...Прирастать будет Сибирью

      Несколько вступительных слов
     
      Я испытываю глубокое удовлетворение от того, что мне довелось участвовать в организации научных центров в Сибири и на Дальнем Востоке, в мобилизации науки на решение больших проблем развития этого богатейшего края.
      Я отдал этому почти 20 лет жизни, к ним можно было бы добавить и 20 — 30 предшествующих лет, когда я набирался опыта и сил, приобретал сторонников и единомышленников, без которых было бы невозможно взяться за такое огромное дело.
      В год двадцатилетия Сибирского отделения его деятельность была рассмотрена Центральным Комитетом КПСС. В принятом постановлении говорится: «Сибирское отделение Академии наук СССР с его институтами, филиалами, опытно-производственными подразделениями стало крупным научным центром. Здесь осуществляются важные фундаментальные и прикладные исследования, способствующие усилению научно-технического потенциала страны, росту авторитета советской науки. Создание Сибирского отделения АН СССР оказало и оказывает непосредственное влияние на развитие производительных сил, образования и культуры восточных районов страны, обусловило возникновение Дальневосточного и Уральского научных центров Академии наук, сибирских отделений ВАСХНИЛ и Академии медицинских наук СССР, а также расширение сети высших учебных заведений».
      Все мы, кто участвовал и участвует в создании и работе Сибирского отделения, горды такой высокой оценкой. Она означает, что крупный государственный эксперимент, начатый в 1957 году с образованием в Сибири мощного научного центра, привел к успеху.
      Но я хочу рассказать не об успехах, а о тех путях, которыми мы к ним пришли, об удачах, находках, а иногда и ошибках на этих путях, о нерешенных проблемах. Ибо, как говорил Л. Н. Толстой, «а не то дорого знать, что Земля круглая, а то дорого знать, как люди дошли до этого».
      Когда Сибирское отделение Академии наук СССР отмечало в 1977 году свое двадцатилетие, на юбилейном собрании мы вспомнили некоторые вехи на пути большой науки в Сибири.
      С первых шагов своей многовековой истории Академия наук обращала взоры к Сибири — «золотому дну» государства.
      Достаточно вспомнить грандиозные по тем временам камчатские экспедиции, многолетние путешествия российских академиков, плодами которых стали научные описания «Сибирского царства».
      Первый научный центр Сибири появился в 90-х годах прошлого столетия в Томске. В открывшиеся здесь университет и технологический институт были приглашены крупные ученые и инженеры из Петербурга, Москвы, Харькова. Кроме учебных корпусов, большой библиотеки, замечательного ботанического сада, были построены научные лаборатории, оснащенные первоклассным оборудованием.
      Революция ознаменовала новое открытие Сибири — началось интенсивное изучение и освоение огромных природных ресурсов этого края: минеральных, энергетических, растительных и других.
      Создавая планы развития страны, строительства новых городов и поселков, освоения богатств земных недр, Советское государство с первых лет своего существования прибегало к помощи науки. Ибо, только опираясь на мощь современной науки, можно реализовать самые дерзновенные планы с наименьшими людскими и материальными затратами. Развернутая программа привлечения научных сил к экономическому преобразованию Советской республики была дана В. И. Лениным в его знаменитом «Наброске плана научно-технических работ». В нем он писал: «Академии наук, начавшей систематическое изучение и обследование естественных производительных сил России, следует немедленно дать от Высшего совета народного хозяйства поручение образовать ряд комиссий из специалистов для возможно более быстрого составления плана реорганизации промышленности и экономического подъема России». И далее дается расшифровка того, что должно войти в этот план: рациональное размещение промышленности с точки зрения близости сырья; обеспечение возможности самостоятельно снабдить себя всеми главнейшими видами сырья и промышленности; обращение особого
      внимания на электрификацию, водные силы и ветряные двигатели...
      Сегодня мы понимаем, что в этом плане в неявном виде уже были заложены и задачи Академии наук СССР в Сибири, ибо где, как не здесь, находятся главные источники сырья страны и ее главные «водные силы»?
      О значении, которое придавало Советское правительство Сибири уже в годы первых пятилеток, свидетельствует высказывание председателя Госплана СССР академика Г. М. Кржижановского, сделанное им в 1930 году: «Бывает, что докладчики с мест, выдвигающие местную проблему и защищающие местные нужды, частенько впадают в некоторое хвастовство. Но вот если Сибирь говорит о своих богатствах, тут нечего опасаться такого уклона, ибо вопрос об ископаемых богатствах Сибири и об утилизации этих богатств — это даже не вопрос СССР, а вопрос мирового порядка. Тут никаких элементов мещанского хвастовства нет».
      Уже в начальные советские годы делаются серьезные усилия для развития науки в Сибири, и в первую очередь, естественно, в Томске. По инициативе В. И. Ленина создается университет в Иркутске, несколько позднее во Владивостоке. Но все же Томск продолжает занимать ведущее положение в Сибири как но подготовке высококвалифицированных кадров, так и по уровню научных исследований.
      Особенно велика была роль Томска в период первых пятилеток — Кузбасс в большой мере создан воспитанниками Томска. Но уже тогда становилось ясным, что наука вузов не может обеспечить полную и быструю реализацию пятилеток, создание новой индустрии, качественный скачок в поисках полезных ископаемых. В Сибири организуются отраслевые научно-исследовательские институты, в Томске по инициативе академика А. Ф. Иоффе открывается филиал Ленинградского физико-технического института во главе с членом-кор-рсспондентом АН СССР В. Д. Кузнецовым. Академия наук организует крупные экспедиции по изучению природных ресурсов Сибири.
      Однако темпы развития производительных сил, новые сложные задачи по освоению природных ресурсов Сибири все в больших масштабах требовали участия ученых в познании возможностей этого края, в создании обоснованных планов перспективного развития.
      Характерно в этом отношении датированное 1924 годом обращение правительства Якутской АССР к Академии наук СССР с просьбой организовать изучение производительных сил республики. В нем говорилось: «Ныне, поставив перед собой грандиозную задачу поднять благосостояние народных масс Якутии, наше молодое автономное правительство... натолкнулось на громадные трудности в отсутствии научных исследований о направлениях и тенденциях развития народного хозяйства Якутии». Академией наук была создана комиссия по изучению Якутской АССР, работы которой легли в основу первого пятилетнего плана молодой республики.
      Вслед за Якутией в академию обратились руководящие органы Западно-Сибирского, Восточно-Сибирского и Дальневосточного краев, Урала, Казахстана и Туркестана — все они просили создать в столицах этих краев академические отделения. Г. М. Кржижановский, например, приветствовал эту идею «как великолепное средство для лечения разрыва между теорией и практикой». Однако специальная комиссия академии по организации филиалов пришла к заключению, что «основать в указанных городах подлинные отделения Академии наук невозможно. Разослать академиков по указанным городам для постоянной работы нельзя без уничтожения самой Академии наук, выбрать для этого новых академиков, обязав их жить и работать в таком-то городе, также нельзя».
      Но жизнь настоятельно требовала укрепления и объединения научных сил края. В 1925 году в Новосибирске создается Общество изучения Сибири и ее производительных сил. В 1926 году в Новосибирске в Доме Ленина проходит первый сибирский краевой научно-исследовательский съезд, участники которого писали: «Съезд... считает своим долгом заявить от имени научных деятелей, исследователей и специалистов-практи-ков сибирского края, что в их лице Советская власть имеет верных сотрудников, готовых отдать все силы и знания для совместной с рабоче-крестьянскими массами работы по скорейшему исследованию и широкому использованию производительных сил края».
      Хотя академия еще не была готова к развертыванию полноценного отделения на востоке страны, однако этот вопрос не мог быть снят с повестки дня. Довольно скоро чрезвычайная сессия Академии наук признала необходимым создание в стране сети комплексных опорных
      научно-исследовательских станций и баз, выросших затем в филиалы Академии паук — Дальневосточный, Западно-Сибирский, Восточно-Сибирский, Якутский. Организация филиалов сыграла значительную роль в становлении науки на востоке страны — они разрабатывали для своих регионов вопросы, наиболее актуальные для развития народного хозяйства, способствовали росту научных кадров.
      Академия энергично включилась в работы по обоснованию планов развития Сибири. Под руководством Ангарского бюро Академии наук СССР и Гидропроекта в 30-е годы велись научные, проектные и изыскательские работы по подготовке строительства гидростанций па Ангаре и Енисее.
      В 1932 году в Новосибирске, Томске и других городах прошли выездные сессии Академии наук СССР, посвященные проблеме Урало-Кузбасса — создания на основе сибирского угля и уральской руды новой мощной угольно-металлургической базы страны. Я хочу привести пророческие слова, произнесенные тогда участником этой сессии академиком С. И. Вавиловым: «Академия наук, ранее, еще совсем недавно, бывшая ученым советом, в котором были сосредоточены представители так называемой «чистой науки», переменила свой фронт: она пошла навстречу жизни, пошла навстречу технике, навстречу задачам политики и задачам производства и промышленности. Новая академия стремится стать штабом науки и техники в стране».
      Следующий этап в развитии науки в Сибири начался во время Великой Отечественной войны, когда на восток были эвакуированы многие заводы и научно-исследовательские институты.
      Например, в Новосибирск тогда была перебазирована часть ЦАГИ (Центрального аэрогидродинамического института), исследования которого подкрепили работу авиационного завода имени В. П. Чкалова по выпуску боевых машин. Известный механик, руководитель ЦАГИ академик С. А. Чаплыгин стал почетным председателем новосибирского комитета ученых по мобилизации сил на борьбу с фашистскими захватчиками. Крупные московские КБ были переведены в Барнаул, Омск и другие сибирские города. Значительное число их и после войны осталось в Сибири и стало на месте решать научные проблемы, связанные с промышленностью и другими отраслями народного хозяйства.
      Активизировались и геологические работы в Сибири, ведь нужно было срочно обеспечить промышленность теми видами минерального сырья, источники которых были временно захвачены врагом, — углем, железом, ртутью, полиметаллами.
      В значительной степени для более полной мобилизации науки, техники и ресурсов Сибири в целях обороны страны в 1943 году было принято решение о создании в Новосибирске Западно-Сибирского филиала Академии наук. В сферу деятельности филиала были включены также Омская, Томская и Кемеровская области, Алтайский и Красноярский края, Тувинская автономная область. За годы своего существования филиал внес существенный вклад в развитие науки и производительных сил Западной Сибири и Красноярского края.
      В 50-х годах идея создания в Сибири крупного научного центра обрела реальную и благодатную почву.
      Решения XX съезда поставили на повестку дня интенсивное освоение исключительных природных богатств Сибири и Дальнего Востока. В перспективе Сибирь должна была превратиться в крупнейшую базу СССР по добыче угля, производству электроэнергии, в основную базу теплоемких и энергоемких производств — электрометаллургии, углехимии, электрохимии, производства алюминия, магния, титана и др. К тому времени уже были получены обнадеживающие сведения о запасах нефти и газа в Сибири, на Ангаре и Енисее велось строительство крупнейших гидроэнергетических установок, вдохнувших в этот регион новую жизнь, в южной части Западной Сибири развивалось сельское хозяйство, шло освоение целинных и залежных земель, в Кузбассе строился Запсиб.
      В первые послевоенные годы все силы государства были брошены на восстановление народного хозяйства запада страны, разрушенного войной. Теперь же внимание постепенно переключалось на развитие восточных областей, начало которому было положено еще в 30-е годы созданием Урало-Кузнецкого комбината.
      Академия наук уже накопила к этому времени опыт работы в Сибири и для Сибири. Сибирские проблемы успешно решали академики И. П. Бардин, И. М. Губкин, В. А. Обручев, А. Е. Ферсман, В. Л. Комаров и многие другие. Но новый этап развития Сибири требовал и нового научного подхода. Экспедиционные исследования, работа различных советов и комиссий по проблемам Сибири, которые сослужили в свое время хорошую службу, были уже недостаточны для продуманного и научно обоснованного освоения многообразных природных ресурсов этого края.
      В филиалах Академии наук на территории Сибири и Дальнего Востока научная работа велась в основном по изучению природных богатств восточных районов, а также по текущим проблемам техники. Теоретические исследования производились в весьма ограниченных объемах, местные институты не могли браться за решение больших задач по новой технике, посильной лишь крупным комплексам технических и теоретических институтов.
      Становилось все яснее, что для обеспечения должного размаха научных исследований необходимо создание здесь ряда новых институтов, которые вместе с существующими филиалами Академии наук могли бы решать большие проблемы и обеспечить непрерывно возрастающие потребности ведущих отраслей промышленности и сельского хозяйства Сибири.
      В начале 1956 года, когда в печати развернулось обсуждение проекта Директив XX съезда партии, мы с С. А. Христиановичем и С. А. Лебедевым выступили в «Правде» со статьей «Назревшие задачи организации научной работы», где, в частности, обращали внимание на то, что многие научные институты и основные кадры сосредоточены в Москве и Ленинграде, вдалеке от соответствующих производственных центров, и что это наносит большой ущерб делу. Мы считали, что созрела необходимость создания общего плана размещения научных институтов, вузов и опытных производств на территории страны.
      Эти идеи разделяли многие. На партийном активе восточных филиалов Академии наук, проведенном в Новосибирске, прозвучали пожелания, чтобы академия направила часть своих квалифицированных кадров на восток страны. Предложение о пересмотре сети научных учреждений СССР поддержал и московский партактив ученых Академии наук СССР.
      Таким образом, постепенно формировалось и укреплялось общее мнение ученых о том, что для претворения в жизнь огромных задач по освоению природных богатств Сибири настало время обеспечить здесь опережающее развитие науки, приблизить ее к районам интенсивного развития экономики.
      Чем больше я размышлял и обсуждал с коллегами дело развития науки Сибири, тем заманчивее представлялась идея именно там создать высокую концентрацию научных сил, обратить их на познание и использование природных богатств. Вспоминались высказывания о Сибири М. В. Ломоносова — «Российское могущество прирастать будет Сибирью»; В. И. Ленина — «Чудесный край. С большим будущим», и еще — «Горные богатства Сибири представляются совершенно необъятными, и мы даже в лучшем случае, при большом успехе, в несколько лет не могли бы разработать одной сотой их доли. Они находятся в таких условиях, где потребуется оборудование лучшими машинами». А это значит — Сибири нужна и вся мощь современной науки, то есть крупные научные силы, активно работающие ученые.
      В Сибири их к этому времени было не густо — достаточно сказать, что к востоку от Урала, где создавалось около 10 процентов промышленной продукции страны, находилось едва ли 1 — 2 процента научного потенциала (например, докторов и кандидатов наук). В то же время было ясно, что создание научной базы на востоке не может быть решено только путем эволюционного развития филиалов Академии наук СССР — оно затянулось бы на десятилетия, и что необходимо перевести туда крупные, хорошо зарекомендовавшие себя научные коллективы из Москвы и Ленинграда.
      Сыграли роль и другие причины. В то время сокращалось строительство научно-исследовательских институтов в центральных городах, и многие ученики зрелых ученых не имели возможности получить там работу такого уровня, к которому они были подготовлены. Следовательно, этот контингент способной молодежи можно было привлечь к созданию большой науки на востоке страны.
      Так постепенно созревала идея научного десанта — переезда в Сибирь большой группы ученых и организации там нового научного центра.
      Своими мыслями я делился с С. А. Христиановичем, с С. Л. Соболевым, с сотрудниками и друзьями по прежним местам работы, вел разговоры в Академии наук, в ЦК партии с В. А. Кириллиным, возглавлявшим Отдел науки и вузов. Идея создания крупного научного комплекса на востоке страны получила одобрение. Что касается моих учеников и сотрудников, занимавшихся взрывной тематикой, то все они захотели работать в задуманном сибирском центре.
      Нельзя сказать, что идея продвижения науки на восток сразу была всеми принята «на ура». Пришлось встретиться и со скептиками. Ссылаясь, например, на трудности перевода на периферию даже отдельных вузов, они не верили в возможность перебазированш: целого отделения Академии наук. Да, мне тоже были известны неудачные попытки перевода некоторых институтов на восток страны. Несколько ученых, отправившись на новое место и не получив там должной научной базы и не обретя единомышленников, возвратились обратно в столицу. Что же, это было объяснимо — ведь одно полено не горит, их должно быть много. Помните, еще Иван Калита демонстрировал удельным князьям, как легко ломается отдельный прутик и как трудно сломать пучок прутьев... Поэтому было важно с самого начала организовать ударную группу ученых, коллектив, который бы действовал объединенно, поддерживая друг друга.
      Начинать дело без академиков со стажем было явно невозможно: участие С. А. Христиановича и С. Л. Соболева было непременным условием, без которого предприятие по созданию нового научного центра было бы обречено на провал в самом начале. В трудное время организации и становления Сибирского отделения оба они сыграли большую роль.
      Я хорошо их знал по совместной работе в течение многих лет. С. А. Христианович пережил тяжелое детство. Он был в беспризорниках до тех нор, пока случайно не встретился с друзьями своих погибших родителей, которые его приютили и дали возможность учиться. Затем окончил Ленинградский университет, где отличился способностями к математике и быстротой восприятия и мышления. С. А. Христианович одинаково преуспел в теоретических исследованиях и в эксперименте, занимался многими проблемами: течением жидкостей в каналах, фильтрацией нефти и газа, аэродинамикой и газовой динамикой летательных аппаратов, механикой твердого тела и энергетикой.
      До войны я работал с ним вместе в ЦАГИ (там его звали САХ по аналогии с С. А. Чаплыгиным, которого
      за глаза называли САЧ). Во время войны САХ возглавлял оставшуюся в Москве часть ЦАГИ. В послевоенное время он провел большую и особо важную работу по созданию Московского физтеха. К моменту, когда возникла идея образования Сибирского отделения АН СССР, САХ уже был трижды лауреатом Государственной премии, стал академиком-секретарем Отделения технических наук Академии наук. А так как я был академиком-секретарем Отделения физико-математических наук, то мы, таким образом, могли составить неплохой тандем.
      Несколько позже третьим в нашей упряжке стал С. Л. Соболев, мой давний коллега по Математическому институту имени В. А. Стеклова и по работе с И. В. Курчатовым. Избранный академиком в 31 год, автор широко известных работ в области математического анализа, Герой Социалистического Труда и трижды лауреат Государственной премии, активный общественный деятель, он был, конечно, исключительно полезной фигурой для организации нового научного центра. С. Л. Соболев и доныне возглавляет в Новосибирске созданный им Институт математики.
      На годичном общем собрании Академии наук в феврале 1957 года идея сибирского научного центра была обнародована. В докладе главного ученого секретаря А. А. Топчиева было сказано: «Заслуживает внимания предложение академиков М. А. Лаврентьева и С. А. Христиановича о создании в Сибири большого научного центра АН СССР, в котором они выразили желание работать. Президиум Академии наук уверен, что и другие ученые последуют этому патриотическому примеру». Это сообщение на общем собрании, а затем краткая информация о нем в газете «Правда» нашли отклик среди многих ведущих ученых, которые пожелали ехать в новый центр вместе со своими учениками и сотрудниками.
      Так началась непосредственная подготовка к организации Сибирского отделения Академии наук.
      Создавая новый научный центр, надо было с самого начала поставить дело широко, с перспективой на будущее, заранее определить главные принципы создания научных учреждений, решить, вокруг каких идей сплачивать коллектив и какие строить проекты.
      В развитии современной науки сосуществуют две тенденции: специализация и комплексность. В соответствни с этим можно себе представить и организацию научного центра. К тому времени уже был накоплен опыт создания специализированных городков для решения крупных научно-технических задач, таких, как овладение ядерной энергией, полеты в космос. Научно-исследовательские центры также возникали в основном пак специализированные (Дубна, Обнинск, Крюково, Пущиио). Зарубежные городки пауки, например Стенфорд и Принстон в США, Гренобль и центры вблизи Лилля и Марселя во Франции, существуют на основе соответствующих университетов. Но ни тот, ни другой путь нам не подходил — нужно было предусмотреть развитие исследований не в какой-то области науки, а в широком спектре наук. А такого готового плацдарма в виде университета в Сибири не было.
      Я был глубоко убежден, что сейчас интеграционные тенденции в науке берут верх. У меня на глазах были убедительные примеры: физик Н. Н. Семенов заложил основы теории цепных химических реакций; математик М. В. Келдыш стал теоретиком космонавтики; другой математик, Л. В. Канторович, открыл новое направление в экономике.
      Серьезных результатов современная наука может добиться только объединенными усилиями всех направлений. Эта точка зрения не вызывала возражений. Дело в том, что почти все наиболее важные современные проблемы науки, техники и сельского хозяйства требуют для своего разрешения знания фактов, законов и методов физико-математических и химических наук. С другой стороны, само развитие каждой из этих наук возможно только при наличии всего комплекса наук. Например, в математике с ее электронными вычислительными машинами, с ее новыми теориями заинтересованы все науки, но и сама она уже не может жить и нормально развиваться без физики, химии и вскоре, вероятно, не сможет без биологии. Речь идет о дальнейшем усовершенствовании вычислительных машин, а также о поисках новых путей исследования и приложения математики к другим наукам. Сами названия новых областей знания — химическая физика, физическая химия, биофизика, биохимия говорят о тесном переплетении между собой перечисленных наук.
      Но при этом важно знать, каким образом осуществляется комплексный подход к решению проблем. Если, скажем, в химическом институте попытаться образовать специальную группу математиков, то вряд ли что-нибудь из этого получится. Сильные математики туда не пойдут, поскольку им нужно постоянное общение с коллегами, да и кто захочет быть в качестве «довеска» там, где преобладает совсем другая специальность. Нужен иной путь — не создание пестрых, мозаичных групп, а кооперация сильных, авторитетных в своей области, крупных коллективов. То есть нужен именно комплекс институтов различных научных направлений.
      Многоплановость специальностей важна, между прочим, и для того, чтобы коллектив новоселов прочно закрепился в новом городе. Ведь трудно предположить, что в семье и муж и жена математики или физики, и необязательно их дети станут математиками. Если же на новом месте будет разнообразие институтов, то и возможностей приложить свои силы будет больше.
      На базе двух-трех научных направлений нельзя было бы создать и полнокровный университет. Молодежи необходимо всестороннее развитие. Я не склонен считать, что все молодые люди должны знать одинаково хорошо и математику, и физику, и химию, и историю, и языки, но всем им надо предоставить возможность на высшем уровне сделать выбор по склонностям и способностям. Чтобы каждый нашел то дело, где он мог бы быстрее всего вырасти, продвинуться и стать полезным членом общества.
      Новый центр ни в коем случае не должен был стать только так называемым региональным. Такие центры сыграли большую роль на определенном этапе развития науки, способствуя изучению местных проблем, главным образом изучению природных ресурсов данного края, а также решению отдельных технических задач, поставленных развитием народного хозяйства региона. Собственно, как региональные возникли на первом этапе филиалы Академии наук — Якутский, Дальневосточный, Западно-Сибирский, Восточно-Сибирский. Но новый этап освоения Сибири породил и новые требования к науке, а именно: создание на востоке страны научных учреждений общетеоретического профиля, которые обеспечили бы высокий уровень фундаментальных исследований, постоянное создание научного задела для практики. Необходимость такого задела в наше время вышла на уровень общегосударственных задач, о чем говорил с
      трибуны XXV съезда КПСС товарищ Л. И. Брежнев: «Мы прекрасно знаем, что полноводный поток научно-технического прогресса иссякнет, если его не будут постоянно питать фундаментальные исследования».
      Сибирское отделение должно было стать первым в СССР крупным комплексным научным центром, объединяющим и организационно и территориально института, работающие по различным направлениям фундаментальной науки.
      Это был наш первый принцип.
      В то же время было ясно, что развивать науку на современном уровне невозможно без опоры на современную промышленность. А по закону обратной связи промышленность сама остро нуждается в науке как источнике новых идей, революционизирующих производство.
      Начавшееся интенсивное освоение Сибири, разведывание ее недр, развитие в восточных районах промышленности и сельского хозяйства поставили перед наукой огромное число задач, требовавших решения. Собственно, именно нужды Сибири были главным побудительным стимулом создания нового научного центра. Институты Сибирского отделения должны были послужить надежной основой для создающейся на востоке новой индустриальной базы, для развития новой техники.
      Максимально приблизить науку к решению проблем народного хозяйства Сибири, наладить четкую систему быстрой передачи в практику новых научных идей и разработок стало нашим вторым принципом.
      Наконец, третье, а по сути его можно было бы назвать и первым, — это научные кадры. Создание новых институтов должно было опираться на коллективы, группы и отдельных уже зарекомендовавших себя в той иль иной области знания ученых, которые и должны были составить хребет новых институтов. Мы ставили обязательным условием, чтобы эти ученые переезжали в Сибирь вместе со своими учениками, аспирантами, даже студентами-дипломниками. Родившийся тогда лозунг «Нет ученых без учеников» не потерял своего значения и через двадцать лет. В Сибирском отделении Академии наук СССР (СО АН СССР) с самого начала дело было поставлено так, что не иметь учеников, не готовить кандидатов и докторов наук стало для крупных ученых неудобно, непрестижно. Количество и качество учеников — один из важнейших критериев оценки труда ученых отделения всех рангов.
      Думая о будущем научного центра, мы понимали, что одних только привозных кадров недостаточно для мощного развития науки и активного внедрения ее открытий в практику. Необходимо был организовать приток свежих научных сил, способной молодежи, обучающейся на современных идеях и новейших приборах и установках. Реальный путь к решению этой проблемы указывал опыт Московского физтеха. А значит, нам необходимо было иметь при научном центре университет, где молодежи давались бы обширные знания и где ученые Сибирского отделения учили бы студентов непосредственно на живом деле, на повседневном участии их в работе исследовательских институтов.
      Все эти принципы родились в результате многократных бесед и обсуждений с крупнейшими учеными страны; в них сконцентрировался их богатый опыт исследователей, педагогов, создателей новой техники.
      В докладе, посвященном 10-летию Сибирского отделения, эти принципы были кратко сформулированы следующим образом.
      Первый принцип. Поскольку наибольшее число серьезных проблем современной науки решается на стыках наук, в научном центре должны быть представлены крупными учеными все главные дисциплины — математика, физика, химия, биология, геология, геофизика, экономика.
      Второй принцип касается тесной связи науки с народным хозяйством. Как наука крайне необходима всем его отраслям, всей промышленности, так и хорошо развитая промышленность необходима для успешного решения многих научных проблем.
      Третий принцип — правильное сочетание ученых старшего поколения и молодежи. Основу научного центра должна составлять молодежь — студенты и аспиранты. Поэтому в нем необходим университет, студенты которого слушали бы лекции крупных ученых, делающих науку в академических институтах, и обучались бы на новейшем оборудовании этих институтов.
      Иногда мы формулировали эти принципы, на которых стоит Сибирское отделение, еще короче: наука, внедрение, кадры.
      Надо отметить, что нам удалось реализовать эти принципы. Сначала они вошли в жизнь и утвердились
      у нас, а затем с каждым годом все более полно осуществляются в других научных центрах отделения — в Иркутске, Якутске, Томске, Красноярске, Улан-Удэ.
      В мае 1957 года события начали развиваться очень быстро. Президиум Академии наук создал подготовительный комитет по организации Сибирского отделения. В него вошли академики С. А. Христианович, С. Л. Соболев, Л. А. Арцимович, Н. Н. Боголюбов, А. П. Виноградов, В. А. Котельников, Д. И. Щербаков и я. 18 мая Совет Министров СССР издал постановление «О создании Сибирского отделения Академии наук СССР». В нем было записано: «Организовать Сибирское отделение Академии наук СССР и построить для него научный городок близ города Новосибирска, помещения для научных учреждений и благоустроенные жилые дома для сотрудников в районах Сибири и Дальнего Востока.
      Считать основной задачей Сибирского отделения Академии наук всемерное развитие теоретических и экспериментальных исследований в области физико-технических, естественных и экономических наук, направленных на решение важнейших научных проблем и проблем, способствующих наиболее успешному развитию производительных сил Сибири и Дальнего Востока».
      Хочу обратить особое внимание на это не совсем гладкое «проблем и проблем». Случалось даже, что в статьях о Сибирском отделении ретивые редакторы вычеркивали одно из этих двух слов, считая его лишним. Но это означало бы, как говорят, «выплеснуть вместе с водой и ребенка». Дело в том, что в Сибири нужно было решать обязательно оба вида проблем — и фундаментальные, которые, может быть, не обещают быстрого практического выхода, но которые создают основу науки, ее опору, ее заделы на будущее, и проблемы, рожденные конкретными нуждами сибирского региона.
      Этим же постановлением в состав СО АН были включены все восточные филиалы Академии наук: Западно-Сибирский, Якутский, Дальневосточный, институты в Красноярске и на Сахалине. (Позже, через десять лет, академические институты во Владивостоке, Хабаровске, Магадане, на Камчатке и Сахалине образовали самостоятельный Дальневосточный научный центр.)
      Уже через шесть дней после принятия постановления специальная комиссия вылетела на место для выбора территории. В Новосибирске площадка под будущгй академгородок была выбрана единодушно. Здесь нас устраивало все: близость крупного промышленного и культурного центра и все же достаточное от него удаление, чтобы городок науки не растворился в большом городе, сохранил внутреннее единство; наличие самого крупного в Сибири филиала Академии наук и его дружественное отношение к проекту нового научного центра; удобства транспорта (узел на Транссибирской магистрали, аэропорт с прямыми рейсами в Москву; наконец, наличие шоссе почти до места строительства). Не последнюю роль сыграли природные условия: мягкий рельеф, прекрасные березовые рощи и полоса соснового бора вдоль Оби, рядом с городком море, которое в то время было лишь в проекте. Все это нам понравилось, и мы остановили свой выбор на этой площадке.
      Побывали мы также и в других городах, где намечалось строительство научных центров, — во Владивостоке, Красноярске и Иркутске.
      Знакомясь на месте с конкретными потребностями бурно развивающейся экономики Сибири, мы имели возможность вновь и вновь убедиться, сколь назрела потребность в существенном расширении сети научных учреждений в этом крае.
      После возвращения в Москву комиссия основное внимание сосредоточила на организации академгородка в Новосибирске. Работа велась исключительно оперативно, так как президиуму Академии наук были предоставлены большие права в определении состава институтов, статуса Сибирского отделения, в решении вопросов проектирования и строительства всего комплекса академгородка.
      Начальный этап организации был пройден за фантастически короткий срок. Через месяц и десять дней с момента принятия постановления Совмина СССР Академией наук были определены десять новых институтов (до конца года их число выросло до четырнадцати) и назначены их руководители, утвержден устав Сибирского отделения и площадка для строительства.
      Новые институты должны самостоятельно развивать главнейшие перспективные направления науки и передовой техники, служить надежной опорой создающейся на востоке страны новой мощной индустриальной базы. Этими институтами стали Институт математики с вычислительным центром, Институт теоретической и прикладной механики, Институт гидродинамики, Институт ядер-ной физики, Институт автоматики н электрометрии, Институт геологии и геофизики, Институт цитологии и генетики, Институт экспериментальной биологии и медицины (позже перешедший в систему Министерства здравоохранения), Институт экономики. Чуть позже были организованы четыре новых химических института: химической кинетики и горения, неорганической химии, органической химии и Институт катализа.
      Проект организации Сибирского отделения был обсужден на специальном общем собрании Академии наук СССР 2 ноября 1957 года, где встретил единодушную поддержку и одобрение. Решением этого собрания всем учреждениям академии было поручено оказывать всемерную помощь в формировании научных подразделений отделения. В частности, было предусмотрено создание в академических институтах Москвы и Ленинграда групп и лабораторий с последующим через какое-то время их переводом в соответствующие институты Сибирского отделения.
      В развитие постановления о Сибирском отделении Совет Министров СССР принял еще ряд важных решений: о создании в Новосибирске университета, о передаче Сибирскому отделению Государственной научной библиотеки, о предоставлении нам права первоочередного отбора выпускников вузов и о беспрепятственном переводе к нам сотрудников московских и ленинградских учреждений, пожелавших работать в Сибири.
      Принципиальные положения о строительстве научного центра в Новосибирске и о структуре Сибирского отделения были разработаны коллективом ведущих ученых страны. Среди них, кроме основателей Сибирского отделения, академики В. А. Кириллин, Л. А. Арцимович, Н. Н. Боголюбов, А. П. Виноградов, М. В. Келдыш, В. А. Котельников, А. Л. Курсанов, Г. М. Кржижановский, И. В. Курчатов, А. Н. Несмеянов, А. В. Винтер, И. П. Бардин, В. С. Немчинов, Н. Н. Семенов и многие другие.
      О том значении, которое придавала Академия наук СССР созданию нового отделения, свидетельствуют даже небольшие выдержки из выступлений и писем, направленных в Оргкомитет Сибирского отделения. Академик А. Н. Несмеянов говорил: «Создание Сибирского отделения будет иметь колоссальное значение для развития науки. Мощный, высокого уровня научный центр вырастет на востоке нашей страны, что обеспечит надлежащий научный тонус всего востока СССР. Получат совершенно новые возможности другие — старые и новые — научные центры Сибири и Дальнего Востока, Сибирское отделение будет сильнейшим образом способствовать подъему естественных и технических наук и в нашей стране в целом, особенно их физического и инженерно-физического, механического, математического, а также химического и геологического крыла и в какой-то степени экспериментально-биологического. Приложим все усилия для того, чтобы Сибирское отделение стало одним из крупнейших мировых центров науки».
      «Создание Сибирского отделения большое и очень важное дело, — отмечал академик П. Л. Капица. — Совершенно ясно, что крупные индустриальные районы не могут развертываться и жить полноценной жизнью, если в них нет своих научных центров, своей большой настоящей науки. К организации нового научного центра в Сибири следует отнестись с исключительным вниманием».
      Академик Н. Н. Семенов говорил: «Первоначально организация химических исследований в Сибирском отделении не была задумана в большом масштабе. Но затем дело круто изменилось, и в Сибирь решили ехать лучшие люди.
      Необходимо организовать много новых центров, причем более целесообразно строить специальные научные городки, которые лучше всего могут обеспечить широкое развитие исследований».
      «Сибирскому институту физики предстоит, — говорил академик И. В. Курчатов, — развернуть исследования по разработке мощных ускорителей нового типа. Перед новым институтом стоят сложнейшие задачи. Но мы можем рассчитывать на успех, так как в Новосибирске будет образован сильный коллектив, основное ядро которого вышло из стен нашего института атомной энергии».
      О создании Энергетического института беспокоился старейший академик А. В. Винтер. «Гипотеза развития производительных сил Восточной Сибири, — писал он, — основана на развитии энергетики. Правительственное решение о создании единой энергетической системы Центральной Сибири ставит перед наукой задачи, которые может и должен решать только Энергетический институт.
      ...У меня сложилось глубокое убеждение, что мы должны приложить все усилия для организации Энергетического института в Иркутске. При организации Энергетического института я постараюсь сделать все возможное, чтобы укрепить научными кадрами этот институт и оказывать ему постоянную помощь».
      То же отмечал и академик Г. М. Кржижановский: «Развертывание научных исследований в области электрификации и энергетики Сибири следует признать одной из важнейших задач. Опыт показывает, что невозможно всесторонне решать эту задачу в отрыве от полного и глубокого изучения всех особенностей отдельных районов Сибири, расположенных на огромной территории. Поэтому настоятельно необходимо создание при Сибирском отделении специального Энергетического института».
      В марте 1958 года на общем собрании Академии наук состоялись первые выборы членов академии по Сибирскому отделению (об этом я расскажу отдельно). А в мае 1958 года в Новосибирске прошло первое общее собрание Сибирского отделения, где был избран его президиум и утвержден план научных исследований.
      Таким образом, благодаря огромной помощи ЦК партии, правительства, Академии наук начальное формирование Сибирского отделения произошло всего за один год — срок неслыханно короткий, когда речь идет о научном центре.
     
      У ИСТОКОВ СИБИРСКОЙ АКАДЕМИИ
      После принятая решения правительства и Академии наук СССР о создании Сибирского отделения главным стал вопрос о кадрах.
      Исторически сложилось так, что большинство научных институтов и почти все академики и члекы-коррес-пондекты работали в Москве и Ленинграде. Это было даже зафиксировано в действовавшем до 1935 года уставе академии, согласно которому при выборах новых членов требовалось присутствие «не менее двух третей всех живущих в Ленинграде и Москве академиков». Во всей Сибири и на Дальнем Востоке в 1957 году работал только один член-корреспондент — физик В. Д. Кузнецов.
      Нужно было привлечь в Сибирь крупных и перспективных ученых, способных возглавить новое дело и решать большие задачи государственной важности. Кроме того, у этих ученых должны быть способные ученики, молодежь, которая последовала бы за своими учителями. Мы исходили из того, что в каждом будущем институте должен быть авторитетный научный лидер, который и определил бы (по крайней мере на первые годы) лицо института. То есть мы придерживались принципа — создавать институт «под директора», а не искать директора для задуманного, пусть даже и хорошо задуманного института. При этом важно было найти ученых-лидеров по всем основным направлениям науки, которые необходимы для создания комплексного научного центра.
      Чтобы такой ученый согласился уехать из Москвы в Сибирь? Многим эта затея казалась совершенно абсурдной. Кто согласится на добровольную ссылку? Мне напомнили даже такой факт: когда были приговорены к смертной казни пятеро декабристов, один из членов верховного суда, адмирал Мордвинов, этот приговор не подписал. Он предложил заменить смертную казнь ссылкой в Сибирь, где осужденные, люди образованные, основали бы Сибирскую академию наук...
      Конечно, чтобы решиться бросить Москву ради Сибири, требовалась определенная психологическая ломка. Но я был глубоко убежден, что найду единомышленников. Ведь в Москве оказалось много ученых, уже добившихся прекрасных научных результатов, но не имевших условий для дальнейшего развития своих идей. В Сибири же они могли рассчитывать на большую самостоятельность, найти помощников, получить помещения, средства, то есть все необходимое для реализации своих творческих замыслов.
      Ученые старшего поколения с большим энтузиазмом отнеслись к идее создания научного центра в Сибири. Они подбирали и рекомендовали крупных специалистов, в том числе и своих учеников, вносили предложения о создании новых институтов и направлений исследований. Академик И. В. Курчатов, например, заложил основы одного из лучших институтов отделения — Института ядерной физики, направив туда из своего Института атомной энергии большую группу своих сотрудников и талантливых молодых ученых. Академик И. М. Виноградов помог организовать математиков. Академик А. П. Виноградов — геологов и геофизиков (ныне его именем назван Институт геохимии в Иркутске). Академики А. В. Винтер и Г. М. Кржижановский хлопотали об организации в Иркутске Энергетического института и выделили кадры для него. Академик В. Н. Сукачев доказывал необходимость всестороннего изучения и использования растительных ресурсов Сибири (теперь его имя носит Институт леса и древесины в Красноярске). Директором-организатором Института экономики был академик В. С. Немчинов.
      Огромное значение имело выделение правительством и Академией наук специальных «сибирских» вакансий для выборов в академики и члены-корреспонденты. Выборы по Сибирскому отделению были не совсем обычными. В список кандидатур, публиковавшихся перед выборами, вносились лишь те, кто уже работал в Сибири или на Дальнем Востоке либо выразил желание переехать туда на постоянную работу. Кандидатов выдвигали самые различные учреждения — академические, отраслевые, промышленные. Выбирала же ученых для Сибири вся Академия наук, и выборы были без каких-либо послаблений. Достаточно сказать, что после голосования пять вакансий членов-корреспопдентов остались незанятыми.
