянство, которому так же, как и миннезингерам — средневековым немецким лирическим поэтам, слагавшим сентиментальные песни и исполнявшим их под аккомпанимент струн-ных инструментов, — открылся новьш умственный мир; впоследствии за ними последовало окрепшее в расцветших городах бюргерство, давшее всей вместе взятой духовной жизни народа новьш, высший подъем. Книги начали распространяться под руками искусных переписчиков по мере того, насколько стало увеличиваться число учащихся чтению и письму, у которых, разумеется, совре-менем вырабатываются известные литературные потребности. Но, однако, переплёты богослужеб-ных книг, в известной мере, все-таки сохраняют свой старинный ценньш убор, — и только постепенно исчезает срединная вставка из слоновой кости и заменяется чеканною пластинкою, а драгоценные камни употребляются уже меньших размеров.
      Изящные и дорогие украшения имели также переплёты первых печатных книг, komopbie сами по себе уже были замечательными изданиями и в виду этого требовали подобающей внешней оболочки. Нельзя не упомянуть, что замечавшееся тогда совершенство в изготовлении роскошных переплётов не было исключительным, лишенным связи с состоянием остальных производств. Оно базировалось на высоком развитии, которого достигли вообще все художественные ремесла в средние века. Тогдашние золотых дел мастера, резчики штемпелей и печатей, граверы и так далее, могли оказывать содействие переплётчикам в их работах подобно тому, как это наблюдается и в наше время. Собственно говоря, история внешнего украшения книги, то-есть переплета, находится в тесной связи с историей золотых дел мастерства и граверного искусства, которое сначала было также в руках золотых дел мастеров.
      Необычайньш подъем, наступивший в пятнадцатом и шестнадцатом веках во всей культурной жизни итальянского народа, который обыкновенно называют ренессансом, привел образовательные искусства к блестящему развитию, на вершине которого находились такие бессмертные художники, как Рафаэль и Микель-Анжело.
      Технические искусства, разумеется, не могли остаться не затронутыми духом ренессанса, который создал свободный полет фантазии, и ожи-вил дремавшие силы искусства, а в самом народе
      пробудил и развил любовь к изящным формам и вообще ко всему прекрасному. Всюду, где только резное, граверное и другие подражательные искусства могли примкнуть к античным образцам, они сгпарались заимствовать у последних классические формьц переиначивая их на новый лад, соответственно требованиям современного вкуса.
      Для книжного переплета или, вернее, для кожа-ной крьники книги, само собою, не было античных образцов, а «следовательно и никакого ренессанса в обыкновенном смысле слова. Но, тем не менее, потребность в оживлении украшений внешней оболочки книги была несомненна. Мало заманчивая для глаза техника тиснения без красок не удовлетворяла итальянцев, и они заимствовали образцы с Востока, komopbm в области плоскостной де-корировки был во многих отношениях учителем Запада. Слово «арабески», обозначающее известные формы украшений, в которых переплетающиеся и перекрещивающиеся линии образуют с виду неправильные, а в действительности осно-ванные на твердых геометрических законах фи-rypbi, указывает происхождение этой своеобразной системы плоскостных узоров, которая прежде всего выделилась в ткацком деле, и уже с ткаиых изделий перешла на другие материалы, в том числе на кожу и кожаные переплёты книг.
      Заслуга насаждения на европейской почве золоченого кожаНого переплета с папочными kpbmi-ками, в своей основе принадлежит знаменитому печатнику и издателю Альду Мануцию, в Венеции, жившему с 1449 по 1515 год, а также его сыновьям и преемникам. С его именем связан подъем книгопечатного искусства в Италии, и его шрифты распространены были далеко за пределами Италии. «Альдииы», то-есть книги, вьшедшие из его печатни, ценятся чрезвычайно дорого, а в настоящее время буквально на вес золота.
      переплётное мастерство шло неотступно вслед за развивавшимся книгопечатным искусством. Изготовление книг приняло совершенно иные размеры, и книги перестали быть драгоценностью, а стали предметом торговли и доступными народу. Работа для переплётчиков увеличивалась, и всюду ряды их росли и росли, так что в пятнадцатом веке переплётное дело постепенно стало делом цеховых ремесленников.
