По следам
древних культур

DjVu

      ВВЕДЕНИЕ
      Археология, или история материальной культуры, — это наука, которая изучает историю человечества по вещественным остаткам его деятельности.
      Ценность исследования древних орудий труда неоднократно отмечалась классиками марксизма. Еще К. Маркс писал: «Такую же важность, как строение останков костей имеет для изучения организации исчезнувших животных видов, останки средств труда имеют для изучения исчезнувших общественно-экономических формаций... Средства труда не только мерило развития человеческой рабочей силы, но и показатель тех общественных отношений, при которых совершается труд»1.
      Особенно большую роль играют вещественные памятники в изучении тех отдаленных эпох, когда человечество еще не знало письменности. Для этого времени археологические памятники являются основным виг дом исторических источников, позволяющих не только изучить культуру и искусство, но и проследить общий ход развития исторического процесса. Однако значение археологических памятников огромно и для изучения более поздних эпох.
      В Советском Союзе во все больших масштабах развертываются археологические работы, и советская археология обогащается открытием важнейших памятников древности. Эти памятники дают ценный материал для всестороннего изучения исторического прошлого человечества Самая массовость находок орудий труда, посуды и других предметов массового потребления придает вещественным памятникам особое значение для науки.
      1 Маркс К. Капитал. Т. I, М 1949, стр. 187.
      Понятно поэтому то огромное значение; которое уделяется археологии.
      В нашей стране изучение археологических -памятников началось еще в XVII веке, а со второй половины XIX века, когда археология окончательно оформилась как наука, ряд крупнейших русских археологов (А, А. Спицын, Б. В. Фармаковский, В. А. Городцов и другие) внес ценный вклад в изучение исторического прошлого народов. Русским ученым принадлежит приоритет в разработке целых разделов археологии. По умению использовать вещественные памятники в качестве исторического источника, по масштабу полевых исследований и их методике русские археологи во многом превосходили западноевропейских.
      Но подлинного, небывалого расцвета достигла археология лишь после Великой Октябрьской социалистической революции. В 1919 г. по декрету, подписанному Лениным, была создана Государственная академия истории материальной культуры, преобразованная затем в Институт истории материальной культуры Академии наук СССР (ИИМК АН СССР).
      В тесном содружестве с археологическими учреждениями союзных республик археологи Института истории материальной культуры Академии наук СССР проводят плодотворные археологические исследования. Ежегодно в различные пункты нашей необъятной Родины выезжают археологические экспедиции. В далекой северной тундре, в знойных песках Кара-Кумов, в Причерноморье и у суровых берегов Балтики, на Днестре и Амуре работают отряды археологической разведки и большие стационарные экспедиции. Они раскапывают сотни и тысячи квадратных метров земли и находят множество предметов — остатков вещественной деятельности человека в отдаленные времена.
      Археологические исследования требуют большой наблюдательности, тщательного изучения всехписьменных источников и опыта предыдущих исследований.
      Советское государство снабдило археологов современным оборудованием, удобным и богатым снаряжением и создало все необходимые условия для успешной работы. Химические анализы, применение точных приборов намного облегчают исследования. Все шире применяется разведка с самолетов, которая помогает быстро найти остатки древних сооружений, киносъемки фиксируют важнейшие этапы работ. На археологию Советское государство выделяет большие средства, которые позволили развернуть исследования в небывалых еще масштабах.
      Гениальные труды товарища Сталина по языкознанию, разоблачившие вульгаризаторский характер «теории» Марра, от которой в значительной степени страдала и археология, и открывшие перед всей советской наукой широчайшие перспективы развития, сыграли исключительную роль в подъеме советской археологии на новый, высший этап развития.
      Советская археология помогла загляну1ь в глубь тысячелетий и расширила представления об историческом прошлом нашей Родицы. Воссоздана древнейшая и древняя история русского, украинского, грузинского, армянского, казахского и других народов Советского Союза, сделаны замечательные открытия, которые по праву завоевали советской археологии первое место в мире.
      Забота коммунистической партии и советского правительства, а также плановость и систематичность археологических исследований, возможные только в нашем, социалистическом государстве, позволили разработать и самую передовую в мире методику исследований. Археологические раскопки ведутся у нас большими площадями, что обеспечивает находку не случайных отдельных предметов, а вскрытие остатков целых поселений — изучение их. планировки, производственных, жилых и Других комплексов. Это позволяет восстановить картину историчедкого прошлого на подлинно научной основе и делает советскую археологию важнейшей исторической дисциплиной.
      За выдающиеся достижения в области археологических исследований удостоены Сталинских премий крупнейшие советские ученые Б. А. Рыбаков, С. В. Киселев, Т. С. Пассек, Б. Б. Пиотровский, А. П. Окладников, С. П. Толстов и другие.
      На фоне расцвета и блестящих достижений советской археологии особенно безотрадным выглядит положение археологии в капиталистических странах. Там археология все более и более превращается в покорную служанку империалистических воротил, пытаясь оправдать проповедь новой войны, выделяя «примитивные» народы, по отношению к которым империалистическая агрессия представляется чуть ли не цивилизаторской миссией. Защита расизма, человеконенавистничества и войны, отказ от познания на основе изучения вещественных источников, объективных закономерностей исторического процесса, ликвидация археологии как исторической дисциплины, схоластическое коллекционирование отдельных древних редкостей, зависимость археологических исследований от того или иного частного предпринимателя, часто не имеющего никакого отношения к науке, — такова картина состояния археологии в капиталистических странах.
      Особенно откровенную агрессивную империалистическую позицию занимают реакционные американские археологи, действующие по прямой указке финансовых и промышленных тузов Уолл-стрита.
      Пытаясь представить американцев как избранный народ, который якобы является единственным наследником великих древних средиземноморских цивилизаций, они всячески третируют другие народы как «низшие», «примитивные», хотят оправдать претензии своих империалистических Хозяев на мировое господство
      Порочность и загнивание идеологических основ буржуазной археологии обусловили и отсталость методики полевых исследований, для ко- торых характерно антинаучное кладоиекательство, варварское разрушение памятников материальной культуры для добывания отдельных редкостей. Все чаще применяется прямое использование «археологических исследований» в качестве ширмы для шпионской й диверсионной работы, вроде пресловутой американской «Археологической экспедиции» в Турцию на гору Арарат в районы, пограничные с СССР, якобы для поисков Ноева ковчега, и т. д.
      Разоблачая антинаучную сущность буржуазной археологии, советские исследователи истории материальной культуры ведут неустанную работу по развитию нашей науки для все более полного и разностороннего изучения древнейших периодов истории нашей великой Родины. Они доказывают, что советская археология отнюдь не является наукой для «избранных» одиночек.
      Советские археологи активно участвуют и в крупных строительствах, ведущихся на территории нашей Родины. Всюду при реконструкции городов, при проведении новых трасс метро и каналов работает служба археологического наблюдения и производятся археологические раскопки. Большие археологические экспедиции работают и на великих стройках коммунизма, помогая, наряду с великим преобразованием природы, изучить древнюю историю данных районов. Кроме того, часто археологические исследования имеют определенное современное народнохозяйственное значение.
      Достижения советской археологии становятся достоянием все более широкого круга советских людей.
      В настоящем сборнике помещены очерки выдающихся советских археологов, знакомящие с рядом крупных открытий советской археологии. Очерки посвящены в основном древнейшим эпохам истории нашей Родины — каменному и бронзовому веку, истории древнейших государств в Средней Азии, в Крыму и Закавказье.
      Очерки, помещенные в сборнике, отнюдь не исчерпывают все достижения советской археологии. В дальнейшем предполагается осветить крупнейшие успехи, достигнутые советскими археологами в изучении более поздних исторических эпох, в особенности в изучении исторического прошлого восточнославянских племен, предков русского, украинского и белорусского народов, а также открытия в области истории культуры древней Руси, южной Сибири и т. п.
      Советскими, археологами полностью опровергнута ложная теория «норманистов», приписывающих создание русского государства иноземным завоевателям. Доказано, что оно было создано прежде всего в результате внутреннего развития производительных сил восточнославянских племен. Открыты и изучаются многочисленные памятники восточного славянства на территории нашей Родины, начиная с последних веков до нашей эры, в то время как раньше наши сведения не проникали в эпохи ранее IX — X веков. В результате значительных раскопок на территории Киева, Вшижа, Новгорода, Старой Ладоги, Старой Рязани, Чернигова, Владимира, Гродно, Переяславля и других городов изучена блестящая городская культура Древней Руси, которую современники на--зывали «Страной Городов», прекрасно исследована история древнерусского ремесла, намного опередившего в своем развитии страны Западной Европы. Многолетние раскопки в Москве показали, что территория, на которой она основана, была, заселена человеком еще с глубокой древности, по крайней мере с эпохи неолита, и что в X — XI веках Москва была уже большим поселением со значительным ремесленным и торговым посадом, а отнюдь не небольшой усадьбой, как считали ранее.
      В настоящем сборнике очерки расположены в хронологическом порядке. Сборник открывается очерком крупнейшего советского ученого, специалиста по эпохам палеолита и неолита, доктора исторических наук, лауреата Сталинской премии А. П. Окладникова.
      К 1917 году в России было известно лишь 12 палеолитических (древнекаменного века) памятников, а к 1950 году их открыто на территории нашей Родины уже более 300, в том числе редчайшие раннепалеолитические местонахождения на Кавказе. Еще более значительные успехи достигнуты в изучении неолита — последнего периода каменного века. Прослежены археологами различные пути перехода от палеолита к неолиту в разных областях нашей страны и доказано, что еще в глубокой древности на территории ее существовали культурные очаги мирового значения и разыгрывались события, определившие ход дальнейшего развития всего человечества.
      А. П. Окладников — неутомимый исследователь эпохи камня и раннего металла на севере и северо-востоке нашей Родины и в среднеазиатских республиках. В 1938 году в гроте Тешик-Таш, в южном Узбекистане А. П. Окладников открыл скелет древнейшего ископаемого человека вместе е материальными остатками, а также кости животных эпохи камня. Это уникальное открытие доказало существование человека с древнейших времен в высокогорной зоне Средней Азии, и сыграло огромную роль для развития науки.
      За открытие палеолитического человека и публикацию результатов его изучения А. П. Окладников в 1950 году был удостоен Сталинской премии. Большое значение имеют и исследования, проводимые А. П. Окладниковым на севере. Эти исследования полностью опровергли буржуазные теории об «окаменелости» северных народов и показали, как в суровых природных условиях народы севера, борясь с бесчисленными трудностями, создавали высокую и самобытную культуру. В очерке, посвященном археологии севера, показаны пути заселения севера первобытными людьми, опубликованы замечательные наскальные изображения, найденные на берегах Лены и других рек, художественное бронзовое литье и другие произведения искусства, орудия труда, утварь и жилища людей севера. В тесной связи с развитием истории народов севера показан их большой вклад в развитие мировой культуры.
      Автор очерка «Первые земледельцы», доктор исторических наук, лауреат Сталинской премии Т. С. Пассек, долгие годы работает над изучением древнейших земледельческих племен Восточной Европы, создателей так называемой Трипольской культуры, живших в Днепровско-Днестровском междуречьи ещё в III — II тысячелетии до нашей эры. Десятки тысяч лет прошли, прежде чем человечество освоило земледелие, которое было важнейшим шагом вперед на пути развития производительных сил общества. Именно на территории нашей Родины, на плодородных землях Поднепровья и Поднестровья обитали первые земледельцы Восточной Европы, далекие предшественники славян, намного опередившие в своем развитии население Западной Европы и многих других стран. Огромные трудности представляет исследование остатков культуры этих земледельцев, живших 4 — 5 тысяч лет тому назад. Оно оказалось, под силу только советским ученым, восстановившим историю этих племен путем тщательного изучения их жилищ, утвари, орудий труда, злаков культурных растений, произведений искусства и т. п. За монографию «Периодизация трипольских поселений» Т. С. Пассек удостоена
      в 1950 году Сталинской премии.
      Член-корреспондент Академии наук Армянской ССР, доктор исторических наук, лауреат Сталинской премии Б. Б. Пиотровский в своем очерке рассказывает о произведенных им исследованиях материальной культуры одного из древнейших государств на территории нашей Родины» Урарту, возникшего в IX веке до нашей эры. Высокоразвитое и могущественное государство Урарту вело длительную борьбу с крупнейшим для того времени ассирийским царством и рядом других стран.
      С 1939 года Б. Б Пиотровский ведет систематическое изучение холма Кармир-Блур недалеко от Еревана, на котором находилась крепость и административный центр государства Урарту, разрушенные в IV веке до нашей эры скифами.
      Им восстановлена полная драматизма история осады и гибели крепости. Во время раскопок были обнаружены мощные оборонительные сооружения, дворцы, кладовые, открыты многочисленные надписи, сделанные на глине, металле и т. п., целые архивы царских дворцов, намного обогатившие наши знания истории древнейших восточных цивилизаций. При раскопках открыты и уникальные орудия труда, оружие, снаряжение, бронзовые и золотые изделия, произведения прикладного искусства, говорящие о существовании еще в глубокой древности высокоразвитой культуры на территории Закавказья. Глубокие и разносторонние исследования позволили Б. Б. Пиотровскому впервые в науке восстановить историю образования, развития и гибели Урарту.
      Очерк профессора С. И. Руденко посвящен описанию раскопок громадных каменных курганов Алтая. Вечная мерзлота, конденсированная каменными насыпями курганов, сохранила в течение 2/г тысяч лет в могилах сами погребения, трупы лошадей, меховые и тканые одежды, разнообразный роскошный инвентарь, оружие, утварь и другие предметы, принадлежавшие местной скифекой знати. Особенно замечательны непревзойденные произведения искусства — резьба, ковры, вышивки, ткани, художественные изделия из золота, кожи и других материалов. Эти произведения искусства не имеют себе равных в мире. Они ничем не уступают произведениям античного средиземноморского искусства и показывают, на какой высокой ступени развития стояло население древнего Алтая. Необыкновенная сохранность вещей и погребений позволила автору воссоздать экономическую, политическую и культурную историю Алтая в ту эпоху и привела его к выводу о культурном единстве евразийских степей и предгорий нашей Родины еще в середине первого тысячелетия до нашей эры. В то же время эти исследования позволили выделить для ряда народов, условно объединяемых общим названием скифов, ряд своеобразных, именно им присущих черт в культуре и хозяйстве.
      С, И. Руденко установил также различные внешние связи скифского культурного мира, в том числе особенно четко прослежены связи с Северным Китаем.
      Описанию замечательных произведений искусства и других археологических памятников, найденных при раскопках Неаполя Скифского — столицы древнего скифского царства в Крыму, посвящен очерк кандидата искусствоведения. П. Н. Шульца и В. А. Головкиной. Именно советским ученым удалось исследовать столицу древнего царства скифов в Крыму с ее гигантскими оборонительными сооружениями, замечательной живописью, золотыми, костяными и другими художественными изделиями, которые свидетельствуют о высоком развитии культуры у скифов — непосредственных предшественников славян. Исследованиями П. Н. Шульца опровергнута неверная точка зрения, господствовавшая в буржуазной науке, о том, что скифы якобы не знали городской культуры и были дикими кочевниками.
      Широко известны результаты замечательных исследований лауреата Сталинской премии, доктора исторических наук С. П. Толстова, который из года в год в широких масштабах ведет раскопки памятников материальной культуры одного из древнейших государств на территории Средней Азии, древнего Хорезма.
      В настоящем очерке С. П. Толстов рассказывает о восстановленной им истории древнего Хорезма.
      С. ГГ. Толстовым полностью опровергнута ложная теория буржуазных ученых о якобы безысходной застойности восточных народов. В очерке показана яркая, высокоразвитая культура древнего Хорезма, расцвет которой прервался в XIII веке в результате нашествия варварских орд Чингис-хана. Только советским ученым в труднейших условиях раскаленной пустыни удалось осуществить гигантские исследования памятников древнего Хорезма.
      В настоящее время по территории древнего Хорезма проходит трасса будущего величественного сооружения — Главного Туркменского канала, который позволит превратить пустыню в цветущие сады. Новая система орошения будет неизмеримо превосходить ту, которая существовала в древнем Хорезме. В настоящее время экспедиция под руководством С. П. Толстова ведет большие работы в зоне строительства Главного Туркменского канала.
      Заключительный очерк сборника принадлежит члену-корреспонденту АН СССР А. Ю. Якубовскому. Он посвящен результатам изучения древнего Пянджикента, одного из выдающихся культурных центров древней Согдианы, где жили предки таджикского народа. Разностороннее изучение остатков жилищ» замечательных памятников письменности, художественного ремесла, архитектуры, искусства, в частности непревзойденной фресковой живописи VII — VIII веков, дворцов, орудий труда и т. п. позволили А. Ю. Якубовскому восстановить историю согдийского государства и нарисовать яркую и всестороннюю картину истории Пянджи-кента, показать местные основы архитектуры и искусства таджикского и других среднеазиатских народов.
      Кандидат исторических наук Г. Б, Федоров
     