      Наука в Сибири получила пополнение кадрами невиданной ранее высокой квалификации. Это была замечательная плеяда ученых, пионеров движения науки на восток, которые не обманули возлагавшихся на них надежд.
      Академик И. Н. Векуа, воспитанник тбилисской математической школы — крупный специалист в области математической физики. В Сибири он основал теоретический отдел в Институте гидродинамики, где продолжил свои исследования в области интегральных уравнений, стал одним из создателей Новосибирского государственного университета, был первым его ректором и уехал отсюда только по настоятельной просьбе Грузинской академии наук, президентом которой он был избран и оставался на этом посту до конца жизни.
      Академик П. Я. Кочина, известная своими трудами по гидромеханике и теории фильтрации, в Институте гидродинамики возглавила отдел прикладной гидродинамики. Под ее руководством и по ее инициативе здесь с первых лет начали проводиться расчеты на ЭВМ при решении задач движения грунтовых вод и речных потоков. Она одной из первых среди академиков окончательно переехала в строящийся академгородок и проводила большую агитационную работу среди академических жен, убеждая их не страшиться жизни в Сибири. Она вернулась в Москву из-за ухудшения здоровья, когда ей было за семьдесят, Героем Социалистического Труда, но и сейчас интересуется делами своего отдела, консультирует своих учеников.
      Академик В. Д. Кузнецов, Герой Социалистического Труда, директор Сибирского физико-технического института при Томском университете, до создания СО АН СССР был единственным членом Академии наук за Уралом. Знаток физики твердого тела, он создал известное «томское направление» в области процессов резания металла, один из первых предложил способ выплавки металла, не разрушающегося на морозе.
      Академик А. И. Мальцев проявил себя как крупнейший ученый и первоклассный организатор. Одним из первых в Сибирском отделении он был удостоен Ленинской премии за цикл работ по приложениям математической логики к алгебре. За короткое время ему удалось создать сильную сибирскую школу, которая и после его внезапной смерти в 1967 году продолжает занимать ведущие позиции в стране.
      Академик Ю. Н. Работнов, автор научных трудов по теории упругости, ползучести и пластичности металлов, организовал в Новосибирске экспериментальные и теоретические исследования в этой области знания, которые после его отъезда успешно продолжаются его учениками.
      Из девяти первых в Сибирском отделении вакансий академиков три были предоставлены геологам. Их заняли достойные представители науки о Земле, которые до сегодняшнего дня возглавляют в Сибири важные направления в геологии. Академик В. С. Соболев, известный петрограф, еще в довоенные годы теоретически предсказал наличие алмазов в кимберлитовых породах Якутии, опираясь на их сходство с южноафриканскими алмазоносными породами. За годы работы в Сибири он создал крупную геологическую школу. Руководимый им коллектив удостоен Ленинской премии, а сам он звания Героя Социалистического Труда. О международном престиже В. С. Соболева говорит его избрание на один из сроков президентом Международной минералогической ассоциации.
      Академик А. А. Трофимук пришел в Сибирское отделение сложившимся крупным ученым в области геологии и разведки нефтяных и газовых месторождений. В годы войны, когда стране была нужна нефть, он, вопреки сомнениям многих опытных исследователей, открыл в Приуралье нефтяное месторождение нового типа. За разведку и освоение нефтяных богатств При-уралья А. А. Трофимук одним из первых среди геологов страны был удостоен звания Героя Социалистического Труда, стал лауреатом Государственной премии. Тогда, в 1958 году, он стал горячим поборником поиска нефти в недрах Западной Сибири и все последующие годы убедительно доказывал перспективность этого региона, теоретически и практически способствовал открытию новых нефтегазоносных провинций и горизонтов на Крайнем Севере, в Восточной Сибири, в Якутии. А. А. Трофимука можно по праву назвать одним из столпов Сибирского отделения. Он является им и по занимаемой должности, так как уже более 15 лет работает первым заместителем председателя отделения, на которого возложены нелегкие обязанности, связанные с развитием филиалов отделения и исследованиями, направленными на развитие производительных сил Сибири.
      Академик А. Л. Яншин своего рода геолог-энциклопедист, специалист в области стратиграфии, тектоники и литологии, автор важных теоретических трудов и практических открытий. За время работы в Сибирском отделении исследования, ведущиеся под его руководством и при его участии, дважды были отмечены Государственной премией. Продолжая активно сотрудничать с Геологическим институтом АН СССР, A. J1. Яншин первые годы много времени проводил в Москве, чем я был очень недоволен, считая, что он нужнее в Новосибирске. Первую Государственную премию он получил именно как руководитель московской научной группы. Но уже премия 1978 года чисто сибирская; лауреатами ее стали новосибирцы и иркутяне, и это меня особенно порадовало.
      Отдельно следует сказать об академике Г. И. Марчуке, моем преемнике на посту председателя Сибирского отделения, а ныне председателе Государственного комитета Совета Министров СССР по науке и технике. Он не принадлежит к плеяде первых академиков отделения, так как в годы создания СО АН СССР он трудился в Физико-энергетическом институте в Обнинске.
      С первых лет работы в Сибирском отделении мы постоянно уделяли внимание развитию вычислительной математики и техники. И нам хотелось найти человека, который мог бы возглавить это дело. С. Л. Соболев как-то сказал мне, что у известного математика И. А. Ки-беля есть молодой ученик Г. И. Марчук. В 1961 году за создание численных методов расчета ядерных реакторов и участие в создании первой советской атомной электростанции он был отмечен Ленинской премией. Это свидетельствовало о том, что перед нами был серьезный ученый с большим будущим. Мы с С. Л. Соболевым поехали в Обнинск, поговорили с Г. И. Марчуком и получили его согласие на переход в Сибирское отделение, где он организовал и возглавил Вычислительный центр. Этот шаг оказался чрезвычайно удачным. Г. И. Марчук создал сильную научную школу и организовал один из лучших институтов в области вычислительной математики и техники не только у нас в стране, но и за рубежом. Сразу обратили ка себя внимание его организаторские способности. Позже я рекомендовал его в заместители председателя отделения и таким образом постепенно подготовил себе смену.
      Время показало, что я не ошибся в выборе.
      Первыми членами-корреспондентами по Сибирскому отделению были избраны А. В. Бицадзе, Г. И. Будкер, Г. Б. Бокий, Г. К. Боресков, В. В. Воеводский, Н. Н. Ворожцов, А. А. Ковальский, А, В. Николаев, Ю. А. Кузнецов, В. А. Кузнецов, Ю. А. Косыгин, Б. И. Пийп, Б. С. Соколов, Э. Э. Фотиади, Г. А. Хельквист, Ф. Н. Шахов, В. Н. Сакс, В. Б. Сочава, Э. И. Бриголюк, В. Н. Ав-
      деев, К. Б. Карандеев, И. И. Новиков, Н. А. Чинакал, Т. Ф. Горбачев, Л. В. Канторович, Н. Н. Некрасов, Г. А. Пруденский. Почти все они возглавили институты или отделы, создали научные школы, многие уже через несколько лет стали академиками.
      Существует крылатая фраза, что Сибирское отделение создавала вся страна. В ней есть, наверное, некоторое преувеличение, однако в период становления Сибирское отделение действительно собрало под свои знамена первоклассных ученых из многих исследовательских организаций и разных городов. Наибольший отряд составляли москвичи, на втором месте, пожалуй, был Ленинград (оттуда приехали, например, Л. В. Канторович, В. Б. Сочава, А. П. Окладников, Б. В. Птицьш, П. Г. Стрелков, В. А. Аврорин), большая группа во главе с К. Б. Карандеевым прибыла из Львова.
      В Сибирское отделение пришли также сотрудники столичных институтов Академии наук — носители академических традиций, ученые из отраслевых исследовательских институтов, близкие к промышленности (Г. К. Боресков, Н. Н. Яненко, С. С. Кутателадзе, М. Ф. Жуков, Н. А. Желтухин, М. Г. Слинько) профессора вузов.
      В эти силы Академии наук органически влились сибирские и дальневосточные ученые, давно трудившиеся над проблемами этого региона, посвятившие много лет жизни изучению и освоению своего края. В числе первых членами-корреспондентами были избраны три представителя томской геологической школы, основанной еще академиком В. А. Обручевым: известные геологи братья Ю. А. и В. А. Кузнецовы, ныне оба академики, и Ф. Н. Шахов; и два горняка: Т. Ф. Горбачев — один из руководителей сибирской угольной промышленности и науки, и Н. А. Чинакал, создатель щитовой системы добычи угля в Кузбассе. Все они (как и сибиряки, избранные в более поздние сроки) сыграли большую роль в консолидации коллективов Сибирского отделения и в приобщении их к нуждам народного хозяйства Сибири.
      Особенно много сделал для организации работы Новосибирского научного центра Т. Ф. Горбачев, ставший заместителем председателя СО АН СССР.
      Я считаю большой удачей, что в научных центрах не произошло деления на «новых» и «старых», на «местных» и «приезжих». Сейчас уже мало кто знает, откуда приехал тот или иной ученый, — все они одинаково считаются сибирскими учеными.
      К сожалению, не все избранные по Сибирскому отделению Академии наук работают в Сибири. Не буду говорить о тех, кто вернулся в Москву по возрасту, состоянию здоровья или другим уважительным причинам. Но определенную часть зрелых ученых, сложившихся и по-настоящему вставших на ноги в Сибири, при всяком удобном случае перетягивают к себе столичные институты. Я считаю это большой несправедливостью по отношению к Сибири, где люди нужнее, и всерьез рассорился с некоторыми своими прежними коллегами, когда они покинули Сибирское отделение.
      Когда в мае 1957 года было принято постановление о создании СО АН, никаких проектов для академгородка, естественно, не существовало, даже состав новых институтов окончательно определился лишь к августу. Между тем на строительство научного городка уже было выделено 6 миллионов рублей (новыми деньгами), в 1958 году капитальные вложения возросли до 29 миллионов. Чтобы не терять времени, было решено работы начать с развертывания на месте собственной строительной базы и с жилья для рабочих-строителей. Для нужд самой науки в 1957 году был заложен только один институт (гидродинамики), пять жилых домов для ученых и опытный завод на левом берегу Оби. Одновременно быстрыми темпами в ГипроНИИ академии, его Новосибирском отделении и еще в двух десятках проектных институтов Москвы и Ленинграда велось проектирование объектов академгородка — институтских корпусов, жилых домов, детских и культурных учреждений, коммуникаций.
      В рабочих руках недостатка не было: после решения о создании Сибирского отделения в Новосибирск пришло 10 тысяч заявлений от молодых добровольцев, желающих строить город науки.
      Летом 1957 года уже возводились дома для строителей, прокладывались дороги, велись земляные работы, завозились строительные материалы и оборудование.
      Пока разворачивалось строительство, город выделил для прибывающих ученых около 50 квартир, а для штаб-квартиры Сибирского отделения — четырехэтажный дом на Советской улице, в центре города. Кроме того, са-
      моуплотншшСЬ институты Западно-Сибирского филиала, уступив часть своих площадей для новых лабораторий.
      Весной 1958 года академгородок, который еще «не вышел из чертежей», приобрел права гражданства — здесь был образован Советский район города Новосибирска.
      Летом 1958 года был утвержден генеральный план застройки академгородка. Город делился на три зоны: институтскую и две жилые. Все три зоны были «посажены» на одну магистраль в виде буквы П, состоящую из трех прямых улиц (журналисты почему-то называли ее параболой). Теперь это улица Строителей, проспект Науки и Морской проспект. Концы буквы П упираются в Бердское шоссе, идущее мимо академгородка. От шоссе и от идущей параллельно ему железной дороги городок отделен почти полукилометровой полосой соснового леса, что гарантирует ему чистоту и тишину.
      Создавая на новом месте крупный научный комплекс, достаточно удаленный от большого города, мы должны были позаботиться обо всем, что необходимо для его продуктивной работы.
      Кроме научных институтов и жилья, в проект академгородка был включен опытный завод широкого профиля, который должен был изготовлять приборы и установки по заказам ученых, а также экспериментальное хозяйство для биологических институтов. Для печатания всевозможных научных трудов и сообщений была предусмотрена типография. Было принято также решение о переводе в Новосибирск Государственной научной библиотеки, ставшей теперь Государственной публичной научно-технической библиотекой СО АН СССР, самой крупной в восточной части страны.
      Для подготовки молодежи, кроме Новосибирского государственного университета, был задуман политехникум, готовящий специалистов для работы на ЭВМ, на физических и химических установках, позже были организованы курсы программистов.
      Такой единый и всесторонний подход, который Сибирское отделение стремилось реализовать в меру своих возможностей, способствовал быстрому включению в работу молодых научных коллективов.
      Новосибирский академгородок был спланирован с самого начала как единый комплекс — научные институты,
      университет с общежитиями, опытный завод, жилые дома, гостиница, Дом ученых, клуб и кинотеатр, школы, детские сады и ясли, больничный городок, торговый центр, стадион и даже водная станция. Это был прекрасно задуманный благоустроенный город примерно на 35 тысяч жителей (здесь мы все-таки ошиблись — город очень скоро достиг этого рубежа и перешагнул его).
      Не все вышло так, как планировалось, но академгородок стал прекрасным местом для работы и жизни, и мы очень гордимся им.
      Однако организовать новое строительство и вести его нужными темпами оказалось много сложнее, чем собрать коллектив ученых для переезда в Сибирь. Здесь первостепенную роль сыграли Г. Д. Чхеидзе (строитель Комсомольска-на-Амуре, послуживший прообразом инженера Беридзе в романе В. Ажаева «Далеко от Москвы»), А. С. Ладинский (инженер-архитектор, лауреат Государственной премии, опытный строитель), Б. В. Белянин (до этого возглавлявший крупнейший отраслевой институт). Строительство академгородка было поручено Новосибирскгэсстрою, однако Новосибирская ГЭС еще не была окончена, и это с самого начала предопределило наши трудности.
      Одним из первых объектов центра был деревянный дом да бараки — временное жилье на месте будущих коттеджей, куда переехал я с семьей и мои ученики осенью 1958 года. Одной из причин переезда было желание наблюдать за строительством академгородка. Строили медленно и плохо. Выяснилось, что нет цемента, кирпичей, машин. Между тем было принято решение обеспечить нашу стройку техникой и материалами. Госплан получил указание ЦК партии отпускать все необходимое вне очереди. Бывало, что местные руководители частично забирали присланное Сибирскому отделению для своих нужд. С одним из них я крепко поспорил, и он сказал мне в запальчивости: «Да, мы забрали материалы и машины. Я не знаю, за какие грехи тебя сюда прислали. Если твое дело стоящее, дадут еще, а если нестоящее — значит, мы поступили правильно».
      Пришлось ругаться, дело дошло до Москвы. Руководство Госплана оказало нам активную помощь. В городе была создана комиссия по проверке случаев пропажи материалов, и дело вошло в нужную колею.
      Неразберихи в первые годы было много. То нам недодадут цемента, то срежут ассигнования, то зашлют неизвестно куда присланные нам машины.
      Но мы сражались за каждую тонну материалов, за каждую машину, зная, что если один раз дашь себя остричь, то остригут еще и еще раз, а там, глядишь, и совсем ни с чем останешься. Поэтому каждый раз приходилось звонить в Москву, летать туда чуть ли не каждую неделю, обращаться к ответственным руководителям.
      Узким местом была плохая дорога из Новосибирска в академгородок: машины на ней застревали в грязи, а после ливней не мог проехать даже грузовик. Мы узнали, что прокладка дороги Новосибирск — Аэропорт заканчивается и организация, строящая ее, будет направлена на новое место. Я обратился к министру, которого знал еще по Киеву, с просьбой помочь нам с этим делом. Просьба была удовлетворена, и в течение года мы получили отличную дорогу и внутренние подъездные пути в академгородке.
      Основными трудностями оставались слабость строительной организации, которая была еще занята на сооружении Новосибирской ГЭС, и отсутствие строительной индустрии. Эти трудности были отражением существовавшего еще у отдельных хозяйственников неверия в наше дело. Они боялись, что выделенные нам деньги будут потрачены впустую, и выжидали, считая, что пока достаточно того, что строится, и те ученые, которые уже приехали, за это время уедут, а кто хотел приехать, передумает...
      В эти первые трудные годы ход строительства не раз рассматривался в Совете Министров СССР и РСФСР, в Бюро ЦК КПСС по РСФСР, принимались меры по усилению помощи Сибирскому отделению. В конце концов решено было сосредоточить выделяемые отделению материальные и денежные ресурсы прежде всего на создании академгородка. Строительство его объектов было включено в титульный список особо важных строек, нам выделялось дополнительное оборудование и материалы. Сюда были направлены две тысячи выпускников школ и училищ трудовых резервов.
      В 1959 году была создана специальная организация Сибакадемстрой, начальником ее стал опытный и энергичный строитель Н. М. Иванов. Мы сразу почувствовали наступивший перелом. Уже через один-два месяца из разных городов Сибири к нам стали прибывать эшелоны со стройматериалами и техника.
      Создание собственной стройбазы позволило нам поставить строительство на индустриальные рельсы. Когда мы получили завод крупнопанельного домостроения, предприятия по производству различных строительных блоков и деталей, дела пошли веселее.
      Темпы ввода сооружений постепенно нарастали. В 1959 году вошел в строй только один Институт гидродинамики, в 1960 году уже два — геологии и ядерной физики, в 1961 — три, в 1962 — два института и университет. (Здесь надо уточнить, что Новосибирский университет начал свой первый учебный год еще с осени 1959 года в здании только что построенной средней школы.)
      Первые появлявшиеся здания становились пристанищем и базой сразу для нескольких институтов. Например, Институт гидродинамики первый год напоминал ковчег — в нем размещались тогда представители еще пяти строящихся институтов. Здесь же были оборудованы физические и химические лаборатории, где проходили практикум студенты университета. Первые электронные вычислительные машины были установлены в крыле Института геологии и геофизики, многие институты и лаборатории начинали свою жизнь в квартирах жилых домов.
      Будущие хозяева институтов внимательно следили за возведением своих зданий, вместе со строителями вносили необходимые изменения в проекты, на ходу вписывали в помещения оборудование. Одновременно ученые читали строителям лекции, рассказывали о достижениях науки.
      Из двух крайностей — ждать, пока будут целиком построены корпуса институтов и жилье, или ехать в Сибирь и на месте обживать строящийся городок — мы выбрали вторую. И не ошиблись. К моменту въезда в первые институтские здания уже существовали дружные коллективы, объединенные не только научными идеями, но и пережитыми трудностями начального периода.
      Чего-чего, а трудностей тогда хватало. Приезд людей и поступление оборудования нарастали быстрее, чем темпы строительства. Институты Западносибирского филиала принимали на свои площади все новых сотрудников. Предоставленный Сибирскому отделению четырехэтажный дом по улице Советской был буквально набит снизу доверху ящиками с приборами, книгами, мебелью; а грузы все прибывали.
      Поскольку строительство жилья в академгородке задерживалось, большое количество прибывающей молодежи селилось в городских общежитиях. Они не блистали комфортом. Например, одно из самых больших общежитий Сибирского отделения размещалось в освобожденном для этой цели зале гастронома. Но молодежь не унывала. В листке «Наука и молодежь», выпущенном комитетом комсомола СО АН СССР к празднику 7 Ноября 1959 года, «гастрономчане» писали: «Мы приехали в Сибирь по своему желанию, и, несмотря ни на какие трудности, наших спин Новосибирск не увидит!»
      Не имея собственных заданий, молодые сибирские институты часто начинали работать еще в «колыбели», то есть в тех научных учреждениях, из которых они вышли. Будущие сибирские математики начали свою деятельность в Москве, в помещении Математического института имени В. А. Стеклова, участвовали в семинарах математических кафедр МГУ. Первые сотрудники Института катализа стажировались в Физико-химическом институте имени Л. Я. Карпова, Институт теплофизики — в родственных институтах в Москве, в Ленинграде и Харькове.
      Первыми прибыли в академгородок молодые сотрудники Института гидродинамики да кое-кто из математиков. Разместились они в маленьком поселке всего из шести щитовых домов у речки Зырянки. Старшее поколение представляли только мы с женой, а среднее — Г. С. Мигиренко с семьей. Молодежь в основном состояла из моих учеников, окончивших физтех или Московский университет и ранее работавших со мной в Москве и в Ореве. С женами и детьми приехали Б. В. Войце-ховский, А. А. Дерибас, П. П. Белинский, Ю. И. Решетник, Р. И. Солоухин, М. М. Лаврентьев, Э. А. Антонов; немало было холостяков и молодоженов — В. М. Титов,
      В. М. Кузнецов, Ю. А. Тришин, Ю. И. Фадеенко, Б. А. Луговцов, В. М. Кудинов, М. Е. Топчиян, В. Л. Истомин, Л. А. Лукьянчиков, В. В. Митрофанов, Е. А. Би-ченков, Р. М. Гарипов.
      Рабочие помещения — бараки и палатки — размещались у самой речки, там же, в металлических сборных гаражах, были временные склады, и там же вскоре появились и первые экспериментальные установки — кольцевой лоток Б. В. Войцеховского и мелкий, по колено, бассейн, в котором с помощью бросания в воду доски инициировались волны — модель цунами.
      Все были заняты подготовкой к въезду в первое здание академгородка — Институт гидродинамики; подбирали и заказывали оборудование, проектировали коммуникации и установки, заботились об оснащении лабораторий. На семинарах, проходивших в ненастье в столовой, а летом в хорошую погоду на улице, обсуждали постановки новых задач, намечали будущую тематику.
      Название «Золотая долина» принадлежит В. М. Титову. Оно родилось в первую же осень, когда все березы вокруг стали желтыми и долину реки словно облили золотом.
      Жизнь на первых порах была нелегкой, особенно зимой. Самим приходилось валить сухостой, пилить и колоть дрова, топить печи, таскать ведрами воду. Поскольку никаких магазинов поблизости не было, для организации питания создали коммуну и закупали все необходимое коллективно.
      Немалую роль в становлении коллектива «Золотой долины» сыграла моя жена Вера Евгеньевна. По ее инициативе в одном из бараков устроили домашний детский сад, и молодые матери получили возможность тоже работать.
      В поселочке была организована и небольшая столовая, в которой хозяйничала тетя Варя. У нее были знакомые рыбаки, и мы иногда имели к обеду уху и жареную нельму. По воскресеньям, когда столовая не работала, семейные готовили дома, а холостяки обычно обедали у нас с Верой Евгеньевной. Здесь же мы встречали праздники, на которых Илья Нестерович Векуа блистал своим талантом тамады, причем обязательно исполнялась сочиненная молодежью песня.
      Прощай, Москва, Сибирь кругом,
      Живем семьей единою,
      Наш новый дом теперь зовем Мы «Золотой долиною».
      Кругом шумит почти тайга,
      Течет Зырянка-реченька...
      Кому наука дорога,
      В столице делать нечего.
      Построят баню нам весной И выдадут всем валенки,
      А там, глядишь, и вступит в строй Институт гидродинамики.
      Кстати, баня действительно была построена здесь же, рядом с бараками, и нам доставляло немалое удовольствие самим ее топить и париться.
      Пели и другие песни из «местного фольклора» — про собачку Буку, про поездку на остров Диксон («Сорок градусов — уже не холод, сорок градусов — не широта...»). Была даже сочинена целая поэма «Долиниада» про то, как
      ...Столицы опустели ныне:
      Покинув берега Невы И академии Москвы,
      Цвет общества живет в долине,
      В прославленной долине той,
      Что называют Золотой.
      Одним словом, жили дружно и весело. Жена регулярно занималась с молодежью английским языком, снабжала своих учеников новинками литературы. Как раз в это время я получил из Америки в подарок книгу «Море вокруг нас». Она нам была особенно интересна, так как мы уже занимались отдельными морскими проблемами (цунами и другими), поэтому решили коллективно перевести ее на русский язык. К сожалению, это дело до конца не довели.
      Наше временное «поселение», а вместе с ним детский сад и столовая просуществовали около двух лет, пока не были построены первые дома с удобствами. Мне очень дороги воспоминания об этом времени и люди, с которыми я делил трудности, радости и огорчения тех лет.
      Теперь «Золотая долина» — это микрорайон коттеджей. Из прежних домов остался только мой, маленький, но уютный, к которому ведет улица, названная Золото-долинской.
      За два года работы в «Золотой долине» были получены существенные результаты: Б. В. Войцеховским создано устройство для получения струй воды сверхвысокой скорости, так называемая гидропушка. На базе нового принципа было развито новое направление — гидроимпульсная техника, позже получившая многие важные приложения, внедренные и внедряемые в промышленность.
      Интересный практический выход получили работы по физике взрыва. В Новосибирске, на Оби, построили причал для судов и барж. Причал был оснащен всем нужным оборудованием, вплоть до железнодорожного подъезда. По окончании строительства обнаружилось, что в двух-трех метрах от причала имеется гранитная скала, которая не дает возможности судам и баржам даже средней емкости подойти к причалу. Уничтожить скалистый перекат поручили бригаде взрывников. Они взрывали по всем правилам: с плота бурили в граните несколько шпуров, Еодолаз со взрывчаткой опускался на дно, ощупью разыскивал шпуры, закладывал в них по два килограмма взрывчатки, поднимался на плот, плот отводился в сторону, и машинкой по проводу производили взрыв. Сами взрывники признавались, что часто не находили шпура и взрывчатку просто бросали на дно. Таким методом за два года убрали всего около одной двадцатой того, что надлежало убрать.
      Мы случайно узнали об этих проблемах портовиков и предложили свои услуги, пообещав в течение одного-дзух месяцев углубить подход к причалу, да к тому же бесплатно. Предложение наше было принято под мою ответственность, и работа началась. Мы использовали некондиционный порох, рвали подводную скалу без всяких шпуров, сбрасывая с лодки на нее мешки с порохом по 20 — 30 килограммов. Задание А. А. Дерибас выполнил всего с одним помощником и в срок.
      Проделал он и другую работу, крайне важную для Кировского района города Новосибирска. Чтобы удовлетворить потребность района в воде, ее забор нужно было значительно увеличить, а для этого необходимо было удвоить диаметр водозаборного отверстия в стене из бетона зысшей марки. Над этим заданием около четырех месяцев почти безрезультатно трудилась специально вызванная из Ленинграда бригада. Подходил октябрь, а конца не было видно. Появилась угроза, что большой район останется на всю зиму без воды.
      А. А. Дерибас и две его лаборантки справились со всей этой работой за один день, применив новинку — кумулятивные заряды.
      В «Золотой долине» делал также первые шаги наш метод подготовки собственных кадров. Среди строителей академгородка было много молодых людей со средним и незаконченным средним образованием. Мы решили организовать для них курсы по подготовке в универ сптет. Правда, университет в то время значился только на бумаге, но мы были уверены, что он рано или поздно откроется и что надо готовить молодежь к поступлению в него. Курсы разместились в недостроенном здании Института гидродинамики на первом этаже, который отапливался «буржуйками», преподавали золотодолинцы. Ходили туда пешком, зимой кое-где по колено в сугробах, весной — по основательной грязи. Значительная часть ребят, прошедших курсы, на следующую осень поступила в университет, а опыт курсов помог при создании физико-математической школы.
      Первая очередь академгородка была закончена в 1962 — 1963 годах. Мы получили от строителей красивый, удобный и компактный город. Главная его красота — лес, раскинувшийся и вокруг и внутри города. Строители жаловались, что деревья им мешают, но были запрещены даже полные повороты башенных кранов, чтобы не повредить деревья. Некоторые улицы прокладывались в обход рощ, а пешеходные тропинки в лесу посыпались песком и гравием только после того, как жители «голосовали ногами» за оптимальные маршруты. Кроме того, масса деревьев, кустарников, цветов высажена вдоль улиц и вокруг институтов.
      Выдающихся шедевров архитектуры у нас нет — практически все жилые и институтские здания построены по типовым либо по повторным проектам. Внешний вид нас не особенно волновал, мы делали ставку не на уникальные здания, а на уникальных людей с новыми идеями, не на форму, а на содержание («по одежке встречают, по уму провожают»).
      Удобства, по замыслу проектантов, должна была обеспечить компоновка городка по микрорайонам и кварталам, внутри которых размещались магазины, детские сады и ясли, школы. Академгородок первым в Союзе строился по принципу микрорайонов, поэтому вокруг этого было много дискуссий. Окончились они в пользу академгородка — его архитекторы и проектировщики были отмечены Государственной премией РСФСР по архитектуре, проект академгородка экспонировался на многих зарубежных выставках.
      Сотрудники Сибирского отделения практически не знали бараков и времянок, они сразу вселялись в благоустроенные дома с горячей и холодной водой, а немного позже — с электрическими плитами. В зоне городка нет котельных — ближайшая в пяти километрах, поэтому снег у нас остается чистым до самой весны.
      Большая группа наших ученых до переезда в Сибирь, в научный городок, жила в Москве, Ленинграде, Киеве, Львове и других крупных и благоустроенных городах. И все же всеобщее мнение жителей академгородка: жить здесь лучше, здоровей, удобнее, чем в любом большом городе!
      Конечно, жизнь есть жизнь: бытовые удобства, снабжение, обеспеченность жильем у нас похуже, чем в крупных городах европейской части, меньше театров и музеев.
      Я всегда считал, что сибиряки заслуживают самых лучших условий работы и отдыха, и поэтому как мог поддерживал любые дела, которые поднимали бы общий уровень жизни и настроение людей. В академгородке в первые же годы, когда еще не все институты имели свои здания, были построены сначала кинотеатр, а затем Дом ученых. Мы не жалели средств на детские учреждения (ФМШ, КЮТ). Помню, как пришлось дважды обращаться к министру культуры, чтобы получить концертный рояль экстракласса (иначе выдающиеся пианисты отказывались от выступлений в академгородке). Другой раз Сибирское отделение оплатило специальный рейс самолета, чтобы привезти из Риги картины Николая Рериха. Вроде бы это и не касалось науки, но зато жители академгородка и Новосибирска смогли свободно увидеть ту самую выставку, на которую москвичи и рижане часами стояли в очереди.
      Тон культурной жизни академгородка с первых лет задали ученые старшего поколения. На домашних вечерах у И. Н. Векуа часто пела солистка Новосибирского оперного театра В. Мясникова, в доме А. А. Ляпунова играла пианистка В. А. Лотар-Шевченко, по приглашению Л. В. Канторовича в городок приезжал Аркадий Райкин, гостем П. Я. Кочиной был поэт Андрей Вознесенский. Ученые встречались с артистами новосибирских театров, выезжали вместе с ними в составе смешанных бригад для выступлений в отдаленные районы области.
      Позже центр тяжести культурной жизни переместился в Дом культуры, Дом ученых, в молодежные клубы.
      Новосибирский научный центр строился буквально в лесу и на полянах, строился «от нуля», поэтому заслуга его создания в короткие сроки принадлежит в равной степени как ученым, так и строителям. Их труд отмечен высокими наградами. В 1967 году, в связи с 10-летием СО АН, звание Героя Социалистического Труда было присвоено трем ученым: Г. К. Борескову, Н. А. Чинакалу и мне и двум строителям: начальнику Сибака-демстроя Н. М. Иванову и бригадиру Ф. В. Бирюляеву.
      Полноправными созидателями академгородка надо считать и партийные органы. С самого начала исключительное внимание и реальную помощь в организации научного центра оказывали Новосибирский обком КПСС и горисполком. На первых порах, пока шло строительство, город гостеприимно приютил приехавших ученых. Нам выделили производственные площади и квартиры, помогали добывать оборудование и стройматериалы, устанавливать новые связи. С первых же лет ученые Сибирского отделения вводились в состав обкома и горкома КПСС (не говоря уже о Советском райкоме, где они составляют большинство), это сильно способствовало деловому взаимодействию.
      Партийным органам Новосибирска мы во многом обязаны тем, что здесь удалось осуществить теснейшую связь науки и производства. Именно на крупнейших новосибирских предприятиях (заводах имени В. П. Чкалова, «Сибсельмаш», «Сибэлектротерм» и др.) и в совхозах Новосибирской области («Искиткмский», «Мед-ведский») разработки ученых получили путевку в жизнь, отсюда они пошли на другие предприятия отраслей. Без повседневной поддержки со стороны партийных организаций — начиная от областной и городской и кончая парткомами заводов — такие масштабы внедрения были бы невозможны.
      Вспоминаю случай, когда Сибирское отделение особенно нуждалось в подкреплении его новыми членами академии. Тогда мы вместе с первым секретарем Новосибирского обкома КПСС Ф. С. Горячевым обратились в правительство с просьбой выделить нам пять вакансий для выборов в академики и семь вакансий для членкоров. Наше предложение было поддержано, мы получили все, что просили.
      Или другой пример. Большое значение для развития вычислительной техники в академгородке, да и во всем Новосибирске имело решение горкома партии о подготовке программистов для работы на ЭВМ. Инициатором этого решения был А. П. Филатов, тогда первый секретарь горкома. А недавно, почти двадцать лет спустя, был проведен специальный пленум Новосибирского обкома партии с докладом первого секретаря обкома
      A. П. Филатова по проблемам науки и научно-технического прогресса. Это позволяет надеяться, что совместная дружная работа приведет к более полному использованию возможностей науки.
      В начальный период большую роль сыграл Е. К. Лигачев, который, не задумываясь, покинул пост заместителя председателя Новосибирского облисполкома и стал первым секретарем Советского райкома партии. Ныне он первый секретарь Томского обкома партии, член ЦК КПСС. Первым председателем райисполкома стал Л. Г. Лавров (назначенный потом моим заместителем по общим вопросам, много сделавший для благоустройства городка). В разгар строительства академгородка работники райкома и райисполкома взяли на себя бремя больших забот.
      И тогда и позже, когда строительные дела уступили место другим, связанным с организацией работы научных коллективов, с многоплановым развитием академгородка, руководство Сибирского отделения всегда находило понимание и поддержку в своем райкоме, который, если использовать слова В. И. Ленина, поистине олицетворяет «союз науки, пролетариата и техники». Да и как же иначе, если партийная организация Советского района включает коллективы ученых, строителей, несколько промышленных предприятий. Нам работалось легко еще и потому, что во главе райкома уже на протяжении многих лет стоят партийные работники, которые сами являются учеными, вышли из институтов Сибирского отделения. Кстати говоря, именно на партийной работе в академгородке многие из них выросли в крупных организаторов науки: доктор экономических наук
      B. П. Можин возглавляет сейчас Центральный экономический НИИ Госплана РСФСР, доктор философских наук Р. Г. Яновский — заместитель заведующего Отделом науки ЦК КПСС, кандидат экономических наук М. П. Чемоданов — директор Института повышения квалификации Министерства высшего и среднего специального образования. Позже Советский райком партии возглавлял известный археолог, доктор исторических наук Р. С. Васильевский, сейчас кандидат физико-математических наук, старожил академгородка И. А. Лавров.
      Следует отметить и роль созданного в первые годы парткома Сибирского отделения, который много сделал для сближения коллективов ученых и строителей, для их
      взаимопонимания, которое имело следствием ускорение и улучшение строительства. Позже партком был расформирован, так как большинство его функций взял на себя райком партии.
      С энтузиазмом работали и другие общественные организации. Профсоюз взял на себя нелегкие заботы об условиях труда и быта жителей городка, о пионерлагерях, о культуре и спорте.
      Комсомольцы молодых институтов сразу вступили в тесные контакты с комитетом комсомола Сибакадем-строя. В те годы молодежь очень много брала на себя, не гнушалась никакой работой — таскали оборудование, мебель, то и дело устраивали субботники, чтоб ускорить строительство своих институтов, очистить от мусора лес и пляж. Но эти хозяйственные работы не мешали главному — научной работе, научному общению, поиску талантливых ребят. На счету комсомольцев академгородка по меньшей мере два крупных дела — ежегодное проведение всесибирских школьных олимпиад и летней физматшколы и организация советов молодых ученых. Эта форма объединения научной молодежи, впер- вые родившаяся в академгородке, позже нашла всесоюзное признание.
      Академгородок называют иногда моделью научного центра. Это верно, если понимать это слово так, как понимают его физики или вычислители, которые отрабатывают на модели различные решения с целью найти наилучшее. Академгородок — первый, а стало быть в значительной мере экспериментальный город науки. Во времена его создания мы пытались найти где-нибудь юридический статут города, положение о городе, но таких документов не оказалось. Поэтому Сибирское отделение вместе с районными и областными советскими и партийными органами должно было решать самостоятельно все вопросы, не только касающиеся строительства и оборудования научных институтов, но и строительства жилья, университета, школ и детских садов, поликлиник, магазинов, бытовых предприятий, искать для них кадры, рассматривать вопросы транспорта, снабжения города продуктами, теплом, водой, электричеством — всего и не перечтешь.
      Все эти заботы и немалые дополнительные затраты, которых не знают научные учреждения, расположенные в крупных городах, — плата за возможность территориальной концентрации исследовательских институтов.
      Но если сравнить эти затраты с выгодами, которые получили ученые, наука, страна от этой концентрации, то затраты окажутся несопоставимо малыми, даже если оценивать их только в рублях.
      Академгородок окупил себя экономией, полученной от внедрения созданных в нем научных разработок, по приблизительным подсчетам уже через пять-семь лет. Но главный эффект академгородка не удается подсчитать в рублях — это его вклад в научные достижения мирового уровня, ускорение научно-технического прогресса и, главное, в подготовку кадров, способных работать на передовом крае науки и техники, находить и решать проблемы, которые ставит жизнь.
      Я уже приводил пророческие слова М. В. Ломоносова о том, что «российское могущество прирастать будет Сибирью».
      Он был первым русским академиком, который понял и пытался реализовать принцип «союза наук», ратовал за подготовку академией научной смены, призывал к использованию всеми науками математики. Многие его идеи намного опередили время. Некоторые из них впервые в полной мере осуществились именно в Сибири, в Сибирском отделении Академии наук. Поэтому я хочу напомнить (и буду это делать еще не раз) мысли М. В. Ломоносова — на этот раз о взаимодействии различных наук.
      Более двухсот лет назад в своей «Записке о необходимости преобразования Академии наук» он писал: «Часто требует астроном механикова и физикова совета, ботаник и анатомик — химикова, алгебраист пустого не может всегда выкладывать, но часто должен взять физическую материю, и так далее. Того ради, советуясь друг с другом, всегда должны будут иметь дружеское согласие.
      Вольность и союз наук необходимо требуют взаимного сообщения и беззаветного позволения в том, кто что знает упражняться. Слеп физик без математики, сухорук без химии».
      Одной из главных идей создания Сибирского отделения было территориальное и организационное объединение институтов различных специальностей, чтобы они взаимно усиливали друг друга. Известно, что структура Академии наук СССР иная — там каждое отделение объединяет ученых близкой специальности. Например, в области физико-математических наук имеются пять отделений: математики, общей физики и астрономии, ядерной физики, физико-технических проблем энергетики, механики и процессов управления. Есть такие отделения в области биологических и химических наук, наук о Земле, общественных наук. Всего в академии 16 таких отделений. И только одно — семнадцатое — Сибирское отделение построено по другому принципу. Оно объединило всех — и математиков, и физиков, и химиков, и биологов, и геологов, и экономистов, и историков. Кроме того, все наши институты входят также и в отделения по профессиональной принадлежности и, таким образом, не отрываются от своих коллег.
      Это был, конечно, большой эксперимент в области организации науки, который, теперь уже можно с уверенностью сказать, полностью себя оправдал.
      Характерно, что быстрое продвижение вперед в Сибирском отеделении произошло именно на стыках наук, которые (как и вообще все стыки) чаще всего бывают более слабым местом. У нас же, напротив, возможность соединения усилий, снятие ряда организационных преград предопределило быстрый переток идей и методов, а иногда и владеющих ими специалистов, из одной науки в другую. Чаще других таким активным партнером становилась математика. О ней и ее роли мне хотелось бы рассказать более подробно.