      Многие старинные переплётчики известны по имени, но имена других совершенно исчезли. Объясняется это тем, что на некоторых книгах выставлялось имя переплётчиков, на других же — нет; к первому разряду следует отнести книги немецкие, к последнему — книги французского и итальянского происхождения. Так, в летописях переплётного дела сохранились имена: лейпцигского переплётного мастера Христофа 13ирк, умершего в 157S году; Якова Краузе, приглашенного курфюрстом Августом к своему двору; Иёрга Бернгарда из Гёрлица, поступившего на службу к известному знатоку и любителю искусств пфальц-графу Отто Генриху, строителю Гейдельбергского замка. Бернгард был не только переплётчиком,
      но и управляющим, всем, хозяйством пфальцграфа. Пример Краузе и Бернгарда не был исключитель-ным, и из этих нередких приглашений переплётчиков к княжеским дворам, где им наряду с ролью «придворного ремесленника» доверялись и другие почетные должности, следует вывести, что их гражданское положение в пятнадцатом и шестнадцатом столетиях было в известной степени привилегированным. Объясняется это тем, что переплётчиками были в то время люди, принадлежавшие и к церкви, и к высшему кругу. Как было уже упомянуто, переписчик книг, разрисовщик книг и переплётчик в монастырях совмещались обыкновенно в одном и том же лице. С изобретением Гутенберга произошло и в этом некоторое изменение, но переплетание книг еще долго оставалось делом рук монахов и отдельные монашеские ордена, как, например, «Братья для совместной жизни», занимались и печатанием, и переплетанием книг. «Монашеские переплёты» с их металлическими, эмальированными, украшенными драгоценными камнями крышками держались очень долго и не исчезли с концом средних веков; они долго сохраняли свое значение, как один из предметов церковного инвентаря.
      Таким образом последователями монахов-переплётчиков были крупные книгопечатники шестнадцатого столетия, которые одновременно были и издателями, как, например, знаменитый немецкий типографщик и книготорговец, уроженец Нюрнберга, Кобургер, основавший, в названном городе,
      переплёт в стиле ле-Гаскон. XVII века
      переплёт в стиле жофруа-Тори, XVI века
      громадную даже по нашему времени типографию, в которой было 24 печатных пресса и 100 человек наборщиков, не считая корректоров, печатников и проч.; затем Альд в Венеции, Эльзевир в Лейдене, Стефанус в Париже и т. д.; они доставляли свой товар на рьшок переплётенным, и, следовательно, имели все приспособления для переплетания.
      Одновременно с этим переплётное дело шло и независимо от книжной торговли. Подобно книгопечатному искусству, переплётное дело продолжало оставаться почетным, и нередко переплётчики считались покровителями университетов и старались, основьшаясь на этом, избавиться от строгих предписаний цеховых регламентов.
      В те времена преобладали книги самые обыкновенные, от них не требовалось роскоши, а только прочность, и старинные переплётчики переплетали действительно для прочности. Обычные на книгах деревянные доски стали обтягивать пергаментом или свиной кожей, или совершенно гладкой или с большим или с мёньшим числом вытисненных украшений, и снабжали их переплёт-ными крючками, чтобы деревянные доски не так коробились от влияния температуры.
      Роскошные томы отличались такой же солидностью и разнились от простой работы книг только украшениями, в виде золототиснения, металлических, нередко искусно гравированных, окладов, изящно и тонко выработанных засте-жек и т. д.
      JIS.zr_s5z
      Но, шел не менее, переплётное дело также не отстало от успехов времени и не могло не отразить на себе разных изменений вкуса, и около средины шестнадцатого столетия встречались книги в красном сафьяне с вытисненными золотом украшениями, раскрашенными и золочеными обрезами.
      Сафьян, представляющий собою тонкую козлиную кожу, начал выделываться сначала на Востоке, преимущественно в Марокко, в городе Сафи, откуда и происходит его название. Во Франции сафьян известен под названием «maroquin». Употребление же сафьяна в переплётном мастерстве введено королем Венгрии Матвеем Корвином, большим любителем киг, имевшим библиотеку, состоявшую из 50.000 томов.
      Когда форматы книг стали более ручными, и книгопечатники начали чаще издавать вместо тяжелых фолиантов и томов in quarto книги меньшего формата, переплётчики оставили дере-| вянные крьшки и заменили их папкой. Стечением времени крьшки стали обтягивать вместо свиной кожи более мягкой — телячьей. Это нововведение сделанобылов семнадцатом столетии во Франции, и с того времени держится название «Franzband». Вслед за тем вскоре кожей стали покрывать только корешки и углы, а остальную поверхность переплета оклеивать разноцветной бумагой.