      РАСКОПКИ
      НА СЕВЕРЕ
     
      У истоков полярной археологии
      НАЧАЛО ИСТОРИИ СЕВЕРНЫХ ПЛЕМЕН «ЖИВЫЕ ОКАМЕНЕЛОСТИ» ИЛИ ЖИВЫЕ ЛЮДИ?
      ОТ КАМНЯ — К МЕТАЛЛУ
      ВКЛАД СЕВЕРНЫХ ПЛЕМЕН В МИРОВУЮ КУЛЬТУРУ
      У ИСТОКОВ ПОЛЯРНОЙ АРХЕОЛОГИИ
     
      Прошлое обитателей далекого Севера издавна интересовало ученых.
      В этой области уже в XVIII веке определились две противоположные точки зрения, два лагеря. В одном лагере находились передовые, прогрессивные ученые, в другом — реакционные
      Еще великий русский писатель и революционер А. Н. Радищев в своем «Сокращенном повествовании о приобретении Сибири» впервые четко и определенно поставил перед собой задачу показать историю Сибири в совершенно новом плане — уже не как простой перечень событий, относящихся к деятельности русских царей и императоров, а как историю всех населяющих ее народов, и притом на всем ее протяжении, начиная с темных глубин каменного века.
      Одцако почти в то же самое время, на рубеже XVIII и XIX веков, автор известной «Всеобщей северной иетории» Август Шлецер писал о северных народах, что все эти народы «никогда не играли никакой роли на арене народов», ибо они не принадлежат к числу народов-завоевателей, «не произвели ни одного завоевателя, а, наоборот, были добычей своих соседей».
      Что касается истории таких народов, то за отсутствием собственных летописей, утверждал Шлецер, «вся их история, целиком, заключена в истории их победителей».
      Таким образом, все «северные народы», а в понимании Шлецера сюда входили не только жители крайнего севера и Сибири, но и славяне, и финны, были объявлены народамй без собственной истории или, в крайнем случае, с «историей второго сорта» только на том основании, что среди них не было завоевателей, подобных Аггиле или Чингис-хану.
      Эта точка зрения, с такой грубой откровенностью выраженная в сочинениях Шлецера и других реакционных немецких историков, распространенная ими даже на историю великого русского народа, тогда же, в XVIII веке, встретила страстное противодействие передовых русских ученых, в первую очередь Михаила Васильевича Ломоносова, который решительно восстал против попыток принизить и исказить прошлое русского народа.
      Однако в последующее время действительная история северных племен, поскольку она выходит за пределы последних трех веков, так и оставалась невыясненной, а в буржуазной науке попрежнему господствовало восходящее к взглядам Шлецера убеждение, что такой истории вообще не было и не могло быть.
      Подлинная история северных народов Азии как наука, в полном и настоящем смысле этого слова, стала возможной только после победы Великой Октябрьской социалистической революции.
      В своей замечательной работе «Национальный вопрос и ленинизм» И. В. Сталин писал, что социалистическая революция, «встряхивая глубочайшие низы человечества и выталкивая их на политическую сцену, пробуждает к новой жизни целый ряд новых национальностей, ранее неизвестных или мало известных. Кто мог подумать, что старая царская Россия представляет не менее 50 наций и национальных групп? Однако, Октябрьская революция, порвав старые цепи и выдвинув на сцену целый ряд забытых народов и народностей, дала им новую жизнь и новое развитие»1.
      1 И. В. Сталин Национальный вопрос и ленинизм Соч, том 11, стр 344
      К числу таких забытых прежде народов, которым Октябрьская революция дала новую жизнь и новое развитие, относятся и народы нашего севера, самые имена которых раньше были забыты и, казалось, навсегда утрачены: унаяганы-алеуты, тофаларьькарагасы, ненцы-самоеды, эвены и эвенки-тунгусы, луороветланы-чукчи, нымыланьькоряки, саха-якуты н другие обитатели северной тайги, лесотундры и тундры, жители морских побережий и островов арктических морей.
      За годы советской власти советские археологи и этнографы провели большую и важную работу в изучении прошлого северных племен и народов.
      Но прежде чем перейти к результатам этой работы, полезно сказать несколько слов о начальной истории этих исследований вообще, из которых станет ясным тот далеко не всем известный факт, что приоритет в данной области с самого начала принадлежал русской науке, русским людям.
      Более трех веков тому назад, в 1648 году, маленькая горсточка русских людей, возглавляемая знаменитым русским мореплавателем и землепроходцем Семеном Дежневым, терпеливо и упорно пробиралась с устья реки Колымы на реку Анадырь.
      Сначала они плыли морем, усеянным глыбами льда, до тех пор, пока их не выбросило бурей на голое чукотское побережье к югу от устья Анадыря. Оттуда казаки шли десять недель пешком, «голодны и холодны, наги и босы», пока не достигли цели своего похода — устья Анадыря.
      Так русские люди первыми из европейцев обогнули материк Азин на северо-востоке и прошли тем проливом, отделяющим Азию от Америки, который позже получил наименование Берингова пролива.
      Сообщая якутскому воеводе о своем замечательном подвиге, обессмертившем его имя в мировой истории географических открытий, С. Дежнев писал просто и точно.
      «А с Ковыми реки итти морем на Анадыр реку есть нос, вышел в море далеко... а против того носу есть два острова (Диомида или Гвоздева), а на тех островах живут чухчи (эскимосы), а врезываны у них зубы, прорезывать губы, кость рыбей зуб (моржевые клыки). А лежит тот нос промеж Север на Полуношник, а с русскую сторрну (западную) носа признака: вышла речка, становье тут у чухочь делано, что башни из кости китовой»
      По справедливому предположению академика Л. С. Берга, загадочные башни из кости китовой, о которых сообщал в Якутск Семен Дежнев, представляли собой остовы старинных эскимосских жилищ, сооружавшихся из челюстей и ребер кита. В то время они, вероятно, уже были покинуты их обитателями, иначе напоминали бы по внешнему виду не «башни»; а скорее муравейники, или куполовидные земляные бугры.
      Таким образом, из бесхитростного сообщения Семена Дежнева, который, по словам Л. С. Берга, даже и не подозревал, какое важное географическое открытие он совершил, следует вместе с тем, что он первый открыл и те старинные памятники Арктики, которые впоследствии привлекли к себе внимание археологов как вещественные свидетели прошлого северных племен.
      Вслед за тем сержант С. Андреев и другие служилые люди, командированные на далекий северо-восток для изучения арктического побе-
      1 Акад. Л. С. Берг. Открытие Камчатки в экспедиции Беринга. М. — Л„ 1946, стр. 28.
      режья Азии, увидели на неведомых до этого и безлюдных Медвежьи островах, затерянных в Ледовитом океане, поразившие их остатки древних жилищ эскимосского типа.
      Характерно, что Андреев, с острой наблюдательностью, свойственно! русскому человеку, не только впервые отметил тот факт, что древние постройки на Медвежьих островах были срублены не металлическими а именно каменными топорами, но и совершенно четко охарактеризовал в своем донесении признаки обработки дерева каменными орудиями Последние, по словам Андреева, даже не резали и не рубили, а скорее как бы «грызли» дерево; оно было, по его образному выражению, почте «зубами грызено».
      Этот случай тем интереснее, что каких-нибудь тридцать лет тому назад французская академия изящных искусств и надписей официальнс выразила неодобрение ученому Магюделю, пытавшемуся определить находимые в земле каменные орудия как орудия первобытных людей, еще не знавших железа и меди Академия нашла в его доводах вызов традиционным суеверным взглядам относительно небесного происхождения таких «громовых стрел» и строго осудила подобное вольнодумство. Взгляды простого русского сержанта в XVIII веке оказались несравненно более здравыми и передовыми, чем взгляды реакционных французских академиков.
      Пробиваясь сквозь льды арктических морей, утопая в жидкой грязи и болотах приморской тундры, карабкаясь по ледяным обрывам и голым скалистым возвышенностям в безлюдной пустыне, раскинувшейся на тысячи километров, русские путешественники — мужественные и любознательные люДи, не проходили безучастно и мимо древних развалин, оставленных исчезнувшими племенами. Они с глубоким интересом рассматривали искусную резьбу по кости, своеобразную утварь, черенки грубой глиняной посуды и множество других предметов, рассеянных среди заброшенных землянок и свидетельствовавших о былой жизни северных народов.
      Как далек этот действительный образ русских землепроходцев от тех злостных карикатур, которыми старались тенденциозно подменить его различные иностранные писатели, высокомерно и презрительно изображавшие руеских пионеров грубыми и невежественными людьми, незнакомыми будто бы даже с употреблением компаса!
      Спустя двадцать лет после того, как сержант С. Андреев увидел и описал на Медвежьих островах срубленную каменными топорами крепость, у древних обитателей Арктики на берегах моря Лайтевых произошло новое, еще более замечательное для истории нашей археологической науки событие.
      28 июня 1787 года русское судно, находившееся под командованием знаменитого мореплавателя Гавриила Сарычева, бросило якорь в маленькой бухте с отлогим песчаным берегом на западном берегу Баранова мыса, примерно в семидесяти километрах к востоку от устья реки Колымы.
      Вдоль небольшого ручейка с чистой водой в зеленой долине, представлявшей, по его словам, «лучшее место по всему Ледовитому морю», Сарычев увидел «обвалившиеся земляные юрты». Раскопав эти древние жилища приморских зверобоев, которые по местному преданию назывались шелагами, русские моряки нашли в них «черепья от разбитых глиняных горшков» и «два больших каменных ножа полулунной формы»
      Раскопки Сарычева представляют собой замечательную страницу в истории мировой археологической науки. Они явились первыми раскопками древних памятников Арктики, предпринятыми с научной целью, и положили начало полярной археологии как науке.
      Начало это не пропало даром. Вопросами древней истории Севера впоследствии занимались такие видные наши ученые, как Л. Я. Штернберг, В. Г. Богораз, Л. И. Шренк и другие исследователи прошлого северных племен.
      По-новому, во всей широте, вопросы истории северных народов Азии поставили советские ученые, ведущие широкие археологические исследования в этих отдаленных суровых областях: на Амуре, вдоль берегов Чукотского полуострова, в тайге Прибайкалья и лесотундрах Западной Сибири, на необозримых просторах Якутии...
      И первый вопрос, который встал перед ними, — это был вопрос о первоначальном заселении севера Азии человеком.
     