      Математика росла в веках вместе с культурой человечества. С естествознанием ее связывают весьма прочные, в полном смысле слова кровные узы. Напомню, что основные направления математики родились в процессе разрешения тех или иных задач, поставленных другими науками, техникой, практикой. Например, классический анализ в начале своего возникновения был призван решать задачи, выдвигаемые мореплаванием, астрономией, механикой.
      Позже одним из главных «заказчиков» математики становится физика.
      Величайшее открытие нашей эпохи — принцип относительности Эйнштейна — было подготовлено математиками — Лобачевским, Гауссом, Риманом. Новая область теории вероятностей — теория случайных процессов — возникла первоначально из запросов молекулярной физики.
      Помимо этого математика развивается согласно собственной логике; определенное число математических проблем носит абстрактно-теоретический характер и часто изолировано не только от естествознания или техники, но кажется даже далеким от всей остальной математики. Но приходит час, и эти теории находят свое место, оказываясь необходимыми в ранее непредвиденных дисциплинах. Скажем, учение о конических сечениях возникло еще в Древней Греции и приобрело почти законченный характер, будучи так и не востребовано практикой, а через века вдруг приобрело большое значение и сыграло решающую роль при выяснении законов движения планет. Но если прежде от математического открытия до его реализации проходили десятки лет и даже столетия, то в наше время трудно назвать область науки, промышленности, народного хозяйства,
      где бы не использовались расчетные методы, порожденные разными ветвями математического древа.
      Я, например, приобрел свой первый опыт использования математики для решения прикладных проблем в ЦАГИ. Мне было предложено определить поля скоростей жидкости при обтекании тонкого крыла, и я хотел во что бы то ни стало «оправдать математику». За полгода мне удалось на базе вариационных принципов конформных отображений свести задачу к решению системы линейных уравнений и доказать, что таким способом можно получить решение, сколь угодно близкое к точному.
      Однако теория конформных отображений уже не могла полностью удовлетворять потребности аэродинамики: скорости самолетов возросли, надо было учитывать сжимаемость воздуха и возможность превышения скорости звука, то есть иметь дело с нелинейной системой уравнений в частных производных. Это привело к необходимости распространить теорию на более широкий класс объектов и вылилось в создание новой теории квазиконформных отображений.
      В ЦАГИ было решено огромное количество теоретических проблем первостепенного значения для развития авиационной техники: проблема вибраций (М. В. Келдыш), проблема больших скоростей (С. А. Христиано-вич), проблема глиссирования (Л. И. Седов), проблемы удара о воду и подводного крыла (М. В. Келдыш и М. А. Лаврентьев). При этом на базе математических методов было получено много важных фундаментальных выводов о свойствах движения жидкостей и газов.
      Привлечение к работе в ЦАГИ «чистых» математиков и механиков было весьма дальновидным решением Можно смело утверждать, что именно это вывело нашу страну на передовые позиции в области авиационной техники.
      Из работы в ЦАГИ я вынес для себя лично, во-первых, опыт приложения чистой математики (теории конформных отображений, вариационного исчисления) к важным инженерным задачам и, во-вторых, ясное понимание, что в процессе решения таких задач рождаются новые идеи и подходы и в самих математических теориях.
      Математика сейчас приобрела еще одно принципиально новое, мощнейшее орудие, которое многие математические проблемы поставило совершенно по-иному.
      Речь идет о современных быстродействующих электронных вычислительных машинах, которые решают большие математические и расчетные задачи в сотни и тысячи раз быстрее сотен квалифицированных вычислителей. Современные машины считают со скоростью миллионов операций в секунду и способны заменять очень сложные опытные установки в механике, физике, биологии, химии. Эти машины могут вести сложные эксперименты с их одновременной обработкой. Идет широкое внедрение ЭВМ и в управление большими производствами.
      Один из главных «козырей», которые дали эти машины в руки исследователей, — возможность анализа огромных объемов информации и перебора вариантов с целью определения оптимальных. С другой стороны, объем памяти машины и скорость счета не могут возрастать бесконечно. Это, в свою очередь, потребовало углубленной разработки теории математического моделирования и вычислительных процессов.
      Создавая Сибирское отделение, мы стремились к тому, чтобы в наших научных центрах математика и вычислительная техника были представлены достаточно полно. В Новосибирске одним из первых был создан Институт математики, из него скоро выделился самостоятельный Вычислительный центр, от которого, в свою очередь, отпочковался Вычислительный центр в Красноярске. Создается такой же центр в Иркутске, соответствующий отдел работает в Якутске.
      В Институте математики с первых лет получили развитие современные научные направления, возглавляемые видными академиками С. Л. Соболевым, А. И. Мальцевым, В. Л. Канторовичем, А. Д. Александровым, каждый из которых воспитал плеяду талантливых учеников. Работы института трижды отмечены Ленинской премией.
      Сильный теоретический (а по сути — математический) отдел образовался в Институте гидродинамики. Здесь академик И. Н. Векуа вел свои известные исследования в области интегральных уравнений, отмеченные в 1963 году Ленинской премией; Л. В. Овсянников существенно развил групповой анализ дифференциальных Уравнений.
      Наиболее крупные успехи Сибирского отделения в области прикладной и машинной математики связаны с приходом в СО АН академика Г. И. Марчука. В 1964 году он возглавил новый самостоятельный институт — Вычислительный центр. Здесь им организованы широкие исследования по математическому моделированию проблем физики атмосферы и океана, геофизики, языкам программирования и программному обеспечению различных задач науки и техники. Методы численных решений в области механики сплошной среды и математической физики существенно продвинул вперед академик Н. Н. Яненко; сейчас он продолжает эту работу во главе Института теоретической и прикладной механики. В области некорректных задач и приложения математических методов в геофизике сильные результаты получили М. М. Лаврентьев и А. С. Алексеев.
      Крупным успехом Сибирского отделения надо считать созданную по инициативе Г. И. Марчука АСУ «Сигма» (в первом варианте — АСУ «Барнаул») — одну из передовых в СССР по полноте охвата процессов производства и подготовки выпуска продукции и по масштабам. Это коллективный труд нескольких институтов Сибирского отделения (ВЦ, экономики, математики) и самих промышленных предприятий. Созданию этой АСУ активно помогал Барнаульский радиозавод и его директор Б. В. Докторов.
      Приятно отметить, что и Институт математики, и ВЦ с самого начала проводят линию тесной кооперации при решении проблем из различных областей, и с ними с успехом сотрудничают (и получают крупные результаты) институты катализа, органической химии, гидродинамики, ядерной физики, автоматики и электрометрии, экономики, геологии, цитологии и генетики и другие.
      Если на схеме новосибирского академгородка соединить линиями институты, которые взаимодействуют, получится сплошная сеть, отражающая многообразие связи наук. Но наибольшее число линий сойдется в Институте математики и Вычислительном центре, которые и сами расположены в центре академгородка. Нам удалось осуществить плодотворные связи практически всех наук с математикой, что позволило получить в ряде случаев сильные результаты. О некоторых из них я расскажу подробнее. И начну, пожалуй, с экономико-математических исследований.
      В экономике, как ни в одной другой области знания, количественный рост анализируемой информации дает качественно новые результаты.
      За последние пятилетки продукция народного хозяйства увеличилась во много раз, созданы целые новые отрасли промышленности, сотни предприятий в различных районах страны. Известно, что если количество предприятий удваивается, то количество связей увеличивается в десятки раз и составление согласованного плана требует огромных расчетов.
      Длительное время в сферу плановых органов привлекалось все большее и большее количество людей, которые должны были анализировать деятельность отдельных предприятий, колхозов, совхозов. В масштабах нашего государства количество факторов, которые необходимо учесть, столь велико, что невозможно представить аппарат плановых органов, вооруженный только элементарными вычислительными средствами и простыми методами, который мог бы безошибочно координировать планы в процессе их составления и выполнения.
      Социалистическая система лишена конкуренции, имеет возможность вести хозяйство наиболее разумно, но для этого особенно необходимо использовать всю мощь науки — математики, кибернетики, вычислительной техники. Ведь большинство крупных экономических решений требует для своего обоснования знания перспектив на 3 — 5 — 10, а иногда и на 15 — 20 лет вперед. Составление планов — долговременных, пятилетних, годовых — требует огромной работы. Они должны быть увязаны по массе показателей — производственным фондам, капитальным вложениям, выпускаемой и потребляемой продукции, численности рабочей силы. Старыми методами, без использования экономико-математических моделей и ЭВМ, добиться коренного улучшения в этом деле было бы совершенно нереально. Причем нельзя было добиться сдвигов и просто переложив на ЭВМ старую систему расчетов. Понадобилась разработка новых оптимальных методов составления взаимоувязанных перспективных планов, а для этого потребовалось существенное развитие новых направлений и в математике и в экономике. Здесь нам удалось достичь большого успеха.
      Уже в начале 60-х годов в Институте математики получил большое развитие математико-экономический отдел, созданный академиком Л. В. Канторовичем и возглавляемый сейчас его учеником членом-корреспонден-том В. Л. Макаровым. За исследования в области математической экономики и развитие нового направления — линейного программирования — Л. В. Канторович был удостоен Ленинской премии, а еще через десять лет — Нобелевской премии.
      Параллельно экономико-математическими методами энергично занималась в Институте экономики и организации промышленного производства группа молодежи во главе с А. Г. Аганбегяиом, тесно связанная со школой Л. В. Канторовича. Вначале тут сложилась конфликтная ситуация: тогдашний директор института принадлежал к старшему поколению экономистов и довольно скептически относился к еще только пробивавшим себе дорогу в экономике математическим методам. Президиум отделения был склонен больше поддерживать А. Г. Аганбегяна с его новыми подходами, ему дали возможность организовать самостоятельную (и довольно крупную) лабораторию по применению математических методов в экономике. Через несколько лет после отъезда серьезно заболевшего директора в Москву А. Г. Аган-бегян (ныне академик) стал во главе института.
      Содружество экономистов и математиков позволило сделать крупный вклад в создание системы математических моделей для перспективного планирования. По существу, именно ученые академгородка стали первопроходцами в этой области экономической науки в нашей стране.
      Эта группа занималась не только теоретическими моделями, но одновременно выполняла большие расчеты для конкретных планово-экономических задач применительно к обоснованию перспектив развития производительных сил Сибири. Например, было определено оптимальное размещение в Сибири сельскохозяйственного производства, лесопромышленных комплексов и других отраслей.
      Один из ранних результатов деятельности наших ученых в этом направлении — досрочный пуск крупнейшего в мире блюминга в Челябинске. Планирование и управление строительством велось на основе новейших математико-экономических методов и вычислительной техники, что дало возможность сократить сроки строительства в два с половиной раза.
      За прошедшие годы Институт экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения стал признанным лидером в разработке экономикоматематических моделей развития народного хозяйства; совместно с государственными плановыми учреждениями союзного и республиканского значения он ведет важные работы по планированию развития производительных сил восточных районов страны.
      Недавно под эгидой Института экономики был подготовлен научный доклад о проблемах социального и экономического развития Сибири на период до 2000 года. В его составлении приняли участи практически все институты Сибирского отделения. Экономика, вооруженная математикой, активно привлекает представителей всех наук, чтобы в итоге получить интегральное представление о сибирском регионе, его потенциальных возможностях и насущных проблемах.
      Исключительно плодотворным оказалось взаимодействие математики и химии. О соединении этих двух наук мечтал еще М. В. Ломоносов. В «Слове о пользе химии» (1751 год) он писал:«Химия руками, Математика очами физическими по справедливости назваться может.
      Но как обе в исследовании внутренних свойств телесных одна от другой необходимо помощи требуют, так, напротив того, умы человеческие нередко в разные пути отвлекают. Химик, видя при всяком опыте разные и часто нечаянные явления и произведения и приманиваясь тем к снисканию скорой пользы, Математику, как бы только в некоторых тщетных размышлениях о точках и линиях упражняющемуся, смеется. Математик, напротив того, уверен о своих положениях ясными доказательствами и, чрез неоспоримые и беспрерывные следствия выводя неизвестные количеств свойства, Химика, как бы одной только практикою отягощенного и между многими беспорядочными опытами заблуждающего, презирает и, приобыкнув к чистой бумаге и к светлым геометрическим инструментам, химическим дымом и пепелом гнушается. И для того по сие время они две, общею пользою так соединенные сестры толь разномысленных сынов по большей части рождали. Сие есть причиною, что совершенное учение Химии с глубоким познанием Математики еще соединено не бывало».
      За прошедшие двести с лишним лет, конечно, многое переменилось, но все-таки истинное рождение новой науки — математической химии — впервые произошло только в 60-х годах нашего столетия и именно в новосибирском академгородке. Это стало возможно благодаря тесному сотрудничеству Института катализа с Институтом математики и Вычислительным центром.
      Сложность каталитических процессоз — а большинство современных процессов в химической промышленности являются каталитическими — требует для перехода от лабораторных данных к промышленным аппаратам сооружения и испытания большого числа установок промежуточных размеров, так называемых укрупненных, пилотных и полузаводских. Это связано с большими затратами и требует длительного времени.
      Математическое моделирование химических процессов и реакторов позволило резко — в 3 — 5 раз — сократить эти сроки и улучшить качество проектирования. Математика помогла химии расчленить сложный процесс на более простые, закономерности которых уже не зависят от масштаба установки. Для каждого такого элементарного процесса уже можно построить свое уравнение, свою математическую модель, комплекс которых и составляет модель процесса в целом. И вместо того чтобы строить и испытывать реальные установки, можно теперь рассчитывать на ЭВМ любые варианты процесса, меняя как угодно его параметры.
      Математические понятия единственности и устойчивости решений, оказалось, очень точно соответствуют явлениям, происходящим в химическом реакторе. Многие режимы каталитических реакторов являются неустойчивыми, что приводило к серьезным неудачам при освоении новых процессов или новых конструкций аппаратов. Привлечение математики показало, что число режимов, в которых реактор работает стационарно, определяется числом решений математического описания. Кстати, неустойчивые режимы тоже могут оказаться полезными — при них может иногда достигаться высокая интенсивность процесса. Тогда анализ устойчивости помогает найти способы продолжительного поддержания неустойчивого режима.
      Используя математический принцип максимума, удалось решать задачи оптимального хода процесса и выполнять на ЭВМ соответствующие расчеты. Это дает возможность вычислять оптимальный ход температур и концентраций в слое катализатора, при котором достигается значительный выигрыш в производительности химического реактора.
      Замечу, что без разложения процесса на физические и химические составляющие, без математических методов, без алгоритмов для расчета на ЭВМ отыскать оптимальный режим было бы невозможно.
      Сейчас метод математического моделирования широко вошел в практику проектирования каталитических реакторов в химической и нефтеперерабатывающей промышленности. Более того, моделирование и расчет на ЭВМ процессов в существующих и действующих реакторах позволяет находить оптимальные режимы их работы и повышать их производительность без всяких перестроек, одним только управлением происходящими явлениями на основе научного знания. Вот что дало нам, говоря словами М. В. Ломоносова, соединение «совершенного учения Химии с глубоким познанием Математики».
      Непросто и небезоблачно продвигалась математика в сферу наук о Земле. У ряда наших геологов до сих пор сохранились остатки недоверия — правомочна ли математика вторгаться в их владения? Они любят в связи с этим напоминать слова Эйнштейна о том, что «математика — единственный способ провести самого себя за нос». Но тем не менее, по свидетельству академика
      А. А. Трофимука, главы Института геологии и геофизики СО АН СССР, применение математики и вычислительных средств, содружество с Институтом математики и Вычислительным центром помогли геологам выработать более строгий язык для выражения своих понятий, создать более эффективные системы классификации естественных объектов. Совместно с Институтом математики нашим геологам удалось создать систему логикоматематических методов комплексной обработки больших массивов геологической информации по многим десяткам геолого-геохимических параметров. Эти методы позволяют выявить важность каждого из признаков о.бъекта и оценить меру сходства изучаемого объекта с уже известными. На этой основе можно с помощью ЭВМ определить перспективность тех или иных площадей на наличие в них полезных ископаемых. Эти методы успешно испробованы в задачах прогноза месторождений железа, никеля, золота, нефти и газа. Например, была «вычислена» возможность нахождения на территории Сибири так называемых древних золотоносных конгломератов, — и они действительно были обнаружены на Алдане и на Енисейском кряже.
      Или другой пример: в одном из районов Сибири сейсморазведка выявила около 70 локальных поднятий слоев породы — своеобразных куполов, в которых можно ожидать скоплений нефти или газа (но их там может и не быть, просто такие структуры более благоприятны Аля их накопления). Математический метод «опознал» среди этих 70 куполов около 20, которые были отнесены к высокоперспективиым. На двух из них пробурены скважины, и обе дали газ!
      Одна из труднейших проблем, стоящих перед геологической наукой, — проникновение в глубокие недра Земли. В самом деле, человек уже научился строить космические корабли, ступил на Луку, с помощью космических станций мы получаем информацию с Венеры и Марса. Но оказалось, что легче полететь в космос, чем проникнуть в глубину нашей собственной планеты.
      Глубинные воды, глубинные полезные ископаемые — это неисчерпаемые ресурсы. А мы имеем о них самое в буквальном смысле слова поверхностное представление. Мы хорошо знаем земную кору лишь с поверхности, на глубину не более 7 — 9 километров. Основываясь на этих скупых и во многом гипотетических данных можно, однако, представить себе поистине грандиозные возможности расширения используемых нами ресурсов полезных ископаемых за счет глубинных очагов их формирования. А там, где магма подходит близко к поверхности — на Курило-Камчатской гряде, в Японии, в Кордильерах, — и сейчас уже можно использовать внутренний жар земли. Отапливается же вся Исландия теплом гейзеров!
      Мы постепенно улучшаем технику глубинной проходки. Но с каждой сотней метров пути в земные недра трудности возрастают непомерно. С повышением температуры, с удлинением ствола скручиваются тонкие ниточки труб, выходят из строя обычные буры. Человеку пока не удается пробиться на глубину большую чем 7 — 9 километров. Нужны новые идеи, новые подходы! Мы их ищем.
      Один из главных путей исследования Земли на больших глубинах — геофизические методы. Подобно тому как врач, не имеющий возможности заглянуть внутрь организма своего пациента (исключая случаи хирургических вмешательств), простукивает и прослушивает его, так и ученые — геологи и геофизики — «простукивают и прослушивают» нашу планету.
      Сейсмические методы являются основным средством изучения внутреннего строения Земли на глубинах, недоступных прямым геологическим наблюдениям. Именно благодаря этим методам были открыты основные черты строения нашей планеты, наличие в ней различающихся по своим свойствам зон: ядра, астеносферы, мантии и земной коры. Дело в том, что сейсмические волны, легко распространяясь в толще Земли, сильно взаимодействуют с неоднородностями среды, отражаясь и преломляясь, и по характеру колебаний, вернувшихся на земную поверхность, можно судить о строении среды, через которую они прошли.
      Здесь без математики уже не обойтись.
      Для объяснения полученных данных необходимо решение двух типов математических задач — прямой и обратной. В прямой задаче известен источник колебаний и строение среды, определяются режимы колебаний при прохождении через среду. Обратная задача самая главная: по известному источнику и измеренным вернувшимся колебаниям определить параметры среды, то есть строения земных слоев.
      До появления электронных вычислительных машин были решены только задачи простейшего типа. ЭВМ многократно увеличили возможности интерпретации сейсмологических наблюдений. Но одновременно возросли и математические трудности. Ведь теперь приходится иметь дело с гигантской системой уравнений, да еще часто с переменными коэффициентами, с неопределенными членами, с параметрами, которые прихотливо меняют свое значение.
      Здесь возникают новые типы математических задач — так называемые некорректные задачи математической физики, в которых параметры соответствующих уравнений не могут быть определены достаточно точно, а даже небольшие вариации их могут привести к самым нелепым ответам. Такая некорректность всегда претила математике и была ей противопоказана. Теперь она, увы, необходима.
      Это и породило новое направление математического анализа — теорию некорректных задач, которое за последние годы получило широкое развитие и нашло многочисленные приложения, в частности, в геофизической разведке.
      Подобные проблемы носят ярко выраженный фундаментальный характер, и сибирские ученые уже существенно продвинулись в этом направлении: ими успешно разрабатывается теория прямых и обратных задач, созданы численные методы для их решения, выполнены расчеты для различных регионов Сибири и Дальнего Востока. Например, удалось построить модель осадочных слоев Вилюйской синеклизы даже с учетом зон мерзлоты. А это важный шаг к определению перспектив поисков здесь полезных ископаемых.
      Или еще один интересный пример.
      Сотрудники Новосибирского вычислительного центра вместе с учеными московского Института физики Земли АН СССР и Института вулканологии Дальневосточного научного центра по данным сейсмических станций построили трехмерную модель строения земной мантии под Камчатским полуостровом до глубин порядка 200 километров. Оказалось, что основная масса землетрясений сосредоточена в определенном, относительно тонком слое мантии, который наклонен к поверхности Земли и уходит под Азиатский континент.
      Наконец, разработка численных методов интерпретации материалов сейсмических наблюдений позволила получить новые данные о структуре горизонтальных неоднородностей верхней мантии и об асимметрии земного ядра.
      Конечно, этими примерами не исчерпывается вторжение математики в другие науки. Можно было бы еще рассказать о том, как удалось смоделировать математически образование металлических волн на контакте двух металлов, соединенных с помощью взрыва. Или о предсказании с помощью ЭВМ хода паводков в речных руслах и катастрофических волн, образующихся при разрушении плотин. Или о многих других задачах, где использование математики привело к получению результатов мирового класса. (О привлечении методов различных наук, в том числе математики, к изучению явлений, происходящих при взрыве, еще будет рассказано в главе «Парадоксы взрыва».)
      Не менее плодотворно и сближение между собой других наук, их постоянное общение и взаимовлияние Химики-неорганики разработали десятки новых соединений в форме особо чистых монокристаллов, пригодных для оптоэлектроники и лазерной техники; получили полупроводниковые и диэлектрические материалы с новыми ценными свойствами.
      Химики-органики выполняют исследования, необходимые для работ по молекулярной биологии, ведущихся в Институте цитологии и генетики.
      Сначала раздельно работали геологи, изучавшие физико-химические свойства измельченных минералов, и химики, которые исследовали механизмы поведения солей при импульсном сжатии. Объединение их усилий
      привело к стремительному развитию нового научного направления — механохимии, которое дало уже ряд поразительных результатов. Оказалось, например, возможным проводить химические реакции между твердыми телами без растворителей, получать минеральные удобрения без всякойобработки кислотой. С другой стороны, изучение поведения измельченных в пыль минералов дает ответ на многие вопросы теоретической и прикладной геологии.
      Тесные узы соединяют все институты математического и технического профиля. Например, турбулентность потоков изучают и теплофизики (с точки зрения ее влияния на теплопередачу), и механики (от нее зависит сопротивление воздуха, испытываемое летательными аппаратами), и специалисты по ядерной физике (ибо движение плазмы тоже турбулентно), и специалисты по лазерной технике (ибо именно лазерные приборы позволяют изучить наиболее тонкие эффекты при возникновении турбулентности).
      Наличие в академгородке ряда физических институтов, владеющих тонкой техникой эксперимента, оказало благотворное влияние и на другие науки. В Институте органической химии, скажем, разработаны приборы и методы для биохимического ультрамикроанализа, в том числе микроспектрофотометры, позволяющие получать все необходимые данные о живой ткани или веществе по ничтожным их количествам, измеряемым единичными каплями или миллиграммами. Этот прибор опередил мировой уровень приборной техники. Часть его электронных блоков, отвечающих за высокую точность и быстродействие, создали специалисты из Института ядерной физики.
      А Институт автоматики и электрометрии, где создаются современные приборы и устройства, стал в последние годы в полном смысле слова законодателем автоматизации научных исследований, плодами его работы пользуются и физические, и химические институты.
      Идея создания комплексного научного центра себя оправдала. Конечно, представленные в нем науки развивались и по законам собственной логики, но немалую роль играли, по моему мнению, общая атмосфера научного поиска, общие заботы и устремления, общее жизненное пространство.
      На собрании Академии наук, посвященном 10-летию нашего отделения, президент академии М. В. Келдыш говорил: «За десять лет существования Сибирское отделение превратилось в один из крупнейших научных центров страны. В нем выросли замечательные научные кадры, крупные научные коллективы, способные решать труднейшие задачи, выдвйгаемые современной наукой, техническим прогрессом, развитием народного хозяйства и культуры».
      После формирования в основном Новосибирского научного центра все больший приоритет в развитии стали получать другие центры Сибирского отделения. Существенно начали укрепляться научные учреждения, расположенные в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Были созданы новые научные учреждения во Владивостоке, Иркутске, Красноярске, Хабаровске и других городах. Оживление работы этих «периферийных» (по отношению к Новосибирску) организаций, увеличение там численности и повышение квалификации специалистов явилось необходимой предпосылкой для того, чтобы начать их дальнейшее интенсивное развитие. Сюда стало направляться больше средств на строительство и укрепление их материальной базы.
      Вторым по величине после Новосибирского является Иркутский научный центр (8 институтов). Широко известны работы находящихся здесь Лимнологического и Энергетического институтов. В последние годы иркутские ученые, особенно геологи, геохимики, географы, активно включились в работы по проблемам, связанным с освоением зоны Байкало-Амурской магистрали.
      Быстрее других развивались в последние годы Томский и Красноярский научные центры.
      В научной жизни Томска произошло своего рода возрождение. В первые годы создания Сибирского отделения начался отток в Новосибирск значительной части зрелых ученых из Томска, и он на время потерял ведущее положение в научном мире Сибири. Однако активная работа молодых вузовских ученых во главе с В. Е. Зуевым (теперь членом-корреспондентом) и действенная поддержка областного партийного руководства привели к тому, что этот старинный город быстро восстановил свои научные позиции. На базе тесного объединения вузовской науки, подготовки кадров и промышленности в Томске выросли сначала академические ячейки, превратившиеся затем в серьезные институты. Этому также способствовало экономическое развитие области в связи с открытием там нефти и строительством крупных химических предприятий.
      Исключительные природные ресурсы Красноярского края, бурный рост промышленности требуют соответствующих темпов развития науки. Прочная основа для этого заложена академиками Л. В. Киренским и А. Б. Жуковым — создателями Института физики и Института леса и древесины. Сейчас под руководством крайкома партии в крае (как и в Томской области) происходит интенсивная консолидация всех научных сил.
      За годы работы Сибирского отделения существенно выросли научные комплексы в национальных республиках Якутии и Бурятии. Под руководством председателя Якутского филиала члена-корреспондента Н. В. Черского расширились исследования по проблемам Севера. В Бурятии наряду с исторически сложившимися направлениями в области общественны с наук получили большое развитие естественные науки*
      Что касается научных учреждений в Западной Сибири, то здесь Сибирское отделение допустило просчет. Наша ошибка состоит, в частности, в том, что до сих пор нет академического учреждения в Тюмени, что мы относительно мало обращали внимания на нужды Алтая, Кузбасса, Омской области.
      Сейчас президиум Сибирского отделения принимает решительные меры для исправления возникших диспропорций и для дальнейшего развития филиалов отделения.
      Конечно, не все нам удалось в равной степени. Задуманное более двадцати лет назад реализуется и растет много быстрее, чем мы предполагали.
      Хотя и не все шло так гладко, как проектировалось, сегодня можно уверенно сказать, что внедрение новых организационных идей принесло такие реальные достижения, которые убеждают нас в правильности выбранного пути. Удалось создать институты, которые получили результаты мирового масштаба как в области теории, так и в области ее приложений. Все больше научных разработок становятся базой новых технологий, образцов машин, приборов, новых сортов растений, используемых в народном хозяйстве.
      Высоко оцениваются работы отделения и за рубежом. В последнее время академгородок ежегодно посещают около двух тысяч зарубежных гостей: государственных Деятелей, ученых, представителей делового мира. Инте-
      pec к нашим исследованиям, к организации науки и образования с каждым годом возрастает, и нередко наш опыт просто заимствуется. В некоторых странах решили, что и им пора создавать научные центры на периферии. Во Франции, к примеру, столетиями большая наука дислоцировалась в Париже. Теперь научные центры созданы и в других городах. В Японии мне рассказывали о научном центре Цукуба, названном «младшим братом академгородка». Слышал я и об алжирском академгородке...
      А в Болгарской Народной Республике нас уже кос в чем опередили — там созданы Единые центры науки и образования.
      Новосибирский академгородок, ставший лицом Сибирского отделения, лицом новой социалистической Сибири, несмотря на свои огромные успехи, все же только начало настоящего развития науки на востоке страны. Предстоит еще огромная работа, чтобы на этой необъятной территории распространить научные институты и лаборатории, приблизить их к сегодняшним и грядущим центрам развития.
      В перспективе институты Сибирского отделения способны существенно увеличить свой вклад в развитие производительных сил восточных районов, в ускорение технического прогресса, планомерное наращивание производственного и научного потенциала Сибири. Это будет достигнуто совместными усилиями коллективов, специализирующихся в различных сферах знания, — учреждений физико-математического, химико-биологического, геолого-географического, экономического профиля, совместным трудом ученых и работников народного хозяйства старшего поколения и способной молодежи.
      Я думаю, что еще долго не изменится эмблема Сибирского отделения, в центре которой греческая буква сигма — знак, означающий в математике сумму. В нашем случае это сумма наук, сумма коллективов, сумма усилий.
     
      ОТ ИДЕИ ДО МАШИНЫ
      По своим масштабам и значению происходящий в наше время бурный процесс развития науки и техники носит поистине революционный характер. Причем мы являемся свидетелями пока лишь начального этапа развертывающейся научно-технической революции, охватившей весь мир. Не надо быть пророком, чтобы предсказать: с каждым годом роль науки, ее влияние на все стороны человеческой деятельности будут стремительно возрастать. Открытия, которые уже сделаны и на пороге которых мы находимся, дают в руки людей колоссаль ные возможности. Каких-нибудь двадцать лет назал о них нельзя было даже мечтать. Идеи ученых, казавшиеся фантастическими, несбыточными, сейчас находят свое материальное воплощение.
      Бурный рост науки сопровождается резким ускорением процесса реализации научных достижений в производстве. Известно, что для внедрения фотографии понадобилось 112 лет, телефона — 56. Застежка-«молния» пробивала себе дорогу полвека, некоторые западные предприниматели даже разорились на попытках реализации этого нехитрого изобретения. Столько же времени прошло от открытия электромагнитной индукции до первой электрической лампочки. Для радио понадобилось уже 35 лет, для телевизора — 14. А для атомной бомбы — всего 6 лет, хотя эта проблема на много порядков сложнее, чем «проблема застежек».
      Сейчас целые огромные области науки очень быстро переходят в сферу практического применения.
      Основоположник научного коммунизма Карл Маркс очень точно назвал производство технологическим продолжением науки. То, что сегодня является предметом лабораторных исследований, завтра должно воплотиться в новые машины, материалы, конструкции, технологические процессы. Темпы внедрения новейших достижений науки в практику в значительной степени определяют и темпы развития народного хозяйства, роста производства, улучшения благосостояния людей.
      Вспомним характеристики, которые присваивали нашему времени: век атома, век космоса, автоматики, полимеров, полупроводников. А ведь совсем недавно все это было чистой наукой, далекой от приложений.
      Весь ход развития мировой промышленности свидетельствует о том, что в экономическом соревновании государств одним из решающих условий является эффективное и быстрое использование научных достижении.
      Страна, которая раньше других создает новые отрасли хозяйства, быстро внедряет новую технику, в кратчайший срок налаживает массовый выпуск новых высококачественных изделий, эта страна вырывается далеко вперед и получает большие преимущества перед другими государствами. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы все открытия, все достижения науки не оставались «вещью в себе», а как можно быстрее применялись на практике, ускоряли технический прогресс.
      Мы располагаем сегодня великолепными кадрами ученых и инженеров и во многих направлениях науки опережаем другие страны. Но в то же время уровень некоторых отраслей промышленности у нас часто оказывается ниже мирового стандарта. Как повысить эффективность внедрения научных достижений в промышленность? Как ускорить отдачу в народное хозяйство научных исследований?
      Пока на этот счет идут горячие споры. Проблема внедрения — это проблема преодоления противоречий между учеными, выдвинувшими новую идею, и директором завода, который закономерно не хочет идти на риск.
      За рубежом тысячи предпринимателей разорились на попытках использовать принципиально новые идеи. В нашей системе управления народным хозяйством имеются все возможности, реально оценивая риск, проводить в жизнь новые научные открытия. Есть две крайности: одни считают, что надо новое открытие сразу передавать промышленности, а другие — ждать, когда сама промышленность начнет использовать открытие. И то и другое плохо.
      При этом надо помнить, что связь науки с жизнью — явление не одностороннее. Нельзя не видеть, что эта связь в наши дни становится взаимозависимой, непременной и обязательной как для ученых, так и для практиков. Каждому понятно, что технический прогресс прямо зависит от успехов науки. В свою очередь, контакт с производством, несомненно, оказывает благотворное влияние и на науку.
      Настоящий ученый не может замыкаться в стенах своей лаборатории без ущерба для творчества. Он обогащается идеями, плодотворнее ведет исследования, если регулярно посещает крупные стройки, промышленные предприятия, колхозы и совхозы, завязывает личные контакты с практиками. Ученые обязаны выявлять затруднения, с которыми сталкивается практика, чтобы оказать помощь, используя готовые научные данные или поставив необходимые эксперименты.
      Тесная связь с народным хозяйством была с первых дней организации Сибирского отделения одним из его основополагающих принципов. Когда еще возводились здания институтов, бригады ученых СО АН уже выезжали на предприятия и стройки Сибири — в Норильск, Якутию, на Красноярскую ГЭС, на заводы Омска и Кемерова, на шахты и рудники Кузбасса. Читали лекции, давали консультации, устанавливали связи, многие из которых превратились в многолетние, переросли в прочное сотрудничество.
      СО АН постоянно поддерживает связь с сотнями предприятий, преимущественно в Сибири, и сотни его разработок внедрены или внедряются в народное хозяйство.
      Об этом много писали и пишут.
      Высокую оценку производственников получили система автоматизированного управления производственным процессом на заводе, новые катализаторы и биохимические препараты, промышленные ускорители, гидроимпульсная техника, методы сварки металлов взрывом, автоматизированный рудник (шахта будущего). Велико значение создания экономико-математических моделей межотраслевых народнохозяйственных балансов, работ в области разведки нефти, газа, полиметаллов. Я не хочу заниматься перечислением. Важнее, на мой взгляд, проследить, как развивалась сама технология внедрения, передачи научной разработки в промышленность.
      Сегодня, в начале 80-х годов, многие формы внедрения, утвердившиеся в Сибирском отделении, давно уже доказали свою эффективность, получили широкое признание. И все-таки еще значительная часть разработок ученых не доходит до предприятий или доходит только до единичных, хотя их широкое использование принесло бы государству огромную прибыль. Поэтому поиск не прекращается.
      Я хотел бы показать на конкретных примерах, как шла на сближение с практикой сибирская наука, как мы искали кратчайшие пути от научного открытия до его использования в народном хозяйстве — путь «от идеи до машины». Поскольку сибирская наука — тема чересчур огромная, то примеры эти будут из практики только одного Института гидродинамики. Он был организован в числе первых, начал работу, еще даже не имея собственного здания, и он первым испытал на себе различные варианты взаимодействия с промышленностью.
      Может показаться, что на этом пути было уж слишком много трудностей. Но о них не стоит забывать — преодолевая их, мы постепенно выработали понимание, как же лучше вести дело.
      Первым практическим выходом наших работ по физике взрыва стало, как уже рассказывалось в одной из первых глав, уничтожение подводной скалы на территории Новосибирского порта.
      Собственно, почти все научные исследования по взрыву, которые велись в Институте гидродинамики, так или иначе сопровождались (или завершались) опытными работами, имеющими практическое значение. Так, изучение действия накладных зарядов пироксилиновых порохов имело своим продолжением работы по уборке подводной скалы на Казачинском пороге Енисея, на порогах Ангары.
      Были и другие варианты, когда тема исследования сама приходила в институт с завода, со стройки, из колхоза. В первые годы работы института таких тем было особенно много. Узнав о новом научном центре, руководители сибирских предприятий спешили призвать науку т помощь для решения трудных или непосильных для них задач.
      Чем только не занимались мы в те годы: исследовали причины возникновения электрических искр (и пожаров) при транспортировке нефтепродуктов в танкерах; давали рекомендации по обводнению высыхающих озер вАлтайском крае; рассчитывали гидравлический удар в гидросистемах по заказу завода «Тяжстанкогидропресс»; изучали на Братских порогах, как ведут себя в речных потоках личинки мошки и как надо вести их химическую обработку с самолета, чтобы достичь успеха... Это была своего рода пристрелка. В результате через несколько лет па базе научного задела института и запросов практики постепенно выделились и сформировались несколько крупных проблем — тех самых, решение которых могло сыграть заметную роль в развитии целых отраслей народного хозяйства.
      В 1960 году Новосибирский стрелочный завод обратился к нам, в Инсштут гидродинамики, с просьбой придумать что-нибудь для упрочнения железнодорожных стрелочных крестовин.
      Самая уязвимая часть стрелки — сердечник крестовины (это клин, который укладывается на пересечении рельсов). Под ударами вагонных колес он быстро изнашивается. Если стрелка служит 3 — 3,5 года, то крестовина выходит из строя в три раза быстрее. Между тем скорости на железных дорогах растут, появляются новые мощные локомотивы, большегрузные вагоны. А ежегодная замена стрелок — это и потери металла, и перебои в движении поездов. Как же упрочнить стрелку?
      Известен старый, дедовский способ отбивать косу — при этом повышается твердость режущей кромки косы, и она дольше не тупится. Упрочнить металл можно двумя путями: или добиться идеальной структуры его кристаллической решетки, так как любой дефект в этой структуре оказывается зародышем будущих деформаций и трещин, либо, наоборот, заранее деформировать эту структуру динамическими нагрузками, например резкими и сильными ударами.
      Попытки заводчан упрочнять стрелки механическими способами (прокаткой роликами, ударами пневматического молота) были неудачными — трудоемко, дорого, долго. И тогда мы впервые попробовали использовать для этой цели взрыв. Сотрудники института
      А. А. Дерибас, Ю. А. Тришин, Е. И. Биченков быстро провели нужный опыт. Обработанная взрывом стрелка была поставлена на путь, и через полгода стало ясно, что она может служить почти в два раза дольше, чем обычная, не подвергшаяся обработке взрывом. Конечно, это было не так просто. Потребовалось тщательное исследование воздействия взрыва на материал сердечника, конструирование специальных взрывных камер.
      Упрочненные в лаборатории сердечники — а их было больше тысячи — прошли испытание практически на всех дорогах страны. Эта работа завершилась пуском на Новосибирском стрелочном заводе первого в нашей стране, да и в мире, опытно-промышленного цеха по упрочнению изделий во взрывных камерах. За одну стотысячную долю секунды взрыв упрочняет поверхностный слой высокомарганцовистой стали стрелочной крестовины на глубину до 40 миллиметров. Весь цикл обработки сердечника занимает 25 минут. Стойкость изделий возрастает в полтора раза. Каждая такая камера — а их сейчас шесть — может экономить в год до миллиона рублей. А весь цех обошелся в 2,5 миллиона рублей. Прекрасно, не правда ли?