      В семнадцатом веке французские переплёты превзошли все существовавшие тогда иноземные ! переплёты всех стран, в особенности славились
      переплёт дрезденской работы XVI столетия
      Красный кожаный переплёт XVII века
      переплёты книг библиотеки Гролье — министра ? при короле Франциске I. История, к сожалению, не сохранила имени этого артиста-переплётчика. Но сохранившиеся до сих пор экземпляры ценятся чрезвычайно дорого. По словам писателей семнадцатого века, в библиотеке де-Ту ценность переплётов достигала огромной по тому времени суммы 20.000 экю, то-есть приблизительно 60.000 нынешних франков.
      Судьбу французского переплета определил в первой половине семнадцатого века известньш \ мастер Ле-Гаскон. Ему принадлежит заслуга : распространения угловых штемпелей для тисне- ния переплётов, и этот мотив украшений в углах нашел себе огромное применение. Но во Франции были более экономны на украшения пере- j плетов, чем в Германии, и подобно Италии, ограничивались украшениями только по углам и в средине.
      Всеобщий упадок художественных ремесл в / восемнадцатом столетии особенно был ощути- ; телен в переплётном деле. Лучшие сорта кожи, как, например, сафьян и телячья кожа, все более и более выходили из употребления и заменялись , овечьей. Б качестве особенно выдающегося явился I в конце восемнадцатого столетия шелковьш переплёт, которьш употреблялся для альманахов и других подобных им книг, предназначавшихся, главным образом, в подарок дамам. Средний, обычньш переплёт имел кожаный корешок с наклеенной бумажной обложкой, и если его хотели разукрасить, то кожу раскрашивали под мрамор или испещряли ее разноцветными точечками, как 6bi брызгами красок и т. д.
      Исторический интерес представляет собою переплёт, относящийся к восемнадцатому столетию, небольшого томика в 8 долю листа, в 103 страницы, продававшегося на аукционе вещей покойного Вильнава. Книжка озаглавлена: «Конституция Французской республики» и напечатана в Дижоне в 1793 году, в типографии П. Косс. Бумага взята веленевая, с золотым обрезом. переплёт ее, с тремя тисненными золотом полосками, похож на переплёт из кожи дикого вепря, но на заглавном листе рукою Вильнава написано, что книга эта переплётена в человечью кожу. Это было в то время, когда ходило много рассказов о брюках, сапогах и туфлях, сшитых из человечьей кожи, и таким образом переплёт из человечьей кожи не был 6ы первой диковинной попыткой. Еще знаменитьш профессор хирургии в Лейпциге, Густав Гюнтер, требовал непременно, чтобы его медицинский трактат был переплётен в человечью кожу, что открылось благодаря процессу, затеянному им с его переплётчиком, которьш, как оказалось, обманул Гюнтера.
      Франция, продолжавшая стоять во главе переплётного искусства, выдвинула ряд имен лучших мастеров, как например: Дезамбль.Паделу, Дером, Базоннес, Бозериан, Дебюиссон и Тувенен, создавших немало оригинальных и изящных мотивов для украшения переплётов.
      Б общем же, однако, можно притти к заключению, что вплоть до второй половины девятнадцатого века в переплётном деле чувствовался упадок. Кормилица переплётного мастерства — книгопечатное искусство — значительно упало с былой высоты; книги печатались неплохой бумаге, плохими шрифтами и безвкусно издавались; и уже поэтому для переплётчика не было ни повода, ни примера к прогрессированию.
      Бо второй половине восемнадцатого столетия пробудилось стремление к науке и искусству; возродившаяся литература и облагородившийся вкус вообще проложили новые пути и в технических производствах, вместе с этим возродилось и переплётное дело. Б nonbimkax omkpbimb что-нибудь новое, необычное, додумались до различных соединений дуг и линий,подчас однако доходивших до полного извращения основных правил архитектоники. Особенно излюбленным фокусом переплётчиков было — на плоскости, соответствующей размеру одной кожицы сафьяна, отпечатать молитву «Отче наш» и именно таким образом, чтобы буквы составлены были из линий, дуг и штемпелей.