      НАЧАЛО ИСТОРИИ СЕВЕРНЫХ ПЛЕМЕН
      Когда и как был заселен север Азии? В истории науки хорошо известны воззрения, многих ученых, которые в духе своего времени рисовали грандиозную и величественную картину последовательного отступания с запада на восток, из Европы в Северную Азию, ледников, а вслед за ними арктических животных и круглоголовых диких охотников на северного оленя.
      Это были, по их словам, люди мадленской эпохи верхнего палеолита Западной Европы, культура которых во многом напоминает культуру современных эскимосов.
      Исследования последних десятилетий показали, что о таких катастрофических событиях в действительности не может быть и речи. На самом деле имел место несравненно более медленный и сложный исторический процесс, следствием которого было постепенное, медленное «просачивание» древнейших племен по незаселенным пространствам в новые области.
      Археологические находки показали, что древнейшие следы деятельности человека на севере Азии уходят глубоко в прошлое — вплоть до тех отдаленных времен, когда значительная часть Европы, Азии и Америки была покрыта ледниковыми толщами, а на свободных ото льда пространствах бродили мамонты, носороги, северные олени, дикие лошади и дикие быки.
      В результате раскопок палеолитических поселений Мальты и Бурети вблизи Иркутска была обнаружена новая, до того неведомая культура далекого прошлого, раскрылся целый ископаемый мир, поразивший археологов своим неожиданным сходством с жизнью оседлых приморских племен отдаленного северо-востока — эскимосов и чукчей.
      Древние обитатели Мальты и Бурети подобно эскимосам строили постоянные или сезонные „деревни вдоль берегов Ангары. Так же как эскимосы и рукчи, они сооружали в них большие дома из костей гигантских животных — мамонтов и носорогов, которые водились в те отдаленные времена.
      Подобно современным эскимосским жилища их имели углубленные в землю основания и были покрыты сверху куполообразной легкой крышей, опиравшейся на эластичный каркас из жердей и оленьих рогов.
      Эти дома имели прямоугольные в плане очертания, напоминающие зимние дома эскимосов. Вход в них обычно устраивался в виде туннеля, — такой же, как в домах эскимосов. Сходятся даже и мелкие детали устройства этих оригинальных жилищ. На Барановой мысу, где копал в 1787 году Сарычев, мы видели в древнем эскимосском жилище столбы, «заклиненные» для прочности в ямах каменными плитами. Точно так же укрепляли камнями столбы цз бедренных костей мамонта и палеолитические жители Бурети.
      В своих поселениях они оставили после себя образцы искусной резьбы по кости и так же, как и эскимосы, чтили женских духов — владычиц, изображения которых найдены в Мальте и Бурети. Эти изображения по своей форме поразительно близки к фигуркам из древних эскимосских поселений. Одно из них, найденное в 1936 году в Бурети, заслуживает того, чтобы рассказать о нем подробней.
      Эта небольшая круглая скульптура, вырезанная из бивня мамонта и одинаково тщательно оформленная со всех сторон, изображает человеческую фигуру. Руки ее, вытянутые и опущенные вниз, прижаты к телу. Нижняя и верхняя части узкого, сильно вытянутого в длину тела на первый взгляд несоразмерны друг с другом: ноги резко укорочены по сравнению с торсом.
      Существенно, что такое своеобразное соотношение длины верхней и нижней половины туловища приближается именно к пропорциям жеи-ского 1ела, которому свойственна относительно большая длина верхней половины тела. Узкие плечи, массивные и сильно выпуклые бедра показывают, что перед нами тоже женская фигура.
      Замечательно, что на статуэтке из Бурети при отсутствии деталей, обычных для женских фигурок этой эпохи, изображаемых в обнаженном виде, а в лучшем случае с одним только пояском на талии или татуировкой, бесспорно показана прежде всего такая характерная часть ©дежды, как головной убор.
      Головной убор, сплошь покрытый полулунным орнаментом (как и все тело статуэтки), очень резко отделен от выпуклого гладкого лица массивными краями — валиками. Мастер намеренно выделил эти края юловного убора и усилил их глубокими узкими желобками, подчеркивающими овал лица. Так можно передать только края головного убора из меха, плотно охватывающего лицо густой и пушистой каймой. Убор этот несравненно шире, чем миниатюрное лицо, которое заключено в его овале. Он широкий и плоский сзади, узкий сбоку, скошен со лба назад — к темени и плавно суживается к шее, но ничем не отделен от нее. Связь головного убора с туловищем статуэтки подчеркнута также орнаментом, который непосредственно переходит с шапки на туловище, покрывая его до самых пят.
      При такой тесной связи головного убора с туловищем статуэтки и обособленности от них ее лица следует предполагать, что мы имеем изображение не обычной нагой фигуры, а женщины, одетой в теплый меховой костюм с пышным, откидывающимся назад, в случае необходимости, капюшоном.
      Сравнивая статуэтку из Бурети и ее костюм с одеждами северных племен — чукчей, коряков, эскимосов, не трудно обнаружить у них очень близкую связь. Меховой капюшон — непременная принадлежность арктических костюмов. И в наше время мы встречаем в Арктике точно такую одежду, где с капюшоном органически связана остальная часть одежды, сшитая из меха в виде плотного комбинезона.
      Статуэтка из Бурети — это не только произведение древнего скульптора. Это также замечательный памятник далекого прошлого, который рассказал нам, каким был облик древней женщины эпохи палеолита, какой была одежда, из чего ее шили и как искусны были древние мастерицы, создавшие одежду настолько целесообразную в арктических условиях, что она живет тысячелетия, вплоть до наших дней.
      Целесообразность этой одежды совершенно очевидна. Она была полностью приспособлена к открытым пространствам Арктики, ее снежным бурям и леденящим ветрам, врывающимся в любое отверстие одежды и обжигающим, холодом каждый обнаженный участок кожи.
      Столь же хорошо были приспособлены к арктическим условиям, к долгой и суровой зиме, к ветрам и пурге - низкие, глубоко опущенные в землю древние жилища с их обтекаемой -куполообразной крышей и узким туннелеобразным входом.
      Такие же своеобразные черты бытового уклада, такая же оригинальная культура охотников на мамонта, носорога, северного оленя, диких
      быков и лошадей существовала в это время у палеолитических племен европейской России, Украины и Белоруссии. В их стоянках Елисеевичи, Юдиново, Мезин, Гагарино найдены остатки зимних домов, похожих по конструкции на жилища северных племен; подобно северянам они нб-сили одежду, шитую из шкур животных, пользовзлись сходными по форме орудиями труда и оставили после себя подобные эскимосским и чукотским изображения женщин и животных.
      Отсюда становится ясным, насколько было бы неправильно полагать, как думали раньше, что эскимосы — прямые- потомки мадленцев или что современные эскимосы и чукчи произошли непосредственно от палеолитических жителей Мальты и Бурети. Общее сходство этих культур объясняется только лишь одинаковыми условиями существования, в то время как в ряде специфических деталей между ними нет ничего общего.
      Вместе с тем ясно, что само по себе первоначальное освоение человеком севера Азии, совершавшееся в конце ледниковой эпохи, стало возможным только лишь после того, как первобытные охотничьи племена Восточной Европы создали в борьбе с суровой природой эту арктическую культуру. Вооруженные ею, они смогли продвигаться все дальше и дальше: сначала к Уралу, а затем еще далее на восток, пока, наконец, не достигли берегов Байкала. Но первобытные охотники не остановились и здесь.
      Потомки жителей Мальты и Бурети в конце ледниковой эпохи полностью изменили свою материальную культуру и весь свой хозяйственно-бытовой уклад. Из оседлых и полуоседлых зверобоев они превратились в бродячих охотников. Они оставили свои прочные дома и селения, а вместе с ними забыли и богатое искусство своих предков. Но зато именно в это время, в пору перехода от оседлой жизни к кочевой, палеолитические племена Сибири несравненно шире, чем прежде, осваивают Север.
      Продолжая неудержимо двигаться вслед за стадами диких животных еще дальше, они шли в новые области, богатые дичью.
      Одной из таких областей, наиболее удобных для расселения охотничьих племен, была долина реки Лены.
      В 1941 году мы внимательно Осматривали гладкие плоскости скал, отвесно возвышающихся над узкой долиной реки Лены, вблизи деревни Шишкино, в том месте, где река описывает широкую, плавную излучину.
      На протяжении трех километров тянутся здесь эти скалы и на всем своем протяжении они покрыты разнообразными древними рисунками. Одни рисунки были выполнены глубокими резными желобками, другие слегка протерты расплывчатыми пятнами, третьи процарапаны тончайшими, еле заметными линиями, четвертые выполнены красной краской различных оттенков. Часть рисунков настолько пострадала от времени, что была еле заметна. Другие изображения, напротив, обращали на себя внимание чистотой и четкостью контуров, сохранностью своих очертаний
      Все свидетельствовало о том, что шишкинские скалы в течение многих веков, а может быть и тысячелетий, посещались людьми разных племен и народов, поочередно оставлявших на них следы своего пребывания — памятники своего искусства, своих идей и верований. Это была своего рода огромная галерея изобразительного искусства и культуры древних времен, только расположенная не под стеклянной крышей, а под вечно голубым небесным куполом.
      Среди многих сотри рисунков шишкинских скал, изображавших лосей, быков, верблюдов, всадников, птиц, пеших людей, повозки на быках, а больше всего — лошадей, мы увидели один своеобразный рисунок. Он изображал лошадь. Рисунок этот необычен уже тем, что он выполнен полосами красной краски, а не прочерчен резными линиями и не вытерт на скале камнем, как все другие.
      Еще поразительнее его размеры. Длина лошади была почти равна трем метрам (2 метра 80 сантиметров), т. е. рисунок был равен по своим размерам реальной лошади или даже превосходил ее.
      По своим стилистическим особенностям он тоже не имел ничего общего с остальными изображениями лошадей в Шишкино. От него веяло подлинной глубокой древностью, настоящим детством искусства.
      Не удивительно поэтому, что когда этот рисунок сопоставили с наиболее древними, палеолитическими рисунками Европы, уцелевшими на стенах древних пещер Франции и Испании, они оказались чрезвычайно близкими друг к другу. И совершенно естественно далее, что по общей форме грузного массивного туловища, по очертаниям хвоста и головы животного ленский рисунок, вместе с подобными ему палеолитическими изображениями Запада, больше всего напомнил фигуры диких лошадей (лошадь Пржевальского).
      В результате тщательных дальнейших поисков семь лет спустя на тех же шишкинских скалах была найдена вторая фигура дикой лошади, подобная первой, только меньше размером, а затем и фигура еще одного представителя первобытного животного мира конца ледниковой эпохи — дикого быка.
      Самое замечательное в этих изображениях, представляющих собою древнейшие памятники искусства не только для Северной Азии, но и для всех других сопредельных с ней территорий, даже не сама по себе их древность, а тот факт, что они оказались так далеко на севере от всемирно известных центров палеолитического искусства Западной Европы: в верховьях великой сибирской реки, уносящей свои воды еще дальше на север Сибири, к холодным берегам Ледовитого океана.
      Это свидетельствует о том, что уже в то далекое время первобытные охотники проникли вниз по долине этой реки так далеко на север и восток, как нигде более в мире.
      Если еще совсем недавно палеолитические поселения были известны только в южных районах Сибири — у Томска, на Алтае, в долине реки Енисея у Красноярска, наАнгаре вблизи Иркутска и за Байкалом в долине реки Селенги, то сейчас они открыты в долине Лены — у Качуга, Киренска и даже на территории Якутии. Самые северные в Сибири стоянки позднепадеолитического типа найдены теперь вблизи устья реки Олек-мы. Это наиболее северные памятники палеолита не только в Сибири, но к на всем нашем континенте, самые северные, а вместе с тем и самые восточные признаки расселения палеолитического человека в Азии.
      Таким образом, налицо исторический факт большого значения для первобытной истории человечества. Уже в отдаленнейшем прошлом, по крайней мере 20 — 5 тысяч лет тому назад, древние охотничьи племена начинают осваивать Север, спускаясь по долине реки Лены все дальше и глубже на север, все ближе к Ледовитому океану
      Расселение древних людей по Лене и в соседних с ней областях Сибири было, конечно, медленным и длительным. Нужно было много времени, прежде чем первобытные люди, выйдя с юга, достигли на западе Урала, а затем Енисея и Ангары.
      Потребовалось, должно быть, еще больше времени, чтобы они проникли на верхнюю и среднюю Лену. Им, конечно, не удалось еще пол ностью освоить даже и занятую территорию. Заселенные бродячими охотниками районы долго были здесь маленькими изолированными островками, терявшимися среди дикой и враждебной человеку природы Севера; они повсюду чередовались с огромными пустынными пространствами.
      Тем не менее историческая заслуга первых обитателей Ленского края бесспорна. Именно они, как пионеры Севера, в погоне за мамонтами и носорогами, за стадами северных оленей, лошадей и быков первыми открыли эту совершенно новую для человека страну, протоптали на ее девственной почве первые тропы и разожгли свои очаги, заложив тем самым первоначальную основу дальнейшего развития культуры и завоевания человеком необозримых пространств Севера.
      Большим событием в археологии явилось также открытие любопытных прибрежных памятников западной Арктики, получивших условное название арктического палеолита.
      Для определения возраста этих памятников важны найденные на самых ранних поселениях эпохи арктического палеолита очень характерные наконечники, изготовленные из широких крупных пластин кремня или иного камня и снабженные узким черенком для насаживания на древко. Подобные наконечники в более южных районах Прибалтики предшествуют неоЯиту и датируются началом послеледникового времени.
      Археологические находки говорят, следовательно, о том, что человек впервые пришел и на эти земли в ту далекую пору, когда крайний север Европы незадолго перед тем только освободился от гигантских ледяных толщ, покрывавших громадные пространства земли.
      Древний человек медленно, но неуклонно продвигался в глубь областей, занятых раньше чудовищными по размерам ледниковыми масси-вами Скандинавского щита. Более того, не исключено, что он распространяется вдоль берега моря и дальше на восток. С этой стороны большой интерес представляют единичные образцы грубых каменных изделий, похожих на орудия арктического палеолита и найденных в аналогичных условиях, НО только лишь на отшлифованных ледниками и наполовину еще покрытых ископаемым льдом островах у восточного побережья Таймыра. Кто знает — может быть и сюда пришли первобытные охотники этого времени.
     
      «ЖИВЫЕ ОКАМЕНЕЛОСТИ» ИЛИ ЖИВЫЕ ЛЮДИ?
      В буржуазной науке было широко распространено представление о северных племенах, да и вообще о других отсталых племенах земного шара, как о своего рода «живых окаменелостях», как о каких-то обломках прошлого, неизменных среди всего остального живого и непрерывно меняющегося мира. В силу этого взгляда их и считали «внеисторическыми», или «первобытными», племенами, осколками первобытных рас, низшими и примитивными по отношению ко всему остальному человечеству.
      Марксистско-ленинское учение о развитии природы и общества показывает, что такая точка зрения, выражающая идеологию империалистической буржуазии, в корне извращает действительное положение.
      Исторический материализм показывает, насколько неправильно полагать, будто живые люди, целые племена или народы могут «застыть» и «окаменеть» полностью, как живые обломки первобытного состояния человечества. Рассматривая прошлое северных племен, можно наглядно убедиться, что даже самые отсталые и первобытные из них прошли свой собственный, сложный и длительный путь исторического развития. Мы знаем древнейшее население Северной Азии на ступени древнекаменного века, т. е. в то время, когда оно еще не знало лука и стрел, пользовалось только грубо оббитыми каменными орудиями и жило охотой на диких животных. Но, как свидетельствуют археологические памятники, оно не остановилось на этом, а со временем пошло далеко вперед.
      С исключительной наглядностью виден здесь прежде всего тот огромный перелом, который повлек за собой переход к луку и стрелам. Исследователями палеолита давно уже установлен странный факт отсутствия или крайней скудости предметов охотничьего вооружения на палеолитических поселениях, который находится в резком контрасте с колоссальным нагромождением костей животных и большим обычно количеством разнообразных бытовых изделий из камня и кости. Это обстоятельство прямо указывает на господство в палеолите самых первобытных, наименее совершенных и неразвитых способов охоты, на преобладание охоты загоном, массовыми облавами.
      Появление лука и стрел существенно изменило дело, так как охотничье вооружение первобытных людей, состоявшее из оружия «ближнего боя» — дубины, копья и метательных камней, дополнилось теперь этим несравненно более дальнобойным и действенным оружием.
      Лук и стрелы обеспечили древнему человеку более постоянный и прочных успех в охоте на диких зверей, дали ему возможность постоянно добывать себе мясную пищу. В результате, как сказал Энгельс, охота стала «нормальной отраслью труда».
      Кроме того, с течением времени (около пяти тысяч лет до нашей эры) в Прибайкалье, а затем и в других соседних с ним областях Сибири люди впервые научились изготовлять шлифованные орудия из камня и делать глиняную посуду. Все это облегчало труд человека и повышало его производительность, придавало людям новые силы в борьбе с природой.
      Вполне естественно поэтому, что именно в новокаменном веке, около II — III тысячелетия до нашей эры, неолитические племена, потомки более древних обитателей Якутии, завершают первичное освоение ее территории, расселяясь вплоть до берегов Ледовитого океана на севере и до Колымы на востоке.
      В это время здесь выделяются две самостоятельные культурные области. Первая — южная, на территории современных скотоводческих районов Якутии, население которой жило тогда в более или менее постоянных (сезонных) поселках вблизи устья рек и озер, занимаясь главным образом охотой, а впоследствии рыбной ловлей и отчасти разведением рогатого скота.
      Культура этой области обнаруживает много оригинального в формах каменных орудий, типах керамики, а также в области искусства и верований. Памятниками последних являются замечательные писаницы — росписи на скалах, реалистический характер которых неразрывно связан был с мировоззрением и религиозными верованиями лесных охотников новокаменного века.
      В центре неолитических писаниц стоит один образ — лося, отражающий своеобразные представления древнего человека о вселенной в виде колоссального зверя («лось-вселенная», «лось-небо», «лось-преисподняя»). На писаницах отражены также охотничьи культовые обряды, имевшие целью размножение и добычу диких животных.
      В низовьях Лены, ниже устья Вилюя, уже за Полярным кругом встречаются памятники своеобразной субарктической культуры. Наиболее яркие из них раскопаны вблизи озера Уолба около Жиганска. Одинаковые, в общем, неолитические поселения найдены и далеко к востоку от Лены, в долине реки Колымы. Обломки глиняной посуды, наконечники стрел с черенками, сделанные из ножевидных пластин, ножи и нуклевидные резцы дают представление о быте древних людей, живших на этих землях много тысяч лет тому назад.
      Памятники субарктической культуры рассказали нам о самых древних бродячих охотниках лесотундры, у которых охота на дикого оленя была основным источником существования.
      Можно предполагать, что бродячие охотники и рыболовы обитали и на Чукотском полуострове. Об этом свидетельствуют находки на древней. стоянке в долине реки Амгуемы, в самой глубине Чукотского полуострова. Острые ножевидные пластины, изящные, отделанные с двух сторон наконечники стрел и другой примитивный производственный инвентарь бродячих охотников, найденный здесь, несомненно принадлежали людям такой же первобытной охотничьей культуры, какой обладали обита тел № Колымы и Нижней Лены.
      В то же самое время своеобразные местные культуры возникают на Амуре, на землях Приморья, на Чукотском полуострове, к западу от Енисея и, наконец, на европейском севере-
      Отличаясь друг от друга некото-i| рыми особенностями бытового уклада, типами орудий труда, специфическими чертами искусства и, несомненно, языками, отдельные группы неолитических племен, котбрым принадлежали эти культуры, замечательны тем, что с ними могут быть так или иначе связаны некоторые из современных народностей или племенных групп Сибири.
      Так, например, неолитические племена Прибайкалья по многим признакам могут быть связаны с современными эвенами и эвенками; жители нижней и средней Лены, вероятнее всего,. — с юкагирами, древние амурские племена — с современными гиляками и ульчами, древнее население Западной Сибири — с ее угорскими племенами.
      Таким образом, уже в неолитических памятниках обнаруживаются самые глубокие корни культуры конкретных, «забытых» прежде народов и племен нашего Севера, выявляются отдаленнейшие истоки исторического прошлого этих племен и народов, раньше считавшихся «неисторическими», не способными к самостоятельному культурному творчеству.
      Меч, кинжал и наконечник копья, сделанные из бронзы (Якутия)
     