      Но, когда я читаю сообщение об этом на первых полосах центральных газет, меня не оставляет чувство горечи. Я не могу забыть, каким тернистым, каким бессмысленно долгим оказался путь до первых партий крестовин, упрочненных взрывом, до специального цеха на Новосибирском стрелочном заводе. Сейчас даже стыдно об этом вспоминать: от разработки технологии до ее запуска на заводе прошло 15 лет! Испытания и обсуждения, изучение и рецензирование то в отраслевом НИИ, то в главке, то в министерстве тянулись бесконечной чередой; едва выбили средства на проектирование цеха, как оказалось, что нет свободных проектировщиков... Из-за бюрократической волокиты наше государство, обладающее самой мощной в мире железнодорожной сетью, потеряло миллионы, десятки миллионов рублей.
      Теперь упрочнение взрывом уже увереннее продвигается в промышленность. С его помощью можно увеличивать стойкость экскаваторных зубьев, бульдозерных ножей, рабочих органов дробилок. Такие участки уже работают на Кузнецком металлургическом комбинате, в Кривом Роге, в Мирном.
      Разработка метода упрочнения случайно привела к новому научно-техническому открытию. Желая усилить эффект и избавиться от возможных при взрыве нарушений поверхности металла, попробовали упрочнять стрелку, метая на нее взрывом металлическую пластину. При опытах неожиданно обнаружилось, что иногда металлическая пластина намертво прилипает, приваривается к стрелке. С этим нежелательным эффектом пытались бороться, но отодрать пластину от стрелки часто было абсолютно невозможно. Однажды во время осмотра такого образца в лабораторию зашел сотрудник из отдела прочности, посмотрел и воскликнул: «Товарищи, это же новый метод сварки!» Оценка, данная этому явлению специалистом по прочности, хорошо знакомым с обычной сваркой, сыграла огромную роль и явилась примером того, как важно в коллективе (или рядом) иметь ученых и практиков разных специальностей.
      За разработку теории и практики сварки взрывом взялась лаборатория А. А. Дерибаса. Выяснилось, что при соударении двух металлов во время взрыва возникает такое давление, что прочностные свойства металлов становятся несущественными, в узкой зоне, примыкающей к поверхности контакта, металлы ведут себя как жидкости. На эту мысль наталкивала и картина шва — он имел вид застывшей волны. (О странной, но плодотворной идее — считать сталь жидкостью — подробно будет рассказано в главе «Парадоксы взрыва».)
      Случайно сделанное открытие оказалось настолько удачным, что как из рога изобилия посыпались новые технологии. Чем дальше продвигались исследователи, тем больше новостей они узнавали. Сварка взрывом обладала рядом огромных преимуществ по сравнению с традиционными методами: холодной сваркой, наплавкой, совместной прокаткой.
      Первое: она могла соединять не только сталь со сталью, но и производить десятки других сочетаний, которые ранее сварке не поддавались, например, сталь плюс титан, сталь плюс медь, медь плюс титан. Позднее научились даже получать соединения металла с керамикой. При этом можно было получать не только биметалл (соединение двух металлов), но и многослойные композиции.
      Второе: место соединения различных металлов получалось, как правило, прочнее, чем слабейший из металлов в отдельности: при испытаниях рвался металл, но не место сварки.
      Третье: свариваемые детали могли быть больших размеров (при холодной сварке, например, рабочий участок должен быть не более десятка квадратных сантиметров, а если нужны листы метровых размеров?), а также криволинейной формы.
      Четвертое: обычно перед сваркой требовалось тщательно очищать соединяемые поверхности, чтобы убрагь мешающие пленки окислов и микронеровности. А взрыв своим огненным дыханием «сдувал» с поверхностей все лишнее.
      Пятое: при сварке все процессы соединения металлов происходят в течение стотысячных долей секунды. Поскольку подготовка к взрывному процессу также не требует много времени, то можно считать, что производительность этого способа превышает другие в десятки и сотни тысяч раз.
      А что самое главное — открылась возможность создавать с помощью взрыва новые многослойные материалы, сочетающие механическую прочность с химической стойкостью, антикоррозийной устойчивостью и другими ценными качествами.
      В процессе работы и бесед со специалистами стало ясно: сварка взрывом может дать огромный экономический эффект. Нержавеющую сталь, нужную, например, для химических реакторов, но дорогую и дефицитную, теперь стало возможным заменить обычной и только тонкий внутренний слой в установке сделать из нержавеющей. Получится реактор с теми же качествами, но в 5 — 10 раз дешевле.
      Или другой пример: сосуды для варки оптического стекла делаются из драгоценного металла — платины. А ведь можно только облицевать внутреннюю поверхность платиной, а сам сосуд делать из более дешевого металла.
      Явление сварки металлов при взрыве потребовало многообразных исследований. Нужно было и подбирать наиболее подходящую взрывчатку (чтобы не повредить свариваемые детали), и размеры зарядов, и толщину соединяемых слоев, нужно было тщательно изучить, как происходит соединение двух металлов в зоне шва, какие факторы на него влияют.
      Начинали с самого простого — получения листового биметалла. В самые первые годы, когда сварка взрывом еще не вышла из стадии экспериментов, заказы некоторых заводов, особо нуждавшихся в биметалле, мы выполняли своими силами. Бывали случаи, когда металл возили в Новосибирск специальными рейсами самолетов, затем доставляли в академгородок, где мы в ближайшем овраге оборудовали взрывной полигон и производили сварку, и самолетом же отправляли продукцию обратно. Если дело было зимой, при 30-градусном морозе, то приходилось греть детали в специальной ванне с теплой водой, которая была сооружена тут же, в овраге, — иначе промерзший металл плохо сваривался. Но так делалось, конечно, только для изделий особой важности, в единичных случаях.
      В 1964 году Институтом гидродинамики совместно с Кузнецким металлургическим комбинатом была изготовлена первая опытно-промышленная партия биметаллических заготовок — малоуглеродистая сталь плюс нержавеющая — для прокатки в листы общим весом 100 тонн.
      Как выяснилось позднее, это была первая в мире опытная партия биметалла, полученного сваркой взрывом в промышленных условиях.
      У А. А. Дерибаса скоро нашлись единомышленники и последователи. В Барнауле работы по сварке взрывом начались в Алтайском научно-исследовательском институте технологии машиностроения и на котельном заводе. Энтузиасты этого дела Б. Д. Цемахович и молодой инженер, недавний практикант Л. Б. Первухин храбро взялись за ответственный заказ, который им предложил Ленинградский Металлический завод, — облицевать лопасти турбины Братской ГЭС особо прочной сталью, устойчивой против коррозии. Первый успех окрылил. Решили облицевать тем же способом лопасти гидротурбин Красноярской ГЭС. Но это было гораздо труднее: турбины были огромных размеров, лопасти представляли собой криволинейные плоскости. И вот неудача. При очередном взрыве восьмитонная лопасть разрушилась. И вторая лопасть тоже. И третья...
      Завод больше не мог рисковать — там вернулись к старому способу автоматической наплавки. Два года сотрудники А. А. Дерибаса и Б. Д. Цемаховича в Новосибирске и Барнауле и вместе и порознь бились над усовершенствованием технологии. И все-таки турбины Красноярской ГЭС были облицованы с помощью взрыва, что обошлось на полтора миллиона рублей дешевле. А следом за этим взрыв используется для той же операции при изготовлении турбин Чарвакской ГЭС.
      Позже Барнаульский котельный завод выпустил сотни тонн биметалла, из которого изготовлены, в частности, некоторые агрегаты Билибинской атомной электростанции.
      Сварка взрывом пришлась ко двору в гидроэнергетике. С ее помощью не только облицовывают лопасти турбин, но и изготовляют подпятники (опорные подшипники) крупных электрогенераторов вертикального типа. Дело в том, что антифрикционный сплав баббит, на который и опирается вал генератора, очень плохо соединяется со сталью, из которой сделана основная опора. А после покрытия стальных сегментов подшипника слоем меди (с помощью взрыва!), на нее уже прекрасно ложится баббит, к тому же медь улучшает отвод тепла, образующегося при трении.
      Первым на этот метод перешел ленинградский завод «Электросила», позже новосибирский Сибэлектротяжмаш, за ними и другие заводы страны. Сейчас сварка взрывом — обязательная технологическая операция при изготовлении подпятников крупных электрогенераторов.
      Несколько лет назад заработал промышленный участок сварки взрывом на новосибирском заводе «Сиблит-маш». Теперь тут делают втулки не из бронзы, как раньше, а из стали, облицовывая ее тонким слоем бронзы. Экономится ценный цветной металл, в 10 раз увеличилась производительность труда. И удалось запустить этот участок уже не за 15 лет, как на стрелочном заводе, а за 3 года. И произошло это не потому, что мы теперь больше знаем о взрывных технологиях. Главное — выросли кадры, появились люди, способные обеспечить продвижение новинки от рождения научной идеи до ее реализации.
      У золотодолинцев, начинавших с опытных взрывов в овраге, появились к тому времени ученики и последователи. Сейчас над этой проблемой трудятся только в Новосибирске один доктор наук, пятнадцать кандидатов наук, получено более сотни авторских свидетельств на изобретения. Первый отряд «сварщиков» составили выпускники Новосибирского университета, которые еще со студенчества связали свою судьбу со взрывом; второй вырос среди заводских инженеров — энтузиастов нового дела. Ежегодно к ним добавляются все новые и новые специалисты — те, кто обучается по специальности «сварка взрывом» в НГУ или учится в других вузах, по проходит практику и пишет дипломы в лаборатории взрывных процессов Института гидродинамики и в СКВ гидроимпульсной техники.
      Без таких людей нечего и говорить о реализации новой научной идеи, особенно если она родилась на стыке наук и непонятна даже самым квалифицированным специалистам отдельно взятой отрасли. Это как раз тот случай, когда профессиональные знания не выручают и нужно нечто большее: взрывники ничего не понимают в металлургии, а металлурги — во взрывном деле, тем и другим биметалл кажется химерой, материалом «от лукавого».
      То, что появляется на стыках, особенно трудно продвигать в практику. Возникает интересная идея, а внедрять ее некому: нет понимающих людей на заводах, ибо завод имеет специалистов лишь своего профиля, нет понимающих и в отраслевой науке — причина та же. А непонятная, «непрочувствованная» идея всюду встречается в штыки. Говорят: не наше, чужое, мы этого не знаем, в это не верим. Тут не просто консерватизм, неприятие нового, а отрицание непонятного, из «чужой» науки пришедшего. Психологически это очень интересно, а на практике причиняет массу неприятностей.
      Помню, какую борьбу пришлось выдержать молодому А. А. Демчуку, автору взрывных камер. Такие камеры были сконструированы отлично. В них безопасно можно было производить взрыв в заводском цехе. Но у страха Глаза велики... Потеряв всякую надежду убедить работников стрелочного завода своими расчетами в абсолютной надежности взрывных камер, А. А. Демчук произвел подрыв взрывчатки, сидя на самой камере. Конечно, он получил за это несколько выговоров, в том числе и от меня, но доказал свою правоту. Сейчас в разных городах страны эксплуатируется около 30 промышленных камер, некоторые интенсивно работают более десяти лет.
      Подведем краткие итоги. Взрывные технологии обработки металла зародились почти двадцать лет назад. Используются они сегодня на нескольких десятках крупных предприятий. Научные исследования в этой области ведутся в Новосибирске, Киеве, Барнауле, Волгограде. Опытно-промышленные участки, где применяется взрыв, введены в действие на предприятиях Новосибирска, Новокузнецка, Барнаула, Жданова, Киева, Нытвы, Свердловска, Зыряновска и других городов. Обработка металла взрывом ведется на открытых полигонах, в глубоких шахтных выработках, в специальных камерах прямо в цехах. В биметаллах нуждаются гидроэнергетика й атомная энергетика, самолетостроение, судостроение, химическое и сельскохозяйственное машиностроение, отрасли новой техники.
      И все-таки медленно, страшно медленно продвигается это новое дело в промышленность.
      Параллельно с нами сваркой взрывом занимались в США, позже, но в больших масштабах в Швеции, ФРГ. Японии. По количеству различных применений взрыва для сварки и по разработке теории мы сегодня занимаем первое-второе места в мире, но по массовому применению существенно отстаем. У нас 99 процентов нержавеющей стали в стране используется в виде монолита, и только один процент идет на покрытия, а можно и нужно наоборот, это даст огромную экономию. Почему-то сейчас никому не приходит в голову при массовом строительстве возводить стены из мрамора — архитекторы чаще используют его только как облицовку.
      Решить аналогичный вопрос со сталью оказалось много сложнее. Мешают, в частности, несовершенные экономические критерии. Если заменить дорогую нержавейку дешевым биметаллом, цена изделия сразу упадет, а вместе с ней «сгорит» и финансовый план завода... Какой же директор захочет бороться за такую новинку?
      По-видимому, нужно, чтобы завод, который внедряет новшество, продавал бы свои изделия по старой цене в течение трех-четырех лет. И за счет экономии имел бы возможность расширять производство, строить дома, детские ясли, плавательные бассейны, дома отдыха для своих рабочих и т. д. Надо, чтобы завод получал материальный доход от внедрения нового. Обязательно! Производство должно иметь явные, понятные каждому рабочему и инженеру преимущества от реализации научных идей. Завод надо поставить в такие экономические условия, чтобы он сам выискивал повсюду хорошие научные идеи. Тогда у него найдутся и свободные мощности, и помещения для испытаний, изготовления опытных образцов, опытных серий, для отладки и обкатки новой технологии.
      Другая технология с использованием взрыва — штамповка — вошла в жизнь гораздо легче. Я объясняю это тем, что здесь с самого начала возникла взаимная заинтересованность науки и производства друг в друге. Нашим активным и надежным партнером стало мощное предприятие — новосибирский авиационный завод имени В. П. Чкалова. Зачем же понадобился взрыв самолетостроителям?
      Одна из тенденций современного машиностроения — увеличение прочности материалов: конструкции из них могут быть меньшего сечения и веса, сокращается расход металла. Но изготавливать детали из таких особо прочных материалов становится все труднее и труднее. Один из эффективных способов — штамповка с импульсным (быстрым) нагружением, в том числе с помощью взрыва.
      Но применение взрыва в промышленности всегда ограничивалось потенциальной опасностью метода. Все-таки взрыв есть взрыв, и вводить его в цех страшновато. Причем опасен бывает не сам заряд взрывчатого вещества: современные ВВ довольно инертны, и чтобы привести их в действие, нужен первоначальный минивзрыв, который осуществляет специальный капсюль-детонатор. Такой капсюль должен быть достаточно чувствительным, чтобы он легко, быстро и в нужный момент срабатывал по командному сигналу (обычно это включение тока). Для безопасности же от него требуется совсем обратное — малая чувствительность, чтобы он не взорвался при случайном толчке, ударе, падении. Словом, детонатор — дело тонкое. Я хорошо помню, как однажды во время экспериментов мы потеряли такой капсюль в траве и четыре часа ползали на четвереньках, пока не нашли. Иначе, нечаянно наступив на него, любой из нас мог бы распрощаться с жизнью.
      В Институте гидродинамики была расшифрована структура механизма детонации в различных взрывных средах, и эти исследования вместе с работами Института химической физики АН СССР были удостоены Ленинской премии и отмечены двумя дипломами на открытия. Изучая процессы детонации, один из моих учеников, Л. А. Лукьянчиков, обнаружил, что, используя некоторые свойства этого явления, можно создать совершенно безопасный в обычных условиях детонатор. Такой детонатор можно бросать, бить молотком, даже подключать к нему ток от промышленной сети — он не взорвется, так как в нем отсутствует высокочувствительное ВВ. Чтобы подорвать его, нужен ток высокого напряжения от специального генератора. Таким образом, появилась возможность спокойно вести взрывные работы в заводских условиях.
      Прогрессивное руководство завода быстро оценило открывшуюся перспективу применения новых, высокоэффективных средств металлообработки с помощью взрыва. Вместе с сотрудниками Института гидродинамики в работу включились заводские специалисты, разработчикам были предоставлены большие производственные и материальные возможности. Благодаря поддержке и авторитету завода имени В. П. Чкалова, ведущего в своей отрасли, удалось быстро наладить промышленный выпуск новых детонаторов; без этого нечего было и думать о введении взрыва в технологическую цепочку. Безопасность зарядов ВВ позволила наладить даже механизированную их подачу пневмотранспортом — такого в практике взрывного дела еще не бывало!
      В итоге на заводе впервые в мировой практике был создан производственный участок серийной взрывной штамповки деталей из листового металла. Механизированные гидровзрывные установки в 5 — 7 раз снизили трудоемкость обработки, сократили расход материалов, позволили освободиться от ручных доводочных работ. Самое же ценное — что заводские технологические службы сами занялись потом передачей документации и помогали в наладке штаповки взрывом на других заводах. Таким образом, произошло широкое распространение научной разработки — то, что позже стали называть «выходом на отрасль».
      Следующей сферой использования безопасных взрывов стало строительство. Известно, что взрыв очень эффективен для дробления мерзлых и скальных грунтов, но использовать его всегда было хлопотно — нужно отводить на большое расстояние людей, технику, в момент зарядки останавливать все другие работы, отключать электроэнергию (все для того, чтобы обезопаситься от случайного подрыва чувствительных детонаторов!).
      Новый тип детонатора позволил снять многие ограничения и работать совершенно спокойно. Кроме того, строители предложили закрывать заряд сверху многотонной «крышкой», которая заглушает звук так, что уже на расстоянии 15 — 20 метров нет никакой опасности ни для людей, ни для строений. При таком использовании взрыва производительность экскаваторов возрастает двое. Вдумайтесь — маленький детонатор, умещающийся на ладони, как бы делает работу еще одного экскаватора! Этот метод, проверенный и усовершенствованный совместно со строителями Новосибирска, широко используется в различных городах, а в последнее время и на строительстве БАМа.
      На богатом опыте внедрения взрывных технологий мы наглядно убедились, что при любой сколь угодно прекрасной начальной идее нужна большая техническая доработка, нужны материальное обеспечение и люди, -причем очень разные: и знающие науку, и инженеры, и квалифицированные думающие рабочие. Все они должны трудиться вместе над экспериментальным образцом.
      Опыт многих институтов Сибирского отделения показал, что принципиально новую идею внедрить в промышленность могут лишь люди, которые ее понимают,
      в какой-то мере принимали участие в ее разработке или же, как минимум, знают о ней из первых рук. Иначе может получиться нечто похожее на игру в «испорченный телефон»: идея порой предстает перед производством в таком виде, что внедрение ее представляется просто невозможным. Непонимание глубинной сути открытия заставляет людей идти по пути так называемого «частичного внедрения», когда сердце новой идеи пытаются пришить к туловищу старой. И наступает, как в биологии, «реакция отторжения»: тогда начинают говорить, что новшество «не работает», оно, мол, вообще неэффективно и т. п. Авторы упираются лбом в стену непонимания, годы и годы, порой десятилетия уходят на ненужную полемику, ка доказательство того, что идея хороша, но не понята, и так далее.
      К сожалению, описанные мытарства со стрелочным заводом были не единичны. Как-то мы передали на завод для серийного производства созданную нами машину. Передали чертежи и... через какое-то время получаем с завода письмо, в котором говорится, что наша машина никуда не годится, не работает. Едем выяснять, в чем дело. Оказывается, на заводе нарушили наши рекомендации. Пока разбирались, что к чему, ездили друг к другу — прошел год. Был и такой случай. Пишут нам с завода, что они улучшили конструкцию нашего прибора. Мы забеспокоились: не напортили бы чего. Но почему-то сразу не поехали выяснить, что они там улучшили. Через полгода опять получаем письмо: «Ничего не получается, вы нам передали неправильные рекомендации». Поехали разбираться. Оказывается, на заводе из-за недостатка опытных специалистов не улучшили конструкцию прибора, как мы и предчувствовали, а ухудшили, да так, что просто уничтожили нашу машину, использовав при «улучшении» классические принципы из учебников, которые мы путем долгих лет работы как раз стремились сломать, в чем и состояло существо нашего открытия. Опять потеря времени, потеря средств, ненужная волокита.
      Поэтому для успешного внедрения научных идей на первое место, безусловно, надо поставить проблему кадров, ибо будь созданы даже все необходимые для внедрения технические и экономические условия, но без понимания сути, души открытия дело не пойдет.
      В СЗ-х годах комсомол новосибирского академгородка поднял большое дело — организовал научно-производственное объединение «Факел», которое занималось доработкой и внедрением научных идей в производство, «Факел» на договорных началах привлекал к работе научных сотрудников (преимущественно молодежь), аспирантов, студентов, именно тех, кто был у истоков новых научных разработок, и тем самым ощутимо ускорял процесс внедрения и помогал академическим институтам, занятым фундаментальными исследованиями, доводить их идеи до практического использования. Не менее важно было и то, что «Факел» прививал молодежи навыки организационной работы, воспитывал лич- ную ответственность за выполняемое дело. Но «Факел» был закрыт — он не вписался в существующие законоположения. Победило бюрократическое единообразие — чтобы все шли «в ногу».
      Мне представляется, что по-настоящему государственный подход состоит как раз в гибкости формы работы, в сознательном проведении социальных экспериментов.
      Таким крупным экспериментом в области сближения . науки и производства стало создание вокруг академгородка так называемого «пояса внедрения» — группы отраслевых конструкторских бюро.
      Жизнь показала, что традиционный «конвейер» внедрения — академический институт — отраслевой институт — конструкторское бюро — промышленность — часто действует слишком медленно. Сплошь и рядом ; это объясняется ноеизной и необычностью научных идей, предлагаемых для практического использования. Сотрудники отраслевых институтов и заводские работни- ки нередко не в состоянии быстро воспринять их и перейти к реализации в промышленных масштабах.
      Эффект достигается гораздо быстрее и лучше, когда при самих академических институтах создаются и действуют конструкторские бюро и под непосредственным руководством авторов изобретений и открытий их «детища» исследуются, проверяются и передаются в промышленность в виде готовых образцов с отработанной технологией их изготовления, годной для серийного выпуска. Например, внедрение сварки взрывом существенно ускорилось, когда этим занялось отпочковавшееся от Института гидродинамики СК5 гидрсимпуль-сной техники, во главе которого встал главный автор " разработки А. А. Дерибас.
      Именно отсюда и родилось предложение о КБ двойного подчинения. Схема была такая: институт дает научную идею, министерство строит неподалеку от академгородка КБ, дает своих людей, мы — своих, авторов идеи и молодежь, кончающую университет. Все они вместе «доводят изделие». В этих КБ и экспериментальных производствах научная идея будет вызревать, обрастать плотью, превращаться сначала в чертежи, макеты, модели, потом в опытные образцы, которые можно будет уже передать для дальнейшего внедрения. Когда станет ясно, что все получается, министерство строит под эти изделия новый завод или цех, туда идут и разработчики, а КБ берется за новую научную идею. Это и будет максимально быстрый способ внедрения.
      Такова была схема, но в жизни все оказалось существенно сложнее. Поначалу все шло гладко. В 1966 — 1968 годах президиум Сибирского отделения АН СССР совместно с заинтересованными министерствами и ведомствами выдвинул проекты развертывания при Новосибирском научном центре нескольких отраслевых НИИ, конструкторско-технологических бюро с опытными производствами для постоянной практической отработки законченных исследований. Было намечено около 8 — 10 таких организаций. Наши предложения создать вокруг академгородка проектно-конструкторский пояс нашли поддержку. Началось строительство. Созданные НИИ и КБ приступили к работе на первых порах на площадях и оборудовании Сибирского отделения, разработки велись совместными силами.
      По замыслу НИИ и КБ пояса внедрения должны были иметь «двойное подчинение». Смысл его в том, что при сохранении обычных внутриведомственных отношений научное руководство их деятельностью должно обеспечивать Сибирское отделение АН СССР. Создание НИИ, КБ было поставлено в тесную связь с основными принципами жизнедеятельности нашего научного центра, опиралось на производственную и хозяйственную базу академгородка. Это обстоятельство открывало широкие возможности для повышения эффективности научно-технического сотрудничества, ускорения практической реализации законченных научных работ.
      Сотрудники специального конструкторско-технологического бюро катализаторов Министерства химической промышленности проанализировали средние затраты времени на получение нового катализатора по традиционной схеме. Выяснилось, что продукт приходит на завод через 10 — 12 лет. По новой цепочке взаимодействия, как показали подсчеты, только за счет сокращения излишних ступеней, совмещения операций, рационализации процедуры согласований затраты времени могут быть уменьшены вдвое. Аналогичные подсчеты, сделанные в специальном конструкторском бюро геофизического приборостроения Министерства геологии СССР, выявили возможность сократить затраты времени на выпуск сигнальной партии нового прибора в 3 — 6 раз в сравнении с существующей практикой.
      Во всяком начинании, тем более сопровождающемся нешаблонным изменением организационных и производственных связей, возникают проблемы, требующие особенного внимания и известной осмотрительности.
      Возникли они и здесь, причем в количестве, явно превышающем обычные «шероховатости», требующие «притирки» партнеров. Некоторые министерства охотно «сели» на нашей территории, а потом загрузили свои НИИ и КБ текущими задачами, а мощные ЭВМ — текущим счетом. Для нового у них уже не оказалось ни сил, ни средств. Появились опасения, довольно обоснованные, что отраслевые бюро и институты могут превратиться в обычные конструкторско-технологические коллективы с тематикой, отражающей текущие нужды отрасли. Это нельзя было допустить.
      Однако урегулировать отношения с министерствами оказалось гораздо сложнее, чем убедить их организовать новые НИИ и КБ. Попытки создать типовое положение наталкивались каждый раз на возражения, причем у каждого министерства они были свои. Нашими отношениями с отраслевыми НИИ и КБ занимался даже Комитет народного контроля СССР, это сдвинуло дело с мертвой точки. И все же понадобилось еще пять лет и постановление ЦК КПСС 1977 года о деятельности СО АН СССР, чтобы начались кардинальные изменения.
      Время внесло свои серьезные коррективы в первоначальную идею. Но существо ее не изменилось. Я уверен, что трудности будут преодолены и Новосибирский научный центр вместе с «поясом внедрения» в полной мере превратится в научно-технический ансамбль, который не только будет вести фундаментальные исследования, но и разрабатывать на их основе новые технологические процессы, машины, приборы, доводить их до совершенства и передавать в промышленность вместе с инженерами и техниками, участвовавшими в их создании.
      В «поясе внедрения» вырастут новые техникумы, институты, производственно-технические училища, втузы. Здесь под руководством исследователей, крупных инженеров и организаторов производства молодые люди пройдут свой путь к диплому, работая над актуальными техническими и технологическими проектами. Присутствуя при рождении нового, они непременно станут его энтузиастами и ускорят «эстафету», которая начинается в лаборатории ученого и завершается в живом конкретном деле.
      Под Новосибирском совершается эксперимент большого значения, смысл которого заключается в перерастании крупного центра фундаментальных исследований в еще более крупный научно-технический комплекс с существенно новой системой внутренних и внешних связей. Успешное развитие этих связей вглубь и вширь должно так повысить эффективность научного труда, что это постепенно изменит традиционные подходы к оценке развития, планирования и финансирования научно-технических исследований. Фундаментальные исследования, оставаясь главным содержанием таких комплексов, могут получить дополнительные импульсы благодаря системе обратного воздействия: быстрой проверки теории и эксперимента, непосредственному обмену идеями, кадрами и ресурсами с промышленностью.
      «Пояс внедрения» новосибирского академгородка, конечно, не единственный и на сегодня не самый главный путь передачи результатов науки производству.
      Институты отделения в широких масштабах ведут научные работы на договорных началах с промышленностью. Кстати говоря, средства, поступающие в результате хоздоговорной деятельности, составляют существенную часть (около трети) бюджета Сибирского отделения.
      С конца 60-х — начала 70-х годов стали развиваться более крупномасштабные формы связей между учеными и производственниками. Я имею в виду договоры о двухстороннем творческом сотрудничестве с предприятиями, а затем и с целыми министерствами. Например, очень продуктивным был в свое время приезд к нам специалистов нефтяной промышленности во главе с министром СССР В. Шашиным. Работники мипистертва рассказали о своих трудностях и нерешенных проблемах, ознакомились с разработками академических институтов. С этого начались новые научные исследования, нацеленные на увеличение добычи нефти.
      В 1970 году в Новосибирском научном центре побывали представители другой важнейшей отрасли народного хозяйства — цветной металлургии. Итогом встречи стал план 60 крупных работ, выполняемых совместно с Министерством цветной металлургии СССР. В организации сотрудничества активно помогали работники Центрального Комитета партии, и это свидетельствует о важности и масштабах дела.
      Такие двухсторонние отношения выгодны обеим сторонам, а главное — выигрывает государство, выигрывает наше общее дело: сокращаются сроки выполнения научных исследований, и полученные результаты, как правило, тут же начинают внедряться в производство.
      Обмен опытом и контакты на деловой основе часто приводят к созданию творческих бригад, которые общими усилиями принимаются за решение актуальных для Предприятий проблем. В процессе совместного их выполнения ученые глубже познают запросы и нужды предприятий, а у их партнеров появляется вкус к исследованиям, они охотно приобщаются к науке.
      Некоторые заводские специалисты вносят столь существенный вклад в научные и опытно-конструкторские разработки, проявляют столько творческой инициативы и изобретательности, что вполне могут претендовать на звание докторов или кандидатов наук. Не случайно среди наших аспирантов-заочников немало инженеров-про-изводственников. Я уже упоминал, например, как быстро росли научные кадры на производстве в процессе енедреиия сварки и штамповки взрывом.
      Примерно к концу девятой пятилетки в Сибирском отделении при энергичном участии академика Г. И. Марчука (тогда заместителя председателя отделения) сформировался принцип «выхода ка отрасль». Он состоит в том, что внедрение научных разработок наиболее целесообразно вести на крупных, головных предприятиях, которые осваивают новшество, а затем при поддержке министерства распространяют его на всю свою отрасль. Следующий этап будет еще сложнее — ведь наиболее крупные идеи, революционизирующие производство, часто не вписываются в одну отрасль, а требуют перестройки целого ряда отраслей. Проблемы такого уровня
      можно решать только в государственном масштабе, с помощью Государственного комитета по науке и технике.
      Существует множество «путепроводов», по которым научные идеи вливаются в промышленность. Формы сотрудничества науки с производством требуют творческого научного подхода, изобретательности и выбора оптимального решения в каждом конкретном случае.
      Но при любых формах связей науки и производств ! все зависит от людей, от специалистов, способных быстро воспринимать новое. А это свойство более всего при -суще молодежи. От ее энтузиазма, знаний, трудовой активности, упорства в достижении цели в сильной степени зависят темпы научно-технического прогресса и нашей стране.
      Поэтому проблемой номер один я считаю проблем подготовки кадров. Комсомол сделал бы большое дело, если бы увлек молодежь техническим творчеством, овладением современной наукой и техникой так, как он поднимал целину, как работает на своих ударных стройках. Всемерное содействие научно-техническому прогрессу — вот величайшая комсомольская стройка нашего времени. Ведь в конечном итоге успех зависит от уровня квалификации молодых специалистов, от того, насколько молодежь знает новую технику, близка к современной науке.
     
      МОЛОДЫМ ДОРОГУ ВНАУКУ
      Огромный резерв науки заключен в правильном сочетании научной молодежи, ее творческой активности с мудростью и опытом старшего поколения. Здесь, как в атомном реакторе, есть некоторая критическая масса, когда «мало — плохо» и «много — плохо». Найти, угадать, почувствовать нужный рубеж — в этом состоит талант ученого-руководителя. Но еще больше талант нужен для того, чтобы выискивать способную молодежь, давать ей необходимые знания, вовлекать ее в работу по поиску научных истин, направлять ее.
      В своих воспоминаниях академик С. Ф. Ольденбург приводит замечательные слова В. И. Ленина, показывающие, какое огромное значение уделял Владимир Ильич подготовке научной молодежи. «...Подготовка ученого, вы сами знаете, дело долгое и очень трудное, особенно в наше время... Необходимо, чтобы вы пожили подольше, — В. И. Ленин при этом улыбнулся, — а затем необходимо, чтобы вы не жалели сил и времени на подготовку смены себе, новых научных кадров».
      Для Сибири и Дальнего Востока нужно много ученых по фундаментальным наукам — математике, физике, химии, биологии, нужны инженеры по новой технике. Нуждался в них и молодой научный центр в Новосибирске. В первые годы еще можно было рассчитывать на привлечение новых сотрудников из Москвы и Ленинграда и из других центральных городов. Правительство очень облегчило нам эту задачу, предоставив СО АН право первоочередного отбора молодых специалистов, оканчивающих институты. Был также оговорен порядок, что пожелавшие работать в Сибирском отделении научные сотрудники из любого города должны были беспрепятственно отпускаться с прежнего места работы. Все это обеспечило первую «порцию» способней молодежи, переехавшей в академгородок.
      Но чтобы приток кадров был постоянным, необходимо было организовать их подготовку на месте. И все условия для этого созрели: в Новосибирске, городе с миллионным населением, до тех пор не было университета, а появившиеся здесь коллективы ученых могли обеспечить высокий уровень преподавания по всем основным наукам.
      Создание Новосибирского университета (НГУ) н первые же годы существования Сибирского отделения увилось важным шагом в осуществлении одного из Главных наших принципов — сочетать научные исследования с подготовкой кадров для науки, высшей школы и промышленности Сибири.
      Исторически сложилось так, что ученые в нашей стране разделены на три отряда: Академию наук, от-
      раслевую науку (это научно-исследовательские организации различных министерств) и вузовскую науку. Причем Академия наук долгое время не имела никакого отношения к подготовке кадров, поскольку это было цонополией высших учебных заведений. Между тем еще М. В. Ломоносов прозорливо утверждал, что «регламент академический таким образом сочинен и положен быть должен... дабы Академия не токмо сама себя учеными людьми могла довольствовать, но и размножать оных и распространять по всему государству».
      Идея соединения высшей школы с наукой в нашей стране начала по-настоящему развиваться сразу после окончания войны, когда перед наукой были поставлены три огромные задачи: создание ядерной энергетики, ракетной и вычислительной техники. Чтобы действительно выйти вперед по этим направлениям, пришлось «мобилизовать» многих специалистов, способных быть полезными: наиболее активных профессоров Московского, Ленинградского, Харьковского и других университетов, крупных инженеров из МВТУ и других вузов.
      На этохМ этапе, надо прямо сказать, наука оголила йногие вузы. В то же время стало ясно, что эти новые направления будут быстро развиваться и потребуют с течением времени все больше и больше кадров. Что было делать? Ведь история не идет вспять! В университетах бесполезно создавать мощные лаборатории или еложные современные установки для обучения студентов — они уже через три-пять лет отстанут от уходящего вперед фронта науки, и дорогостоящие лаборатории превратятся в склад устаревшего оборудования. Значит, надо было поступить иначе — не пытаться вернуть Университетам их прежнюю роль главных научных Центров, а, наоборот, при существующих научных Центрах создавать высшие учебные заведения. И тогда была выдвинута идея создания Московского физико-технического института (физтеха) — вуза особого типа. В чем его особенность?
      Первое. В нем преподавали крупнейшие ученые. Независимо от того, где они работали и сколько получали, они привлекались в физтех на штатную работу, заведовали кафедрами.
      Второе. Они привлекали в физтех на тех же условиях своих наиболее сильных, уже сложившихся учеников, чтобы те при необходимости их заменяли, вели упражнения, возили молодежь по предприятиям.
      И третье, самое существенное: с третьего курса все физтеховцы начинали работать на тех предприятиях и в тех институтах, где работали их профессора, возглавлявшие крупные научные и научно-технические направления.
      Так что, когда создавался академгородок, определенный опыт уже был. И было видно, что эта новая система полностью себя оправдывает.
      В Новосибирске нам была предоставлена уникальная возможность — создать высшее учебное заведение, идеально приспособленное для соединения образования с наукой. Мы постарались полностью использовать опыт, накопленный в этом направлении физико-техническим институтом, Московским и Ленинградским университетами. Для этого были все условия, так как среди организаторов НГУ были и организаторы физтеха, и ученые, по многу лет преподававшие и в нем, и в столичных университетах.
      Подготовка молодежи для работы в науке не терпела промедления, поэтому университет был открыт в 1959 году — раньше многих институтов отделения. Первый набор был невелик — 200 человек первокурсников, 50 человек переведенных на второй курс из других вузов и 100 человек на вечернем отделении (это была в основном молодежь, строившая академгородок). Занимались и слушали лекции в здании школы (корпус НГУ еще строился), а жили первую осень в палатках (общежития еще не были сданы в эксплуатацию).
      Возглавлял университет академик И. Н. Векуа, в качестве проректора пригласили из Москвы одного из организаторов и работников физтеха, Б. О. Солоноуна. В совет университета вошли крупные ученые — практически все работавшие тогда в Новосибирске академики и члены-корреспонденты Сибирского отделения; они же создавали и возглавляли кафедры. Этот совет в ходе ожесточенных дискуссий определил те главные принципиальные положения, которые легли в основу работ7: Новосибирского университета. Чтобы освободить студентам время для исследовательской работы на спртих курсах, нужно было полностью перестроить все преподавание. Университет получил право работать по индивидуальным учебным планам, содержание их рождалось в спорах и исканиях. Надо было перенести изучение большой части теоретических дисциплин на первые годы обучения, определить оптимальное соотношение лекций, семинаров, практикумов, увязать во времени получение новых знаний по различным дисциплинам. При этом важно было дать студентам глубокие фундаментальные знания, ибо узкие специализации в наше время устаревают с огромной скоростью. Поэтому необходимо создать прочную основу, владея которой молодой специалист сможет быстро перестраиваться и осваивать новое.
      Мы развили дальше идею физтеха, потому что смогли обеспечить университет крупными учеными-преподавателями практически по всем направлениям науки на чвсех факультетах: механико-математическом, физическом, естественных наук (то есть по химии и биологии), геологическом, экономическом, гуманитарном.
      Наш университет необычен. Прежде всего он размещается в здании, гораздо меньшем, чем традиционные университеты (строительство его обошлось в 4 миллиона рублей, а по общепринятым нормам он бы стоил 40 — 50). В чем дело?
      Прежде всего здесь нет множества лабораторий — студенты работают не на учебных приборах и макетах, а в реальных лабораториях академических институтов.
      Здесь не так уж много аудиторий — большинство спецкурсов и факультативов читается прямо в институтах.
      Наконец, университету не нужны даже кабинеты для заведующих кафедрами — они их имеют у себя на работе.
      Все это решается так просто потому, что университет расположен на территории академгородка, в 10 — 15 минутах ходьбы от институтов. Таким образом, ученый, читающий лекцию в университете, равно как и студент, проходящий практику в институтской лаборатории, теряют минимум времени на дорогу. Уже с третьего курса студенты проходят такую практику, а с четвертого курса практически вся их неделя проходит в лабораториях институтов, оснащенных современной аппаратурой и ведущих исследования на переднем крае науки.
      В процессе практики под руководством ученых — математиков, физиков, биологов, химиков, экономистов — студенты становятся непосредственными участниками научных исследований, приобретают опыт самостоятельной исследовательской работы, узнают о современных достижениях в науке, участвуют в научных совещаниях и конференциях. Созданные в университете и возглавляемые ведущими учеными Сибирского отделения крупные научные школы в различных областях математики, физики, химии являются для студентов еще одним источником экспресс-информации о новейших достижениях науки.
      Таким образом, к окончанию курса университета мы получаем законченных исследователей, знающих о последних достижениях науки буквально «из первых рук», имеющих опыт работы, а иногда и публикации по избранной специальности. Увлеченные наукой, воспитанные со школьной скамьи в атмосфере творчества, в большом и интересном коллективе ученых, эти юноши и девушки и сами становятся равноправными его членами.