      В начале прошлого столетия Германия, не надолго уступившая первенство Франции, вновь стала в переплётном деле наиболее выдающейся страной. Немальш урон престижу Германии нанесло то, что некоторые ее лучшие переплётчики покинули свою родину. Не встречая на родине ни сочувствия к трудам, ни должной оценки своих работ, они, лишний раз убедившись в истине, что «нет пророка в своем отечестве», покинули Гер-манию, чтобы хотя и на чужбине, но работать в целях подъема переплётного искусства, который наступил, как и в других областях художественного ремесла, с первой всемирной выставки в Лондоне, устроенной в 1851 году.
      Уже между 1830 и 1840 годами появляется в Париже немецкий мастер Пургольд и приобретает широкую известность своими переплётными работами, а вслед за ним и его зять Георг Трауц, основатель одной из известнейших переплётных мастерских под фирмой «Trauiz Rauzonneb. В Англии один за другим основали переплётные мастерские Баумгертнер, Кальтгефер и Miep, и в это время приобрели немалую известность и английские переплёты, komopbie большею частью были делом рук и ума перечисленных выше переплётчиков. Но все их работы были превзойдены одним, тоже немецким, выходцем Йозефом Ценс-дорфом, когаорый, при самых неблагоприятных обстоятельствах, в сотрудничестве с Меуленом, добился мировой известности. Он умер в преклонном возрасте в 1886 году. Сын его был преемником ему в деле. Значительную деятельность обнаружили немецкие переплётчики в Риме и во Флоренции.
      Пробудившийся во второй половине прошлого столетия интерес к художественным ремеслам, неуклонное стремление вернуть угаерянные понятия красоты форм, даже и по отношению к предметам повседневного употребления, появились не сразу. Только на венской всемирной вьютавке 1873 года можно было заметить в переплётном деле первые следы эстетического образования, основанного на изучении древних классических образцов искусства. Венский переплётчик Франц Вундер дал прекрасньш образец обновленной мозаичной работы на коже, исполненной с большим вкусом и искусством. В деле мозаики на коже особенно известен был француз жан Гролье-де-Сер-вен, создавший изумительные красочные мозаич-ные работы на коже. Тот же Вундер извлек из забвения резьбу по коже.
      Из числа французских переплётчиков наиболее известны за последние годы прошлого столетия Pagnant, Magnin, Michel, Gruel-Engelmann и Amand. Из крупных французских переплётен следует указать на фирму Мам в Туре, которая обратила на себя внимание еще на Парижской всемирной выставке 1867 года и имела три ателье с 800 рабочих.
      В новейшее время большие услуги переплётному мастерству в деле улучшения технического производства оказали англичане Гавкинс и Ганкок. Последний изобрел эластичное соединение листов без шитья, путем применения раствора каучука в бензоле. Для этого книгу обрезают и с корешка, так что она состоит из совершенно отдельных листков, и затем покрывают корешок раствором, который, высохнув, становится очень крепок. Но изобретение это не получило распространения.
      Англия, отдаленная самой природой от остальной Европы, стояла несколько особняком и в деле развития переплётного мастерства, но несмотря на это английские переплёты наряду с немецкими, французскими и итальянскими имеют безусловно исторический интерес.
      5 Англии, между прочим, хранится в коллекции Stowe драгоценньш памятник переплётного искусства, относящийся к девятому столетию — эпохе, с которой, собственно, и начинается наиболее достоверная документальная история переплётного ремесла. Памятник этот — толстьш том латинско-саксонских псалмов, стянутьш кожаными ремнями и облеченньш в дубовые доски с медными углами.
      Обыкновенный светский переплёт с блинтовым тиснением, то-есть тиснением без красок, был известен по ту сторону Ламанша еще в первые времена печатной книги. Но наряду с ним существовали и очень ценные переплёты, изготовлявшиеся для двора и приближенного к нему дворянства. Много таких переплётов хранится в Британском музее. Большею частью они обтянуты бархатом, также парчой, и украшены богатейшими золотыми и серебряными уборами.
      Генрих VIII и королева Елизавета известны были своей любовью к книге и книжному переплёту. При Елизавете существовало обыкновение употреблять вышивки для обтягивания переплета, средина которого представляла королевский герб.
      KOHEЦ ФPAГMEHTA КНИГИ