      ОТ КАМНЯ — К МЕТАЛЛУ
      Прогрессивное развитие культуры северных племен, разумеется, не остановилось и на неолитическом этапе. Ярким свидетельством этому служат новые сдвиги в материальной культуре, выразившиеся прежде всего в том, что племена Севера не остались на уровне техники каменного века, а перешли к металлу, вступили в бронзовый век.
      Выдающееся научное значение новых открытий, которыми установлено наличие оригинальной культуры бронзового века у северных племен не только Европы, но и Азии, определяется уже одним тем обстоятельством, что до сих пор было мнение, будто существование такой культуры эпохи бронзы в суровых условиях далекого севера невозможно. Исходя изтрадиционных представлений об извечной застойности культуры жителей севера, археологи обычно объясняли отдельные, встречавшиеся им на севере находки бронзовых орудий древних форм случайным импортом, — тем, что их привозили извне, от более культурных и развитых народов.
      Но стоило археологам начать систематическое изучение древностей Якутии, как в пределах самого Якутска был обнаружен очаг древнего литейщика, на котором он плавил бронзу и отливал из нее такие же топоры — кельты, какие в конце второго и в начале первого тысячелетия до нашей эры изготовлялись степными мастерами Южной Сибири, Средней Азии и Восточной Европы.
      В свете этого открытия нашли свое объяснение и многие другие, до тех пор непонятные и казавшиеся случайными находки. Оказалось, что в якутской тайге Бронзовое изображение шамана, уже две с половиной тысячи лет тому на- найденное на- реке Илиме зад жили местные металлурги и литейщики, умевшие добывать медь из руды, плавить ее в специальных миниатюрных тиглях и отливать не только кельты, но и великолепные бронзовые наконечники копий, кинжалы оригинальных форм и даже мечи. Замечательно при этом, что их мечи не уступали по размерам и совершенству урартским мечам Закавказья, а наконечники копий не имеют равных себе по размерам и изяществу формы.не только в Сибири, но и в Восточной Европе.
      Такой неожиданно высокий уровень бронзовой металлургии в якутской тайге был, конечно, не случаен. Неслучайно и то, что при более глубоком изучении древностей Севера на территории Якутии были обнаружены памятники, указывающие на еще более глубокие корни этой древней металлургии, на длительный путь ее постепенного развития от начальных, примитивных, ступеней к более высоким.
      Так, например, вблизи села Покровского, в 80 километрах к югу от Якутска, на высоком берегу Лены оказалось древнее погребение, в котором нашлись каменные и костяные наконечники стрел, кремневые скребки, а также костяной наконечник копья со вставленными в его ребро острыми ножевидными пластинами из кремня. По всему составу находок Покров-ское погребение следовало отнести к каменному веку. Но среди каменных и костяных орудий здесь оказался и один металлический предмет — небольшое медное или бронзовое шило.
      Совершенно такая же картина была установлена и в других местах, например на речке Бугачан, на этот раз уже далеко к северу от Якутска, за Полярным кругом, в недрах Заполярья. При костяке древнего охотника и воина, вооруженного превосходными кинжалами из оленьего рога, луком и стрелами, снабженными каменными наконечниками, здесь лежала костяная трубочка — игольник. Найденная внутри трубочки игла была не костяной, как обычно, а медной.
      Конечно, можно было бы предположить, что все эти простейшие по форме единичные металлические вещи не изготовлялись на месте, а доставлялись из других областей.
      Дальнейшие работы в заполярной Якутии принесли однако новые и еще более важные данные. На древней стоянке в низовьях Лены, вблизи Сиктяха, вместе с каменными орудиями и обломками сосудов очень примитивного вида в вечной мерзлоте уцелел очаг древнего плавильщика, который плавил на нем медь или бронзу. В очаге оказались даже застывшие брызги металла, а около него лежали обломки миниатюрных глиняных сосудиков в виде ложек, в которых производилась предварительная плавка металла для заполнения литейных форм и отливки металлических изделий Стало ясно, таким образом, что эпоха металла начинается и на территории Якутии уже в очеуь отдаленное время, по крайней мере в конце второго тысячелетия до нашей эры, т е. более трех тысяч лет тому назад. .
      Правда, в эпоху первоначального распространения металла здесь не произошло таких глубоких переломов в жизни местных племен, какие совершались в степных областях Европы и Азии, где эпоха бронзы является вместе с тем и временем возникновения скотоводства, когда скотоводы впервые выделились из остальной массы охотничье-рыболов-ческих племен
      Последствия распространения металла на Севере в области техники и хозяйства заметны гораздо слабее, чем результаты, к которым привело введение лука и стрел в предшествующее время. Но зато здесь заслуживают особого внимания сдвиги социального строя, в искусстве и мировоззрении северных племен. В течение тысячелетий у северных племен безраздельно господствовал первобытно-общинный строй, соответствовавший низкому уровню развития их производительных сил, ибо, как указывает товарищ Сталин: «Каменные орудия и появившиеся потом лук и стрелы исключали возможность боры бы с силами природы и -хищными животными в одиночку»
      Такому общественному строю закономерно соответствует определенное мировоззрение — коллективистическая психология, следы которой отчетливо сохранялись на севере, несмотря на растлевающее влияние капитализма. Это «было время; когда люди боролись с природой сообща, на первобытно-коммунистических началах, тогда и их собственность была коммунистической, и поэтому они тогда почти не различали «мое» и «твое», их сознание было коммунистическим»2.
      На этой социально-экономической основе сложилось своеобразное мировоззрение первобытного человека, пронизанное коллективистическими идеями и образными, реалистическими по их сути представлениями.
      Тем не менее с течением времени вместе с металлом даже и у ряда северных племен обнаруживаются признаки новых общественных отношений, особенно резко выраженные в богатых археологических-памятниках раннего бронзового века Прибайкалья, т. е. более чем три тысячи лет тому назад. Теперь в Прибайкалье обнаруживаются признаки имущественного и общественного неравенства, встречаются захоронения бедняков и богачей, могилы рабов и их хозяев, наглядно свидетельствующие, что и на севере Азии еще в условиях первобытной родовой общины начинают складываться такие общественные отношения, при которых впервые-появляется «...собственность рабовладельца на средства произ--водства, а также на работника производства — раба, которого может рабовладелец продать, купить, убить, как скотину»3.
      Одновременно у этих северных племен обнаруживаются признаки новой психологии, основанной на противопоставлении «моего» и «твоего», черт нового мировоззрения и новых понятий; старые идеи, связанные с материально-родовым бытом, уступают место новым, связанным с патриархально-родовым укладом. Происходит, таким образом, существенный перелом в идеологии, искусстве и верованиях.
      Чтобы полнее понять эти события, нужно иметь в виду то конкретноисторическое окружение, в котором жили северные племена, те многообразные связи, в которые они вступили теперь с другими народами.
      Решающее значение при этом имело то обстоятельство, что в соседних степных областях Азии в бронзовом веке складывается совершенно новый культурно-исторический мир — мир степных скотоводов с патриархальнородовым укладом.
      1 И. В. Сталин. О диалектическом и историческом материализме, Госполит-издат. 1950 г., стр. 26.
      2 И. В. Сталин. Анархизм или социализм? Соч., т. U стр. 314.
      3 И. В. Сталин. О диалектическом и историческом материализме, Госпояит-издат. 1950 г., стр. 26.
      Множество примеров показывает, что лесные племена Севера в эпоху бронзы не были изолированы от своих соседей, далеко продвинувшихся по пути к новым формам хозяйства и общественного строя.
      Такое взаимодействие северных племен с более передовыми племенами древних степных скотоводов и явилось, следовательно, почвой, на которой у них оформились новые черты общественного строя, а заодно и новые черты мировоззрения, новые представления о вселенной и судьбах человека.
      Чем ближе жили к степям северные племена, чем дольше они соприкасались со степняками, тем сильнее и глубже были эти сдвиги. Наибольшей силы они достигли в то время, когда на Алтае, в степях Западной Сибири и Восточной Европы вырастают первые племенные союзы скифов.
      Отраженные волны бушующей в степных просторах скифской кочевой стихии рано докатываются, однако, и до далекого Севера. В долину Оби и соседние с ней районы Западной Сибири проникают кочевые скотоводы-конники. У лесных племен и жителей лесотундры появляются ие только привозные скифские котлы, о которых в свое время с удивлением сообщал Геродот, но и местные копии таких сосудов, изготовленные, впрочем, не из меди или бронзы, а из глины. В жертвенном месте у Салехарда оказались образцы тонкой художественной резьбы по кости, свидетельствующие о том, что замечательный звериный стиль степных кочевников нашел в Арктике как бы свою вторую родину. В Салехарде найдены не только гребни, напоминающие драгоценный гребень из Солохи, но и резные?, изображения из кости, повторяющие излюбленный сюжет степного искусства — образ хищной птицы, терзающей оленя. В них причудливо сочетались многовековые традиции арктических резчиков по кости и высокое мастерство скифских степных ювелиров, возникшее в живом взаимодействии античной культуры и цивилизации классического Востока
      Прямое влияние предскифской, скифской и гунно-сарматской степной культуры, разумеется, было глубже всего в северо-западной Сибири. Но и далеко к востоку от нее, в долинах Енисея, Ангары и Лены, теперь на каждом шагу тоже ощущается дыхание этой оригинальной и могучей культуры. Едва ли не самым ярким примером подобного влияния могут служить шишкинские писаницы в верховьях Лены, где изображено мифическое чудовище, живо напоминающее клыкастого зверя, столь излюбленного в скифском искусстве, и еще более замечательный фриз из семи лодок. В последних изображены стилизованные человеческие фигурки е молитвенно воздетыми к небу руками, люди в рогатых головных уборах с хвостами сбоку и лань, повернувшая голову назад точно в таком же обороте, как и звери на изделиях скифских мастеров. Еще интереснее, что по своему содержанию эти замечательные рисунки обнаруживают удивительное совпадение с более древними памятниками искусства бронзовой эпохи не только в Скандинавии и Карелии, но и в далекой Италии.
      В стилистическом же отношении, как свидетельствует фигура лани, они в свою очередь сближаются с предскифским и скифским искусством Восточной Европы, Сибири и Центральной Азии.
      Насколько широко на север и восток Азии распространилось подобное влияние скифо-сарматского искусства, помимо находок в курганах древних гуннов Монголии и Забайкалья, показывают древние писаницы, уцелевшие на далеком Амуре. Ниже Хабаровска, в местности Секачи-Алян, на одном из огромных валунов видно большое изображение лося, в бедро которого вписана характерная спиральная фигура, столь обычная на скифо-сарматских и родственных им памятниках искусства, точь-в-точь такая же, как на изображении оленя, сопровождающем фриз из семи лодок в Шишкино.
      Так далеко шли культурные связи бронзового и раннего железного веков, в то время, когда уже сам по себе широкий обмен сырым металлом, оловом и медью, а также готовыми металлическими изделиями должен был содействовать росту культурного взаимодействия и хозяйственных отношений не только между соседними племенами, но и между весьма отдаленными странами.
      Рост обмена и культурных связей нарушал былую изолированность родовых общин, содействуя проникновению из одних стран в другие наряду с металлом также и новых идей, новых сюжетов и стилевых особенностей в искусстве.
      Говоря о связях северных племен Азии с Западом, в первую очередь со скифами Восточной Европы, было бы неправильно, а вместе с тем совершенно несправедливо забывать и о другом могучем культурном центре древности, следы прогрессивного взаимодействия с которым в эпоху бронзы и раннего железа обнаруживаются неожиданно глубоко на Севере, — об архаическом Китае, где уже в начале второго тысячелетия до нашей эры у земледельцев, населявших долину реки Желтой — предков китайского народа — возникает классовое общество и складывается государство.
      Поразительно ранний (уже в конце второго тысячелетия до нашей эры) и высокий для этих мест расцвет бронзовой культуры в Якутии, по-видимому, во многом зависел от близости ее к странам, издавна находившимся в соседстве и связях с древним Китаем. По крайней мере своеобразные таежные топоры-кельты бронзового века с их оригинальной формой и орнаментацией’почти полностью повторяют форму и орнаментацию древнейших китайских кельтов.
      В свете всех этих фактов становится понятным, почему даже у таких, казалось бы, самых «первобытных» племен, как юкагиры, кеты или чукчи, социальные отношения имеют далеко не первобытный характер, а во всей их культуре на общем «примитивном» фоне обнаруживаются признаки неожиданно высокого развития.
     