      Сибирское отделение с первого дня считало университет своим кровным делом и, надо сказать, немало попортило себе крови, чтобы добиться реализации названных принципов. Были люди, которые считали, что наш университет должен «идти в ногу», развиваться по давно установленным стандартам, а Сибирское отделение нее время, как могло, ломало эти стандарты, стараясь создать учебное заведение нового типа, максимально приближенное к науке
      Сейчас времена переменились. В последние годы приняты важные решения по повышению эффективности научно-исследовательской работы в высших учебных заведениях. Предусмотрен ряд мер по усилению привлечения ученых академии к преподаванию, разрешено более широкое совместительство, определен еще ряд льгот для университетов и вузов, где наиболее хорошо налажена научно-исследовательская работа. К сожалению, в перечень этих вузов (70 наименований) попали только два сибирских: Томский и Иркутский университеты — и не попал Новосибирский.
      В 1979 году Новосибирскому университету исполни лось двадцать лет — срок вполне достаточный для проверки правильности и жизненности его принципов (Эти принципы после отъезда И. Н. Векуа в Грузию по-
      следовательно проводил сменивший его па посту ректора академик С. Т. Беляев, выпускник физтеха, а потом и академик В. А. Коптюг.)
      Я счгитаю, мы добились здесь большого успеха. Новосибирский университет прочно врос в академгородок, его факультеты тесно переплелись с институтами сосгг-ветствующего профиля, в полком соответствии с мечтой М. В. Ломоносова о том, что «...университет — друг, более того — единокровный брат Академии наук, который составляет с ней едину плоть и будет заодно с ней трудиться на пользу отечеству».
      Все члены академии и половина докторов наук академгородка (а всего почти полтысячи сотрудников отделения) читают в университете лекции, ведут семинарские занятия, руководят курсовыми и дипломными работами. Все деканы, заведующие основными кафедрами, профессора — сотрудники СО АН. Это все сказано к вопросу — кто учит. А теперь — кого и как выучили.
      Расскажу об одном эксперименте, который был проведен в конце 60-х годов по математической подготовке студентов на математических и физических факультетах. Было выделено несколько крупных университетов Российской Федерации, и в один и тот же день, в один и тот же час предложили студентам их первых и пятых курсов серии задач, которые были разработаны в Математическом отделении АН СССР. Руководил экспериментом академик Н. Н. Боголюбов.
      В Москве был проведен анализ решений, и вот какая получилась картина. При десятибалльной системе по девяти баллов было присуждено Москве, Ленинграду и Новосибирску, остальные четыре университета получили по пять-шесть баллов, причем и по первым курсам и по пятым. (Первый курс — кого мы принимаем, пя-"Тый — кого выпускаем.) Это было полуофициальное признание успеха НГУ. А официальное произошло через несколько лет, когда на Всесоюзном смотре-конкурсе на лучшую постановку научно-исследовательской работы студентов первое место разделили два университета — Московский и Новосибирский.
      В Сибирском отделении работает более 2 тысяч выпускников НГУ, среди них более 700 стали кандидатами наук, теперь уже появились десятки докторов, а °Дин (Ю. Л. Ершов) успел стать члспом-кс рреспондентом. Выпускники университета и его аспирантуры составля-
      ют целые кафедры (математические и физические) в вузах и молодых университетах Сибири.
      Одно из главных достижений университета — общий высокий уровень подготовки, воспитание способностей к исследовательской, творческой работе. Подтверждение — около трети дипломов и наград на всевозможных студенческих конференциях регулярно достается НГУ, студенты НГУ не раз получали медали Министерства высших учебных заведений и Академии наук СССР за лучшие научные работы. Пятеро выпускников НГУ стали лауреатами премии Ленинского комсомола в области науки.
      Организуя Новосибирский университет и вырабатывая принципы его деятельности, мы закономерно пришли к вопросу: а кто в него будет поступать? Что сделать, чтобы в студенческие аудитории пришли не случайные люди, а те, кто действительно имеет склонности и талант в избранной области? Ведь обычно при приеме трудно выяснить, действительно ли поступающий имеет настоящий интерес и способности или его хорошо подготовили к экзамену. Это ставит в неравные условия молодежь с периферии, из деревни, и молодежь крупных городов, где уровень преподавания существенно выше. На этом мы теряем много талантливой молодежи.
      Залогом хорошего отбора в высшую школу может быть расширение связей высшей и средней школ. В Москве, Ленинграде, Киеве, Казани, Новосибирске и других городах такой отбор возможен именно потому, что там сами работники вузов идут с этой целью в школу. А как дойти до ребят, живущих в отдаленных поселках, в маленьких городах по всей необъятной Сибири?
      С этой целью в 1962 году ученые Сибирского отделения организовали «экспедицию за талантами» — первую Всесибирскую школьную олимпиаду. В оргкомитет ее вошли известные ученые академики Г. И. Будкер.
      В. В. Воеводский, члепы-корреспонденты А. А. Ляпу нов, Д. В. Ширков и научная молодежь. Задачи первого тура, составленные учеными, опубликовали «Комсомольская правда» и местные сибирские газеты, напечатали мы их также в виде плакатов. Присланные ответы проверяла целая бригада студентов и аспирантов НГУ.
      Для проведения второго тура бригады по 5 — 7 человек разъехались по областным центрам Сибири и Дальнего Востока. А на третий тур ребят пригласили в академгородок. Проявившие наибольшие способности поступили в университет, а те, кто помладше, были приняты в школу-интернат при НГУ.
      Конечно, мы вовсе не были изобретателями школьных олимпиад — они десятки раз проводились в Ленинграде, Москве, в других городах, и их опыт нам очень помог. В Сибири же такой устойчивой традиции до того времени не существовало.
      На базе новосибирского академгородка нам удалось сделать большое дело — создать постоянную систему активного отбора способной молодежи на всей территории Сибири, Дальнего Востока и частично даже Казахстана и Средней Азии. Такой системой стала трехступенчатая физико-математическая и химическая олимпиада. Организована она была следующим образом.
      Первая ступень. По школам, районным, городским и областным организациям народного образования рассылаются составленные сотрудниками СО АН и НГУ задачи по математике, физике и химии школьного типа. Часть задач рассчитана не столько на знание учебника, сколько на сообразительность. Всем желающим предлагается присылать решения в адрес университета. Это так называемый заочный тур олимпиады.
      Вторая ступень. Из приславших ответы — обычно около 1500 человек — отбираются лучшие 500 — 600, им дается возможность за счет местных органов народного образования приехать во время весенних школьных каникул (в марте) в ближайший областной или республиканский центр. В эти центры мы командируем около 150 аспирантов, преподавателей НГУ, сотрудников СО АН, где они проводят второй (очный) тур. Проверяя письменные решения задач и беседуя с ребятами, преподаватели и ученые оценивают не столько уровень подготовки или объем знаний, сколько способность молодого человека к самостоятельному и оригинальному мышлению, сообразительность, умение постичь суть проблемы.
      Во втором туре участвуют и другие школьники этих областных центров. В обшей сложности в нем ежегодно участвуют 8 — 10 тысяч школьников Сибири и Дальнего Востока.
      Самое замечательное, что на стройках, в рабочих поселках, в самых отдаленных колхозах, совхозах выявляется много по-настоящему талантливых ребят.
      Третья ступень. Показавшие наилучшие успехи во втором туре (600 человек) за счет СО АН СССР приглашаются на август в академгородок. (М. В. Ломоносов пешком шел учиться, а мы сотни Ломоносовых везем к себе, «в академию», и создаем все условия для их роста!) Здесь в течение месяца работает так называемая летняя школа. Крупные ученые и научная молодежь читают ребятам популярные лекции из разных областей знаний. Они приходят в классы прямо из лабораторий, принося с собой атмосферу творчества, волнуя воображение ребят то сообщением о новой интересной статье в научном журнале, то рассказом о сложном эксперименте, то беседой о важной проблеме.
      Шестьдесят молодых ученых (аспиранты, старшекурсники, доценты университета) проводят этот месяц со школьниками, совершая прогулки, купание на пляже, экскурсии, проводя беседы в аудиториях университета и научных институтов, работая в научных кружках. Школьникам предлагают разные задачи из разных областей на сообразительность. А те, кто с ними занимается, знакомятся со своими слушателями и собеседниками, «прощупывают» их способности, проверяют наличие исследовательского склада, оригинальность мышления, прочность знаний, дисциплину, трудолюбие, умение жить в коллективе.
      Заканчивается летняя школа третьим туром олимпиады: подводятся итоги — приемная комиссия под председательством ректора университета отбирает школьников для учебы в физматшколе при НГУ в девятые и десятые классы. При отборе учитываются результаты контрольных работ, олимпиад, собеседований, характеристики воспитателей летней школы.
      В ФМШ обучаются (и живут здесь же) в общей сложности около 500 ребят в возрасте 15 — 17 лет.
      Программу по всем предметам и другие вопросы жизни школы обсуждает ученый совет школы, куда входят крупные ученые и опытные педагоги из институтов Сибирского отделения и университета. Кроме педагогов, постоянно работающих в ФМШ, занятия в школе ведут сотрудники академических институтов, аспиранты и студенты старших курсов; время от времени лекции читают ведущие ученые, члены академии.
      ФМШ дает школьникам общеобразовательную под готовку, но с углубленным изучением математики, фп зики, химии. Ребята решают задачи, выходящие за рам
      ки общешкольной программы, знакомятся с новыми проблемами. Один день в неделю освобожден для слушания спецкурсов, работы в институтских лабораториях и научных кружках.
      Для ребят с «умными руками», со склонностью к изобретательству в академгородке создан Клуб юных техников (КЮТ), для которого правдами и неправдами удалось построить отдельное здание. КЮТу много помогали член-корерспондент А. А. Ляпунов, инженер-архитектор А. С. Ладинский (мы с ними даже получили прозвище «трех дедов» КЮТа), сотрудники разных институтов.
      В КЮТе занимается сейчас до тысячи ребят. Они выдумывают и строят вездеходы и болотоходы, карты и мини-тракторы, ведут астрономические наблюдения, конструируют приборы, которые используются в наших институтах. Работы кютовцев получили около 200 медалей ВДНХ, . 100 дипломов всесоюзных конкурсов. На базе КЮТа созданы специальные технические классы в физматшколе.
      Мы стараемся развивать в ребятах главные качества ученого, инженера-исследователя — способность наблюдать, ставить проблемы и непрерывно думать.
      Результаты не обманули наших надежд.
      Практика показала, что физматшкола — эффективный путь в университет и в большую науку. Ежегодно ученики ФМШ занимают призовые места на всесоюзных олимпиадах, а также в составе команды от СССР на международных олимпиадах школьников. За 15 лет физико-математическую школу при НГУ окончило около 3 тысяч ребяг. Абсолютная цифра, может быть, и не так велика, но ведь эти ребята были отобраны по одному со всех концов необъятной Сибири и Дальнего Всс-тока. Из них поступили в НГУ 2200 человек (остальные в другие вузы, не поступают единицы), у Выпускники ФМШ постоянно составляют четвертую часть физического и математического факультетов НГУ и половину лучших студентов этих факультетов, более 100 человек стали кандидатами наук. И. Шестаков, окончивший ФМШ с золотой медалью, учась в НГУ, полу чил медаль Академии паук (одну из пяти) за лучшую с суденчоскую научко-нсслодоваголнекую работу. Сейчас он доктор наук и работает в Институте математики СО АН СССР Ппншедшнй в университет через олимпиаду из алтайского села В. Балакпн получил за свою работу по ядерной физике премию Ленинского комсомола, которой отмечаются лучшие молодые ученые страны. Подобных примеров можно привести еще много.
      Как тут не вспомнить опять М. В. Ломоносова. «При Университете, — писал он, — необходимо должна быть Гимназия, без которой Университет, как пашня без семян.
      Кормилицей Университета или его кладовой и поставщицей является Академическая гимназия. Здесь следует воспитывать более нежный возраст, преподавая школьные предметы так, чтобы вышедшие оттуда были способны приступить к занятиям высшего порядка в Университете».
      В период создания ФМШ раздавались голоса: а не похожа ли школа для одаренной молодежи на привилегированное учебное заведение Запада? Нет, никоим образом. Там, на Западе, основной и часто единственный принцип отбора в лучшие колледжи — чистоган, высокая плата за обучение. Мы же отбираем молодежь не по средствам и связям родителей, а по способностям. Тот, кто обладает математическим или другим дарованием и волей к труду, может их развивать независимо от того, в какой местности и в какой семье он родился и рос. Такой отбор способной молодежи и ее обучение являются одним из больших преимуществ нашей социалистической системы. И это всегда отмечают зарубежные гости академгородка, побывавшие в ФМШ.
      Но иногда приходилось и доказывать, что ФМШ — это не привилегированная школа для избранных. Несколько лет назад я получил письмо из Америки о г Джессики Смит, редактора журнала «Нью уорлд ревью», знакомой мне после ее визита в академгородок. Она прислала меморандум (как она его назвала) доктора Д. Лейбмана, преподающего экономику и социологию в Бруклинском колледже. Назывался меморандум — «Вопросы по советскому образованию» со специальной ссылкой на школы для одаренной молодежи в академгородке.
      Доктор Д. Лейбман писал: «Чтобы ответить на утверждение, что такие школы создают и увеличивают расслоение в советском обществе, нам необходима еле дующая информация:
      1. Как отбираются студенты (учащиеся) в эти школы? Каково процентное соотношение молодежи, вышедшей из разных слоев общества — рабочих, крестьянства, служащих и интеллигенции?
      2. Изолированы ли студенты этих школ от своих сверстников и не чувствуют ли они свое превосходство над другими?
      3. Изолированы ли одаренные студенты от производства и общества, что делается, чтобы связать их образование с реальным миром?»
      Конечно, такое письмо нельзя было оставить без внимания — в нем явственно проглядывало, что наша ФМШ может быть представлена как учебное заведение, собирающее или создающее в своих стенах научную элиту, оторванную от реального мира.
      О том, как производится отбор в ФМШ, уже говорилось, это же я сообщил Д. Лейбману. По поводу же остальных вопросов я ответил следующее.
      Социальную сторону отбора в ФМШ могут характеризовать такие цифры: в ней обучаются дети около 30 национальностей Сибири, Дальнего Востока, Казахстана и Средней Азии. Около половины из них составляют дети из маленьких городов, рабочих поселков, деревень, около 40 процентов дети рабочих и колхозников — еще одно доказательство того, что способные люди распределены достаточно равномерно среди всех слоев населения.
      Отбор и сравнительно небольшое количество учащихся в классе дают возможность учителю учитывать .индивидуальные особенности учеников и направлять их оптимальным образом. Опыт показал также, что различия в общем культурном развитии и различный профессиональный состав родителей очень быстро нивелируются.
      Специально для поиска и выявления способных школьников работает также заочная ФМШ, готовящая ребят к олимпиадам через переписку, — им посылают оригинальные задания, проверяют и оценивают решения.
      Говорить об «изоляции» учеников ФМШ от внешнего мира не приходится — они широко общаются с молодежью университета, а в институтах академгородка имеют возможность знакомиться с научными проблемами, которые здесь решаются, в том числе и для нужд народного хозяйства, для конкретных предприятий, иногда и сами выполняют посильную работу в институтских лабораториях.
      В ФМШ сложилась определенная система трудово го воспитания: ребята сами убирают свои помещения, чинят мебель, случается, что работают на разгрузке вагонов с картошкой, с арбузами.
      Кроме того, эти дети на время зимних и летних каникул (а это два-три месяца в году) возвращаются в свои родные края, к прежним друзьям и одноклассникам. Кстати, они там много рассказывают о школе, агитируют других ребят участвовать в олимпиадах.
      Естественный вопрос: не способствует ли зазнайству создание для молодежи особо благоприятных условий? В науке, как и в других областях человеческой деятельности (включая спорт), и молодой и пожилой, имея успех, может, конечно, начать зазнаваться, но в среде сильных оснований для этого будет меньше и будет больше стимулов к интенсивной работе.
      Такая опасность скорее грозит одаренным ребятам в обычной школе. Программу по любому предмету они усваивают с легкостью, учителя ставят сплошь пятерки, часто даже не спрашивая, в результате они перестают работать. Превосходство над другими нередко рождает ощущение собственной гениальности. А в ФМШ зазнайства быть не может, потому что читают лекции, ведут занятия настоящие математики и физики, часто кандидаты наук, иногда академики, крупнейшие ученые. Тут не зазнаешься. Один раз осадят, второй раз, а на третий любой зазнайка поймет, что знает, в сущности, еще очень мало, и начинает трудиться, что называется, в поте лица.
      Собственно говоря, идея отбора и обучения молодежи, способной в какой-то определенной области, не нова: существуют же художественные, балетные, музыкальные школы, и всем ясно, что в первую не примут дальтоника, во вторую — хромого или с больным сердцем, в третью — лишенного слуха. То же самое делаем и мы, принимая в ФМШ ребят с выраженными способностями к математике или физике.
      Иногда спрашивают: а почему мы решили устроить именно физико-математическую школу, а не какую-нибудь другую?
      Это была вовсе не прихоть и не следствие чьего-то особого пристрастия к этим наукам. Роль математики в решении многих практических задач в наши дни неизмеримо возросла. Небесная механика существует почти 300 лет, но лишь теперь она настоятельно потребовалась практике при освоении космоса. Математическая Логика, одна из абстрактнейших, казалось бы, дисциплин, стала сегодня основой электронно-вычислительной техники. Математические методы исследования, анализа, расчета проникли в биологию, медицину, экономику, языкознание. Отставание в развитии математической науки может ощутимо сказываться на прогрессе внешне далеких от нее отраслей знания.
      Во всем мире происходит бурное развитие физико-математических наук, в частности ядерной физики, ракетной техники, радиолокации, кибернетики. Создалось положение, когда потребность в таких специалистах намного превышает их выпуск. Это привело также к тому, что выпускники ведущих университетов и специальных вузов почти полностью уходят в исследовательские институты и промышленность, до средней школы они уже почти не доходят.
      Такое явление несет в себе большую опасность, ибо если снизится уровень физико-математической подготовки в школе, то вместе с ним упадет и интерес учащихся к этим наукам, сократится приток в них способной молодежи, а это может подорвать всю систему воспроизводства необходимых стране кадров.
      Учитывая возросшие потребности народного хозяйства, науки и высшей школы в специалистах по естественным наукам, в начале 60-х годов были созданы в «орядке эксперимента четыре специализированные физико-математические школы: в Москве, Ленинграде, Киеве и Новосибирске. Некоторые из них имеют также специализацию по химии и биологии. Наша ФМШ тоже добавила в число углубленно изучаемых предметов химию и биологию; химия вошла в программу олимпиад.
      Проводят свои олимпиады со школьниками и геологи, но они еще не имеют такого широкого охвата, как 1io математике, физике и химии.
      Олимпиады и ФМШ — это большой и удачный педагогический опыт, но его еще нельзя считать завершенным.
      Нуждается в улучшении организация самих олимпиад. Не следует забывать, что олимпиады научные — это совсем не то, что спортивные, где соревнуются борцы, ймнасты, бегуны. К спортивной олимпиаде путь идет Через жестокий отбор: из десяти тысяч выбирают тысячу, из тысячи — сто, из ста — десяток, из десятка — троих, и один из них будет чемпионом олимпиады, увенчанным наградой.
      У научных олимпиад другой принцип. Мы выбираем из многих тысяч сотни и всех их стараемся воспитать по способностям. Здесь не может быть одного победителя, одного чемпиона по уму. Надо тренировать все умы, чтобы каждый нашел себе дело по призванию. В то же время в школах возникает иногда дух «чемпионства», желание подготовить (а то и натаскать) ребят, которые защитили бы честь родной школы на олимпиаде.
      Несколько лет назад органы народного просвещения стали проводить областные олимпиады не во время весенних каникул, а в учебное время, в феврале. В условиях Сибири это резко ухудшило возможности отбора ребят из дальних поселков и небольших городов, откуда до областного центра часто за день-два и не доберешься.
      В системе отбора и обучения ребят в ФМШ требует уточнения соотношение между необходимым объемом знаний и творческой инициативой. Выпускники ФМШ в университете оказываются впереди своих сокурсников и иногда начинают «разбалтываться».
      Не все удовлетворяет нас и в системе школы-интерната: ребятам дорого обходятся поездки из Новосибирска на каникулы домой (хорошо, если он с Алтая, а если с Камчатки?).
      Наконец, следовало бы больше отпускать денег на содержание ребят в интернате — ведь усиленная умственная работа требует калорий не меньше, чем физкультура. А ведь в спортивных школах нормы питания существенно выше. (На этом вопросе я сильно испортил отношения с одним крупным руководителем. Встретившись с ним на правительственном приеме, я стал доказывать, что негосударственный подход — заботиться о будущих футболистах больше, чем о будущих ученых. Разговор вышел крайне острый, помню, меня оттаскивали за рукав от разгневанного собеседника...)
      Но совершенно ясно, что олимпиады и специализированные школы — верный способ выявить и подготовить для поступления в вуз по-настоящему талантливых ребят из самых отдаленных краев Сибири, помочь им найти свое призвание. Можно много рассуждать о деталях этой системы, но нельзя медлить с ее широким внедрением.
     
      КАК УЧИТЬ, КОГО УЧИТЬ, ЧЕМУ УЧИТЬ
      Думается мне, что часто, говоря об основной формуле коммунистического общества, мы не всегда четко отдаем себе отчет в том, что же такое означает работа «по способности». Согласитесь, что представить себе обеспечение материальными благами «по потребности» легче, хотя не убежден, что и тут все правильно представляют себе это положение.
      Что же такое «способность», «способный человек»? Как выявить и развить способности, чтобы трудиться с наибольшей отдачей?
      Неспособных людей очень мало, но способности очень разнообразны. Есть просто способные люди, вообще способные, способные ко всему. Такой человек схватывает все очень быстро; он и поэт, и музыкант, и математик, и механик, и инженер. Такие универсалы в наше время встречаются очень редко и еще реже добиваются чего-либо существенного.
      Обычно у каждого человека больше всего склонности и стремления к одной-двум областям интеллектуальной деятельности. Имеет исключительно важное значение как можно раньше помочь человеку выявить вот эту главную его способность. От этого будет зависеть, насколько быстро разовьется в нем главное, что определит его судьбу, насколько полно он отдаст себя общему делу и, следовательно, насколько полна будет жизнь человека.
      Хочется привести несколько примеров того, как вовремя вскрытые способности человека выводят его на широкую дорогу и как иногда эти способности бывает нелегко вскрыть.
      Мне в моей жизни не раз доводилось встречаться с людьми, очень способными в какой-то одной, определенной области и бездарными в другой. Пожалуй, наиболее разительно такой контраст проявляется у людей с ярко выраженными способностями в науке, которая особенно близка мне, — в математике.
      Вспомним судьбу одного из замечательнейших русских ученых, математика с мировым именем, М. В. Остроградского. Отец его хотел видеть мальчика военным, о службе в армии мечтал и он сам. Учеба в Харьковском университете шла из рук вон плохо. Юношу должны были исключить из университета как лишенного каких бы то ни было способностей. Но университетский преподаватель математики Павловский разглядел в «нерадивом» студенте большой талант, сумел пробудить у не-
      f ro сначала интерес, а затем страстную любовь к науке.
      Прошли годы, и молодых людей, которые отправлялись f учиться в высшие учебные заведения России, родные и друзья напутствовали словами: «Становись Остроградским».
      Или другой пример, очень мне близкий. Моим учителем был ныне покойный академик Н. Н. Лузин, крупнейший математик, создатель московской математической школы. Сибиряк по происхождению, наполовину бурят по национальности, он, поступив в Томскую гимназию, стал получать по математике сплошные двойки. Учитель прямо сказал родителям Н. Н. Лузина, что их сын в математике безнадежен, что он туп и что вряд ли он сможет учиться в гимназии. Родители наняли репетитора, с помощью которого мальчик еле-еле перешел в следующий класс.
      Однако репетитор этот оказался человеком умным и проницательным. Он заметил невероятную вещь: мальчик не умел решать простые, примитивные задачи, но у него иногда вдруг получались задачи гораздо более сложные и трудные. Он воспользовался этим и сумел заинтересовать математикой- этого, казалось бы, бездарного мальчика. Благодаря такому творческому подходу педагога из мальчика впоследствии вышел ученый с мировым именем, не только много сделавший для математики, но и создавший крупнейшую советскую математическую школу, воспитанники которой заняли ведущее положение в советской и в мировой математике.
      Или еще пример. Рассказывают об одном французе, который оказался абсолютно тупым в изучении иностранных языков. Его учитель выдумал игру — он предложил ученику сочинить язык для себя, чтобы никто посторонний не смог их понимать. Играли-играли, сочинили вместе алфавит — он оказался довольно причудливым, — а потом словарь и новый язык, которым мальчик прекрасно овладел. Правда, впоследствии оказалось, что учитель схитрил и что «придуманный» язык этот — греческий. Из мальчика же вырос великолепный знаток -языка. Он перевел ка французский множество произведений с древнегреческого.
      Эти факты заставляют задуматься: как искать людей наиболее способных и как помогать им заинтересовываться?
      Это нужно каждому человеку, чтобы полнее раскрыть
      все свои данные, чтобы развивать свою личность. Это нужно и государству, а значит и всему народу.
      Роль науки быстро растет, и еще быстрее растет потребность в кадрах ученых и инженеров, владеющих новой техникой и имеющих хорошую научную подготовку. Ныне квалифицированных научных кадров явно не хватает. Особенно их недостаточно в новых отраслях техники. А ликвидировать этот недостаток не так легко. Ведь построить завод можно гораздо быстрее, чем подготовить опытного специалиста, а еще больше времени требуется для формирования ученого.
      Сейчас уже стало очевидным, что подготовка научных кадров должна начинаться со средней школы. Запас знаний, которыми располагает человечество, увеличивается с небывалой быстротой, и сроки обучения будут неимоверно возрастать, если мы не внесем поправки в саму систему образования.
      Средняя школа у нас пока что не подготавливает молодых людей к определенной сфере деятельности. Она стремится научить всему: и русскому языку, и иностранному, и истории, и пению, и физике, и химии, и еще десятку наук. Причем всем этим предметам стремится научить одинаково каждого, невзирая на склонности.
      Но ведь дети разные. Один готов выучить сто правил грамматики и правописания и триста исключений из них или запомнить полтысячи исторических дат. А другой таких завидных способностей не обнаруживает, зато прекрасно усваивает интегрирование.
      Выход я вижу в раннем определении склонностей ребят с помощью олимпиад, собеседований с учеными и дальнейшем специализированном обучении. Это позволит резко ускорить массовую подготовку научных и инженерных кадров. Опыт работы физико-математической школы в Новосибирске, физико-математических школ и классов в Москве, Ленинграде, Киеве показывает, что такой метод позволяет гораздо лучше развивать способности молодежи.
      Когда я говорю о физматшколах, то это не значит, что высказываемые идеи имеют отношение только к ним. Следует не забывать, что речь идет о принципах выявления талантов, об их развитии. Не каждый способен к математике, но ведь нам нужны отличные инженеры, конструкторы, биологи, химики или физики-эксперихментато-
      ры и т. д. Каждое ремесло имеет своих мастеров, каждая специальность имеет своих Ломоносовых.
      Для всякой деятельности необходимы какие-то способности. Дальтонику нельзя заниматься живописью, не каждую девушку возьмут в балет. Но с мозгом дело куда сложнее и противоречивее. Человек учится на математика, становится даже доктором наук, а никакой он не математик, он типичный физик-экспериментатор. У вас может быть прекрасная, емкая память — ценнейшее качество для философа, историка, но физику или биологу она будет мешать двигаться самостоятельно, не прислоняясь к авторитетам. Математику нужна память глубокая, но гибкая, особое, я бы сказал, чувство логики. А инженеру необходимо чувство полезности, целесообразности, пространственное воображение...
      Средняя школа должна выявлять способности в раннем возрасте и готовить школьников к определенному роду деятельности, должна учить мыслить в определенной сфере знаний. Наверное, первые 6 — 7 лет школа, на мой взгляд, должна учить, как и сейчас, всему необходимому. Но уже тогда преподавателям следует внимательно наблюдать за каждым учеником, к чему он проявляет большие склонности.
      За пятьдесят с лишним лет работы со студентами и молодыми учеными я пришел к убеждению, что учить надо по способностям и интересам. Только это поможет нам поднять уровень образования в стране. Активному восприятию знаний нужно учить с раннего детства; отношение к знанию как к особой ценности нужно воспитывать с младенческого возраста. Все программы обучения на всех уровнях должны стремиться к главному — воспитанию самостоятельного, творческого мышления. Исходя из этой идеи, нужно и учебники строить — они должны стимулировать, аккумулировать интерес от страницы к странице. Только в творчестве появляется интерес; пассивное заучивание не может быть интересным. 1 К примеру, по математике надо быстрее переходить от арифметики к алгебре с ее огромным набором нетривиальных и жизненно значимых задач; по географии — регулярно показывать хорошие фильмы, наборы слайдов; по физике и химии знания должны усваиваться в процессе эксперимента. Каждый школьник как бы на своем опыте проходит историю развития физики — от примитивных электроскопов и магнитных опилок до современных сложнейших приборов и ЭВМ.
      Как можно раньше нужно осуществлять индивидуальный подход к ученикам; учить не «имярек с такой-то парты», а конкретного человека с определенными способностями и интересами. Я думаю, уже с шестого-седьмого класса (а уж с восьмого-девятого наверняка) можно ввести дифференциацию обучения по интересам и склонностям. Таких «факультетов» в школе может быть четыре (как правило): физико-технический, физико-математический, химико-физико-биологический и гуманитарный. Были бы полезны биолого-агрономиче-ские «факультеты» для способных детей из деревни, а способных там очень много, а также медико-биологические. Специализированные школы и классы уже есть в нашей стране. Но их, к сожалению, еще мало, и они пока не очень отличаются от обычных школ.
      Такое обучение не специализация, подобная вузовской, здесь происходит лишь фокусирование, закрепление интереса. Это признание ученика личностью, имеющей свое право на развитие в желаемом направлении.
      Не нужно стремиться дать всем стандартную сумму внаний, учить всех по одной программе. Очень показательно в этом смысле выступление по телевидению в передаче для молодежи космонавта А. Леонова, в котором он рассказывал, как упрямо отказывался в старших классах учить стенографию, так как твердо решил быть летчиком и хотел больше времени уделить физике. Он своего добился, а сколько ребят через силу занимаются тем, что им в жизни совсем не понадобится.
      Разумеется, что нужно изучать и другие науки, кроме самых «интересных». Но оценки следует дифференцировать. В сущности, оценки очень грубый инструмент для определения знания, усердия, гибкости ума, сообразительности и т. д. Оценка имеет две основные черты — она сравнивает знания школьника с каким-то абстрактным нормативом (за идеал принимается, видимо, знание учебника наизусть), во-вторых, сравнивает его знания со знаниями его группы. Нужно, чтобы знания человека сравнивались с его вчерашними знаниями, что делается чрезвычайно редко. А ведь только такая оценка имеет смысл.
      Мне самому, например, в свое время сильно повезло, что я учился не в гимназии, а в коммерческом училище, которое оказалось лучшей школой Казани. Основным составом преподавателей была молодежь, живо интересовавшаяся наукой и творчески работавшая в сво-
      eft области. Каждый умел увлечь своим предметом и рассказывал много за пределами учебников. Учителя по главным предметам умели оценить наклонности и решениями ученого совета за успехи и инициативу в одном предмете повышали оценку по предмету, дававшемуся ученику хуже. Мне легко давались математика, физика, химия, и поэтому мне на один-два балла завышали оценки по литературе и языкам. Я хорошо помню, как на контрольной по алгебре была предложена задача из раздела, который я не знал (пропустил урок, потерял учебник...). Из часа, отведенного на контрольную работу, полчаса я искал путь к решению, главное написать успел, но до конца решение не довел. Вместо ожидаемой тройки («удовлетворительно») я получил высшую оценку «великолепно» (больше, чем «отлично»). Учитель Ивановский оценил оригинальность решения.
      Я уже говорил, что часто люди, особенно одаренные в одной области знаний, оказываются малоспособными в других областях. Если обнаруживается ученик с направленным, определенным интересом, учитель призван развивать этот интерес. Его усилия должны, конечно, тактично учитывать и преподаватели других предметов.
      В связи с этим мне хочется рассказать два случая, хотя и относящиеся к высшей школе. В Париже еще Наполеоном создана политехническая школа — одно из лучших учебных заведений Франции. В конце прошлого столетия там учился А. Пуанкаре, который впоследствии стал крупным ученым. Теоремы Пуанкаре, метод Пуанкаре актуальны и в наши дни. При переходе на второй курс оказалось, что у него не хватает почти половины нужных для перевода баллоз, его должны были исключить. Собрался ученый совет, и выяснилось, что у А. Пуанкаре набраны высокие баллы по математике и физике и полное отсутствие баллов по черчению. Ученый совет постановил освободить А. Пуанкаре от черчения не только при переходе на второй курс, но и при всем дальнейшем его обучении. Никакого ущерба образованию воспитанника нанесено не было, и слава французской политехнической школы тоже не пострадала!
      А вот случай из нашего времени. Об одном из создателей современного программирования и машинного языка, М. Р. Шуре-Буре, которому во время обучения в Московском университете плохо давалась физкультура, Студенты сочинили стихи;
      На уроках физкультуры Не бывало Шуры-Буры,
      И за это Шуре-Буре Не бывать в аспирантуре.
      С трудом удалось убедить соответствующие инстанции, что нам всем гораздо больше, чем самому Шуре-Буре, нужно, чтобы он стал ученым.
      Удивительно, но в средней школе, как правило, преподаватели гораздо лучше осведомлены о наклонностях и характерах отстающих учеников, чем об учениках успевающих и способных. В погоне за хорошими и средними оценками учитель уделяет главное внимание отстающим. Он тратит массу времени на то, чтобы некий Иванов исправил двойку по геометрии, не ведая часто, что Иванов влюблен в историю, зачитывается мемуарной литературой, летом уезжает землекопом в археологическую экспедицию. В том же классе за одной партой с Ивановым сидит некий Петров, у него по геометрии круглые пятерки, и учитель доволен: чего же еще надо? Я думаю, что если бы учитель позанимался дополнительно не только с Ивановым, но и с Петровым, польза была бы несравненно еще большая.
      Можно назвать немало школ, где учителя хорошо привирают учащимся любовь к избранному предмету. Опыт одной из казанских школ показал, например, каких замечательных успехов можно добиться, если к ученикам в тех дисциплинах, в которых они особенно сильны, еще более повысить требования. Здесь и рождается порыв к будущей научной деятельности. Не случайно именно из таких школ больше всего выходит людей, достигающих впоследствии ведущих положений в науке и технике.
      Надо предоставить возможность молодежи с ярко выраженным призванием совершенствоваться в выбранной области, помочь постигать вершину своего ремесла, полнее раскрыться таланту. Есть смысл широко привлекать в школы ученых, инженеров и студентов для чтения докладов, лекций, ведения факультативов, кружков, организации экскурсий на заводы, в совхозы и т. д. Это кое-где делается, но в явно недостаточных масштабах.
      Как же определить, есть ли у молодого человека тяга к разгадыванию новых для него явлений, к раскрытию больших и малых тайн природы?
      Есть одна примета, которой наши ученые пользуются, отыскивая способных ребят. Пока эта примета нас не подводила. Не простое усердие, не заучивание (пусть даже блестящее) готовых стандартных решений, а самостоятельность мышления интересны ученому в молодом человеке. Юноше или девушке поручают сделать опыт, решить задачу, просят объяснить природное явление. Ничего необычного в самой задаче или в опыте нет. Опыт может быть проделан, задача будет решена, а «необычное» может при этом и не проявиться. Но вот юноша предлагает свой собственный путь решения. Иного учителя такая необычность может отпугнуть. А ученых она радует. Лишь бы вывод был верным, а уж пути к выводу могут быть разные. И чем больше таких путей перебирает в уме юноша, чем свободней он находит кратчайший, самый экономный, самый рациональный, я бы добавил, самый красивый, тем больше у нас уверенности, что из него выйдет толк.
      Однажды, когда мне было лет десять, друг нашей семьи, академик Н. Н. Лузин рассказал мне забавную историю о том, как Сократ открыл Платона, своего лучшего ученика. Н. Н. Лузин был настолько хорошим рассказчиком, что отличить, где у него правда, а где вымысел, было невозможно. Слушая его, я живо представлял себе, как Сократ, прогуливаясь, шел по родному городу. Вот он подошел к стройке и вдруг остановился. Ему бросилось в глаза что-то необычное. Все каменщики возводили стены, проделывая одни и те же движения. И только один из них клал камни по-особому. Сократ , присмотрелся. Молодой рабочий берег силы. У него все было рассчитано. Там, где другие делали два движения, он обходился одним. И стена у него росла быстрее, и работал он с меньшим напряжением.
      Сократ подозвал рабочего, взял его к себе жить. А через несколько лет из рабочего-каменщика получился ученый, философ, имя и идеи которого живы до наших дней.
      Серьезный процесс воспитания молодых людей должен начинаться именно с помощи им в определении , своего призвания. Задача старшего поколения прежде всего в том, чтобы помочь молодежи найти себя, определить поприще, где наиболее полно могут развернуться ; их способности и, следовательно, они смогут принести обществу наибольшую пользу.
      Часто у нас критикуют руководителей предприятий и колхозов за недостаточное использование техники, за нерентабельную, непродуманную ее эксплуатацию. Чтобы переналадить станок или более рационально организовать работу автоматической линии, нужны неделя, месяц. С людьми куда сложнее. «Переналадить» человека не всегда удается. Дело это очень нелегкое и для него и для окружающих. Поэтому выявление талантов и способностей — работа важности общегосударственной. Она может иметь самые различные формы, кроме одной — администрирования («Выявить в школе двадцать физиков — кандидатов в академики и доложить в районо»). В этой работе ни на минуту нельзя забывать, что имеешь дело с людьми необыкновенными — горячими, увлекающимися, веселыми.
      Юноши и девушки должны сознательно, на основе довольно обширных и глубоких знаний выбирать себе профессию.
      Я убежден в том, что средней школе трудно самостоятельно наладить специализированное обучение. Ей нужна помощь научно-исследовательских учреждений, высших учебных заведений, предприятий народного хозяйства. Ей нужны владеющие новой методикой педагоги. Для работы в школе вполне возможно привлечь огромную армию инженерно-технической интеллигенции. На наш взгляд, целесообразно в обязательном порядке использовать на педагогической работе всех аспирантов и всех студентов начиная с 3 — 4-го курса. Это полезно не только для средней школы, но и для практикантов, ибо нет лучшего способа понять самому, чем сделать понятным это ученику. Преподавание имеет также большое значение и как активная форма накопления опыта руководить коллективом. О чем говорит история?
      Когда остро встал вопрос о подготовке квалифицированных рабочих для быстро растущей промышленности, возникли специальные училища, возникла целая система подготовки трудовых резервов. И это оправдало себя. В годы Великой Отечественной войны появились суворовские и нахимовские училища. Армия получает из них великолепное офицерское пополнение. Образованные, хорошо подготовленные ребята, пройдя суворовские училища, посвящают свою жизнь обороне страны. Они быстро осваивают новую технику. И это тоже оправдывает себя.
      Но вот пришло время, когда наука, стараясь успеть за потребностями нашей быстро развивающейся экономики, стала испытывать голод в людях. Не одиночки, а коллективы, не отдельные лаборатории, а целые институты и группы институтов помогают ныне новым отраслям промышленности. Для этого нужны сотни тысяч людей! А скоро потребуются миллионы...
      Возможно, со временем у пас в стране появятся училища нового типа. Я бы назвал их «Ломоносовскими училищами». Это название, мне думается, отражает и дух нашего времени, для которого романтикой стала наука, и специфику таких школ, и даже, может быть, в какой-то степени биографию ребят, которые придут сюда учцться не только из больших городов, а отовсюду, из дальних мест, как в свое время пришел в науку крестьянский сын Михайло Ломоносов...
      Такие школы сыграли бы большую роль в подготовке научных кадров по самым новым специальностям. Они имели бы огромное социальное значение, увеличивая шансы для способной молодежи из сел и отдаленных поселков, шансы, которые определяются сегодня не столько способностями, сколько отсутствием в селе или районе высококвалифицированных преподавателей.
      Разумеется; при воспитании ребят, выявивших определенные склонности, ни в коем случае нельзя забывать *б их всестороннем развитии, воспитании патриотизма, политической зрелости, гражданственности, чувства товарищества, коллективизма. Важно как можно раньше приобщать молодежь к общественно полезному труду, добиться, чтобы она быстрее начинала возвращать обществу долг за свое обучение. Особенно это относится к научной молодежи.
      Пока что таких училищ еще нет, но есть их прообразы — специализированные школы-интернаты при Московском и Новосибирском университетах, в ряде других мест.
      Но ведь приближать будущее — это как раз дело молодежи. И многое из того, о чем говорилось — дифференцированный подход к ребятам, обучение по склонностям, воспитание творческой активности, — уже сегодня могут принести с собой в школы выпускники педагогических вузов и училищ.
      Нестандартный, индивидуальный подход к учащимся еще более важен в высшей школе. Особое значение это имеет для вузов физико-технического профиля, готовящих кадры для наиболее важных направлений научно-технического прогресса, от темпов которого в первую очередь зависят благосостояние и мощь государства.
      Постараюсь сформулировать некоторые условия, необходимые, по моему мнению, для эффективной подготовки научных кадров.
      Современное состояние науки довольно точно определили как информационный взрыв. Стремясь сообщить студенту все необходимое для его профессии, вузы все время увеличивают сроки обучения и количество часов занятий, плотность учебного материала продолжает расти. Думать некогда. Студенты не продумывают свои задания, а, по собственному их выражению, «толкают», «спихивают». Но за ростом знаний все равно угнаться не удается. Все равно приходится доучиваться в цехе, лаборатории, конструкторском бюро.
      Поэтому нужно резко увеличить долю самостоятельных занятий студентов, особенно на факультетах физико-математического, химического и биологического профилей. Гораздо важнее научить их думать, изобретать, ставить опыты, научить напрягать все силы для решения трудной задачи, чем формально дать студентам какую-то сумму сведений, которые они немедленно забудут. Мало кто может с толком слушать научные лекции более четырех часов подряд, а у нас до сих пор бывают дни, когда студент загружен по шесть и по восемь часов. Слушать подряд три серьезные научные лекции так же тяжело, как съесть подряд три больших обеда.
      Правильно оценивать перспективы той или иной отрасли науки, предвидеть намечающийся технический переворот и вовремя направлять туда молодые силы, конечно, может только крупный научно-исследовательский центр. Только активно, творчески работающие ученые могут готовить кадры для новых отраслей.
      Надо заметить, что и учителя и ученики в такой ситуации должны, в сущности, учиться вместе, потому что работа идет в неизведанном направлении. Поэтому следует резко усилить привлечение ученых, творцов современной науки, к воспитанию и обучению молодежи. Надо шире организовывать лекции и семинары в лабораториях НИИ, как можно раньше привлекать студентов к работе в научно-исследовательских институтах, шире привлекать ученых к преподаванию.
      Очень важны прямые контакты между учеными и студентами. Лекция полезна, но еще полезнее простой разговор с группой из нескольких человек на научную тему со свободными вопросами и дискуссией. Перегрузка ученых лекциями привела к тому, что таких бесед мало, даже экзамены, как, правило, проводят ассистенты, и профессора мало знают свою аудиторию. Между тем именно в процессе общения легче всего определить, кто из студентов усерден, но ограничен, кто хорошо владеет стандартными решениями, а кто мыслит свежо и оригинально.
      Особенно ответствен в подготовке кадров первый этап — прием в вуз. При краткой беседе с поступающими экзаменатору — а это, как правило, ассистент — трудно разобраться, чем вызван выбор будущей профессии и есть ли у поступающего способности именно к этой специальности.
      Нельзя принимать в институты (только для того, чтобы выполнить план) людей, показывающих на экзаменах по предметам основной специальности вуза явно слабые знания. Надо не бояться исключать студентов, которые не справляются с основными дисциплинами. «Вытягивание» двоечника вредно для страны. Оно также вредно и для самого двоечника: не надо заставлять его работать не по способностям. Как правило, плохая успеваемость связана прежде всего с тем, что человек неверно выбрал себе специальность, и чем раньше он это поймет, тем для него же лучше. Известно, что немало больших ученых в молодости ходило в тупицах: они неудачно сперва выбирали специальность.
      В наше время постоянно рождаются новые специальности, которым нужны молодые кадры. Конечно же, организовать их подготовку могут именно сами творцы этих новых специальностей и направлений науки. Следом за Московским физтехом создан и успешно работает Новосибирский университет; филиалы факультетов Московского университета действуют при крупных научных центрах в Дубне и Пущине, филиал Московского физтеха открылся во Владивостоке. Единство науки и образования в равной мере полезно и для студентов и для ученых. Поэтому девизом современности должно стать: первое — «При каждом научно-исследовательском комплексе — свой университет или вуз», и второе — «Каждый ученый должен быть и учителем».
      Наиболее остро, на мой взгляд, стоит вопрос о подготовке специалистов по прикладной математике и по организации производства.
      Весь мир терпит колоссальный урон из-за нехватки специалистов по прикладной математике, владеющих машинной математикой, кибернетикой. Созданные человеческим гением многие сотни замечательных думаю щих машин, способных найти решение важнейших проблем, используются с ничтожным КПД только потому, что не хватает ученых, подготовленных к тому, чтобы загрузить эти машины настоящими задачами.
      Сейчас большой спрос на математиков. Директор предприятия покупает электронно-вычислительную машину и добивается, чтобы ему дали математиков, но эти математики, как правило, не владеют даже классической математикой и часто впервые, на новой работе, видят современную машину. Богатые предприятия приобретают специалистов, набирая молодежь «с запасом», и смотрят сквозь пальцы на ненужных, хотя и молодых, но уже государственных иждивенцев.
      Надо в более широких масштабах организовать подготовку кадров по этой дефицитной специальности. Совершенно ясно, где их надо готовить: в тех университетах и вузах, которые сотрудничают с крупными научными центрами, где есть работающие в этой области ученые и современная вычислительная техника.
      Вероятно, пора всесторонне продумать вопрос о подготовке в вузах ученых-организаторов. Организаторы науки, промышленности, сельского хозяйства должны обладать специфическими способностями, и обучать их надо по особой программе. Им необязательно быть крупными специалистами в какой-то узкой области, но зато они обязательно должны обладать знанием людей, умением руководить ими. Будущих организаторов надо учить экономике, психологии, истории, опыту социалистического строительства, знакомить с опытом организации капиталистических фирм.
      Иногда говорят так: будем учить всех подряд, и чем больше будет обученного парода, тем лучше. Учение никому еще вреда не приносило. А там пусть жизнь решит: кто способен идти в науку — выбьется, а кто нет — сам сойдет с «беговой дорожки». В Соеди-
      ненных Штатах Америки, например, так и поступают. В огромных, очень многолюдных университетах слушают лекции множество студентов, а потом, даже если девять десятых из них останутся без работы, это никого не волнует. В США образование платное и к тому же очень дорогое. Студенты учатся за свои деньги. У нас же образование бесплатное, и мы имеем возможность выбирать тех, кто хочет и может учиться и в будущем принесет максимальную пользу.
      В эпоху, когда наука стала непосредственной производительной силой, развитый интеллект представляет такое же общенациональное богатство, как полезные ископаемые или энергетические ресурсы. Социализм создал все условия для того, чтобы этот вид национального богатства неуклонно возрастал. Наш долг — как можно настойчивее облегчать дорогу способным людям.
      Независимо от системы образования каждый год рождается определенное число талантов, дарований в определенной области. И наша задача — отобрать их из массы мальчишек и девчонок, дать им как можно больше, развить их способности как можно быстрее и как можно скорее получить от них отдачу, необходимую нашему народу, социалистическому обществу, всему человечеству.
      Известно, что И. Ньютон все основные работы закончил до сорока лет. Поэтому каждый год талантливого человека представляет огромную ценность. Говорят, незаменимых людей нет. Конечно, только с точки зрения исторических эпох. Но мы живем сегодня, сейчас. Если бы не было в наши дни С. П. Королева, то, может быть, не советский человек был бы первым космонавтом.
      Какие качества отличают ученого, какие черты характера должен воспитывать в себе молодой человек, решивший посвятить себя науке? Такой вопрос задал мне однажды корреспондент «Комсомольской правды». Вот как я ответил.
      Давайте посмотрим на ученых, которые много сделали в науке. Характерно, что независимо от специальности и дарования каждый из них вложил в науку огромный личный труд. В определенные периоды жизни (а эти периоды продолжаются годами) напряжен-
      ность труда достигает вершины. Исследователь, забывая об отдыхе, ежедневно работает по 14 — 16 часов. Так что слова о труде в науке — это не фраза. Это закон. Он остается в силе и для нашего времени.
      Только обыватели считают, что ученого внезапно, как молния, озаряют гениальные мысли или он случайно делает открытия. Новые научные идеи не валятся с неба как манна небесная. Они рождаются в муках и требуют от ученого огромного напряжения. Сказать, что это подвижничество, может быть, слишком громко, но в известной мере все-таки справедливо... Да, бывают озарения и бывают случайности, но только их не бывает без постоянного, подчас изнурительного труда.
      И еще — нужен энтузиазм. Это, на мой взгляд, обязательная составная часть трудолюбия. Ведь исследовательская работа сама по себе очень неэффективна. Я имею в виду все изученные ответвления, оказавшиеся потом тупиковыми, все перевернутые камни, под которыми ничего не обнаружилось. Энтузиазм, основанный на преданности делу, поддерживает дух исследователя и тогда, когда приходится отбрасывать прежние идеи как бесплодные и начать все сызнова.
      Что еще характерно для исследователя?
      Полное отключение от «посторонних» дел, которые помешали бы ему реализовать выношенную идею. Такие периоды «отключения» могут длиться, как показывает жизнь, по нескольку месяцев. От осады крепости ученый переходит к ее штурму. Это очень ответственный этап, и тут проверяется умение человека завершить начатое. В такие периоды исследователь еще и еще раз тренирует себя, учится преодолевать внезапно появляющиеся трудности, быстро решать головоломные загадки, которые всегда окружают проблему невидимой с первого взгляда, но очень стойкой крепостной стеной. Кажется, что стена пала, ты уже в крепости, но перед тобой новый пояс укреплений, который прежде был не виден. Как на войне: рвы, проволока, бездорожье... Так бывает и в математике, и в инженерном деле — в любой области науки и техники. Поэтому молодому ученому надо готовить себя к великому терпению, к тому, чтобы быстро ориентироваться и вовремя менять тактику, вызывать на помощь или самому строить новые осадные орудия. Огромное значение имеет понимание того, что из неизвестного в первую очередь подлежит исследованию, умение расчленить проблему на более простые и выделить главное.
      Я думаю, человек, который хочет стать ученым, должен как можно скорее развить в себе способность много работать. Надо научиться работать даже во время отдыха.
      К этому я добавил бы еще одно качество, особенно важное для ученого. Абсолютная честность. Человек, склонный искажать факты, приписывать себе не принадлежащие ему идеи, никогда не сможет стать настоящим ученым...
      Помню, как-то один заведующий отделом института принес мне на подпись для направления в Комитет по изобретениям и открытиям свою работу совместно с сотрудником. После того как я ознакомился с нею, у нас произошел такой разговор.
      Я: У меня два замечания: 1) я не считаю работу настолько значительной, чтобы представлять как открытие; 2) эта область весьма далека от Вас — зачем Вы приписали свою фамилию?
      Он: Автор мне рассказывал, а я ему давал советы...
      Ну что тут скажешь!
      Честный ученый весьма емкое понятие. Оно, конечно, не исчерпывается только тем, что он не ворует идей и работ у своих учеников или коллег. Гораздо труднее оставаться честным, когда ты должен провести экспертизу, а твое собственное мнение не совпадает с тем, чего от тебя ждут, или напрочь зачеркивает уже построенное предприятие, затраченные труд, время...
      К сожалению, в нашей среде еще есть люди, ставящие превыше научной истины мнение начальства. Мы должны «с младых ногтей» приучать молодежь к тому, что давать научное заключение по принципу «чего изволите» недостойно настоящего ученого.
      И еще я хотел бы напомнить: истинный ученый
      стремится к получению научного результата, а не к достижению личного успеха. Об этом очень метко сказал М. В. Ломоносов: «Впрочем, во всех должно смотреть, чтобы они были честного поведения, прилежные и любопытные люди и в науках бы упражнялись больше для приумножения познания, нежели для своего прокормления, и не так как некоторые, снискав себе
      хлеб, не продолжают больше упражнения в учении с ревностию».
      Мы хотим, чтобы для будущих, подрастающих исследователей наибольшим стимулом творчества было не только желание сделать открытие, но и как можно быстрее поставить это открытие на службу Отчизне, народу. С этим качеством неразрывно связано чувство товарищества и удовлетворения не только личным успехом, радость не только за себя, но и за успех соседа, за успех своего института.
      Проблемы большой науки и новой техники успешно решаются теперь только совместными усилиями многих ученых разных профилей. Именно такое кооперирование позволило нам в невиданно короткий срок создать новый вид промышленности — атомную, выйти на ведущее место в мире по освоению космоса. Поэтому одна из необходимых черт, которую мы должны развивать в человеке будущего, — коллективизм.
      В современной науке крупные проблемы решаются крупными коллективами. Однако следует отметить, что даже в близких областях науки работа коллективов происходит неодинаково и с очень большим разбросом эффективности. В одних случаях руководитель работы держит всю инициативу, все звенья работы в своих руках, а члены многочисленного коллектива являются только техническими исполнителями. В других — руководитель основное внимание уделяет лишь главным направлениям, расчленению общей проблемы на более простые слагаемые, максимально используя творческие способности своих помощников и сотрудников. В этом случае, как правило, дела продвигаются быстрее, рост квалификации сотрудников и получение ими ученых степеней происходит естественно. Такой тип коллективной деятельности приводит к полному использованию индивидуальных творческих способностей каждого из участников.
      Науке все больше нужны огромные сложнейшие установки, которые не под силу построить и использовать не только одному человеку, но часто и одному институту. В области атомной физики экспериментальные установки приобретают такие масштабы, что на них уже работают интернациональные коллективы ученых, как, скажем, в Объединенном институте ядерных исследований в Дубне.
      Сама логика развития науки требует от нас умения работать коллективно, объединять усилия, средства, интеллектуальный потенциал.
      Следует подчеркнуть, что при решении больших проблем современной науки роль отдельного ученого отнюдь не стирается: начальная идея открытия всегда идет от одного-двух. В большой работе каждый находит свое место. Так, для развития крупной идеи нужен ученый-организатор, человек больших знаний и воли. В процессе работы возникают трудности, преодоление которых требует принципиально новых идей, — здесь нужны индивидуальное творчество, самозабвенный труд.
      Человечество подошло вплотную к решению проблемы управляемой термоядерной реакции. Многие сотни ученых и коллективов уже много лет пытаются преодолеть барьер плазменной неустойчивости. Очевидно, здесь необходим принципиально новый толчок, и этот толчок сделает кто-то первый.
      Как при решении больших проблем, так и в текущей поисковой работе, даже в пределах одной специальности, нужны ученые разных типов, ученые, у которых преобладают разные наклонности. Для одних характерно прямое творчество, создание новых методов и путей. Для других это может быть также доведение теории до совершенства, шлифовка и обобщение полученного результата. Наконец, для третьих характерно обладание огромным, непрерывно пополняемым запасом знаний в широком круге вопросов своей специальности.
      Развитие науки требует гармонического сочетания кадров всех упомянутых типов. Творчески активный ученый часто не любит читать, и ему очень важно поговорить с энциклопедистом. Шлифовка и оттачивание результата необходимы для успешного продвижения новой теории. Бывает даже, что сам автор не сразу узнает свое дитя в повой одежде. Академик С. Л. Соболев однажды услышал в разговоре о работе одного иностранного ученого, удостоенного международной премии, и стал восторгаться его результатами; собеседник посоветовал С. Л. Соболеву все же прочесть работу самому. Неделей спустя при новой встрече он признался, что вся идейная база зарубежной работы, по существу, содержится в его, соболевских, работах, опубликованных 15 лет назад...
      Что касается меня, то я многим обязан своему другу, профессору Б. В. Шабату, в соавторстве с которым написал две большие книги: «Теория функций комплексного переменного» и «Проблемы гидродинамики и их математические модели». Это разносторонний ученый и прекрасный педагог с чрезвычайно широким кругозором. Обладая огромной эрудицией, он много раз наталкивал меня на новые решения, подсказывая известные ему методы и приемы, применявшиеся в сходных случаях. Кроме того, он обладает последовательностью и методичностью, которых не хватало мне, и без него наши книги, возможно, так и не увидели бы света.
      Всюду нужны сейчас люди, способные работать настойчиво и углубленно в определенной области, пусть эта область и очень узкая. Но не менее важную роль играют и будут играть в дальнейшем организаторы, способные заниматься широким кругом вопросов, создавать творческие коллективы, правильно подбирая в них людей.
      Для организации крупных комплексных, многодисциплинарных исследований потребовался новый тип ученого — ученого-организатора, человека с широкой эрудицией, способного мыслить крупными блоками, создавать планы, которые включают множество проблем из разных областей знания. Он разрабатывает и запускает в дело по отдельным, особенно существенным звеньям комплекса сразу несколько вариантов поиска решения. Он успевает непрерывно наблюдать за ходом работы, а когда возникают трудности, тупики, умеет вместе с привлеченными специалистами найти обходной путь. Здесь нужна большая воля, сочетание широких знаний в различных областях науки и техники со знанием психологии людей. Таким ученым был И. В. Курчатов, с которым мне посчастливилось работать.
      Потребность в таких организаторах очень остра уже сегодня. Однако не все крупные ученые, крупные специалисты оказываются хорошими организаторами нового дела, руководителями коллектива. Ошибка в назначении руководителя обходится дорого — ученый теряет работоспособность, а дело разваливается.
      К этому надо добавить, что в наше время, когда роль науки поднялась необычайно высоко, ученые все
      чаще становятся и организаторами производства. Это естественно и неизбежно. Происходит сращивание науки с производством, которое помогает нам переводить всю экономику на научные основы. Изобретатель, ученый становится во главе предприятия, и, наоборот, инженеры, организаторы производства получают возможность работать творчески, делать изобретения и открытия. Это путь развязывания творческой инициативы, это характерная особенность нашего времени и нашего общества.
      Молодые люди, еще не искушенные в науках, часто задавали мне вопрос: почему я, математик, возглавляю Институт гидродинамики, а занимаюсь взрывом и его приложениями? Как это все увязать?
      Я постараюсь в этой главе рассказать, какую роль сыграли и гидродинамика, и математика, и взрыв в решении таких, казалось бы, ничем не объединенных задач, как определение глубины пробития танковой брони и защита города Алма-Аты от селей, осушение пойм и защита космических кораблей от метеоритов.
      Но сначала несколько слов о гидродинамике. Это одна из древнейших наук. Она ровесница египетских пирамид, первых торговых и военных судов и оросительных систем. За свою многовековую историю гидродинамика знала периоды и бурного развития, и застоя, когда казалось, что все поддающиеся решению задачи уже решены, а подходы к новым не удавалось найти. Но всегда рука об руку с гидродинамикой шла математика, и трудно назвать ведомых и ведущих: иногда новые математические методы приводили к расцвету целых отраслей гидродинамики, и в то же время поставленные гидродинамикой задачи побуждали математику к дальнейшему движению и развитию.
      В классической механике, сложившейся в XIX веке, гидродинамике отводилась роль одного из трех основных разделов, двумя другими разделами были механика твердого тела и газодинамика. Каждая из этих наук изучала поведение вещества — жидкого, твердого или газообразного. Однако с течением времени перегородки между этими разделами постепенно ветшали и разрушались. В последние десятилетия началось новое взаимодействие этих некогда разделенных наук, определившее бурное развитие новых направлений.
      Можно привести немало примеров неразделимости многих проблем гидродинамики, газодинамики и механики твердого тела. Так, пластические деформации твердых тел происходят по законам движения вязкой жидкости, а газовые потоки в некоторых случаях можно рассматривать как течение несжимаемой жидкости. Нельзя не подивиться еще раз прозорливости М. В. Ломоносова, диссертация которого называлась «Рассуждение о твердости и жидкости тел...».
      Если раньше в основные разделы гидродинамики Входило изучение собственно жидкостей (воды, нефти), то сейчас открыты новые явления, когда требуется по законам движения жидкости изучать движение сред совсем нежидких, например железа, грунта. На первый взгляд это кажется парадоксальным. В каком же смысле можно рассматривать в качестве жидкости такие материалы, как железо, грунт, лед? Все дело в том, что при тех скоростях и давлениях, которыми оперирует взрывная техника, прочностные свойства материалов оказываются пренебрежимо малыми по сравнению с инерционными силами. Огромный заряд взрывчатки выбрасывает в воздух за одно мгновение миллионы кубометров грунта. Законы движения этого грунта оказываются близкими к законам движения жидкости. Таким образом, в сферу гидродинамики попали проблемы, которые к воде имеют мало отношения, хотя приставка «гидро» и означает «вода». О них мы и поведем речь.
      Практика и теория взрыва имеют большую историю. С явлением взрыва человек сталкивался еще в доисторические времена, видя удар молнии, извержение вулканов, взрывы подземного газа. Много позже люди сами начали создавать взрывчатые вещества, сначала для военных целей, а позже для технических. Первым взрывчатым веществом был черный порох.
      При быстром сгорании пороха в закрытом объеме создавалось давление порядка 1000 атмосфер, и в зависимости от размеров заряда порох производил нужную работу — бросалось из пушки шаровое ядро, разрушалась стена крепости, металась дробь из охотничьего ружья и т. п.
      Следом за черньш порохом был изобретен на базе нитроклетчатки новый вид пороха — бездымный. Он имел много преимуществ — большая мощность, возможность регулировать скорость горения (это достигалось технологией производства, а также размерами частиц — от порошинок диаметром в доли миллиметра до цилиндрических шашек диаметром 5 — 10 сантиметров). Позже было получено много других взрывчатых веществ. Иногда они образуются самопроизвольно при некоторых химических реакциях.
      Мое первое знакомство со взрывом состоялось в детстве, когда я жил в Казани (мой отец был профессором Казанского университета). Вместе с двоюродным братом — студентом мы ставили химические и пиротехнические опыты. Однажды вспышка пламени едва не вызвала пожар. Последовало строгое родительское запрещение, пиротехнику пришлось оставить. Потом был еще один взрыв — на этот раз в школьной химической лаборатории. Мне слова повезло: пострадали только руки, да и то немного.
      С первой серьезной проблемой, связанной со взрывом, я встретился, уже будучи профессором математики. Это была проблема кумулятивного заряда.
      Явление кумуляции было известно давно. Состоит оно в следующем. Если поставить на стальную плиту заряд взрывчатого вещества, скажем, в виде цилиндра и подорвать его, в плите образуется вмятина. Если заряд отодвинуть от плиты хотя бы на четверть его диаметра, вмятины уже не будет. Совсем другой эффект получается, если на конце заряда, обращенном к плите, сделать коническую выемку, — вмятина от взрыва, как ни странно, становится глубже. А если еще вставить в эту коническую выемку металлический конус и подорвать такой заряд на некотором расстоянии от плиты, она будет пробита насквозь!
      Первые опыты в этом направлении принадлежат американскому профессору Р.-У. Вуду и описаны в биографии этого замечательного физика. Р.-У. Вуда пригласили в качестве эксперта для выяснения таинственной гибели молодой женщины. Дело было так. Женщина сидела перед камином, была совершенно здорова, а через 10 — 20 минут ее нашли мертвой. При осмотре обнаружили небольшое красное пятно на груди, а при вскрытии констатировали смерть от разрыва сердца. Р.-У. Вуд объяснил истинную причину смерти: женщина была убита кумулятивным зарядом. Камин отапливался углем, а уголь добывался взрывным способом, причем подрыв зарядов производился капсюлями-детонаторами, то есть взрывчаткой с металлической облицовкой и выемкой на конце. Р.-У. Вуд поставил опыты и показал, что при взрыве капсюль дает металлическую направленную стрелу, способную пробить на расстоянии нескольких метров не только сердце, но и металлическую пластинку. Видимо, капсюль был потерян при взрывных работах и вместе с углем попал в камин, где от нагрева взорвался. По несчастной случайности в момент взрыва ось капсюля была направлена в сердце погибшей.
      Идея снарядов кумулятивного действия была высказана в Германии еще в годы первой мировой войны, но впервые их применили гитлеровцы в ходе Курской битвы как противотанковое оружие — эти снаряды легко пробивали любую броню. Нужно было срочно понять механизм действия нового оружия, ибо без него нельзя было ни усилить наши собственные снаряды, ни рассчитать достаточно прочную броню, защищающую танкистов от снарядов врага. Напряженные работы по кумуляции вели, как мы знаем, и немцы, и англичане, и американцы.
      При экспериментах обнаружилось много парадоксального, что не укладывалось в существующие представления. Законы пробивания снарядом или пулей различных преград изучались со времен создания артиллерии. Несколько сотен лет незыблемой оставалась формула французского артиллериста Жакоба дАмара, из которой следовало, что глубина пробивания пропорциональна скорости снаряда. До второй мировой войны скорости снарядов не превышали 1 километра в секунду, и старая формула работала прекрасно.
      Пробивание брони кумулятивными снарядами происходило по каким-то иным законам. Такой снаряд при встрече с преградой выбрасывал «проволочку» диаметром 2 — 3 миллиметра и длиной до 200 миллиметров, летящую со скоростью 4 — 10 километров в секунду, которая пробивала броню толщиной до 200 миллиметров. Непонятного было много... Откуда берется «проволока»? Почему с увеличением скорости снаряда глубина пробивания практически не меняется? Каким образом можно влиять на эту глубину, то есть на бронебойную способность снаряда?
      Мне были известны две модели кумулятивного процесса, изучавшиеся и у нас и за рубежом. Согласно первой броню пробивает струя раскаленного газа (схема бронепрожигания), по второй — раскаленная металлическая пыль. Но поставленные опыты показали несостоятельность и той и другой. Поиски новых моделей привели меня к принципиально иной идее, согласно которой и кумулятивный конус, и пробиваемая броня во время взрыва ведут себя как идеальные несжимаемые жидкости.
      Рассуждения были просты. В обычном состоянии металлическая облицовка кумулятивного конуса представляет собой твердое тело с определенными прочностью, упругостью, пластичностью и вязкостью. Но в условиях, порожденных взрывом (давление в сотни тысяч атмосфер, скорость до 10 километров в секунду), эти параметры уже мало что значат. Образовавшийся сгусток металла можно считать идеальной несжимаемой жидкостью, как, впрочем, и броню в месте соударения. А если так, то при анализе можно применить математический аппарат теории жидких струй, которую я разрабатывал еще до войны в Центральном аэрогидродина-мическом институте. Уравнения движения несжимаемой жидкости относительно просты. Поэтому в первом приближении подсчет глубины и скорости проникновения кумулятивной струи в броню не представлял особых трудностей. Вскоре выводы теории подтвердились экспериментально.
      Однако «безумная идея» о том, что металл снаряда (его кумулятивной оболочки) и металл брони ведут себя как жидкость, многим казалась нелепой. Помню, мое первое выступление об этом в Академии артиллерийских наук было встречено смехом. Но мне удалось доказать, что при формировании «проволоки» и при пробивании брони возникают такие скорости и давления, что прочностные и упругие силы становятся пренебрежимо малыми по сравнению с инерционными. Гидродинамическую трактовку явления кумуляции поддержали академики М. В. Келдыш и Л. И. Седов. Благодаря построению теории кумуляции были созданы надежные методы расчета, предложены новые типы кумулятивных зарядов. Через несколько лет работа по теории кумуляции была отмечена Государственной премией.
      Мои основные работы по кумулятивным зарядам были выполнены в Киеве, точнее, в Феофании (в 20 километрах от Киева), где размещалась моя лаборатория по взрывной тематике. Металлические части зарядов — конусы, полусферы, цилиндры — изготовлял водитель моей казенной машины Эдик Вирт на токарном станке в гараже АН УССР. Снаряжал и производил опытные взрывы я сам сначала в овраге Ботанического сада, а позже в лаборатории. Броневые плиты для опытов добывали, вырезая их из трофейных немецких танков в лесах под Киевом. Их там было много. Здесь нам помогали военные саперы.
      Литые заряды тола изготавливали на электроплитке, прессовали с помощью переплетного пресса, приобретенного на барахолке. Однажды нам потребовались для облицовки внутренней поверхности конической оболочки снаряда высокопластичные и особо тяжелые металлы. Где их взять? Заказать и ждать — пройдет много времени. Обошлись своими средствами: переплавили в тигле семейное имущество — серебряную рюмку и золотые коронки для зубов.
      Трудности с материалами приводили иногда к совершенно неожиданным результатам. Когда проведенные приближенные расчеты выявляли ряд свойств кумулятивного взрыва, мне хотелось как можно скорее поставить опыты, которые окончательно подтвердили бы теорию. Срочно нужен был медный конус, но, как назло, нужных медных цилиндров, из которых можно было бы выточить конусы, не оказалось. Среди моих сотрудников был инженер Н. М. Сытый, человек поисти-не необузданной технической фантазии. Его всегда переполняли идеи, иногда блестящие, иногда нелепые, но всегда неожиданные. Н. М. Сытый и здесь нашел необычный выход: он взял пучок медной проволоки, обмотал его детонирующим шнуром и подорвал. После взрыва мы получили нужный цилиндр, из которого Эдик Вирт выточил несколько конусов. Проведенные опыты полностью подтвердили теорию, а теория объяснила все парадоксальные эффекты кумулятивного взрыва.
      Собственно говоря, при описанном получении медного цилиндра была впервые осуществлена сварка взрывом. В тех же экспериментах при подрыве заряда с двухслойной кумулятивной оболочкой слои из различных металлов прочно приваривались один к другому, и на срезе была видна волнообразная поверхность контакта.
      К сожалению, мы, будучи поглощены основной задачей, не обратили должного внимания на эти явления. В изучении сварки взрывом наступила длительная пауза. Систематические исследования начались только в 60-х годах в Институте гидродинамики СО АН СССР в Новосибирске и одновременно в США. О наших работах по этой проблеме я уже рассказывал.
      Начавшись с расчета снарядов, теория кумуляции в дальнейшем оказалась приложимой к широкому кругу задач, вплоть до защиты космических кораблей от метеоритов.
      Еще при запуске первых баллистических ракет возник вопрос: а что произойдет с космическим объектом, если в него попадет метеорит? В конце 50-х годов главный руководитель советской космической программы академик С. П. Королев обратился во все «взрывные» организации страны с просьбой изучить это явление в
      земных условиях. Нужно было прежде всего разогнать частицу, имитирующую метеорит, хотя бы до первой космической скорости — около 8 километров в секунду (напомню, что начальная скорость обычного артиллерийского снаряда равна примерно 1 километру в секунду) . Было проведено много интересных экспериментов, но за пределы 2,5 километра в секунду тогда никому выйти не удавалось. Конечно же, газы, летящие с такой скоростью, не могли разогнать частицу до космических скоростей.
      Письмо от С. П. Королева получил и Институт гидродинамики, размещавшийся тогда, в 1958 году, во временных бараках на берегу речки Зырянки. Тогда и возникла идея использовать для разгона частиц (как бы лабораторных метеоритов) кумулятивную струю. Этой работой занялся мой ученик В. М. Титов, тогда только что окончивший Московский физико-технический институт, а сейчас член-корреспондент АН СССР.
      За счет остроумных вариантов столкновения между потоками газа в струе удалось разогнать сами газовые массы до скорости 50 километров в секунду. Было очень сложно передать эту скорость частицам, особенно неметаллическим. Металлические частицы более прочны и удобны для экспериментов, но ведь около 98 процентов метеоритов в космическом пространстве не железные, а каменные. Поэтому пришлось учиться метать с космической скоростью не только металлические, но и керамические, и даже стеклянные частицы, особенно хорошо имитирующие хрупкость.
      Кумуляция оправдала возложенные на нее надежды — теперь мы умеем разгонять частицы в 1 — 2 миллиметра в поперечнике до скорости 10 — 15 километров в секунду.
      Каковы же результаты моделирования космических явлений в лаборатории?
      Гостям Института гидродинамики часто показывают макет иллюминатора космического корабля после обстрела его частицами в лаборатории. В экспериментах удалось обнаружить массу новых интересных эффектов. Например, при ударе шарика в иллюминаторе возникают два очага разрушения: один в месте попадания шарика, другой — несколько в стороне. Этот второй очаг — место, где сходятся ударные волны разрежения, — часто и является причиной разрушения иллюминатора.
      В лаборатории продолжают скрупулезно исследоваться всевозможные варианты удара метеорита как по обшивке корабля, так и по различным деталям его конструкции: тонким оболочкам, трубопроводам, оптическим приборам. Насколько велика метеоритная опасность?
      Пробить обшивку корабля могут только довольно крупные метеориты, вероятность встречи с которыми ничтожно мала. Аппаратура контроля метеорной обстановки, установленная на космических орбитальных станциях, фиксировала попадание в них частиц в доли миллиграмма. С увеличением сроков службы космических аппаратов, с увеличением их размеров и дальности действия учет возможного поражения метеоритом станет еще более необходим для безопасности полета. Поэтому теперь, научившись моделировать метеоритный удар, надо искать способы защиты от него.
      И здесь исследователи столкнулись с новыми парадоксами. Оказалось, что эффективной защитой может стать тонкий, на первый взгляд бесполезный экран из фольги, установленный на определенном расстоянии от основной конструкции. Он принимает на себя первый и главный удар. И что поразительно — экранная защита тем эффективнее, чем выше скорость попадающей в нее частицы!
      Высокоскоростное метание частиц по горным породам позволяет изучать картину образования кратеров на планетах, в которой еще масса непонятного и неизвестного.
      Сегодня представляет большой интерес изучение эффекта удара при суперкосмических скоростях 20 — 100 километров в секунду. При таких скоростях соударения и ударяющееся тело и масса мишени превращаются в газ. Прямой эксперимент здесь пока невозможен, нужно искать математические и физические модели. Имеющиеся попытки подсчетов малообоснованны и дают противоречивые результаты. Кроме механики, здесь нужна физика, теплофизика, может быть, и химия.
      Кстати, изучение метеоритного удара проливает новый свет на классическую проблему поиска метеоритов.
      Десятки лет искали Тунгусский метеорит и ничего не нашли. Сегодня, когда мы имеем возможность создать космические условия в лаборатории, мы уже догадываемся, в чем дело. Метеорит, войдя в атмосферу и падая на землю, взорвался, превратился в газ и испарился, поэтому искать его осколки нелепо и бесполезно.
      Относительно недавно у кумулятивных струй появилась новая профессия — они используются геофизиками для изучения магнитных и электрических полей в околоземном пространстве.
      С геофизической ракеты в магнитную сферу Земли силой кумуляции выбрасывается облако паров бария. За несколько секунд под действием солнечного излучения атомы бария ионизируются (приобретают электрический заряд), и на высоте десятков или даже сотен километров появляется светящееся облако, распространяющееся вдоль силовой линии магнитного поля Земли. А за этим облаком, как за светящейся меткой, уже можно следить оптическими средствами и с Земли, и с самой ракеты, извлекая из этих наблюдений сведения о величине напряженности и аномалиях силового поля. Такие эксперименты, носящие название «Сполох», уже несколько лет проводятся Институтом космических исследований Академии наук при участии Института гидродинамики Сибирского отделения.
      Итак, безумная идея рассматривать снаряд и броневую плиту как жидкость оказалась весьма плодотворной.
      Другая не менее безумная идея в области взрыва получила название «мокрый порох». Она принадлежит уже знакомому вам инженеру Н. М. Сытому. На этот раз он пытался заставить , взрываться некондиционный порох — орудийный и винтовочный.
      По существу, эта мысль была неновой. Еще в 1918 году, когда кончилась первая мировая война, в разных странах на складах осталось много пороха военного производства. Срок безопасного хранения истек, и в химических институтах искали возможность использовать его как бризантное (дробящее) взрывчатое вещество. А порох, как известно, горит, но не детонирует. В США была разработана технология для придания ему бризантности: он измельчался, перемешивался с порошком тротила и прессовался в шашки стандартных размеров для использования в горнорудной промышленности. Опыты с новыми ВВ прошли удачно, были построены заводы, к ним стали подвозить некон диционные порохи. Однако такая система «работала» недолго — на заводах стали происходить один за другим крупные взрывы, а на пароходах, подвозивших
      порох, — самовозгорание опасного груза. Не имели успеха и химики других стран. Все просроченные пороховые запасы были затоплены в морях и больших озерах или сожжены.
      Н. М. Сытый избрал совсем иной путь, с первого взгляда абсолютно нелепый. В ведро с порохом он налил воды и стал пробовать вызвать детонацию этой пороховой каши. От нормального капсюля никакого эффекта не получилось, а вот шашка в 20 — 25 граммов тротила дала полную детонацию всей массы. Взрывное действие «каши Сытого» было близко к действию обычного ВВ.
      Меня очень заинтересовали новые возможности мокрого пороха, и эта проблема стала на некоторый отрезок времени главной проблемой нашей лаборатории. Мы получили несколько десятков тонн порохов, списанных на уничтожение, и начали искать решение парадокса «мокрый порох не горит, но детонирует».
      Качественное объяснение этого феномена оказалось очень простым. При подрыве сухого пороха образующаяся ударная волна большую часть своей энергии тратит на сжатие воздуха внутри сыпучей массы, меньшая же часть не способна вызвать детонацию следующих слоев пороха, поэтому взрыва всей массы не происходит. А при наличии в порохе воды она в силу несжимаемости удерживает давление, достаточное для инициирования следующих слоев пороха. Так возникает взрыв.
      Выяснив главные свойства мокрого пороха, мы загорелись идеей использовать его для полезных дел. Было также весьма существенно, что банки с порохом в нарушение правил техники безопасности были сложены штабелями рядом с домом, где жил я с семьей.
      Первым практическим применением пороха оказалось выкорчевывание огромного количества пней, оставшихся в Феофании после войны. Эта задача была решена быстро — в пне высверливали скважину глубиной 20 — 30 и диаметром 2 — 4 сантиметра, засыпали в нее порох, заливали его водой и производили подрыв. Пень разлетался в щепки.
      Помню случай, когда Н. М. Сытый демонстрировал очередным гостям возможности мокрого пороха для уничтожения речных перекатов. Была выбрана небольшая речка, посредине которой возвышался скалистый островок, мешавший сплаву леса. На взрыв прибыло
      крупное начальство, была приглашена кинохроника. Один из гостей перебрался на подлежащий уничтожению островок, где уже была заложена взрывчатка, чиркал спичкой, зажигая папиросу (ведь мокрый порох не горит), а его снимал кинооператор.