      ВКЛАД СЕВЕРНЫХ ПЛЕМЕН В МИРОВУЮ КУЛЬТУРУ
      По-новому, с принципиально иной, чем прежде, точки зрения советская наука рассматривает и вопрос о вкладе северных племен в мировую культуру, В буржуазной литературе с характерным для нее делением народов и племен земного шара на исторические и неисторические, избранные и неизбранные, высшие и низшие издавна установилось прене-. брежительное отношение к отсталым племенам, как не имеющим права на участие во всемирно-историческом процессе культурного творчества.
      Согласно этой реакционной традиции все открытия и изобретения выводятся обыкновенно из единого источника или нескольких таких источников, а в центре внимания исследователей остаются немногие избранные народы и очаги культуры.
      Наша советская точка зрения на этот вопрос с исключительной глубиной и силой сформулирована в следующих словах И. В. Сталина: «Многие не верят, что могут быть равноправными отношения между большой и малой нациями. Но мы, советские люди, считаем, что такие отношения могут и должны быть. Советские люди считают, что каждая нация, — все равно — большая или малая, имеет свои качественные особенности, свою специфику, которая принадлежит только ей и которой нет у других наций. Эти особенности являются тем вкладом, который вносит каждая нация в общую сокровищницу мировой культуры и дополняет ее, обогащает ее. В этом смысле все нации — и малые, и большие, — находятся в одинаковом положении, и каждая нация равнозначна любой другой нации»
      Что касается северных племен, то здесь для иллюстрации этой мысли И. В. Сталина достаточно одного примера — эскимосского племени.
      Пример эскимосов особенно интересен для нашей цели уже по тон причине, что заселенный ими район расположен на огромных пространствах по обе стороны Берингова пролива, а также вдоль арктического побережья Азии. В относительно недавнее время, уже в XVII веке, они дошли вплоть до устья реки Колымы на западе.
      Это один из немногих на материке Азии районов, где еще каких.-ни-будь триста лет тому назад, к моменту первого появления русских землепроходцев, в полном расцвете жила техника каменного века, где в то время еще широко применялись каменные орудия.
      Именно здесь, на самом «краю света», вдоль берегов Ледовитого океана, казалось бы, должна быть в неизменном виде культура первобытных дикарей, должны были существовать наиболее архаические черты быта. Именно эта страна, казалось, должна была представлять собою настоящую страну «живых окаменелостей», край подлинной первобытности.
      И. В. С т а л и н. Речь на обеде в честь финляндской правительственной делегации седьмого апреля ]948 г. «Правда» 13 апреля 1948 г., № 104(10845).
      На самом деле при более глубоком и внимательном изучении здесь открывается совершенно иная, значительно более сложная и интересная картина.
      Начнем с того, что, опровергая ходячие суждения о какой-то первобытной простоте и примитивности древнеэскимосской культуры, выдающийся русский исследователь культуры сибирских племен В. Г. Богораз писал: «Культура полярных племен вообще представляется своеобразной, я сказал бы, почти чудесной. Мелкие группы охотников, живущих на самой окраине вечного льда и вылавливающие себе ежедневную пищу гарпуном из холодного и бурного моря, сумели из китовых ребер и глыб снега создать себе теплое жилище, сделали кожаную лодку, лук из костяных пластинок, затейливый гарпун, сеть из расщепленных полосок китового уса, собачью упряжку, сани, подбитые костью, и разное другое. Многие из этих полярных изобретений проникли далеко на юг к племенам, обитающим в более счастливых широтах, и даже позаимствованы европейцами». «Художественная одаренность арктических народов, их вышивки, рисунки, скульптура, резьба, — писал он в другой работе, — значительно выше общего уровня племен, обитающих на юге, и может выдержать сравнение с лучшими образцами» (этнографического искусства. — А. О.)1.
      В свою очередь другой известный исследователь Севера писал об эскимосах с тем же чувством искреннего уважения к их талантам и к созданной ими оригинальной культуре.
      «На многих людей в настоящее время производит громадное впечатление величие нашего века со всеми его- изобретениями и прогрессом, о которых мы слышим ежедневно и которые якобы неоспоримо доказывают превосходство богато одаренной белой расы над всеми остальными. Для этих людей было бы весьма поучительно обратить особое внимание на развитие эскимосов и на орудия и изобретения, при помощи которых они получают все необходимое для жизни, при этом в условиях, когда природа дает в их распоряжение невыразимо мало средств» 2.
      Еще интереснее, что, как показывают археологические исследования, корни этой замечательной культуры уходят неожйданно глубоко в прошлое. По инициативе выдающегося прогрессивного ученого, искреннего друга Советского Союза А. Хрдлички был поднят во весь рост вопрос о роли Берингова пролива и Чукотского полуострова в первоначальном заселении человеком Нового Света.
      Особенно много нового и интересного внесли в решение этой проблемы исследования советских археологов как на самом Чукотском полуострове, так и в соседних с ним областях Якутии, а также Камчатки, побережья Охотского моря, Приморья и Приамурья.
      Что касается Чукотского полуострова, то здесь центральное место как раз и занял вопрос о происхождении и ранней истории эскимосов и их культуры.
      1 В. Г. Богораз. Народная литература палеоазиатов.
      2 Фр. Нансен. Жизнь эскимосов, т. I, 1937, стр. 205 — 208.
      Занимаясь этой сложной проблемой, исследователи натолкнулись на подлинное арктическое чудо. Они обнаружили неожиданно богатую и сложную культуру Берингова моря, которая уходила в отдаленную древность и в то же время была во многих отношениях даже не примитивнее, а выше и богаче позднейшей эскимосской культуры XVIII — XIX веков.
      Как оказалось, одно из самых древних поселений приморских охотников на морского зверя, явившихся теми, кто заложил фундамент позднейшей эскимосской культуры, находилось вблизи современного поселка Уэллен.
      В то далекое время основным источником существования жителей прибрежных поселков уже была охота на морского зверя, но .не менее важную роль в их жизни играла охота на северного оленя и белого медведя, добыча птиц и рыбная ловля. Поэтому в производственном инвентаре людей этого времени отмечаются многочисленные предметы богато развитого охотничьего вооружения.
      Охотник был вооружен луком со стрелами, наконечники которых выделывались из твердого камня и очень близки по виду к превосходным наконечникам поздненеолитического времени из континентальных обла-, стей материка. У него были в распоряжении также и специальные птичьи дротики с большим количеством острых зубьев, загнутых назад, простые и сложные остроги для промысла крупных лососевых рыб. Морскую рыбу ловили удочками, от которых уцелели тяжелые грузила и костяные жальцы от сложных крючков.
      Для промысла морского зверя применялись уже гарпуны весьма сложной конструкции — с соскакивающими поворотными наконечниками, у которых сбоку помещались специальные каменные лезвия-вкладыши, чтобы они могли лучше разрывать и резать мясо моржей и тюленей. Внизу у этих наконечников имелись сложные заостренные шипььшпоры, назначение которых состояло в том, чтобы удерживать наконечник гарпуна в ране и не позволять ему выпасть. Это обеспечивалось и тем, что такие наконечники, привязанные к бечеве-линю, поворачивались поперек раны и окончательно застревали в ней под толстой кожей зверя, под слоем мяса и сала.
      Поэтому подобные орудия называются поворотными гарпунами. Для того чтобы гарпун не терялся, к нему привязывали особый поплавок из надутого воздухом пузыря, а для продалбливания прорубей, через которые убивали тюленей..существовали специальные ледовые пешни, материалом для которых служила твердая моржовая кость — бивень моржа. Тяжелую тушу добытого морского зверя выволакивали на особых салазках с полозьями из моржового клыка.
      Несмотря на полное развитие сложного и хорошо оснащенного специальной техникой промысла морского зверя, люди уэлдеиского времени сохраняли в своем бытовом укладе и в культуре много древних черт
      Жилища еще очень редко и слабо углублялись в землю. При них не было и типичных ям для хранения пищевых запасов в виде мяса и сала морского зверя.
      Поселения больше сближались поэтому с древними охотничьими лагерями и распознаются теперь на поверхности земли только по более густой и зеленой траве, а не по возвышениям и углублениям почвы.
      Каменные орудия изготовлялись у них почти исключительно древнейшим способом оббивки и отжима; шлифованные вещи из сланца очень редки.
      Особенно широко применялся древний прием оснащения костяных. орудий, главным образом наконечников гарпунов и ножей, вставными каменными лезвиями.
      Искусство уэлленцев ограничивалось реалистическими, но очень простыми фигурами людей, животных и столь же простым узором из прямых или кривых врезанных линий.
      Потомки уэлленцев, люди так называемого древнеберингоморского этапа, тоже еще целиком оставались в пределах техники и культуры развитого неолита, не зная иного материала для изготовления своих орудий и утвари, кроме камня, глины и органических материалов — кости, дерева, китового уса. Они, как и их предшественники, умели шлифовать сланец, но большинство каменных орудий попрежнему изготовлялось только путем оббивания и ретуши.
      Их культура уже сильно отличается от уэлленской, и они во многом пошли вперед — в первую очередь по линии развития и усовершенствования морского зверобойного промысла, который становится главной и первостепенной основой их жизни.
      Море теперь полностью обеспечивало жителей Арктического побережья мясной птицей, тюленями и моржами. Мясо и сало морских животных употреблялись в пищу; из шкур их шилась одежда и приготовлялась домашняя утварь, различные охотнички снасти. При недостатке хорошего дерева кость, особенно челюсти, позвонки и ребра кита, использовалась не только для изготовления орудий труда, но и в качестве строительного материала: из нее сооружали каркасы землянок. Сало моржей и тюленей, горевшее в лампах, выдолбленных из камня или вылепленных из глины, согревало и освещало хижины.
      Уэлленцы изобрели способ добычи тюленя зимой через отверстия во льду с помощью поворотного гарпуна; теперь охота на морского зверя летом велась и в открытом море. Были изобретены искусно сконструированные кожаные лодки — каяк и уммиак. Уммиак имеет вид большой открытой лодки, приспособленной для многих людей. Каяк приспособлен для одного охотника и плотно затягивается сверху, так что, даже и перевернувшись вниз головой, охотник может без вреда для себя снова принять прежнее положение без риска залить водой внутреннее пространство лодки.
      Морской промысел, связанный с определенными, наиболее удобными для него пунктами, привел к еще более прочной и постоянной оседлости. В местах, богатых морским зверем и водной дичью, на выдавшихся в море мысах, по островам и бухтам, обильным наносным деревом-плавником, густо разместились многочисленные поселки берингоморцев, от которых уцелели вырытые в земле основания жилищ и обвалившиеся ямы для запасов мяса.
      Внутри полуподземных жилищ их хозяева проводили долгую полярную ночь. Женщины при скудном свете ламп-жирников готовили пищу и шили одежду. Мужчины в свободное от охоты время выделывали различные вещи, чинили охотничье вооружение и утварь.
      С утомительно длинной полярной ночью в значительной мере связано и поразительное обилие художественных изделий берингомор-ского времени, в которых находила свое выражение живая, творческая фантазия и жажда деятельности сильных, ловких и находчивых охотников Арктики. В этих изделиях отражались и свойственные этим людям упорство, настойчивость в достижении цели, потому что вырезать скульптуру животного илц тонкий орнамент на твердом куске моржевого клыка или бивня мамонта простым каменным острием было нелегко: для этого требовалось много времени и терпения.
      Древние берингоморцы весь свой многовековой технический опыт обработки кости, все свое уменье вложили в свою художественную резьбу. Они создали совершенно своеобразный, неповторимый орнаментальный стиль, разработали удивительный криволинейный орнамент, который щедро покрывает даже самые обыкновенные вещи, прежде всего наконечники гарпунов. Узор берингоморского времени состоял из глубоко врезанных плавных кривых линий, окаймленных пунктиром из выпуклых овалов или кружков, часто концентрических, с точкой внутри. Орнамент всегда тесно связан с формой вещи и подчинен ее очертаниям, но древний мастер с полной свободой размещал детали рисунка на объемном теле предмета. Он с большим декоративным чувством стилизовал изображения человеческих лиц-масок, животных. Особенно необычное впечатление производят по контрасту вполне реалистические фигуры животных, например белого медведя, сплошь покрытые абстрактным криволинейным узором.
      Оригинальное искусство берингоморцев настолько сложно и по-своему совершенно, что некоторые исследователи пришли к мысли о его иноземном происхождении, о том, что оно зародилось далеко на юге, в Полинезии, у маори, или даже в Китае эпохи Чжоу.
      Однако есть и другая, более вероятная возможность объяснения этой загадки. Такой же криволинейный узор издавна, еще во II — III тысячелетии до нашей эры, развивался у неолитических племен Приамурья и соседних с нам морских островов Восточной Азии. Оттуда он мог в глубокой древности распространиться на север, в страну эскимосов, где имелась вполне подготовленная для него уэлленцами почва.
      Еще интереснее, что овалы и кружки с точкой внутри, столь характерные для беркнгоморской орнаментики, в той же степени типичны для искусства индейцев северо-западной Америки, т. е. прежней Русской Америки XVIII века. У хайда, чимшиан и члинкатов известен именно такой «глазной» орнамент, в котором ритмически повторяется один и тот же мотив стилизованного глаза. Упрощенным соответственно техническим трудностям скульптурной резьбы по кости изображением «глаз» н следует, повидимому, считать овалы и кружки на изделиях берингоморского времени.
      Так же, как у северо-западных индейцев, глазной орнамент должен был здесь иметь определенный внутренний смысл. «Глаза», изображенные на гарпуне или другом предмете, одушевляли его, придавали ему в глазах древнего охотника жизнь и, следовательно, особую силу, а заодно делали и самого охотника владельцем этой могущественной и таинственной силы, которую он мог применить в своих интересах и целях. Fapnyn с таким узором был уже не просто мертвым предметом, а живым, разумным существом, действующим активно и по собственной воле.
      В связи с этим следует упомянуть и о том, что в религии эскимосов до недавнего времени центральное место занимали представления о женских божествах «владычицах». Одна из этих эскимосских богинь владела морем — источником морских зверей, вторая распоряжалась землей и живущей на ней сухопутной дичью, третья господствовала в воздухе и распоряжалась ветром; это была женщина-ветер. Так как ветер все ставит вверх дном, ее глаза располагались не поперек, а вдоль лица, нос же находился в поперечном положении. Морская владычица Седна в свою очередь представлялась в облике старой моржихи, живущей в хижине на дне океана и властвующей над его обитателями.
      Женские божества эскимосов — наглядное выражение в мифологии приморских охотников былого материнского рода — одно из доказательств существования у них в прошлом матриархально-родовой общины, при которой женщины пользуются уважением и большим влиянием в обществе.
      С течением времени развитие морского промысла в открытом море и рост обмена привели к новым сдвигам в жизни предков эскимосов.
      Распространяются особые китовые наконечники гарпунов. Все чаще и чаще появляются кости кита, указывающие, что развивается несравненно более прибыльный промысел кита.
      Обнаруживаются, наконец, и первые признаки употребления железа, сначала, вероятно, метеорного, хотя железо даже и значительно позже было большой редкостью и расценивалось как величайша,я драгоценность, так как доставлялось издалека.
      Одновременно совершенствуется охотничье оружие. Улучшается лук, вместо простых луков появляются усиленные обмоткой из сухожилий.
      Были изобретены специальные защитные пластинки для рук, чтобы по ним не ударяла тетива, отскакивающая во время стрельбы, новые виды стрел. Оббитые орудия вытесняются шлифованными, более совершенными, преимущественно сланцевыми.
      Искусство резко упрощается. Богатая криволинейная орнаментика сменяется простыми геометрическими узорами — прямыми линиями, кружками с точкойвнутри.
      Распространение в это время «пунукского», как его называют археологи, усовершенствованного вооружения, в том числе костяных лат, дает право вспомнить эскимосские старинные легенды, в которых рассказывается о межплеменных столкновениях и войнах, а также вооруженном обмене с чужеплеменными, всегда находившемся на грани разбоя.
      Согласно преданиям, во время торгов между чукчами и эскимосами обе стороны являлись на место торга в полном вооружении и предлагали друг другу свои товары на конце копий или держали связки шкур в одной руке, а в другой обнаженный нож, в полной готовности вступить в бой при малейшей тревоге.
      Борьба старого и нового нашла также яркое выражение в обычаях и мифологии, в том числе в мифах о морской владычице Седие. Хотя Седна попрежнему остается властительницей жизни и смерти эскимосов, поскольку она владеет морским зверем, в представлениях о ней обнаруживается новая и в высшей степени характерная струя. Седна изображается отныне в мифах в отталкивающем и отвратительном образе. Ее наделяют уродливыми физическими и нравственными чертами. Седна — мужененавистница, она не хочет вступить в брак с мужчиной и находится в связи с злыми духами и домашним псом. Собственная семья, ее отец, страстно ненавидят Седну, желают ее смерти и хотят убить ее. Но Седна опережает их сама, истребляя своих родных.
      В. Г. Богораз справедливо считал, что в таких представлениях о женских божествах нашла свое отражение древняя «борьба мужчин с женщинами», закончившаяся, как известно, «всемирно-историческим по своим последствиям поражением женского пола», победой патриархально-родового строя.
      Так, в результате раскопок в мерзлой почве Арктики была шаг за шагом, этап за этапом восстановлена забытая история эскимосов на протяжении примерно четырех тысячелетий.
      Вполне понятно поэтому, что вновь открытая в Арктике столь же древняя, как и загадочная сначала культура сразу привлекла к себе исследователей не столько своей новизной, сколько действительно выдающимся значением ее в истории Севера.
      Достаточно было уже того, что эти жители далекого севера самостоятельно создали во всех отношениях самобытную и оригинальную культуру; самостоятельно взрастили совершенно необычайное по стилю и по-своему богатое искусство; поднялись до наиболее высокого технического уровня, которого могло достичь человечество, пользуясь одними лишь -средствами каменного века.
      Особенно же удивительно было обстоятельство, что талантливые создатели этой высокой культуры, как и их современные потомки, были-обитателями самых суровых и непривлекательных областей Старого и Нового Света, оказались на самом краю обитаемой человеком земли, в окружении вечных льдов, моржей и белых медведей.
      Не менее замечателен неожиданно сложный исторический путь„ пройденный создателями древнеэскимосской культуры, которых в свете-этой истории никак нельзя назвать живыми окаменелостями. Как оказалось, они непрерывно двигались вперед, изменяя свою культуру, обычаи и мировоззрение, вовсе не оставаясь на одном и том же уровне, а неизменно «первобытном» и «диком» виде.
      Поразительная культура древних эскимосов, обитателей самого настоящего «края света», даже и по современным понятиям, может служить поэтому одной из наиболее ярких иллюстраций к словам товарища Сталина о равенстве всех народов и племен земного шара в едином процессе создания всемирной культуры.
      Таким образом, результаты исследований, осуществленных советскими археологами на Севере, с полной ясностью показывают, что северные племена и народы, считавшиеся раньше «внеисторическими», на самом деле имеют собственную, по-своему богатую и сложную историю.
      Если раньше история племен Севера уходила в глубь прошлого не далее последних трех столетий, то в настоящее время «исторический период», наполненный достоверными фактами и событиями, охватил па крайней мере 10 — 15 тысяч лет.
      Если прежде могло существовать мнение об извечной стабильности, и тысячелетней устойчивости первобытного уклада северных племен, рассматриваемых в виде «живых окаменелостей», если до сих пор не было-возможности установить отчетливую культурно-историческую периодизацию прошлого северных племен, то сейчас положение в этой области существенно изменилось.
      Теперь ясно, что и-на Севере — на значительных пространствах южной и отчасти северной части Якутии — имела место последовательная, и непрерывная смена прогрессивных культурно-исторических этапов: палеолита, неолита, бронзового и железного веков, в основном так же, как в передовых областях земного шара, происходил переход от грубых каменных орудий к металлу.
      С полной ясностью обнаруживается и тот факт, что этому прогрессивному развитию экономического базиса — производительных сил соответствует закономерный процесс развития общественных форм, прогрессивный переход от ранних форм материнского рода к зрелому матриархально-родовому обществу, а от него к патриархальному роду и к тем» формам общественной организации, которые характерны для времени,, когда возникают большие и племенные союзы.
      Одновременно становятся в общих чертах ясными и те огромные последовательные сдвиги, которые имели место в идеологии, в мировоззрении северных племен, в их искусстве, верованиях и языке.
      Если раньше этим племенам, как представителям «низших» и «неполноценных» народов и рас, отказывали в праве на собственную культуру, то теперь ясно, что они внесли свой вклад в мировую культуру.
      Исследования эти, наконец, свидетельствуют и о том, что история. северных племен имеет определенное значение не только как один из конкретных вариантов истории человечества, но и как составная часть всемирной истории, истории народов не только Азии, но и Европы, и не только Старого Света, но и Нового Света, т. е. Американского континента, и что, наконец, эта история оказывается в совершенно неожиданном — активном, а не пассивном — отношении к той самой области Европы, которую расисты считали колыбелью избранной нордической расы.
      Многочисленные факты ясно показывают, как эти «гиперборейцы» 1 в результате упорной борьбы десятков сотен безвестных поколений с враждебной природой не только освоили необозримые пространства тайги и тундры, но и укрепились даже среди льдов арктических морей, внесли свою посильную долю в борьбу за конечное торжество человечества над слепыми силами природы, за победу разума над стихией.
      Археологические факты дают также возможность до некоторой степени проследить взаимные связи северных племен Азиис народами других, нередко очень отдаленных стран. Особенно ясно вырисовываются при этом тысячелетние связи племен Севера с их ближайшими соседями в Старом Свете — предками других племен и народов Советского Союза.
      О постепенно складывавшейся теснейшей исторической общности северных племен с остальными братскими народами Советского Союза, с великим русским народом во главе, выразительно свидетельствуют все тысячелетия их истории, начиная с самого появления человека на Севере.
      Есть основания полагать, что первые люди пришли на север Азии с запада, из Восточной Европы, где на берегах Дона, на Днепре и в Крыму расцвела яркая культура их ближайших родственников, людей ориньякско-мадленского времени.
      В тесной связи с племенами остальной Сибири и Восточной Европы развивают племена Севера свою культуру и в последующие времена, в неолите и бронзовом веке. Оттуда же, от скифских племен Южной Сибири и Причерноморья — предшественников славян, всего вероятнее распространяется, наконец, на севере Азии и железо.
      Вся история культурного развития и ранние исторические судьбы одного из самыхмногочисленных народов Севера — якутов — точно так же неразрывно связаны с историей родственных им степных народов Союза, заселяющих или заселявших обширное пространство Старого Света — бурят-монголов, казахов, киргизов, алтае-саянских племен и народов.
      В свою очередь археологические данные показывают, как далеко распространялись на запад не только до Кольского залива, но и вплоть до Прибалтики элементы «гиперборейской» культуры древних времен, воз-
      1 Гиперборейцами греки называли обитателей севера.
      никшей в Северной Азии, какое важное значение в образовании самого физического типа населения Восточной и даже Западной Европы имело тогда проникновение представителей северных племен в северо-западные районы Советского Союза и сопредельных стран.
      Так, например, в 1942 году на затерянном среди моховых болот и озер лесотундры небольшом бугорке, расположенном у самого Полярного круга — вблизи Жиганера, в «Уолбинском кырдале» оказались древние кости людей и многочисленные изделия из камня. Кости людей с Уолбинского бугра были окрашены красной охрой — кровавиком, а сохранившиеся при них каменные изделия представляли собой большие наконечники стрел своеобразной формы. Они имели вид длинных узких пластин кремневого сланца с черенком для насаживания на древко внизу. По специфической форме наконечников стрел и ритуальной окраске костяков охрой уолбинские находки неожиданно совпали с замечательными находками в обширном древнем могильнике конца III тысячелетия до нашей эры на Оленьем острове Онежского озера в Карелии.
      Закономерный, а не случайный характер такого совпадения подтверждается тем, что костяки Оленьего острова имели четко выраженные монголоидные признаки, Монголоидные черты физического облика древних оленеостровцев могли попасть сюда только с Воетока, из Азии, вместе с пришедшими оттуда людьми.
      После этого становится ясным, как далеки были от истины «гипотезы» фашистских археологов, пытавшихся «доказать», что культура распространялась в неолите только с Запада на Восток, из области расселения пресловутой «северной расы», и что ее несли с собой представители именно этой высшей «нордической расы». На самом же деле новые находки в глубине Якутии, с одной стороны, и в Карелии — с другой, доказывают в данном случае, что и в неолитическое время европейский Север испытывал глубокое прогрессивное влияние именно с Востока.
      Так собранные советскими археоЛогами обильные и разнообразные факты в сочетании с другими данными, в первую очередь этнографическими, выразительно рисуют сложный, по-своему насыщенный событиями исторический путь народов Севера на протяжении всего того времени, когда у них господствовал первобытно-общинный строй. Так раскопки в мерзлой земле Севера раскрывают перед исследователями совершенно новые и увлекательные научные перспективы.
      Прослеживая шаг за шагом, этап за этапом постепенные перемены в культуре и жизни северных племен, можно видеть, таким образом, как перед нами в совершенно новом свете постепенно раскрываются подлинные исторические судьбы этих племен, возрожденных к новой - жизни Октябрьской социалистической революцией и впервые получивших в условиях Советского государства полный простор для свободного проявления и расцвета своих творческих сил.
     