      Когда съемка закончилась, на скалу взобрался Н. М. Сытый, чтобы проверить, все ли в порядке, и увидел, что в зоне подготовленного к взрыву заряда вспыхнуло пламя. Это загорелась трава от брошенной спички. Молнией мелькнула мысль: мокрый порох не горит, но от огня обязательно взорвется капсюль-детонатор... Не раздумывая ни секунды, Н. М. Сытый прыгнул в реку. Когда грянул взрыз, его уже отнесло на несколько десятков метров, а островка как не бывало. Н. М. Сытого мы вытащили километром ниже живым и невредимым.
      Более серьезным практическим делом была задача осушения болотистой Ирпенской поймы неподалеку от Киева. Для отвода воды нужно было прорыть много канав глубиной до одного метра. Мы предложили использовать мокрый порох, но на совещании с производителями работ были посрамлены: они неожиданно
      для нас доказали, что взрывной метод будет стоить вдвое дороже, чем принятый ручной. Действительно, для получения канавы нужно было проделать шпуры (ямы), заложить в них порох, в каждый шпур вложить детонатор, соединить все заряды детонирующим шнуром — все это стоило денег.
      Решение оказалось тривиально простым — от многочисленных отдельных зарядов перейти к одному шнуровому заряду. Иными словами, вместо многих шпуров, начиненных порохом, надо раскопать или проложить трактором небольшую канаву и засыпать в нее порох (насыщение его водой получается автоматически). Таким образом, на километр канавы потребуется всего один детонатор, а детонационный шнур вообще не нужен.
      Ирпенская пойма была осушена в несколько раз быстрее и во много раз дешевле, чем ручным способом. Таким образом, экономические соображения сослужили нам большую службу: благодаря им родился новый вид взрывных работ — шнуровые заряды.
      Идея шнурового заряда получила у нас, а несколько позже и за рубежом, большое развитие — были созданы специальные цехи по производству шнуров (своеобразных «колбас») диаметром от 5 до 15 сантиметров, заполненных ВВ.
      Теперь это делается так. В поле выезжает автомашина или трактор, на которой установлена внушительных размеров катушка с кабель-зарядом. В исходной точке кабель закрепляют, и машина, продвигаясь вперед, укладывает его вдоль намеченной трассы. Когда одна катушка размотана, конец первого заряда соединяют с началом второго и т. д. Если после взрыва траншея получается недостаточно глубокая, на ее дно укладывают новый шнур и повторяют операцию, пока не достигнут проектного профиля.
      Шнуровые заряды, которые после взрыва дают готовые траншеи, сейчас начинают широко использоваться для осушения болот, борьбы с лесными пожарами, прокладки каналов и мелкой сети оросительных систем. Особенно перспективно их использование при создании траншей для труб газо- и нефтепроводов на дне рек и водоемов. Обычно приходится строить специальные мосты или акведуки, а в условиях Сибири, где сейчас открыты крупнейшие нефтяные и газовые месторождения, создание таких сооружений — дело весьма непростое. Подводные взрывы шнуровых зарядов позволят легко разрешить эту проблему.
      Главным полем деятельности взрыва по-прежнему остается горнорудная промышленность. Здесь каждые сутки идут в дело десятки тысяч тонн взрывчатки. Вся железная руда, около тридцати процентов угля, гранит, медь, мрамор — все это и многое другое добывается с помощью взрывов. Взрывами вскрывают месторождения, дробят породы.
      Проблеме разрушения породы при взрыве посвящено очень большое количество опытных и теоретических работ. Особый практический интерес представляет задача, как расположить заряд в скальном грунте, чтобы после взрыва получить куски породы определенных размеров, удобных для погрузки и транспортировки. В Институте горного дела Сибирского отделения АН СССР получены интересные результаты: для широкого класса пород установлено, как часто и каких размеров должны быть вставлены в породу заряды ВВ, чтобы после взрыва куски породы получались нужных в среднем размеров.
      Не менее широкая область применения взрывов — крупные земляные и скальные работы: насыпка дамб, перекрытие рек, прокладка каналов. При производстве таких взрывных работ возникает задача перемещения некоторой массы грунта или камней в заданном направлении. Известно, что при обычном подземном взрыве, когда свободная поверхность горизонтальна, выброс грунта в стороны происходит равномерно относительно оси воронки выброса. Если же поверхность наклонена, то большая часть грунта выбрасывается в направлении, перпендикулярном к поверхности. В практике этим пользуются для усиления направленности выброса.
      Взрыв производится в два приема. Сначала взрывается один небольшой заряд, создавая новую обнаженную поверхность, имеющую больший наклон к горизонту, чем первоначальная. Затем взрывается основной заряд, который выбрасывает грунт в желаемом направлении.
      Один из самых больших взрывов такого типа был произведен в районе Алма-Аты в 1967 году при создании противоселевой плотины в урочище Медео на реке Алмаатинке. О нем стоит рассказать подробнее.
      Как известно, в весеннее и летнее время в горах при таянии снегов часто образуются грязе-каменные потоки — сели, принимающие иногда катастрофический характер. Особенно опасно, когда вода, скапливаясь перед снежной плотиной где-то в верховьях горных потоков, образует озеро. В какой-то момент снежная плотина не выдерживает и рушится, и огромная масса воды в миллионы кубометров, несущая каменные глыбы, устремляется вниз по долине речки. Мощность водо-ка-менного потока огромна. За последние сто лет сели трижды доходили до Алма-Аты, причиняя городу большие беды. Возникновение селя может быть вызвано и сейсмическими толчками, даже сравнительно слабыми, которые в горных районах случаются достаточно часто.
      В 1962 — 1963 годах показания Гидрометслужбы и сейсмических станций стали тревожными — ожидались крупные сели. Взрыв был единственным методом быстро создать плотину на пути селя и защитить город.
      Руководитель Союзвзрывпрома, видный советский взрывник, предложил создать плотину двукратным взрывом. Однако масштабы операции были небывалые, к расчетам подключились академик М. А. Садовский со своими молодыми помощниками и мои молодые сотрудники. Совет Министров и ЦК партии Казахской республики поддерживали проект, но ряд академиков Казахской академии наук и ученые разных специальностей выступили в печати с резкими возражениями. Говорили и писали о том, что предполагаемый взрыз 10 тысяч тонн взрывчатки сам по себе опаснее селя. Экспертиза была поручена Научному совету по народнохозяйственному использованию взрыва.
      Совет собирался несколько раз в академгородке п Москве, между заседаниями проводились подсчеты разных вариантов расположения ВВ и возможные сейсмические, фугасные, дымовые (то, чего больше всего боялись противники взрыва) последствия. По приглашению первого секретаря ЦК партии Казахстана товарища Д. А. Кунаева руководство совета несколько раз собиралось в Алма-Ате, в совещаниях участвовали также противники взрыва.
      На решение взрывать сильно повлиял сель, происшедший в районе озера Иссык в 70 километрах от Алма-Аты. Дело было так. В воскресенье 7 июля 1963 года на озеро приехал один из руководителей республики с гостями. У причала их ожидал катер для поездки на другую сторону озера, чтобы показать гостям построенные там дома отдыха. Катер был наготове, но водитель куда-то отлучился. Пока его ждали, со стороны гор раздался гул и грохот — это шел сель. Стало ясно, что гостей надо немедленно увозить. Через несколько минут после их отъезда в озеро вошел грязекаменный селевой поток. Озеро переполнилось, в естественной каменной плотине, подпиравшей озеро, образовалась промоина, и новый селевой поток вместе с водой озера пошел вниз по ущелью. Находящийся в конце ущелья районный центр Иссык сильно пострадал, но жертв там не было — жители были предупреждены о надвигающейся опасности.
      Вскоре Д. А. Кунаев снова вызвал нас и запросил дополнительные данные о безопасности взрыва, с тем чтобы принять окончательное решение. Для проверки в районе, близком к будущей плотине, был произведен модельный взрыв. В спешке мы забыли обеспечить себе укрытие и во время взрыва попали под редкий, но все же каменный дождь из камешков от 10 до 100 граммов — все старались голову вобрать в плечи и защитить ее руками.. Результаты модельного взрыва были убедительными, и было принято окончательное решение — взрывать.
      Взрыв произвели летом 1967 года. Мы стояли на горе и видели все от вспышки огня до раздробленной каменной массы, отделившейся от склона и завалившей ущелье. Все это мы наблюдали из укрытия, хотя камни на этот раз до нас не долетали.
      Первая серия зарядов отколола от горы стометровую полосу и «уложила» ее в основание плотины. Этот взрыв образовал новый, более крутой склон, подготовив условия для взрыва второго, основного заряда. Теперь уже в воздух взлетел раздробленный гранитный массив толщиной 200 и длиной 100 метров. Когда облака пыли и дыма рассеялись, ущелье уже было перегорожено плотиной высотой около 60 метров, шириной в основании 500 метров и объемом 3 миллиона кубометров.
      Через семь лет после сооружения плотины, весной 1973 года, по алма-атинскому ущелью прошел сель по мощности больший, чем все прежние, он нес валуны весом до 120 тонн. Все построенные выше плотины селевые ловушки были сметены. Селехранплище, образованное плотиной и рассчитанное на сто лет, заполнилось почти на три четверти. Водоотводные трубы были забиты, уровень озера неуклонно поднимался, началось просачивание воды через плотину.
      Из Москвы была срочно вызвана комиссия: от науки были М. А. Садовский и я. Мы очень жалели, что с нами нет главного создателя плотины М. М. Докучаева. На плотине собрались во главе с Д. А. Кунаевым руководители республики, представители промышленности, строители плотины, военные и ученые. Главный вопрос: выдержит ли плотина напор миллиона кубометров грязи? Хотя почти все были уверены, что выдержит и что просачивание тоже не страшно, так как это обыкновенная фильтрация через каменную наброску, были предприняты меры по спуску воды из озера через трубы. Здесь исключительную организованность и куль-туру проявили военные. Через два дня можно было спокойно ехать домой.
      Несколькими годами позже с помощью взрыва была создана Байпазинская плотина, перекрывшая стремительную горную реку Вахш, и создано искусственное водохранилище.
      Недавно я с большим интересом прочитал в «Правде» статью гидростроителя из Ташкента Э. Авакова «Взрыв строит плотину». Я узнал из нее о новых про, ектах сооружения плотин с помощью взрыва.
      Наиболее привлекательно сооружение гидростанции в горах. Здесь большие уклоны рек обеспечивают высокий напор воды, водохранилища затапливают не плодородные земли, а дикие горные ущелья. А соорудить плотику в ущелье как раз очень удобно с помощью взрыва, выбрав для створа узкий каньон с высокими каменными стенами.
      Специалисты Среднеазиатского отделения института Гидропроект имени С. Я. Жука, обследуя с вертолетов глубокие долины рек Памира и Тянь-Шаня, обратили внимание на глубокое ущелье реки Нарын в Киргизии. В этом месте, получившем название Карабахского створа, по бокам ущелья поднимаются мощные каменные возвышенности. Здесь можно с помощью взрыва в считанные секунды образовать набросную плотину высотой 250 метров. Проектировщики подсчитало, что при направленном взрыве, который отколет породы от стен ущелья, поднимет их в воздух и насыплет из них плотину, можно сэкономить более ста миллионов рублей.
      Однако не будет ли такая плотина, представляющая собой груду каменных глыб и обломков, слишком проницаема для воды? Ведь в практике гидротехнического строительства каменно-набросные плотины снабжаются специальными противофильтрационпыми экранами из суглинка, бетона и других материалов. В то же время в природе встречаются естественные плотины -каменные завалы, которые десятилетиями и столетиями удерживают напор горных озер. Таков, например, Усойский завал на Памире высотой 700 метров, образованный горой, рухнувшей в долину реки Мургаб в 1911 году. Он уже более полувека подпирает огромное Сарезское озеро.
      Инженеры все же решили изучить подробнее механизм образования плотины из горной массы. Э. Аваков описывает это так: «Разрушив гранитные породы бортов ущелья, взрыв поднимает их в воздух. Рухнув па землю, обломки скалы испытывают значительное динамическое сжатие, раскалываются, рассыпаются. Под огромной тяжестью горкой массы породы продолжают дробиться, перетирают друг друга, крошатся на мелкие части, которые заполняют пустоты между более крупными фракциями. Размещение зарядов, их сила и направление рассчитываются таким образом, чтобы обрушение бортов ущелья обеспечивало равномерную и плотную укладку горной массы по всему контуру плотины. Так образуется прочная водоудерживающая конструкция».
      Как мы видим, взрыву здесь доверяется уже более точная работа — уложить каменную массу определенным образом. Это еще раз показывает, как важно обеспечить полную направленность взрыва. Исследования на эту тему ведутся давно. Нам в Институте гидродинамики удалось найти принципиально новый способ, обеспечивающий стопроцентную направленность выброса грунта. Мои ученики В. М. Кузнецов и Е. И. Шер (оба выпускники физтеха) высчитали, каким должно быть расположение зарядов ВВ, чтобы после взрыва заданная масса (будь то вода или песок, глина или гранит) полетела в заданном направлении как твердое тело.
      Помню как был поражен приехавший к нам М. М. Докучаев, когда увидел результаты экспериментального взрыва: траншею, по одну сторону которой аккуратной полосой лежал грунт, а по другую сторону сиял белизной нетронутый снег...
      Эта схема зарядов была реализована при некоторых земляных работах, а также при создании вихревых колец, о которых я еще расскажу.
      Глубокое знание механизмов взрывных процессов нужно еще и потому, что возможные масштабы взрывов стремительно растут. На мой взгляд, громадное будущее имеет мирное использование ядерных взрывов. Они могли бы стать одним из могучих рычагов прогресса.
      С их помощью можно проводить крупные земляные работы в гигантских масштабах. Например, американские специалисты предлагали взрывами ядерных зарядов проложить вторую «нитку» Панамского канала и открыть по нему непрерывное двустороннее движение. Для нас было бы очень выгодно вскрыть мощными взрывами ряд крупнейших месторождений полезных ископаемых и приступить к их открытой разработке.
      Это особенно привлекательно в условиях Сибири, где месторождения расположены, как правило, в пустынных районах и па время взрыва пришлось бы эвакуировать не много людей. В то же время освоение этих месторождений традиционными методами потребует гораздо больше усилий и времени. А ядерный взрыв может сразу вскрыть, скажем, рудное тело на большой территории. Естественно, подрываться должны специальные — чистые — заряды, которые не дают остаточной радиации.
      Кроме того, ядерные взрывы, если говорить о «геологических» аспектах их использования, могли бы быть очень полезны при тушении пожаров на нефтяных и газовых скважинах, когда с ними нельзя справиться обычными методами. Есть мнение, что подземные ядерные взрывы помогут интенсифицировать добычу нефти и даже заставить работать уже заброшенные скважины.
      Увлекательные перспективы открывает использование ядерных взрывов для создания искусственных плотин, перекрытия русл рек, образования искусственных водохранилищ. Практически мы могли бы менять рельеф планеты во многих местах по желанию человека и сделать нашу землю гораздо более удобной для жизни.
      Но, конечно, здесь нужно будет «отмерить» не семь раз, как в пословице, а все 77 раз, прежде чем «отрезать».
      Рождение науки было связано прежде всего с желанием человека объяснить, осознать, а потом и использовать загадочные для него явления природы. (Религия также пыталась объяснить загадки природы, но во всякой религии была гипотеза о существовании силы «сверху» — все сводилось к воле божьей, тогда как ученый, открывая новые законы и учась их использовать, сам становится хозяином положения.)
      Нас и сегодня окружает множество загадок. Разбираться в них — это и есть профессия ученого, и каждый занимающийся наукой может написать об этом свою книгу. Я же хочу рассказать о некоторых загадочных (пока они не были раскрыты) явлениях, которыми приходилось заниматься мне, моим коллегам и ученикам Об одних таких задачах — парадоксах взрыва — уже говорилось в предыдущей главе. На другие я натолкнулся случайно — путем или наблюдений, например, почему стержень, испытавший действие взрыва, сгибается гармошкой, или рассуждений, как плавают змеи и угри, откуда у них берется сила тяги. Иные проблемы не находили удовлетворительного решения по многу лет, вроде «султана» воды, вздымающегося при подводном взрыве, или движения вихревых колец. Наконец есть группа проблем, которые интересуют меня все больше и больше и которые связаны с такими грозными явлениями природы, как волны цунами и новороссийская бора.
      И каждый раз, чтобы решить проблему или продвинуться в ее исследовании, требовался новый, неожиданный подход, вроде того, который лег в основу теории кумуляции — «считать твердое жидким». Кстати, после того как такой подход найден и оправдал себя, он часто представляется уже вполне тривиальным.
      Первая задача — о «султане» — как раз и связана с теорией кумуляции, вернее, с новым ее приложением. Проблема «султана» — выброса воды на большую высоту в виде тонкой конусообразной пелены — занимает важное место среди явлений, происходящих при подводном взрыве. Долгое время причина его была неясна. Идеи теории кумуляции навели меня на мысль что причиной образования «султана» является кумулятивный выплеск воды, образующийся при схлопывапгя под водой полости, образованной взрывом и занятой егс продуктами. Аналогию между образованием «султанах и пробиванием преграды кумулятивной струей удалось подтвердить экспериментами. Позже мой ученик В. К. Кедринский проделал подробные численные расчеты подводного взрыва и движения воды в «султане».
      Со взрывом связано решение еще одной интересной задачи — о динамической устойчивости.
      Теория устойчивости (один из разделов теории упругости) имеет весьма почтенный возраст — ей уже больше 250 лет. Основателем ее является Эйлер, который впервые вывел критерий устойчивости стержня при его нагружении. Представьте себе вертикально поставленный стержень, на который действует (тоже вертикально) некоторая сила. Если мы попытаемся слегка отклонить его вбок, прогнуть его, силы упругости вернут его в прежнее положение. Но если вертикальная нагрузка превысит некоторую критическую величину, то даже самое ничтожное боковое усилие выведет стержень из равновесия и он прогнется по синусоиде. Такая нагрузка со времен Эйлера называется критической.
      Так обстоит дело со статической устойчивостью, имеющей место при медленном нагружении стержня.
      В 1945 году при наблюдении конструкций, разрушенных взрывом, было обнаружено, что стержневые элементы оказывались не просто изогнутыми в одном месте, они были деформированы по гармоникам, то есть волнообразно. Аналогичная картина наблюдалась при воздействии взрывных нагрузок на емкости. Почему, откуда возникли эти «волны»?
      Для изучения этого непонятного явления была поставлена серия опытов, в которых нагрузка на стержень Р была в п раз больше критической. Опыты показали, что в этом случае стержень изогнется по синусоиде с несколькими пучностями (волнами), число которых будет возрастать с увеличением п. Удалось даже установить число этих пучностей — оно равно У"п. Явление было расшифровано в 1948 году мною совместно с академиком А. Ю. Ишлинским, что послужило началом развития теории динамической устойчивости.
      Нетрудно понять, что потеря устойчивости при мгновенно приложенных больших нагрузках, например при взрыве, будет качественно иной, чем в случае, когда нагрузка нарастает медленно. Чтобы забить в дерево тонкий и длинный гвоздь, нужен резкий сильный удар; при слабом ударе гвоздь скорее согнется пополам. Объяснение такого качественного отличия почти тривиально: при малой нагрузке можно учитывать только упругие, прочностные свойства стержня, при большой нагрузке нужно также учесть силы инерционные, те, которые противодействуют изгибу.
      Очевидно, что созданная теория динамической устойчивости имеет также чисто практический интерес для проектирования конструкций, испытывающих динамические нагрузки. Динамическую устойчивость можно рассматривать и как простейшую модель разрушения хрупких систем, образования трещин.
      Например, хрупкий стержень при динамической нагрузке разрушается на несколько кусков, число которых соответствует числу пучностей в синусоиде, которая образовалась бы при изгибе, будь стержень более упругим. Конечно, на практике наш вывод осуществляется лишь в вероятностном смысле: при проведении большого числа опытов среднее число осколков близко к у\7
      Интересно отметить, что аналогичный результат наблюдается и при мгновенном нагружении тонкостенной трубки, когда она подвергается внешнему давлению (обжатию). Как и в случае со стержнем, здесь имеется некоторое критическое давление Ркр. Если внешнее давление на трубку меньше критического, форма трубки будет устойчива, и если ее сжать в пределах упругости, то при снятии сжимающей силы она вернется в прежнее состояние. Если же давление превысит критическое, трубка потеряет устойчивость в прежнем смысле. Если нагрузка будет в п раз больше критической, мы получим деформацию с количеством волн порядка Уп.
      Наиболее яркий пример динамической неустойчивости дает следующий опыт. Если тонкостенную трубку с заделанными концами погрузить в воду, а затем вблизи нижнего конца произвести взрыв, то трубка деформируется так, что станет похожа на гармошку с наибольшим количеством волн вблизи заряда.
      За последние 30 лет в проблеме Эйлера — статической устойчивости и описанной выше динамической устойчивости — произошло заметное продвижение. В ряде опытов по статической устойчивости были обнаружены значительные расхождения между данными теории и эксперимента. Теоретики были вынужден учитывать в расчетах пластичность, неоднородность, малые отклонения стержня от формы «точного» цилиндра.
      Часть этих факторов, вероятно, может сильно влиять и на динамическую устойчивость. Насколько я знаю, еще не решены задачи устойчивости эллиптических оболочек, а также многих сложных конструкций. Так что работы здесь еще хватит для многих исследователей.
      По моему глубокому убеждению, одна из важнейших проблем, которой надлежит заниматься науке ближайшего будущего, — детальное изучение глобальной системы «земля — вода — воздух», все компоненты которой связаны друг с другом весьма прихотливыми и малоизученными связями. И когда на каком-то участке этой системы появляется неустойчивость и она неожиданно и неумолимо быстро выходит из равновесия, то тут пока что вся наша наука и техника бессильны. А ведь это землетрясения, цунами, тайфуны, смерчи, извержения вулканов, бора и тому подобное.
      Как часто, говоря о достижениях науки и техники, мы гордо заявляем, что человек уже стал или становится хозяином Земли. Но вот происходит даже небольшое но масштабам планеты землетрясение, и мы понимаем, какая все-таки былинка человек со всеми его техническими возможностями по сравнению с могучими силами природы. А для ученых это и предмет разочарования в собственной науке, которая не смогла уберечь людей от внезапного удара.
      А ведь весьма возможно, что в критических ситуациях сравнительно небольшими средствами можно было бы направить процесс в нужную сторону. Надо только вмешаться вовремя!
      Проблемы стихийных бедствий, вызываемых грозными явлениями природы, давно волновали науку. Но на предыдущих стадиях ее развития можно было надеяться только найти им объяснение, о расчете и прогнозе говорить было трудно. Напомню исторический факт, который сейчас выглядит как курьез: первый расчет прогноза погоды на один день выполнялся большим коллективом математиков в течение шести месяцев иг... оказался неудачным.
      С тех пор наши возможности предсказания погоды резко возросли. Уже делаются прогнозы на день, неделю, месяц, сезон, но они, увы, пока далеки от совершенства. А ведь стихийные бедствия тем и страшны, что Уступают если не мгновенно, то за считанные минуты. Прогноз же не должен опоздать...
      Есть ли надежда решить в обозримом будущем эти проблемы? Я смотрю иа это оптимистично. Освоение космоса и бурно развивающаяся техника космовидения открыли небывалые возможности изучения планетарных процессов, зарождения циклонов, тайфунов, океанских течений, разрывов земной коры. Создание ЭВМ вызвало огромный скачок: за последние десятилетия возникли и получили развитие разнообразные модели, переводящие на язык математики сложнейшие динамические системы. Примеры тому — моделирование Мирового океана, моделирование сложнейших экономических систем, моделирование различных функций живых существ и, наконец, моделирование природных процессов — от образования полезных ископаемых до вариаций атмосферы.
      Чтобы разобраться в различного рода пертурбациях системы «земля — вода — воздух» или отдельных ее компонентов, необходимо прежде всего полностью представить себе протекающие там физические процессы во всей их сложности, точно описав поведение вещества, изменение его структуры и динамику явления, затем создать математическую модель, учитывающую все возможные проявления нестабильности и содержащую все главные реальные объекты и физические параметры явления. Все это, конечно, предполагает наличие оперативной и всеобъемлющей информации.
      Трудности решения подобных проблем заключаются в том, что здесь на каждом шагу вступаешь в область еще неизведанного, где нужны и новые физические идеи, и новые математические модели, и даже иногда новые разделы математики. Я сам занимаюсь сейчас одной из подобных задач. Речь идет о достаточно локальном и как будто бы хорошо изученном явлении — о так называемой новороссийской боре.
      Новороссийск расположен у подножия Кавказского хребта на берегу тихого по-южному залива Черного моря. Но раз в несколько лет наступает стихийное бедствие — бора. Начинается оно с норд-оста. Сухой, холодный северо-восточный ветер дует на Кавказский хребет, поднимаясь вверх в горы. Потом несколько дней все спокойно: ветер дует с юга. И вот неожиданно над горой появляется белое облако, возвещающее опытным людям, что через несколько часов с горы на Новороссийск обрушится ураганный холодный ветер со снегом, который сносит крыши домов, опрокидывает автомобили, переворачивает катера и корабли, находящиеся недалеко от берега.
      Это природное явление известно давно. Выдвигались различные гипотезы, объясняющие причины его возникновения, однако настоящей теории до сих пор нет, как нет и способов борьбы с новороссийской борой. Французские специалисты, например, предлагали пробить в горе туннель, через который будет проходить северо-восточный ветер, и установить на его пути своего рода ветряную мельницу, которая, вращаясь, будет производить энергию и одновременно гасить силу ветра. Этот дорогостоящий проект вызвал большие сомнения и не был реализован. Проблема боры не решена и поныне.
      Я высказал гипотезу, что бора представляет собой вихревой процесс, то есть неустойчивое движение, которое с помощью взрыва можно направить в другую сторону и таким образом предупредить вызываемое им бедствие. Объясню это подробнее.
      Северо-восточный ветер, наткнувшись на высокую преграду — отроги Кавказского хребта, образует вихрь, нечто вроде вальца, который постепенно поднимается все выше по склону. Тем временем с моря дует теплый ветер. У подножия горы он порождает свой вихрь, также начинающий форсировать гору с другой стороны. Таким образом, обе вихревые системы перемещаются все выше и выше, пока не наступает роковая встреча. Норд-ост, холодный и сухой, смешивается с морским дыханием, теплым и влажным. За счет охлаждения влаги над горой образуется плотная масса снега или града, которая пребывает в покое, пока система двух вихрей находится в равновесии, правда неустойчивом. Если в дальнейшем пересилит норд-ост, она в считанные минуты сваливается на город, сокрушая все на своем пути.
      Предупредительный сигнал существует — это белое облачко, которое появляется над горой, когда там происходит встреча двух вихрей. Но воспользоваться этим предупреждением пока что никто не может. Если бы знать в деталях всю динамику образования снежной массы, можно было бы предотвратить опасность — в точно определенный момент с помощью направленных взрывов отбросить вихрь выше горы. Там холодный и теплый вихри постепенно перемешаются, снег благополучно растает и в крайнем случае упадет на склоны и в бухту в виде дождя.
      Взрывчаткой давно пользуются для борьбы с лавинами. Однако здесь ситуация намного сложнее. Надо обладать точнейшими данными, чтобы осуществить взрыв вовремя. Запоздай немного, допусти начало процесса, и снег пойдет на город, тогда бору уже ничем не остановишь. С другой стороны, ранние взрывы тоже помочь не смогут, так как вихри после взрыва быстро восстановят свои силы и угроза бедствия останется. Надо поймать тот самый момент, когда они начинают опасно объединяться на вершине горы.
      Короче говоря, необходимо создать физическую, а затем математическую модель явления. Дальнейшее достаточно просто, так как вихри хорошо обсчитываются. И информации вполне достаточно: служба наблюдения вокруг города уже сейчас поставлена неплохо. Дело за энтузиастами, за молодыми учеными, которые не побоятся отдать силы и время раскрытию и обузданию этой игры стихийных сил.
      А сколько загадок таит и такое всем известное явление, как дымовые колечки, которые иногда пускают опытные курильщики! Задумывались ли вы когда-нибудь, почему эти колечки летят так далеко, а вот задуть свечу на таком расстоянии вам вряд ли удастся...
      Дымовые кольца известны давно. Это своеобразное и сравнительно легко наблюдаемое гидродинамическое явление привлекало и привлекает внимание многих исследователей. Интерес к нему связан, с одной стороны, с трудностями физического и математического характера, возникающими при попытке создать теорию этого явления, и, с другой стороны, с возможностью его использования для объяснения ряда загадочных явлении в морях, океанах и атмосфере.
      В чем сущность этого явления?
      Если обычному воздушному шарику в резиновой оболочке сообщить скорость 5 — 10 метров в секунду, он пролетит расстояние всего 1 — 2 метра. В то же время хорошо известно, что если с той же скоростью кинуть (например, вытолкнуть поршнем из трубки) такую же массу воздуха без оболочки, она пройдет расстояние в 10 — 15 раз больше.
      Классический способ образования вихревых колеи состоит в следующем: в верхней крышке коробки с эластичным дном делается отверстие, диаметр которого существенно меньше, чем размеры коробки. К отверстию могут прикрепляться насадки в виде сопел различной формы. Коробка наполняется дымом. Если теперь ударить по эластичному дну, из отверстия вылетает порция дыма. Таким образом получают вихревые кольца, радиус которых порядка 10 — 20 сантиметров и ско рость — около 10 — 15 метров в секунду, в зависимости от диаметра отверстия и силы удара. Я часто воспроизводил опыты и с воздушным шариком, и с дымовыми кольцами, когда читал вступительную лекцию для учеников летней физико-математической школы в новосибирском академгородке.
      Вихревые кольца гораздо большего размера (радиусом до 2 метров) и большей скорости (до 100 метров в секунду) можно получить с помощью взрывчатых веществ. В баке или в трубе, закрытой с одного конца, производится подрыв заряда, расположенного у дна. Вихревое кольцо, получаемое при подрыве заряда весом около 1 килограмма в баке радиусом 2 метра, проходит расстояние свыше 500 метров, причем вылетает оно с характерным свистом, похожим на шум реактивного самолета. Мы делали такие опыты, уединившись для этого на одном из необитаемых островов Обского моря (водохранилища Новосибирской ГЭС). Белое дымовое кольцо быстро взмывало и исчезало в небе. Я думаю, что многие, кто наблюдал его издали, до сих пор пребывают в уверенности, что видели «летающую тарелку»...
      Почему же все-таки вихревое кольцо летит далеко, а воздушный шар нет?
      Дело в том, что воздух в шаре отгорожен от воздуха, в котором он движется, шар летит как твердое тело, и силы сопротивления быстро тормозят его движение. Совсем иначе обстоит дело с порцией дыма или воздуха, вытолкнутого из отверстия или из бака. Периферийные ее слои тормозятся окружающим неподвижным воздухом, а центральная часть этой струи движется быстрее. Тут-то эта движущаяся порция дыма и принимает форму вихревого кольца. У такого кольца сопротивление значительно меньше, примерно так же, как легче катить бревно, чем тащить его Волоком.
      Интерес к проблеме вихревых колец сильно возрос носле появления атомных бомб, при взрыве которых Ьбразуется характерное грибовидное облако, структура Которого аналогична структуре вихревого кольца. Та-
      кое облако с большой скоростью поднимается на высоту свыше десятка километров. Аналогичное явление наблюдается и при взрыве больших зарядов обычных взрывчатых веществ. Вихревое облако формируется в этих случаях за счет выталкивающей подъемной силы, которая появляется из-за того, что масса горячего воздуха, образующаяся при взрыве, легче окружающей среды. Выталкивающая сила играет существенную роль и при дальнейшем движении вихревого облака.
      Несмотря па большое число работ, посвященных данной проблеме, многие важные и интересные вопросы, к ней относящиеся, до последнего времени оставались без ответа. Исследования, проведенные в последнее десятилетие как в СССР, так и в США, способствовали сильному сдвигу в этой области. На основе многочисленных опытов создана математическая модель, позволяющая определять закон движения, структуру вихревых колец, количество примеси, которое они могут переносить, и другие характеристики.
      Институтом гидродинамики Сибирского отделения недавно предложено новое интересное практическое использование вихревых колец, образованных взрывом, для тушения пожаров на фонтанирующих нефтяных и газовых скважинах. Факел гасится пускаемым по оси фонтана вихревым кольцом, которое отрывает горящую массу от устья скважины. Для тушения горящего нефтяного фонтана, выбрасывающего 6 тысяч тонн в сутки, потребовалось всего 6 килограммов взрывчатки.
      Много тайн хранит еще одно стихийное явление, с которым мы пока не умеем справляться, — это цунами. Цунами — японский термин, означающий необычно большую волну. Волны цунами возникают от внезапных перемещений обширных участков дна океана во время подводных землетрясений. Они, как правило, составляют группу из двух-трех волн, которые в открытом море почти незаметны, так как очень длинные (длина до 100 километров) и пологие (высота до 1 метра) и потому не опасны. При подходе же к берегу за счет торможения о дно длина уменьшается, а высота, естественно, возрастает (как у любых волн, набегающих, скажем, на пляж) и может достигать 30 метров (по словам очевидцев). Передвигаясь с огромной скоростью, до 800 километров в час (это скорость современного самолета), и внезапно обрушиваясь на прибрежные территории, они вызывают огромные разрушения, а иногда и человеческие жертвы.
      С цунами связаны очень интересные физические и механические явления, которые долго оставались загадкой.
      Анализируя наблюдения за цунами, можно заметить, что высота волны у побережья (при одинаковых условиях выхода на берег) не всегда уменьшается монотонно с удалением от эпицентра землетрясения, как это было бы логично предположить. Например, пусть где-то в районе экватора произошло землетрясение и вызвало большую волну. В двухстах-трехстах километрах от эпицентра эта волна может не сделать никаких разрушений, даже если берег такой, что, казалось бы, она должна была принести большие беды. А вот дойдя до Камчатки, до которой несколько тысяч километров, то есть в десятки раз дальше, волна способна производить большие разрушения.
      Этот парадокс долгое время оставался неразрешенным. Сравнительно недавно один из сотрудников Института гидродинамики Сибирского отделения АН СССР, Р. М. Гарипов, дал полное объяснение и расчет этого явления. Все дело оказалось в том, что существуют условия, при которых волна может иметь большую высоту п на значительном удалении от места своего возникновения. Почему это происходит?
      Хорошо известно, что в рамках линейной теории мелкой воды распространение волн описывается акустическим уравнением, согласно которому на меньшей глубине скорость волны меньше, на большей — больше. Поскольку дно океана неровное, то скорость над подводными возвышениями оказывается меньше, чем на глубоких участках. Это приводит к деформации волн, которая сопровождается концентрацией энергии на мелководных участках бассейна. Над подводным хребтом головная часть волны движется медленнее, чем ее фланги, она как бы отстает; если взглянуть на фронт такой волны с высоты, то можно увидеть, что он вогнутый как раз над хребтом. Вы еще не забыли, какое действие оказывала выемка во взрывчатке на конце снаряда? Нечто похожее происходит и в этом случае — ; как бы образуется кумулятивный эффект. Поэтому и получается, что хотя Камчатка дальше от эпицентра, высота волн цунами здесь больше, чем в районах, расположенных ближе к эпицентру землетрясения. Это
      следствие концентрации энергии волн над подводными хребтами, находящимися на дне океана.
      В заключение еще об одной задаче. Вы никогда не задумывались, почему плавают и ползают ужи? У них ведь нет ни рыбьего хвоста, ни плавников, они просто изгибаются, но при этом двигаются вперед.
      Эта проблема привлекает к себе многочисленных исследователей вот уже в течение 40 — 50 лет. Заинтересовавшись ею, я предложил один чисто механический принцип, дающий возможность качественно и количественно объяснить механизм, с помощью которого изгибные усилия рыбы могут трансформироваться в тягу.
      Лучше всего начать знакомство с этим принципом на конкретной механической задаче: твердая трубка с круглым сечением постоянного радиуса свернута в плоскую спираль. В трубку вставлен упругий стержень с круглым сечением, в точности равным сечению трубки. Как вы думаете, если трение между стержнем и трубкой отсутствует, останется ли стержень неподвижным или будет двигаться? И если движение начнется, то в какую сторону?
      Помню, занимаясь этой задачей, я задавал эти вопросы всем, кто попадался мне на глаза, — и докторам наук, и студентам, но мало кто мог уверенно на него ответить. Между тем для ответа достаточно вспомнить общий закон механики, установленный еще в XVIII веке: если тело, способное менять свою форму и положение, обладает потенциальной энергией и на него не действуют внешние силы, то оно стремится изменить свою форму и положение так, чтобы его потенциальная энергия уменьшилась.
      Засовывая стержень в трубку и сгибая его, мы его как бы зарядили упругой энергией, он должен теперь быть как взведенная пружина, которая при определенных условиях способна распрямиться. Но куда? Стержень вставлен в трубку, согнутую по спирали, а кривизна спирали непостоянна, она возрастает от наружных ее витков к внутренним. В какую сторону двинется стержень?
      Предположим для начала, что стержень сдвинется в сторону увеличения кривизны, ближе к середине спирали. Но при этом ему нужно будет еще сильнее изогнуться, а для этого нужно приложить дополнительную энергию. Значит, эта посылка неверна.
      Теперь предположим, что он сдвинется в сторону уменьшения кривизны — в наружные витки спирали. В этом случае каждый элемент стержня выпрямится, то есть потеряет потенциальную энергию, которая при отсутствии трения целиком перейдет в кинетическую энергию движения стержня. Вследствие этого упругий стержень, двигаясь в сторону убывания кривизны, распрямляясь, непрерывно ускоряется до тех пор, пока полностью не вылетит из трубки. В этот момент вся его потенциальная энергия перейдет в кинетичестсую.
      , Этот простой принцип позволяет хорошо объяснить некоторые факты. Например, известно, что змеи, в частности ужи, могут легко перемещаться в синусоидально изогнутых трубках, диаметр которых близок к диаметру их тела. Предположив, что уж может стремиться только выпрямиться или изогнуться, попытаемся выяснить, где и какие усилия он должен совершать. Из предложенного принципа ясно, что на участках канала, где кривизна убывает, уж должен стремиться выпрямить тело, а на участках, где кривизна возрастает, он должен стремиться изогнуться еще больше. Короче говоря, ужу надо приспосабливать элементы своего тела к профилю того участка канала, куда этот элемент должен передвинуться.
      Очевидно, вместо трубки можно взять извилистую траншею с вертикальными стенками, а траншею заменить достаточно часто вбитыми по синусоиде колышками или, приближаясь к условиям жизни ужа, травинками. При своем движении в траве уж головой делает извилистый проход между травинками и, создавая во всех элементах своего тела необходимые усилия, передвигается в траве, как в канале.
      Можно ли этот принцип применить и для объяснения движения ужа и некоторых рыб, например угрей, в воде? Ведь для перемещения ужа в синусоидальной трубке необходимо, чтобы она сопротивлялась изгибным усилиям. На очень гладкой стеклянной пластине с ничтожным трением уж или угорь перемещаться не может.
      Оказывается, этот принцип применим и для движения в воде. Правда, расчет здесь значительно сложнее и требует большой математики. Я все же попробую объяснить существо дела без формул.
      Всем известно, что при одном и том же мышечном усилии выше всего можно прыгнуть с твердой опоры.