      ПЕРВЫЕ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЫ
     
      СВИДЕТЕЛИ ПРОШЛОГО
      ТАК ЖИЛИ ДРЕВНИЕ ТРИПОЛЬЦЫ
      ПАМЯТНИКИ ДРЕВНЕЙ ВЛАДИМИРОВОЙ
      ПШЕНИЦА И ЯЧМЕНЬ
      ИЗОБРАЖЕНИЕ БЫКА
      О ЧЕМ РАССКАЗАЛ ЖОЛУДЬ ОДЕЖДА
      ТРИПОЛЬСКИХ ЖЕНЩИН
      СВИДЕТЕЛИ ПРОШЛОГО
     
      В истории развития человеческой культуры долгое время недоставало страниц, освещающих жизнь первых земледельцев. Археологическая наука позволила приоткрыть завесу над многими сторонами далекой древности; совсем недавно стало известно и о времени, когда зародилось земледелие на обширных пространствах нашей Родины.
      О первых земледельцах нашей Родины нам рассказали памятники трипольской культуры, открытые археологами в многочисленных экспедициях, посвященных изучению этого интереснейшего периода древней истории СССР.
      Передо мной коллекция памятников древнего Триполья — расписная керамика, глиняные статуэтки женщин, маленькие фигурки домашних животных, мотыги из рога оленя, ножи и серпы из кремня, кремневые наконечники стрел Здесь же образцы обмазки глинобитных жилищ, построенных тысячи лет тому назад, и многое другое, созданное тр.удом наших далеких предков Можно пройти мимо такой коллекции, не уделив ей особого внимания. В ней нет тех сокровищ искусства, какие появились в более поздние эпохи и стали достоянием всех времен и народов.
      Но нельзя остаться равнодушным к этой коллекции, если знаешь, что это — своеобразная летопись, единственная дошедшая до нас летопись древних земледельцев нашей Родины.
      Первые памятники этой культуры были найдены киевским археологом В. В. Хвойко еще в конце XIX века. Ведя раскопки первобытных стоянок в районах Киевской области, на Днепре, он нашел вблизи селения Триполье памятники новой, своеобразной культуры, которая была названа трипольской по месту первых находок. Впоследствии все памятники, относящиеся к этому времени, стали называться трипольскими независимо от их местонахождения.
      Подобные памятники были известны и раньше. Их находили не только на Правобережье Днепра, но и западнее. Однако до Хвойко никто не придавал большого значения этим находкам. Случайно обнаруженные крестьянами на полях мотыги из рога оленя, обломки расписной керамики, кремневые наконечники стрел — все это бережно доставлялось в музейные собрания, но никем не изучалось. Хвойко первый сопоставил известные в различных местах Украины трипольские находки, выделив их в особую тему для научного исследования. Он же определил огромное значение трипольской культуры среди остальных древностей Восточной Европы. В этом большая заслуга Хвойко.
      К сожалению, существовавшие в ту пору методы исследований и обобщений, а также скудные материальные средства, вынудившие вести раскопки небольшими узкими траншеями, привели Хвойко и современных ему ученых к ошибочным выводам.
      Совсем по-другому вели свои исследования советские археологи. Руководствуясь марксистско-ленинским методом исторических обобщений, располагая громадными материальными средствами для широких исследовательских работ, советская археология смогла увидеть то, что было недоступно ученым прошлого века, и воспроизвести подлинную картину далекого прошлого.
      Во времена, когда вел свои исследования Хвойко, археолог, мог располагать малым количеством рабочих и ничтожной суммой денег для работ экспедиции. Раскопки могли вестись небольшими шурфами, или траншеями. Археолог довольствовался некоторым количеством кремневых орудий и обломками глиняной посуды, которые удавалось извлечь. При таких раскопках было невозможно изучить жилище древнего земледельца, а тем более целое поселение,
      Нельзя было понять устройство жилищ и выяснить расположение в них утвари, статуэток, орудий труда. Все эти вопросы оставались неразгаданными и нерешенными. Не был решен и важный вопрос о родовых поселениях на обширных землях Приднепровья.
      За шестьдесят лет, отделяющих советскую археологическую науку от первых открытий памятников трипольской культуры, советские археологи разрешили сложные вопросы древней истории. Теперь мы многое узнали о древних влеменах Триполья, культура которых в доскифский период была наиболее развитой в Восточной Европе.
      В советское время трипольская археологическая экспедиция Института истории материальной культуры Академии наук СССР и Института археологии Академии наук УССР располагала большими материальными средствами и значительной помощью со стороны Академии наук. Нам была предоставлена возможность детально изучать большие пространства, некогда заселенные трипольцами. В процессе раскопки мы вскрывали большие участки, и нам удалось изучить площадь целого поселения с десятками древних жилищ. Мы имели много рабочих и располагали возможностью ездить всюду, где можно было предположить наличие трипольской культуры.
      Что же дали памятники, найденные нами в этих раскопках? Они открыли перед нами картину жизни и быта племен родового общества, населявших в III и II тысячелетиях до нашей эры обширные территории в бассейне Днепра, Южного Буга и Днестра, в эпоху, когда в Причерноморье впервые появился металл.
      Раскапывая трипольские поселения, мы узнали о жизни и быте древнего рода. Вначале хозяйство рода было обобществлено и принадлежало всему роду, а позднее, когда начала выделяться парная семья, вокруг нее вырастало маленькое хозяйство, выделенное из большого хозяйства, принадлежавшего большой родовой семье.
      Изучая трипольские археологические памятники, мы нашли еще одно подтверждение положениям замечательной работы Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Мы увидели большие многоочажные дома, о которых писал известный исследователь Морган в своей книге о первобытном обществе, ознакомились с культом поклонёния силам природы, с маленькими женскими статуэт-ками-божками и очагами для жертвоприношения.
      Как теперь установлено, границы распространения трипольских племен на севере доходят до притоков реки Припяти, верховьев рек Случи, Горыни и Стыри и подходят к верхнему течению Западного Буга. На юге памятники Триполья известны у берегов Черного моря, в низовьях рек Днестра, Буга и Днепра. С востока границей в основном является правобережье Днепра, однако теперь стал известен ряд памятников и на левобережье Днепра, по рекам Десне, Остру и Супою. На западе Триполье распространено по Дунаю и его притокам а также на Балканском полуострове.
     