      Чем податливее опора, тем слабее прыжок. И все-таки прыжок, пусть ослабленный, возможен даже с жидкой опоры. Если сплюснутый мяч положить в воду и дать ему выпрямиться, он подпрыгнет вверх. Энергия сжатого мяча перейдет в кинетическую энергию движения и мяча и некоторой массы воды. В каком соотношении распределится энергия? Это будет зависеть от соотношения между массой мяча и массой жидкости, расположенной вблизи мяча.
      А теперь вернемся к основной задаче. Тело ужа или угря — в первом приближении изгибающийся цилиндр — целиком погружено в воду и изогнуто по синусоиде. Сможет ли уж приобрести поступательную скорость?
      Мгновенно создавая в своем теле изгибные напряжения, точно такие же, какие нужны для перемещения в изогнутой трубке, уж приводит в движение близлежащие массы воды. Правда, в начальный момент они ускоряются в направлении, перпендикулярном направлению движения. При этом первоначальная синусоидальная форма начинает меняться, волнистость становится более крутой. Отбрасываемые массы воды создают силы, действующие на тело ужа подобно стенкам твердого канала. Под действием этих сил каждый элемент тела ужа приобретает скорость в направлении своей оси, и оно начинает двигаться вперед...
      О зарождении новых проблем, новых направлений в науке написано немало статей и книг. Классической стала история или легенда о создании теории тяготения И. Ньютоном, утверждающая, что источником теории явилось упавшее с дерева яблоко. Неисчерпаемый запас загадок и проблем таит природа, окружающий нас мир. И познание одних явлений скрывает еще больше других, пока необъяснимых. Есть немало явлений, над расшифровкой которых люди безуспешно бьются не одно столетие, например явление шаровой молнии.
      Бурное развитие новой техники, ускорение процесса познания ставят множество проблем, количество которых нахмного превосходит возможности ученых. Нужда в исследователях, способных видеть задачи, ставить и решать их, с годами не только не убывает, но стремительно возрастает.
      Опыт говорит, что при одинаковых природных данных чем раньше юноша или девушка, даже мальчик или девочка, начнут приучать свой интеллект к поискам интересного в окружающем мире, к попыткам объяснить различные явления природы, к решению трудных задач, тем больше надежд на успех, тем больше шансов, что этот успех придет раньше и будет значительнее. У юности есть одно огромное преимущество — свежесть взгляда, благодаря чему студенту иногда удается найти решение задачи, которая ставила в тупик немало зрелых ученых. Поэтому мой совет молодежи: не теряйте времени, воспитывайте в себе способность удивляться окружающим вас явлениям, искать и находить ответы на загадки природы и техники.
      Много сотен лет известен следующий факт: легкий шар, помещенный в вертикальную или даже слегка наклонную струю воды, держится в ней устойчиво. Объяснение этому дано сравнительно недавно. Я хотел бы, чтобы где-нибудь был сооружен фонтан, на вершине которого плясал бы сверкающий шар, возбуждая удивление и вызывая в умах и взрослых и детей вопрос: почему он не падает?
      Вопрос «почему» — один из самых плодотворных. Задавайтесь им почаще!
     
      ЗАДАЧИ СТАВИТ СИБИРЬ
      Каждая статья о Сибири начинается с перечисления ее богатств — алмазы, золото, железо, медь, уголь, лес, вода, нефть, земли, способные давать богатейшие урожаи. Все это так. Но самое удивительное то, что каждый год приносит все новые данные, которые говорят, что наши представления о богатствах Сибири быстро устаревают. Не так уж давно, в начале 60-х годов, зафонтанировали первые скважины сибирской нефти, а сегодня этих фонтанов уже много десятков... Бесспорно, Сибирь вместе с Дальним Востоком занимают первое место в мире по количеству природных богатств. Но они открываются нелегко. Сорока-, шестидесятиградусные морозы, огромные территории с вечной мерзлотой, болота и горные хребты, а в теплые дни знаменитый гнус надежно охраняют сибирские кладовые. Можно сказать так: до сих пор много сокровищ спрятано под такими замками, ключи к которым может подобрать только вся мощь современной науки и техники.
      Сибирская наука внесла уже немалый вклад в народное хозяйство.
      В поисках новых запасов нефти, газа, золота, алма- зов, редких металлов геологи-производственники опираются на работы наших институтов геологического профиля по расшифровке законов образования и размещения полезных ископаемых. Исследования сибирских экономистов и математиков дают возможность рассчитать оптимальные планы освоения производительных сил Сибири, наиболее рационального размещения новых отраслей промышленности. Горняки и химики разработали экономичные способы добычи и переработки полезных ископаемых, бурильные и транспортные механизмы, рациональные технологии извлечения металла из руд и получения химически чистых элементов. Предложены, кстати, и средства защиты от гнуса. Биологи заняты выведением новых сортов сельскохозяйственных растений и пород животных, приспособленных к суровым условиям Сибири. На десятках промышленных предприятий используются предложенные учеными автоматизированные системы управления, новые приборы и материалы, приемы обработки металла с помощью взрыва, составлены карты сейсмичности и распространения мерзлоты I для территорий, по которым пройдет Байкало-Амурская : магистраль.
      В последние годы все многообразные научные исследования, ведущиеся Сибирским отделением АН СССР в интересах нужд сибирского региона, объединены в единую комплексную программу «Сибирь», рассчитанную на несколько пятилеток. Она включает изучение земельных, водных, растительных ресурсов и животного мира Сибири, определение направлений поиска и комплексного использования главных видов ее минеральных богатств: нефти, угля, железа, полиметаллов, сырья для удобрений. В сферу программы «Сибирь» входит также научное обоснование эффективной организации сибирских территориально-производственных комплексов и охраны окружающей среды, изучение особенностей научно-технического прогресса в условиях Сибири.
      Чтобы рассказать обо всех этих проблемах, понадобился бы, я думаю, не один десяток книг. Когда-нибудь они будут написаны. Я же хочу рассказать здесь только о трех проблемах, с которыми был сам тесно связан все годы работы и жизни в Сибири и даже раньше. Это использование подземного тепла, проблемы техники Севера, охрана сибирской природы. Все они являются достаточно острыми, и потому мне хочется привлечь к ним особое внимание.
      Громадная научная проблема, значение которой еще не осознано до конца, — использование внутреннего тепла Земли. Сейчас, когда многие государства потрясают энергетические кризисы, когда наличие энергетических ресурсов становится едва ли не главным фактором, определяющим развитие научно-технического прогресса и благоденствие народов, ученые всех стран активно ищут новые и вспоминают старые способы получения энергии.
      Как известно, традиционными источниками энергии являются нефть, газ, уголь, речные потоки; в последние десятилетия бурно развивается атомная энергетика. Но все чаще приходится читать и слышать о перспективах использования энергии морских приливов, ветра, солнца — всякая добавка в энергетическую копилку сейчас не будет лишней. Не случайно, например, в Англии и Японии приступили к разработке крупных парусных кораблей...
      А если так, то настало время серьезно заняться еще одним практически неисчерпаемым источником энергии — тепловой энергией Земли.
      Еще из школьных учебников мы знаем, что по мере углубления в недра нашей планеты температура горных пород непрерывно возрастает примерно на 1 градус на 33 метра глубины, свидетельствуя о существовании в Земле тепловых потоков, идущих из ее глубин к поверхности. Их возникновение обусловлено преимущественно распадом радиоактивных элементов — главным образом урана, тория и калия.
      Земля постепенно теряет тепло, отдавая его в мировое пространство. Размеры этого тепловыделения огромны. За один только век она расходует столько тепла, сколько его могут дать, если их сжечь, все мировые запасы нефти, угля, леса и других видов топлива. Есть ли способы, позволяющие использовать это тепло на благо людей?
      Безусловно, есть. Наша планета сама предлагает нам такие возможности в виде горячего водоснабжения. На Земле немало мест, где бьют горячие ключи, текут теплые ручьи, а при бурении на глубине нескольких сотен метров обнаруживается даже перегретый пар под давлением нескольких атмосфер, с температурой более 200 градусов. Пожалуйста, ставьте турбины и получайте электроэнергию или отопление. И притом ни пыли, ни чада, ни гари, ни дыма... Абсолютно чисто и очень дешево. Похоже на сказку, но можно привести и реальные факты.
      Столица Исландии — Рейкьявик, находящийся у Северного полярного круга — единственный в мире город, который не имеет ни одной топки, ни одной трубы, он отапливается природными горячими водами, имеющими температуру 80 — 90 градусов, а в его теплицах, обогреваемых теми же водами, выращиваются не только овощи и цветы, но даже виноград.
      Глубинное тепло Земли используется для отопления и у нас, но пока в мизерных для нашей страны масштабах, преимущественно на Кавказе и в Закавказье. Большие запасы термальных вод обнаружены в Казахстане и в республиках Средней Азии.
      А как обстоит дело с горячими подземными водами в Сибири, на Дальнем Востоке, на Крайнем Севере?
      Конечно, первыми здесь всегда называют Камчатку и Курильские острова, лежащие в области современного вулканизма, где «подземные топки», подогреваемые раскаленными магматическими массами, обеспечивают бесперебойную работу горячих ключей, малых и гигантских гейзеров. А ведь они только внешние проявления, только «визитные карточки» процессов, происходящих на глубине.
      Геотермальными проблемами я «заболел» без малого четверть века назад. В 1956 году мне довелось возглавлять экспедицию Академии наук на Камчатку и Курилы — одну из первых, целью которой было выяснение возможностей использования подземного тепла. Среди членов экспедиции были специалисты разного профиля — геологи, физики, механики, в том числе академики И. Е. Тамм, А. А. Дородницын, А. Н. Тихонов, опытные вулканологи Б. И. Пийп и В. И. Влодавец.
      Мы посетили главные вулканологические станции и районы геотермальных вод Паратунку (вблизи Петро-павловска-Камчатского) и Паужетку (на западном побережье Камчатского полуострова). Земля там во многих местах теплая, а если вырыть яму глубиной всего 20 — 40 сантиметров, из нее начинает идти горячий пар.
      В районе Паратунских источников экспедиция наметила программу работ по выявлению ресурсов термальных вод, необходимых для теплофикации и парникового хозяйства. Местные власти особенно заинтересовались парниками, ибо завоз овощей на Камчатку обходится очень дорого. Осмотр Паужетских источников убедил нас в необходимости здесь разведочно-буровых работ на подземный пар, имея в виду в дальнейшем построить на этом паре электростанцию. Было выбрано и место первой 500-метровой скважины примерно в 30 километрах от крупного рыбного комбината на Охотском море.
      Экспедиция продолжалась месяц. На чем только мы не передвигались — и самолетом, и на рыболовецких судах, и на катерах, и на лошадях, и пешком. Наездники мы были не очень опытные и, случалось, падали. Шутили над А. Н. Тихоновым, что он при падении отдавил своей лошади ногу...
      Незабываемое впечатление произвело на нас путешествие в кратер действующего вулкана Эбеко на Па-рамушире, одном из северных островов Курильской гряды. Поднявшись по северному склону вулкана на высоту в 1200 метров, мы спустились затем в кратер и попали на берег горячего озера, вода которого, по наблюдениям местных жителей, обладает целебными свойствами. Северный склон кратера покрыт толстым слоем снега, а из крутой стены южного склона с гулом, напоминающим свист локомотива, вырываются клубы горячего сернистого пара. Вода около этого склона непрерывно кипит.
      На самом большом острове Курил — Кунашире — вблизи города Южно-Курильска находится знаменитый Горячий пляж. Неглубоко под поверхностью песок нагрет до 100 градусов — можно кипятить чай. В нескольких сотнях метров от берега построен дом отдыха с целебным бассейном. По мнению членов экспедиции, здесь также были бы необходимы разведочные работы.
      Встречи и беседы с камчатскими геологами, а также все виденное убедило нас, что недра Дальнего Востока таят неисчислимые запасы тепловой энергии, которая теряется там без всякой пользы! Ведь на Курильских островах и на Камчатке насчитывается более 200 вулканов, в том числе около 60 действующих!
      После возвращения из экспедиции мы обратились со своими предложениями в Центральный Комитет партии и получили поддержку. Было решено начать бурение опытных скважин и проектирование Паужетской геотермальной электростанции, первой в Советском Союзе. Немало сделали для продвижения этих работ дальневосточные ученые-вулканологи; чтобы подкрепить их, в 1962 году в Петропавловске-Камчатском был организован академический Институт вулканологии.
      Паужетская геоТЭС мощностью 5 тысяч киловатт успешно и надежно работает уже более десяти лет. По свидетельству И. Дворова, заместителя председателя Научного совета АН СССР по геотермическим исследованиям, «все технологические процессы на станции полностью автоматизированы, а с 1971 года ее обслуживает один дежурный. Себестоимость киловатт-часа здесь в несколько раз ниже, чем на дизельных электростанциях равной мощности». К зданию электростанции ведет уникальная дорога — под ней проходят трубы с отработанной термальной водой. Эту теплую дорогу никогда не заметает снег — он тут же тает и сливается в кюветы...
      Сейчас планируется расширение Паужетской геоТЭС примерно вдвое. Ведется разведка парогидротермального месторождения в районе Мутновского вулкана с температурой до 350 — 450 градусов, предполагается строительство здесь электростанции мощностью 200 тысяч киловатт.
      В 60-х годах работы по геотермальной энергетике получили большое развитие в Институте теплофизики Сибирского отделения. Главной идеей этих работ было создание электростанции с турбиной, работающей не на
      водяном паре, а на парах фреона. Ведь далеко не всегда и не везде можно получить из земли пар, пригодный для прямого использования в паровой турбине. Значительно чаще из земли изливается в виде ключей (или может быть получена из пробуренной скважины) горячая вода с температурой менее 100 градусов. А фреон — это вещество, которое закипает при отрицательной температуре. И если нагреть его термальными водами, он образует перегретый пар, который и будет вращать фреоновую турбину. Затем охлажденный, например, водой из реки фреон снова возвращается в цикл.
      Разработка методов использования, как говорят энергетики, низкотемпературного теплоносителя, в нашем случае термальных вод, завершилась созданием действующего фреонового турбогенератора. На его основе в 1967 году на Камчатке, на Паратунском месторождении термальных вод была сооружена первая в стране гео-энергетическая станция-лаборатория мощностью 500 киловатт.
      Таким образом, была доказана возможность получения электроэнергии с помощью горячей (хотя и некипящей) подземной воды. Здесь же был создан уникальный комплекс использования термальных вод. В теплично-парниковом комбинате выращиваются огурцы, помидоры и другие овощи, которые в открытом грунте на Камчатке не произрастают. Дома поселка Термального, где живут рабочие комбината, обогреваются тем же подземным теплом. На горячих Паратунских источниках построен санаторий с открытыми бассейнами, в которых можно купаться круглый год (и, конечно, своя теплица, поставляющая свежие овощи для отдыхающих).
      А фреоновый турбоагрегат, выполнивший свою научную задачу, получил новую прописку — теперь на нем проводятся опыты по получению электроэнергии из тепла отработанных вод комбината «Азовсталь».
      Известная всем по кинофильмам знаменитая Долина гейзеров на Камчатке прекрасно иллюстрирует мощь подземных «кочегарок». Но горячие подземные воды необязательно связаны с вулканами. На сегодня более половины всех выявленных в нашей стране запасов термальных вод находится в Западной Сибири. Немало их и в Восточной Сибири, особенно много вдоль трассы Байкало-Амурской магистрали. Есть термальные воды под Тюменью и под Омском, под Улан-Удэ и под молодыми городами и станционными поселками БАМа —
      Северобайкальском, Кичерой, Северомуйском, Чарой, Олекмой.
      Это же огромное богатство, это исключительная удача — иметь даровое природное тепло именно здесь, в Сибири, с ее длинными, в полгода, зимами и лютыми морозами, и часто именно там, куда далеко и дорого завозить традиционные виды топлива.
      , По подсчетам специалистов стоимость отопления подземными горячими водами, даже с учетом бурения скважин, в несколько раз ниже, чем при сжигании угля в котельных.
      К этому надо добавить, что термальные воды поставляют на поверхность не только тепло. Как правило, они минерализованы, многие из них имеют целебные свойства, из других можно извлекать редкие и рассеянные элементы: цезий, стронций, бор, рубидий и другие.
      Горячими водами можно отапливать жилые поселки и тепличные комбинаты, снабжать ими лечебницы и курорты, плавательные бассейны и рыборазводные пруды, использовать их для добычи полезных ископаемых в условиях вечной мерзлоты.
      Сибирские ученые и территориальные геологические управления уже немало сделали для выявления и оценки крупных резервуаров горячих вод. Особенно интенсивно ведет эти работы Институт земной коры в Иркутске. Им составлена прогнозная карта термальных вод в зоне БАМа, намечены наиболее перспективные районы для бурения скважин.
      Всем ясно — термальные воды в Сибири есть, их много, известно, где их брать. И все-таки пока использование в Сибири подземного тепла происходит в редких, единичных случаях, которые можно пересчитать по пальцам. Не находится хозяина — сильного ведомства или объединения, которое взяло бы на себя все заботы по освоению этого непривычного источника энергии. А другие ведомства считают, что заниматься этим хлопотно, да и зачем им рисковать, когда можно топить углем, хотя бы и привезенным за тридевять земель.
      Конечно, развитию этого дела мешают еще нерешенные вопросы, но они, как правило, носят технический характер. Например, минерализованные воды могут вызывать коррозию оборудования; но ведь справляются с этим многочисленные курорты минеральных вод, не говоря уже о химической промышленности. Некоторые ссылаются на то, что излив термальных вод может no-
      вредить окружающей среде; но ведь можно пробурить неподалеку две скважины, из одной получать горячую соленую воду, отбирать у нее тепло, скажем, согревая в теплообменнике обычную воду для водоснабжения, а по другой скважине возвращать охлажденную подземную воду в пласт. Такой опыт уже был во Франции.
      Принципиально возможно добывать тепло из глубин и «сухим» способом, без помощи воды. Например, учеными Белоруссии разрабатываются «тепловые трубы», способные переносить энергию из горячих зон на поверхность. Существуют и предложения извлекать глубинное тепло при помощи термоэлементов.
      Всеми этими проблемами будут заниматься в новом Институте геотермальной энергетики, создаваемом в рамках Дагестанского филиала Академии наук.
      Многосторонние «способности» термальных вод требуют комплексного подхода, и это тоже осложняет дело. Здесь нужны согласованные усилия и геологов, и энергетиков, и химиков, и теплотехников. И еще нужны, как во всяком новом деле, энтузиасты, твердо верящие в правоту своих идей. Говорю об этом по личному опыту и по опыту Института теплофизики, потому что добиться бурения первой скважины под Паужетскую геотермальную электростанцию и строительства первой геоТЭС на Паратунке было тоже не так просто.
      А энтузиаст может сделать очень многое. Недавно в «Правде» я прочитал о таком энтузиасте — Г. С. Гутни-кове, директоре чукотского совхоза имени В. И. Ленина. Он не мог пройти спокойно мимо того, что рядом с центральной усадьбой совхоза бьет горячий родник. Теперь этой водой здесь обогревают теплицы, где выращивают овощи и зелень, отапливают дома, ферму, птичник, используют ее в совхозном профилактории. А ведь все это на Чукотке, на краю земли! Если бы у каждого горячего родника нашелся такой заботливый хозяин, государство могло бы экономить миллионы рублей!
      Итак, использование подземного тепла — одна из «горячих» проблем Сибири, она ждет преданных ей ученых, инженеров, хозяйственников, овощеводов, врачей. Мне представляется, что это дело достойно того, чтобы им занялась молодежь. Строители БАМа могли бы стать застрельщиками освоения новой целины — энергетической.
      Еще только начиная знакомиться с сибирскими проблемами, я столкнулся с таким парадоксом. Все знают о сибирской зиме с ее лютыми морозами до 40 — 60 градусов, кое-кто ее даже побаивается, однако в хозяйственных, технических и научных кругах этот фактор нередко игнорируется. А речь идет о поведении различных материалов и сооружений при низких температурах, о проблемах хладоломкости и хладостойкости.
      Ни одному разумному архитектору не придет в голову строить дома на берегу Черного моря такими же, как, скажем, в Норильске или в Омске. И вряд ли кто захочет у нас в Сибири жить в доме, перенесенном из Абхазии. Но эта элементарная истина, к сожалению, очень медленно доходит до конструкторов и инженеров, создающих, к примеру, автотранспорт или землеройную технику. Стальная деталь, которая годами великолепно работает в условиях Украины или Кубани, становится хрупкой, как стекло, в Якутии или на Таймыре. В итоге мы наносим себе серьезный ущерб, ибо машины живут в несколько раз меньше, чем могли бы, если бы ответственные детали делались из специального хладоустойчивого металла. Истратив дополнительную копейку, мы сберегли бы рубль.
      В сильные морозы разрушается не только металл. Резина крошится, как сухари, пластмасса трескается, смазка твердеет и перестает выполнять свое назначение. По подсчетам специалистов количество поломок и аварий, износ деталей стандартной техники на Севере в 3 — 5, а иногда и в 8 — 10 раз больше, чем в условиях средней полосы страны. К сожалению, положение с техникой на Севере до сих пор оставляет желать много лучшего. Из-за несоответствия применяемой техники требованиям северных условий, из-за транспортной неосвоенности территорий и некоторых других причин наша страна, народное хозяйство несут значительные убытки.
      Кроме того, ущерб народному хозяйству приносит затягивание сроков строительства из-за поломок техники, а общее удорожание всех работ на Севере ограничивает круг источников природных ресурсов, которые экономически целесообразно осваивать в этом регионе. Если положение не изменится, то темпы освоения будут замедляться.
      Из чего складываются потери? Давайте разберем это на примере автомобильного транспорта. Он в районах холодного климата состоит в основном из автомобилей малой и средней грузоподъемности.
      Один из основных недостатков обычных автомобилей — несоответствие материалов, применяемых в конструкциях машин, требованиям эксплуатации в условиях низких температур.
      Нужно заметить, что большинство автохозяйств на Севере не имеет достаточного количества теплых гаражей. А это приводит к заметным потерям. Так, за сутки на прогрев двигателя машины приходится в среднем до восьми часов. Эксплуатация карьерных самосвалов обходится в 1,5 — 1,8 раза дороже по сравнению со средней полосой.
      В связи с большим количеством поломок автотранспорта на Севере на один и тот же объем работ требуются значительно большие ремонтные мощности. Расчеты Якутского филиала Сибирского отделения АН СССР показывают, что за год только по Якутии стоимость капитального и текущего ремонта автомобилей составляет несколько миллионов рублей.
      К слову, как это ни парадоксально, стоимость капитального ремонта здесь превышает затраты на покупку новой техники! Так, полная себестоимость ремонта на заводах Магаданской области примерно в полтора раза выше стоимости машины и в три-четыре раза больше стоимости аналогичного ремонта в средней полосе.
      Недостатки, которые мы отметили для автомобильного транспорта, присущи и другим видам техники, работающей в зоне холодного климата.
      Между тем проблема хладоломкости металлов почти полностью разрешена в отечественном мостостроении, на железнодорожном транспорте, в судостроении и самолетостроении; но почему-то это не распространилось на автомобильный транспорт, на горнодобывающую и дорожную технику.
      На Севере с каждым годом становится все более и более необходимым переход на высокопроизводительную и принципиально новую технику. Растут темпы освоения северных территорий, а значит, и растут потери, обусловленные применением несовершенной техники.
      Нельзя, конечно, сказать, что решение этой проблемы стоит на месте. С конвейеров наших предприятий с каждым годом сходит все больше машин, предназначенных для работы в сложных условиях Севера. Однако нередко эти модификации мало чем отличаются от техники в привычном исполнении. Бывает, что для их создания используются обычные конструкционные материалы, усовершенствования делаются лишь частично.
      Вот и получается, что такие машины лишь приспособлены для Севера, а не специально созданы для него.
      Модернизация существующей техники для работы в сложных климатических условиях не выход из положения. Необходимо создание новых машин большой единичной мощности, высокой надежности, низкой трудоемкости технического обслуживания, с минимальным числом обслуживающего персонала.
      Чтобы достигнуть этого, предстоит решить множество научных, технических и организационных проблем. Необходимы серьезные научные исследования и опытноконструкторские работы по созданию холодоустойчивых материалов, новых видов двигателей, снегоболотоходных транспортных средств, мощных промышленных тракторов, Ц&вых типов машин для разработки мерзлых грунтов, северных сортов топлива, масел, смазок, технических жидкостей...
      Техническое перевооружение Севера — дело огромной государственной важности. От него зависит скорейшее и эффективное освоение природных богатств, необходимых для дальнейшего развития народного хозяйства нашей страны. Создание специальной техники для Севера должно стать одним из основных слагаемых комплексной программы освоения Советским Союзом Сибири, Дальнего Востока и европейского Севера.
      Восьмидесятые годы нашего столетия, несомненно, станут периодом опережающего развития Сибири, ее науки, промышленности, транспорта, сельского хозяйства. Как же надо вести дело, чтобы добиться успеха при наименьших затратах? На мой взгляд, для этого нужно соблюдение двух главных условий.
      Для суровых районов Сибири и Севера первейшее ) условие: минимум людей, максимум техники. Мне представляется, что надо шире использовать так называемый вахтенный метод, когда квалифицированные бригады выезжают в суровые, неосвоенные места для напряженной и интенсивной работы, а затем возвращаются для длительного отдыха к своим семьям в обжитые районы.
      Кстати, так делают, например, в Австралии, где я побывал в научной поездке. Там все жизненно важные центры расположены в южной части страны. Центральная и северная части Австралии чрезвычайно богаты полезными ископаемыми, но климат исключительно трудный для человека — жара, отсутствие воды.
      В свое время вокруг вахтенного метода было много споров, сейчас он все шире используется при освоении нефтяных богатств Тюмени, при лесозаготовках.
      На севере часто не имеет смысла развивать собственную строительную базу, выгоднее и проще привозить запасные части, готовые блоки оборудования и домов из более обжитых районов с налаженным хозяйством. Сейчас такая стратегия все больше пробивает себе дорогу, за нее воюют и наши экономисты, подкрепляющие ее конкретными расчетами и доказательствами.
      Но даже если на Крайнем Севере будет работать минимум людей, нужны будут большие отряды специалистов в средней Сибири. В любом случае всестороннее развитие территории восточнее Урала потребует много, очень много новых людей, как своих, сибирских, так и приезжающих сюда из всех республик и краев страны. Поэтому второе главное условие успешного освоения Сибири — привлечение сюда новых работников, в первую очередь молодежи. Недаром крупнейшие сибирские ГЭС объявлялись всесоюзными комсомольскими стройками, не случайно строительство БАМа началось с призыва туда отрядов молодежи.
      Двадцать лет назад, создавая Новосибирский научный центр, мы столкнулись с теми же проблемами: как привлечь в Сибирь и обучить много новых людей, как построить для них город, как создать в этом новом городе условия для высокопродуктивной работы и хорошей жизни?
      Прекрасный академгородок, построенный под Новосибирском, его удобства и привлекательность далеко не последний фактор в становлении научного центра, в закреплении здесь людей, многих из которых с распростертыми объятиями приняли бы в столичных институтах.
      Большинством сибирских ученых полностью разделяются идеи и предложения о создании на севере Сибири предприятий и городов только на уровне самой передовой, завтрашней техники, о привлечении на Север возможно меньшего, но высококвалифицированного контингента специально отобранных людей, о сооружении самых благоустроенных индустриальных, «алюминиево-пластмассовых» типов зданий со значительным использованием в северном строительстве дерева, о создании индустриальной базы и тылов северной промышленности и градостроительства на юге Сибири.
      В ближайшие десятилетия в Сибирь будут привлечены из других районов страны сотни тысяч человек. Им должны быть созданы такие условия жизни, чтобы переселенцы остались в Сибири надолго, навсегда, назвали этот прекрасный край родным.
      Вот уже скоро двадцать лет, как на берегу озера Байкал построен и работает крупный целлюлозный комбинат. И столько же времени судьба уникального озера периодически рассматривается и обсуждается и в государственных организациях, и на страницах печати.
      Первая острая дискуссия вокруг Байкала разгорелась в 60-х годах, когда началось строительство. Руководство Сибирского отделения и его институты (земной коры, лимнологический, леса и древесины и другие) твердо стояли на том, что проектное задание на Байкальский комбинат составлено неудовлетворительно и недостаточно обосновано, что оно не обеспечивает защиту Байкала от опасных загрязнений. Особенно много сил положил на это академик А. А. Трофимук.
      Было много заключений, экспертиз, записок, ожесточенных споров. Академия наук и Сибирское отделение долго отстаивали вариант переброски промстоков по трубопроводу из бассейна Байкала в реку Иркут (приток Ангары), настаивали на том, чтобы лес перевозился по Байкалу в сухогрузных судах. Но под нажимом целлюлозников эти предложения были отвергнуты.
      Положение, сложившееся с Байкалом, требовало серьезных мер. В 1969 году вышло постановление Совета Министров СССР «О мерах по сохранению и рациональному использованию природных комплексов бассейна озера Байкал», в котором министерствам и ведомствам были определены их обязанности. В частности, предусматривалось строительство надежных очистных сооружений, упорядочение рубки, прекращение сплава леса и т. д. Однако очень скоро стало ясно, что руководители ряда министерств не обеспечивают охрану Байкала в соответствии с этим постановлением.
      В 1971 году вышло новое постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О дополнительных мерах по обеспечению рационального использования и сохранения природных богатств бассейна озера Байкал», весьма обстоятельное и предъявившее весьма суровые требования ко всем ведомствам, ответственным за судьбу Байкала.
      С тех пор сделано очень многое. В Сибирском отделении действует Научный совет по проблемам Байкала во главе с А. А. Трофимуком, который координирует научные исследования всех ведомств, связанные с изучением, освоением и сохранностью озера и его бассейна. В этой работе участвуют около двух десятков институтов отделения. Наши ученые предложили новые методы очистки сточных вод и утилизации осадков, правила использования байкальских лесов, разработали варианты переброски промышленных стоков. На Байкале многое изменилось: на целлюлозных заводах построены мощные очистные сооружения, прекратился молевой сплав древесины по рекам, восстановлено поголовье омуля.
      Но успокаиваться нельзя. По-прежнему губительные промышленные стоки поступают в Байкал и с Байкальского целлюлозного завода, и до реке Селенге — с Селенгинского целлюлозно-картоннЪго комбината, и с предприятий города Улан-Удэ. Сибирское отделение продолжает настаивать на том, чтобы решить проблемы кардинально — отвести стоки от озера в реку Иркут, в бессточные естественные котловины вблизи Улан-Удэ.
      Сегодня всем ясно, что при выборе места для байкальских комбинатов, а также при проектировании сооружений и технологий были допущены серьезные ошибки, даже частичное исправление которых обошлось недешево. Не малая, а может быть, наибольшая ответственность за это ложится на ученых.
      Главная проблема, которая сейчас стоит перед наукой, — это научиться прогнозировать долговременное глобальное влияние на природу новых гигантов индустрии и гидросооружений. Сегодня люди способны за короткие сроки превратить степи в богатые урожайные земли, вырастить леса, но они способны и уничтожить уникальные водоемы, превратить цветущие районы в пусуыни. Печальным примером этому служат некоторые озера США, превращенные в вонючие болота.
      Наше отношение к природным богатствам должно быть принципиально иным. Советский закон запрещает варварскую эксплуатацию природных богатств — за нарушение законов об охране природы виновники должны идти под суд.
      Перед нашими учеными, инженерами, строителями партия и правительство ставят задачу: использовать природные богатства так, чтобы наши потомки помянули нас добрым словом. Мы можем и должны сохранить и леса, и реки, и чистый воздух.
      Не так давно большая часть ученых сказала бы: «Заниматься экспертизами, вмешиваться в работу проектных и строительных организаций не дело ученого, не дело Академии наук. Это область инженерии». Сегодня мы, советские ученые, понимаем, что большие народнохозяйственные задачи тесно переплелись с большими техническими и научными задачами. Сегодня не может существовать большая наука без большой промышленности, и нет такой области промышленности, строительства, планирования, где не была бы нужна самая передовая наука.
      Вторгаясь в практику, ученые нередко попадают в условия, когда знаний проблемы, академического авторитета оказывается недостаточно — нужны еще и качества борца и гражданина. Иногда приходится давать отрицательные заключения по объектам ненужным и даже вредным, но на проектирование и даже строительство которых уже затрачено много средств, труд больших коллективов. И как бы ни было трудно ученому, его долг не только сказать правду, но и добиться осуществления своих рекомендаций. К сожалению, есть еще ученые, несклонные встпать в конфликты. Тем более есть и «волевые» администраторы, которые, прикрываясь именами таких ученых, их невнятными, обтекаемыми заключениями, проводят свою линию во имя сохранения чести мундира.
      Сложность вопроса состоит еще и в том, что наука по комплексному прогнозированию влияния человека на природу — землю, воду, воздух — как в обычных условиях, так и при реализации больших проектов находится в зачаточном состоянии.
      В недавнем постановлении партии и правительства «О дополнительных мерах по усилению охраны природы и улучшению использования природных ресурсов» справедливо отмечено, что Академия наук не обеспечила в полной мере организацию фундаментальных исследований по проблемным вопросам охраны природы.
      В нашем государстве приняты специальные законы об охране окружающей среды, водное законодательство. Это документы огромного политического и хозяйственного значения. Их реализация потребует от проектантов, от строителей, от ученых всех специальностей решения больших комплексных проблем. Тем более что по всей Сибири идет создание огромных территориально-промышленных комплексов, строятся рудники и угольные разрезы, рассматривается вопрос о переброске части стока сибирских рек на юг.
      Каждый год здесь открываются все новые и новые месторождения, делаются доступными человеку все новые лесные массивы, озера и реки. Для правильного использования этих богатств нужны не только узкие специалисты, но и ученые и хозяйственники с широким кругозором, ибо еще нередки случаи, когда развитие вновь созданной отрасли промышленности приводит к потерям в смежных областях и наносит непоправимый ущерб окружающей среде.
      По-видимому, настало время разработать широкий план исследований состояния и динамики изменений окружающей среды с использованием всех достижений науки и техники. Работа должна вестись в таких же масштабах, в каких создавалась атомная энергетика и ракетная техника. Надо использовать накопленный здесь опыт.
      Однажды в самолете рядом со мной оказался корреспондент «Литературной газеты» и тут же забросал меня кучей вопросов. Самый главный из них был: какой мне представляется Сибирь в 2000 году?
      Безусловно, будущее Сибири, где разворачиваются гигантские стройки, чрезвычайно сильно зависит от того, как сложатся здесь взаимоотношения природы и цивилизации. Теоретически можно представить себе два диаметрально противоположных прогноза будущего Сибири.
      Прогноз крайнего пессимиста: леса уничтожим, зверя распугаем. Реки покроются нефтью, рыба вся погибнет. Города придется переносить с берегов рек километров за десять, поскольку иначе в них невозможно будет существовать. Пресную воду начнем добывать, растапливая лед океана, для чего создадим дорогие и сложные установки, и вода будет дороже бензина. Остальное уже нетрудно себе вообразить.
      Но это не моя точка зрения. Я — оптимист, иначе бы не взялся в свое время за организацию новосибирского академгородка и Сибирского отделения Академии наук.
      Я верю, что Сибирь будет краем гармонии природы и цивилизации, синонимом процветания и индустриальной мощи.
      По всей вероятности, население Сибири в течение следующих пятидесяти лет увеличится в несколько раз.
      Сейчас здесь двадцать миллионов, но будет шестьдесят, а может, и все сто. Особенно возрастет плотность населения в полосе шириной километров сто к северу и югу от Транссибирской магистрали и, конечно же, в зоне хозяйственного освоения Байкало-Амурской магистрали. В районах наиболее благоприятного состояния природных ресурсов вырастут территориально-производственные комплексы, построенные с таким расчетом, чтобы отходы одного производства становились сырьем для другого, чтобы ничего не пропадало даром и не загрязняло воздух, воду, почву. На Крайнем Севере, в особо тяжелых и экстремальных условиях будет работать минимум людей и максимум техники.
      Я думаю, что в Сибири будущего не будет городов-гигантов — они не так уж приятны для жизни. Лучше иметь комплексы небольших городов, расположенных на относительно близком расстоянии друг от друга.
      Не «город-сад», а скорее «город-лес» — вот что станет отличительной чертой «сибирской архитектуры». В этих городах не будет дыма. Промышленность расположится за городской чертой. Вся бытовая техника — электрическая. Это привилегия жителей Сибири: ведь у нас здесь огромные запасы дешевой электроэнергии.
      Не исчезнет и ощущение сибирского простора, суровой красоты, неповторимости этого края. В Сибири останется достаточно неисхоженных, безлюдных мест, нетронутой тайги. Словом, тут и через полвека, я уверен, будет еще где побродить охотникам, путешественникам, искателям.
      Конечно, жизнь внесет свои поправки и в этот оптимистический прогноз. Но ведь все зависит от людей. От того, как будет поставлено дело, зависит будущее потомков: увидят ли они Сибирь цветущей или деградирующей под напором нерасчетливой цивилизации.
      С каждым годом наша страна вкладывает все больше средств в освоение сибирских богатств. Но все эти средства и все сибирские богатства — могучие источники энергии, запасы угля, алмазов и нефти, гиганты индустрии — останутся мертвы, если в Сибири не будет главного ресурса, главной движущей силы — людей. А их-то как раз тут и не хватает.
      В Сибирь приезжают ежегодно сотни тысяч людей, но не все здесь остаются. Кто-то, конечно, и пугается суровости здешних краев — не без этого. У кого-то верх берет привычка, консерватизм мышления — приедет че-
      ловек в Сибирь, все ему здесь нравится, а вот тянет в свою сторонку. Но в основном же уезжают отсюда из-за плохих бытовых условий. Но я убежден, что эта проблема буд$т снята. Многие вопросы уже сейчас положительно решены в последних постановлениях по Сибири, Дальнему Востоку, Северу. Поворот уже совершился; если до начала 70-х годов отток населения из Сибири превышал приток, то теперь мы имеем обратную картину. Все больше людей приезжает и остается здесь надолго, многие — навсегда.
      Двадцать лет назад мы звали молодежь в новосибирский академгородок и другие научные города. Сегодня и завтра Сибири нужно будет еще больше молодежи и на комсомольских стройках, и в новых индустриальных комплексах, и в научных лабораториях.
      Я говорю об этом не только как патриот Сибири, а я им стал, приехав сюда, и останусь им до конца своих дней. Я говорю об этом и как гражданин своей страны, потому что чем масштабнее будет развиваться Сибирь, чем больше дадут ее недра, ее заводы и комбинаты, тем быстрее будет расти мощь всего нашего государства. Это не слова. Экономистами точно подсчитано: чтобы народное хозяйство страны развивалось оптимально, не испытывая недостатка в энергии и в сырье, темпы развития Сибири должны быть примерно на треть выше, чем в среднем по стране.
      За годы жизни в Сибири мне пришлось побывать в Якутии и Бурятии, на Дальнем Востоке и на Камчатке, на Чукотке и на Байкале, в Тюмени и Томске, на Алтае и в Кузбассе, в старинных сибирских городах и в поселках буровиков и золотодобытчиков. Трудно представить себе места, более богатые разнообразными природными ресурсами и наделенные могучей красотой, более пригодные для смелых, масштабных проектов, более привлекательные для мужественных и сильных людей.
      Я верю, что движение молодежи на восток станет характерной приметой 80-х и 90-х годов. Приезжайте к нам, берите с собой своих товарищей. Здесь всем найдется дело, и народ вам скажет большое спасибо.

|||||||||||||||||||||||||||||||||
Распознавание текста книги с изображений (OCR) — творческая студия БК-МТГК.