      ТАК ЖИЛИ ДРЕВНИЕ ТРИПОЛЬЦЫ
      Трипольская археологическая экспедиция Института истории материальной культуры Академии наук СССР и Академии наук УССР уже более десяти лет ведет раскопки на поселениях древних земледельцев Эти исследования позволили детально изучить жилища трипольского времени, по-новому осветить вопросы земледелия, скотоводства, ткачества, гончарства у трипольских племен.
      Поселения древних трипольцев располагались обычно на высокой части черноземного плато, поблизости от источников или вдоль текущих здесь небольших речек. Сравнительно небольшие родовые поселения в Приднепровье находятся на чрезвычайно близком расстоянии одно от другого.
      Жили трипольцы в глинобитных домах, где располагалась большая родовая семья. Обычно дома строились замкнутым кругом и внутри устраивался загон для скота. Большой трипольский дом делился чаще всего поперечными перегородками на несколько жилых помещений. В каждом из них находилась печь и весь хозяйственный инвентарь: сосуды для хранения припасов и приготовления пиши, земледельческие орудия, зернотерки.
      Племена, жившие здесь, занимались возделыванием пшеницы и ячменя. Землю обрабатывали мотыгами из рога оленя. При помощи каменных зернотерок зерно превращали в муку, из которой пекли хлебные лепешки. Одевались в одежду, сшитую из грубой льняной и шерстяной ткани, шкур домашних животных, и шерсть, вероятно, использовали для теплой одежды.
      Судя по находкам, можно предположить, что древние трипольцы были охотниками и добывали диких кабанов, лисиц, медведей при помощи лука и стрел с кремневыми наконечниками.
      В поселении Коломийщинз-П Киевской области мы раскопали большой многоочажный дом длиной 27 метров и 6 — 7 метров шириной. Он был разделен четырьмя поперечными перегородками и парными столбами в них на пять отдельных помещений. В одном из помещений были две печи, в другом — округлый жертвенник, покрашенный красной краской.
      Тщательное наблюдение над отдельными частями постройки жилища и прекрасная сохранность его остатков позволили установить происходившие в доме неоднократные перестройки и переделки. Древние строители расширяли свой большой дом, по мере того как рос населявший его родовой коллектив. Здесь же можно видеть, как постепенно выделялось небольшое хозяйство парной семьи.
      Реконструкция трипольского поселения
      В Кпровсирадской области, на правом берегу реки Синюхи (приток Южного Буга), проведены раскопки поселения Владимировка. Это — самое большое из известных нам трипольских поселений; оно представляет особенный интерес для изучения быта древнего трипольского рода
      Экспедицией было обнаружено свыше 200 трипольских жилищ, которые располагались пятью концентрическими кругами. Судя по находкам, поселение ото было долго обитаемо и постепенно разрасталось, застраиваясь по той же системе — по кругу. Чем больше рос родовой коллектив, том больше расширялось поселение, увеличивалось число домохозяйств, увеличивались границы поселения и но всей вероятности расширялись участки посевов.
      Уже в первый год раскопок во Владимировне мы нашли исключительно интересные памятники древних трипольцев и увидели здесь жилища разного типа.
      Наиболее характерной чертой пладимировского жилища, отличающей его от трипольских жилищ в других районах, является наличие в доме крестообразных жертвенников. Они сделаны из хорошего сорта глины, без всякой примеси, и тщательно заглажены на поверхности. Иногда жертвенник имеется в каждой камере. Построены жертвенники на полу и возвышаются над ним до 0,25 метра. Концы округлые и украшены углубленным орнаментом, образующим концентрические круги С таким же орнаментом мы нередко находили и сосуды. Изображения такого же крестообразного жертвенника известны и на двух трипольских моделях из Поиудни и Сушковки. Схема креста в спиральном орнаменте трипольской керамики встречается довольно часто, но обычно не как 1 осподствующий сюжет, а как дополнительный элемент.
      Подобные жертвенники известны в Средиземноморье, на Крите. В одном из тайников (под полом) дворцового помещения среднеминой-екого периода был найден жертвенник из серого мрамора в виде креста, около которого были спрятаны три замечательные фаянсовые статуэтки. известные под названием «Богини со змеями». Еще большую аналогию представляет- круглый жертвенник из дворца в Маллии (на Крите). Он выточен из известняка и имеет по краю поверхности 35 округлых ямок, а в центре значительное углубление, окаймленное полосой. Наши владимировекке жертвенники состоят из четырех таких же округлых жертвенников, соединенных п одни и образующих его крестообразную форму. Поверхность их украшена округлыми углублениями и концентрическими кругами. Жертвенник в Маллии датируется серединой 1Г1 тысячелетия до нашей эры.
      Интересно, что здесь же, в Маллии, были найдены бронзовые кинжалы листовидно-удлиненной формы. Такого типа кинжалы несколько позднее попадаются в Поднестровье и на побережье Черного моря именно с юга, на ступени позднего Трипольи. Статуэтки жепщив в широких юбках, найденные на раскопках трипольского поселения в Уеатове.
      Реконструкция трипольского жилища близ Одессы, и в Кашиорели, в Румыния, медные изделия и другой ни- . вентарь позднего Триполья также говорят о связях с югом в самые отдаленные времена
      Особый интерес вызвало открытие на поселении во Владимировне четырех больших жилищ, выстроенных почти вплотную друг к другу и представляющих вместе определенное хозяйственное целое. Население, жившее в такого типа домах, коллективно обрабатывало землю, владело общими запасами, на общих началах осуществляло приготовление пищи.
      Древние жители Владимиров уделяли огромное внимание сооружению в жилищах основания и пола. Фундамент и пол из обожженной глины безусловно были необходимы в тех частях дома, которые предназначались для хранения, сушки и обработки зерна. Глинобитная основа постройки отделяла зерно от сырой земли и защищала его от грызунов.
      Раскопки во Владимировке открыли части стен в разрушенном состоянии; они оказались сделанными из толстых кольев, соединенных плетением из лозы и обмазанных глиной. Мы увидели и строение печей — четырехугольных, сделанных из деревянных плах; свод делался в виде каркаса из лозы, обмазывался глиной и затем обжигался. Непосредственно около печей были открыты возвышавшиеся над полом вылепленные из глины лежанки.
      Наиболее замечательными во Владимировке явились Открытые в жилищах четырехугольные, выложенные плитками и оканчивающиеся округлыми карнизами возвышения, представлявшие, видимо, особое место в доме, где производили жертвоприношения и другие культовые — магические — обряды.
      Кроме глинобитных жилищ, во Владимировке, на участке ближе к реке, мы раскопали землянку трипольского времени. На дне землянки открыты три очага с очажными камнями и большим количеством золы угля. Внутри землянки оказалось много костей домашних и диких животных, обломки сосудов, сделанных из грубой массы с примесью раковин, я керамика с черной росписью.
      Здесь же, в землянке, найдены каменные зернотерки н верхние растиральные камни, свыше 20 кремневых орудий (ножи и скребки) и несколько мотыг из рога оленя. На дне землянки обнаружена слабо обожженная обмазка с отпечатками прутьев, что дает основание предполагать, что стены землянки были обставлены лозой и обмазаны слабо обожженной глиной.
      Найденные здесь мотыги из рога оленя дают представление, как древние земледельцы возделывали землю. Одна мотыга, сделанная из целого рога, представляет большое орудие 0,37 метра длиной и 0,1 метра шириной с наискось просверленным отверстием для деревянной рукояти. Судя по сравнительно небольшому диаметру сквозного отверстия, рукоятка должна была быть не очень длинной, из твердого дерева. Этой мотыгой производили двойной процесс обработки земли: острым концом рога разрыхляли верхний покров почвы, а тупым (обушным) — разбивали комья. В соответствии с этим на найденной нами мотыге с одной стороны заметна сильная затупленность и заполированность острого конца рога, а другая (обушная часть) сильно стерта и уплощена. Другие мотыги, сделанные также из рога оленя, — более короткие, колодкообразной формы и с прекрасно отполированными поверхностями. На одной мотыге обушная часть не только стерта от постоянных ударов, но даже пробита по всей поверхности, что подтверждает высказанное предположение о том, что такого типа мотыгой производили и разрыхление почвы и раздробление комьев.
      Во владимировской землянке была сделана и еще одна замечательная находка — фрагмент (верхняя часть) глиняной женской статуэтки. Несколько удлиненное лицо с хорошо моделированным округлым подбородком отделено от короткой шеи. Рот обозначен горизонтально вытянутым углублением. Сильно выступающий с горбинкой нос непосредственно переходит в низкий лоб. Двумя правильными углублениями округлой формы обозначены оба глаза. Рельефно вылепленные уши проткнуты поперек сковозными отверстиями. Правое ухо обломано. Короткая шея переходит б несколько опущенные плечи. Руки обломаны. По аналогии с другими статуэтками, руки, вероятно, были сложены под грудью. Обнаженная грудь, изображенная двумя рельефно вытянутыми бугорками, несколько наклонна вперед и показывает, что статуэтка скорее всего была сидячей. Углубленными полосками обозначены откинутые назад распущенные волосы, разделенные посредине пробором. Спереди вокруг лица волосы обрамлены углубленной полосой. Распущенные по спине волосы изображены рельефно, концы их как бы перехвачены узлом. Статуэтка вылеплена из розовато-красной плотной глины с примесью песка. Поверхность статуэтки покрыта слоем красной облицовки и сохраняет следы росписи черной краской, повидимому следы татуировки.
      Трипольские статуэтки, в большинстве женские и только изредка мужские, найдены нами в каждом трипольском жилище, а также и за пределами жилищ.
      Что же представляют эти маленькие скульптуры? Для чего они сделаны и почему мы находим их вблизи очагов, рядом с зернотерками, около больших сосудов для хранения припасов? Мне-ьия ученых по этому вопросу противоречивы. Некоторые археологи рас-сматривали глиняные статуэтки Трои, Кикладских островов, Балканского полуострова и Приднепровья с точки зрения первобытного искус--ства, другие видели в неолитических статуэтках изображения «отвлечен- ного женского начала», или «идолов», олицетворяющих плодородие. По мнению многих ученых, глиняные статуэтки изображали женщин, совершающих культовые действия.
      Существует и другое мнение, будто трипольские статуэтки были просто детскими игрушками. Но мнения этих ученых необоснованны. Они рассматривают трипольские статуэтки вне той исторической обстановки, в которой они были созданы. Важно установить местоположение статуэток в большом трипольском доме и тем самым подойти к пониманию их назначения. Когда мы стали обращать внимание на место находок статуэток, нам стало ясно и назначение их. Решить этот вопрос мы смогли еще благодаря весьма интересной находке — гли-шяной модели трипольского жилища из селения Полудня, где хорошо видно внутреннее устройство трипольского дома.
      На модели видны две женские фигурки.
      Одна из них передает облик трипольской женщины за работой: она растирает зерно на ручной зернотерке. Около нее стоят сосуды -с запасами продуктов. А другая фигурка,
      помещающаяся у очага, выполнена более условно: она напоминает многие трипольские фигурки, найденные нами в жилищах. Глиняная статуэтка, найденная Видимо, эта условно выполненная фигурка во Владимировне изображает домашнего идола, покровителя дома.
      Буржуазные археологи часто называют многочисленные собрания женских скульптур одним определением — идолы. Советские ученые, анализируя исторические условия, место находок и характер самих скульптур, сделали вывод, что находимые обычно вблизи очага или жертвенника трипольские статуэтки являются предметами, связанными с культом земледельческих племен.
      Теперь есть все основания сказать, что трипольские женские статуэтки из глины связаны с культом плодородия — возрождающейся природы. Материалы.русской этнографии подтверждают этот культ в более поздние эпохи. Известно, что многие славянские народы, устраивая весенние праздники, одевали молодые березки в девичьи платья и складывали песни, связанные с этими обрядами.
      У многих других народностей нашей страны еще до недавнего времени сохранились праздники, отображающие культ умирающей и воскресающей природы.
      Так, по сообщениям старых исследователей, в Абхазии был обычай наряжать кукол и с пением бросать их в воду. В песнях девушки просили влаги во время засухи.
      С тех пор как люди стали возделывать землю, она перестала быть для них просто землей, она стала матерью, землей-кормилидей, источником жизни. Видимо, и женские статуэтки трипольцев отобразили эти верования древних земледельцев.
      У трипольцев по-разному изображены женские статуэтки. Можно предполагать, что женский образ отождествлялся с солнцем, небом, водой и землей. Вот почему мы находим статуэтки женщин с поднятыми вверх руками, а глиняные статуэтки из Луки-Врублевецкой, найденные шедавно археологом С. Н. Бибиковым, были с примесью пшеничных зерен в глиняной массе — символ плодородия земли.
      Мы находим эти статуэтки и вблизи очагов и рядом с зернотерками, а иные из них бросались в огонь и найдены вблизи жертвенников. Древние земледельцы верили в магическую силу этих жертвоприношений. Эти древние черты трипольских земледельческих племен и через тысячи лет наблюдаются в культе восточнославянских племен.
      Трипольская экспедиция подробно изучила памятники культуры, найденные во Владимировке. Поселок этот заметно отличается от других трипольских поселений. Здесь можно проследить, как постепенно разрастался родовой коллектив и создавались новые постройки. Население новых жилищ хозяйственно не отрывалось от соседних и было с ними связано.
      Длительное существование здесь поселения следует объяснить тем, что Владимировский поселок расположен в бассейне Южного Буга, на пути, по которому с глубокой древности осуществлялась связь с Югом, с Причерноморьем и со странами восточного Средиземноморья.
      Владимировка существовала в трипольское время значительно дольше других поселений. Разнообразные находки позволили нам увидеть, как медленно совершенствовались в своем мастерстве строители жилищ, земледельцы, гончары. Здесь можно увидеть и грубую, примитивную глиняную посуду, и керамику, великолепно расписанную трехцветным узором — белой, черной и красной красками. Здесь же и керамика с черной спиральной росписью, которая несколько позднее имеет широкое распространение в трипольских поселениях Поднепровья, Побужья и Поднестровья. Если в других поселениях мы находили отдельные орудия из кремня и кости, то на Днестре недавно обнаружены остатки древних мастерских, где изготовлялись многочисленные ножи, серпы, скребки, наконечники стрел и другие орудия из кремня. Судя по найденным нами моделям жилищ и статуэткам, трипольские женщины были не только хозяйками в своих домах, но и участвовали в обработке полей, снятии урожая, занимались приготовлением муки из зерна на ручных жерновах. Мужчины охотились на дикого зверя и занимались рыболовством.
      Родовые поселения Коломийщина-П, Владимировка и др., изученные нашей экспедицией, можно сравнить, с одной стороны, с такими же поселениями, известными в Юго-Восточной Европе, с другой — с селениями, известными у племен индейцев Мексики и Центральной Америки. Не останавливаясь подробно, замечу только, что Морган в работе, широко использованной Ф. Энгельсом в его труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства», пишет: «Где бы ни установилось господство родовой организации, мы видим, как правило, что отдельные семьи, объединенные близкими родственными отношениями в общие домохозяйства, устраивают общий запас продовольствия, добытого рыбной ловлей, охотой и культурой маиса и других растений. Семьи эти строили большие дома, достаточно обширные для размещения нескольких семейств, и можно считать общим явлением, что во всех частях Америки туземного периода люди жили не отдельными семьями в отдельных домах, а обширными, многосемейными домохозяйствами».
      Ряд исследователей, путешествовавших по долине Колумбии, давал описания поселений индейских племен Дома индейцев имели несколько очагов и вмещали несколько семей; по описаниям, сделанным в XVI веке, селения состояли из 17 домов, каждый из которых был настолько обширен, что в нем жило несколько семейств по 20 — 25 человек; в доме было несколько отдельных очагов. Дома в таком поселке были размещены по кругу.
     
      ПШЕНИЦА И ЯЧМЕНЬ
      Изучение жилищ родового поселения Кот ломийщины и Владимировки дало новые материалы для характеристики хозяйственной жизни Триполья. Еще Хвойко открыл в рас-, копках трипольских памятников остатки культурных растении и в своем докладе на росписью XIII археологическом съезде поднял вопрос о земледелии в Триполье и о местном его происхождении.
      Какими же данными располагают сейчас археологи по этому вопросу? Во время раскопок поселения Коломийщины-I мы обратили внимание на то, что слабо обожженная обмазка, из которой строят основу стен, пол, печь и другие части в трипольском доме, содержит в глиняной массе растительную примесь в виде зерен и мелких частей колосьев хлебных злаков. В результате производившихся специальных исследований этого рода растительных отпечатков было обнаружено наличие следов, выгоревшего зерна, мякины, жмыхов, пшеницы, ячменя и проса. Так мы нашли еще одно убедительное доказательство тому, что племена, жившие в Днестровско-Днепровском бассейне в эпоху Триполья, занимались мотыжным земледелием и возделывали пшеницу, ячмень и просо.
      Раскопки на поселении Коломийщина-II помогли нам узнать, как древние трипольцы обрабатывали землю и снимали урожай злаков. Мы нашли костяной серп больших размеров, сделанный из лопатки быка или коровы. Этим серпом древняя жница срезала колосья. Но, видимо, более распространенным был способ срезывания колосьев кремневыми пластинами, которые вставлялись в костяную или деревянную основу серпа.
      В примеси глиняной обмазки не обнаружено ни соломы, ни целых колосьев. В то же время среди отпечатков половы часто попадаются отпечатки зерен, иногда не освобожденных даже от колосковых пленок. Это дает некоторое основание предполагать, что, во-первых, при сборе урожая, возможно, снимали не все растение полностью, а только одни колосья, без соломы, во-вторых, способ обмолота, очевидно, был таков» что колосья хотя и раздроблялись на мелкие части, но зерно при этом полностью не вымолачивалось и не очищалось от пленок, вследствие чего значительное количество его оставалось в мякине, в жмыхах и вместе с растительной примесью попадало в глиняную обмазку. Возможно, что колосья просто растирались между ладонями или же растаптывались ногами, как это до сих пор практикуется у некоторых народов.
      Если способ молотьбы у древних трипольцев остается пока еще не разъясненным, то способ переработки зерна можно установить с достаточной отчетливостью. Обычными орудиями для размола зерна были каменные зернотерки: каждая состоит из двух частей — нижнего широкого плитообразного камня с верхней выглаженной, часто слабо вогнутой рабочей стороной и верхнего небольшого камня (песта) шаровидной формы. Материалом для зернотерок служили наиболее распространенные местные разновидности камня: гранит, гнейс, песчаник и т. д.
      В трипольских жилищах зернотерки обычно Сосуды с черной находятся неподалеку от больших сосудов, слу-
      роспясью живших вместилищами для хранения запасов.
      Они размещаются у противоположной от печки стены или же вблизи печей, рядом с большими чашами и горшками, которые служили посудой для приготовления пищи. На модели древних трипольских жилищ (Сушковка, Попудня) рядом с зернотеркой, помещенной на особом возвышении, изображена женская фигурка, склоненная над зернотеркой и растирающая зерно. Эти модели рассказали нам о том, как трипольские женщины превращали зерно в муку.
     
      ИЗОБРАЖЕНИЕ БЫКА
      За последние годы советские палеонтологи (ученые, изучающие.древний мир вымерших животных) совместно с археологами работали над изучением и определением костных остатков, обнаруженных на трипольских поселениях, в частности изучали костные остатки поселений Коломийщины и Владимировкш Кости животных, в большинстве связанные с кухонными остатками, были найдены на поселениях в так называемых ракушечных «кучах. Кости находятся в сильно раздробленном состоянии и свидетельствуют об употреблении в пищу мяса и об извлечении костного мозга. В. И. Громова, изучавшая костные остатки из трипольских поселений, установила две породы быков в Триполье: одна — мелкая, тонконогая, с короткими рогами, размерами сходная с русскими северными породами (владимирскими, ярославскими) и низкорослым торфяным скотом западноевропейского неолита (т, е. с тем типом скота, кости которого были найдены на стоянках в торфяниках); другая порода очень крупная, размерами равная нашему черкасскому быку, а иногда и превосходящая его и достигающая размеров дикого тура.
      Наибольшее количество костей на поселении Колоыийщина принадлежит, по определению палеонтологов, домашнему быку, причем до сих пор мы не имеем данных для решения вопроса о происхождении этого животного.
      Кости домашнего быка из Усатова почти не отличимы от костей тура, и некоторые палеонтологи склонны рассматривать подобное явление как свидетельство недавности приручения тура на Усатовском поселении.
      На поселении в Петренах также известен бык крупной породы. Кроме костей, в Петренах интересны изображения быков, переданные в скульптуре и в росписи. Мы знаем и статуэтки, в полусхематической форме передающие и длиннорогих быков и быков с короткими, расходящимися рогами. Кроме того, среди петренской расписной керамики имеются изображения быков, выполненные черной краской, в стилизованной условной манере передающие полуфантастических быков с когтями. Скульптурные головы быков с большими рогами помещаются чаще всего на краях сосудов, предназначавшихся для приготовления пищи.
      Бык, игравший в хозяйстве Триполья значительную роль как животное, доставляющее большое количество мяса, и корова, дававшая молоко, являлись объектом культа, существовавшего в эту эпоху во всем Средиземноморье и Дунайско-Днепровском бассейне, чем и объясняется распространенность изображений этих животных. Фигурки быков и расписные изображения известны во многих трипольских поселениях, а также среди западноевропейской спирально-ленточной керамики, как, например, костяная пластинка из Бильче-Злате, изображающая бычью голову.
      Наряду с быками известны фигурки коров, как, например, фигурки из Сушковки.
      Из Кошиловцев известна интересная фигурка быка с чепраком, которая связывается некоторыми учеными с празднествами в честь быков на Крите.
      Из раскопок в Румынии заслуживают внимания находки глиняных и золотых рогов быка.
      На многих трипольских поселениях найдены кости овец и коз. Этих, же животных мы видим изображенными на сосудах и в виде маленьких глиняных фигур. На одном из расписных сосудов из Крутобородинцев изображены коза и козел; на этом же сосуде нарисован олень.
      Среди культурных остатков на трипольских поселениях имеется значительное количество костей домашней свиньи. Находки показывают, что свиноводство было широко развито в тех местах, где были дубовые леса и где существовало зерновое хозяйство. Скульптурные изображения свиньи из Пьянишково и Кошиловцев дают возможность исследователям говорить о двух породах свиней — дикой и домашней. Мясо свиньи служило хорошей пищей человеку, и благодаря плодовитости свинья могла доставлять трипольцам значительные запасы.
      В Триполье известна еще одна порода домашних животных — лошадь, однако количество костей лошади весьма малочисленно. Ученым предстоит решить вопрос — принадлежат ли эти кости дикой лошади или в Триполье известна уже домашняя лошадь.
      Можно предположить существование домашней лошади на поздней стадии Триполья, в Усатове. Об этом свидетельствует находка части конской сбруи, а именно костяной псалии.
      Мы знаем несколько изображений лошади Триполья, как, например, скульптурная голова лошади из Сушковки, рисунки лошади на сосудах из Кошиловцев, Бильче-Злате. Однако этих изображений значительно меньше, чем изображений других животных.
      Остатки костей собаки широко известны в трипольских поселениях и без сомнения носят признаки домашних животных. По своей породе собаки должны быть некрупными, близкими, если судить по рисункам, к лайкам и овчаркам. На некоторых рисунках, например из Шипениц, можно видеть изображение породы больших гончих догов. На раскопках в Петренах найдены расписные сосуды с условно стилизованными собаками — фантастическими существами с когтями, охранявшими стада и селения.
     
      О ЧЕМ РАССКАЗАЛ ЖОЛУДЬ
      При раскопках трипольских поселений встречаются и кости диких животных. В ту эпоху человек охотился на благородного оленя, лося, козулю, бобра, кабана и зайца.
      Кости диких животных, найденные на трипольских поселениях, говорят о существовании в полосе Триполья лесов. Это подтверждают и находки угля, анализ которого показал, что здесь жгли дуб. Очевидно, дубовые леса росли по склонам балок и по берегам речек, протекавших вблизи поселений.
      Древние трипольцы охотились при помощи лука и стрел. На поселении Коломийщина и во Владимировке мы нашли наконечники стрел, сделанные из кремня. Все они небольших размеров, треугольной формы, с прямым основанием или с небольшой выемкой.
      Трипольцы занимались и рыболовством. Специально обточенные гальки из местного известняка служили грузилами для рыболовных сетей. Мы нашли также и глиняные грузила округлой формы и рыболовные крючки.
      Как-то во время раскопок мы обратили внимание на комок глины с отпечатками желудей. Эта глина сохранилась среди обломков на развалинах печи. Можно предположить, что сушившиеся в печи жолуди попали в обмазку во время ремонта печи.
      Отпечатки желудей представляют большой интерес: подобные материалы еще не отмечались в существующей археологической литературе. Они проливают свет и на природу, окружавшую поселения в древности, и на некоторые моменты производственной и бытовой жизни. Поселение, несомненно, располагалось неподалеку от леса, в котором рос дуб. Это подтверждается также находками дубовых углей в развалинах той же печи. Несомненно также, что жолуди наряду с плодами, стеблями и корнями многих диких растений служили предметом лесного собирательства.
      Эта находка показывает, что собранные жолуди сушили в закрытых печах, потом их растирали на зернотерках и муку примешивали в тесто при изготовлении хлеба. Это предположение вполне вероятно, если вспомнить, что древнейшим видом хлеба был именно желудевый хлеб.
      Об одежде трипольцев мы прежде всего узнаем по тем же глиняным статуэткам. Наряду с изображением прически и с ожерельями на некоторых статуэтках, особенно женских, показаны различные детали одежды. Так, чаще всего обозначен на талии пояс с концами, свисающими по бокам. Известен свисающий спереди передник в виде треугольника, часто украшенный точками. На одной из статуэток Коломийщины-1 изображен как бы корсаж, открытый спереди на груди и углом спускающийся на спину. Трипольцы, несомненно, владели ткацким мастерством. Об этом говорят и обозначения одежды на женской скульптуре и другие находки. Во многих жилищах были найдены глиняные пряслица удлиненно-кубической формы. Это — остатки грузил от ткацкой основы, существование которой, несомненно, следует предполагать в эпоху Триполья. Сами ткани в раскопках до нас не дошли. Однако о них мы отчасти можем судить по отпечаткам ткани, сохранившимся на днищах трипольской посуды. Повидимому, в момент лепки на основание, куда становился сосуд, подкладывался кусок ткани. На сосудах (кроме отпечатков тканей на днищах) постоянно встречается еще орнаментация Ш прямо или наискось перевитой веревочки, что также говорит об искусстве плетения. Все эти данные вместе с существовавшим тогда плегением рыболовных сетей говорят о существовании в эпоху Триполья тканей и примитивного ткацкого станка, который известен в виде натянутой основы из ниток с грузилами на концах. Такие станки были у многих примитивных народов.
      В раскопках в Поднестровье мы нашли новое доказательство тому, что ткани изготовлялись из растительных волокон. Среди прочих находок в развалинах трипольского дома мы нашли обугленные нитки. Анализ их в специальной лаборатории показал, что это нитки из растительных волокон. На одном из днищ сосудов сохранились следы шерстяного вязания. Видимо, женщины Триполья еще пять тысяч лет тому назад умели стричь овец и коз и шерсть домашних животных употребляли для приготовления шерстяных тканей.
      Нам трудно себе представить подлинный облик трипольцев, их лица, одежду, украшения. Но если принять во внимание, все наши находки и учесть, каким мастерством, каким искусством владели древние земледельцы, мы можем предположить, что одежда их была так же украшена разнообразным орнаментом, как украшались сосуды и статуэтки из глины. Если трипольские гончары владели секретом растительных красок, то они могли их использовать также для окраски пряжи. И весьма возможно, что трипольские женщины, так же как позднее и скифские женщины — их дальние потомки, украшали свою одежду причудливой вышивкой.
      Изучение памятников трипольской культуры показало нам, что древнейшие земледельческие племена Поднепровья прошли сложный путь исторического развития. Мы установили раннюю, среднюю и позднюю стадии развития их культуры. Последняя относится к началу II тысячелетия до нашей эры. Это было время, когда древние земледельцы все больше внимания уделяли скотоводству. Необходимость искать пастбища заставила первобытных скотоводов осваивать заливные луга речных долин. Они перегоняли стада по мере надобности и делали остановки на дюн№- Найденные нами остатки временных стоянок подтверждают это предположение ученых.
      Но занятие скотоводством не оторвало трипольцев от земледелия. Попрежнему развивается земледелие. Но поселения позднего Триполья уже выглядят по-иному. Постепенно исчезают большие глинобитные дома, где селилось несколько семей рода. Появляются небольшие жилища, напоминающие землянки (с одним очагом), которые могут вместить одну небольшую семью. В эту пору появляются и курганные погребения, которые сохранили для нас немало ценных памятников культуры позднего Триполья
      Находки в трипольских курганах говорят о том, что во II тысячелетии до нашей эры трипольцы входят в соприкосновение с племенами левобережного Днепра. Увеличивается обмен. Появляются изделия из меди, серебра и золота, проникающие из Малой Азии и районов Прикарпатья.
      Позднее у скотоводческих племен, стоявших уже на стадии патриархально-родовых отношений, развиваются новые приемы гончарного искусства; преимущество получают шаровидные сосуды и сосуды, украшенные шнуровым орнаментом. Мы видим в это г период, как закономерно развиваются новые типы керамики. Кстати, западноевропейские буржуазные археологи пытаются доказать, что новые типы керамики появляются в результате миграции (т. е. в результате переселения). Это утверждение опровергается находками советских археологов, которые имеют возможность на примерах материальных памятников доказать самобытность данной культуры.
      Трипольская экспедиция располагает сейчас огромным материалом: большим количеством памятников Триполья, . собранных на обширной территории — от притоков Припяти на севере до берегов Черного моря на юге. На всем этом громадном пространстве мы увидели трипольские поселения со своей самобытной и оригинальной культурой. Мы имели возможность проследить сложный процесс развития земледельческих племен от самого раннего этапа, когда первые земледельцы владели лишь # мотыгой из рога оленя, и до позднего этапа, когда, уже через тысячелетие, трипольцы воспользовались первыми находками меди и начали изготовлять медные орудия.
      Полученные нами материалы Триполья доказывают огромную общность в системе земледельческих хозяйств и орудий производства на всей территории Приднепровья и Дунайского бассейна.
      Мы увидели пути развития и культурные связи у племен далеких областей Днепра, Буга, Днестра, Дуная и Балкан с древнйми народами Средиземноморья и Малой Азии. Эти культурно-исторические связи в III и II тысячелетиях до нашей эры указывают на самостоятельный характер и самобытность местной культуры.
      - Эти выводы советских археологов опровергают различные теории о возникновении трипольской культуры где-то далеко на востоке или западе и окончательно разбивают концепции фашистских фальсификаторов истории, которые используют трипольский материал с целью доказать, что восточные и юго-восточные пространства были еще в глубокой древности покорены «полноценной северной расой» путем «военной оккупации»,
      Находки в поселениях позднего Триполья доказывают теснейшую связь трипольских памятников с памятниками эпохи бронзы в Причерноморье.
      В противоположность славянским ученым, немецкие фашистские археологи стремились «доказать», что прародиной индоевропейских племен являлась Северо-Западная Европа. Они стали называть эти племена индогерманскими. По их утверждениям, в конце неолита — начале эпохи бронзы эти племена вторглись в Днепро-Дунайский район и будто бы принесли с собой более высокую культуру.
      Работы Трипольской экспедиции, многочисленные-находки и обширные научные исследования советских археологов со всей убедительностью доказали несостоятельность этой теории. Памятники материальной культуры в результате раскопок советских археологов по-новому осветили одну из интереснейших страниц древней истории нашей Родины.
      Пять тысяч лет отделяют нас от людей трипольской культуры. Не легко было прочесть летопись жизни трипольских племен. Не легко было найти памятники Триполья — этих немых свидетелей далекого прошлого. Много понадобилось упорного труда, настойчивой исследовательской работы. И надо сказать, что только в условиях социалистического государства стало возможно с такой широтой и размахом поставить исследовательскую работу, как это удалось советским археологам.
      Хвойко и другие исследователи прошлого века, имея возможность производить небольшие раскопки, смогли добыть лишь отдельные интересные находки Триполья. Мы имели материальные средства, чтобы изучать большие площади, и потому нам удалось раскрыть целые родовые поселения, неведомые прежним исследователям.
      Если ученым прошлого века удалось разгадать лишь отдельные черты трипольской культуры, прочесть едва заметные строки этой далекой истории, то перед советскими учеными раскрылась увлекательная история древних племен. Мы увидели культуру наших далеких предков во всем ее многообразии. Мы узнали; когда зародилось земледелие, ставшее источником человеческой жизни и благополучия миллионов людей.
      Находки в древних поселениях Триполья помогли нам глубже понять людей, о которых мы знали очень мало. Мы узнали о том, что они владели искусством гончарного дела, художественной росписью, скульптурой, были отличными строителями и ткачами. Судя по женским скульптурам, найденным нашей экспедицией, трипольские женщины умели украшать свои одежды, делать нарядные прически, носили бусы, любили изящную посуду и украшали свои жилища причудливой росписью, во многом напоминающую стенную роспись украинских хат.
      Совершив небольшое путешествие в «далекое прошлое», мы смогли быть свидетеляхми того, как зарождались древние верования, искусство, как женщина становилась главой семьи. Мы узнали о том, на каких диких животных охотился древний человек, какие домашние животные были в хозяйстве этих племен.
      Находки на древних поселениях Триполья помогли нам увидеть, как развивалась и расцветала культура наших предков на той самой территории, где несколькими тысячелетиями позднее начнут свое развитие славянские племена.
      Памятники трипольской культуры, изучаемые нашей экспедицией на обширных пространствах современной Украины, Молдавии и Прикарпатья, являются важнейшими историческими источниками, рассказывающими об одной из интереснейших страниц в истории народов нашей Родины.