По тылам психологической войны

DjVu

      К ЧИТАТЕЛЮ

      Слышали вы про Ганнибал, городишко на юге США, на самом берегу реки Миссисипи? Это родина Сэмюэля Клеменса, которого весь мир знает под именем Марка Твена. Тут, в Ганнибале, подружились и совершили множество подвигов Том Сойер и Гекльберри Финн. За сто пятьдесят лет, прошедших с той счастливой поры, здесь мало что изменилось. Единственной достопримечательностью Ганнибала как была, так и осталась знаменитая пещера, где заблудились Том и Бэкки. Только благодаря им она стала уже не местной, а национальной гордостью. Правда, в пещеру больше не пускают туристов. Теперь в ней огромное атомное бомбоубежище. Кому понадобилось строить его в этой патриархальной глуши, зачем?
      Строительство подобных бомбоубежищ задумано теми, кто раздувает в США военную и антикоммунистическую истерию и под шумок греет руки на военных и строительных подрядах. Само существование подобных сооружений должно оказывать постоянное психологическое давление на население Соединенных Штатов Америки, поддерживая людей в состоянии нервного напряжения и ожидания катастрофы (естественно, нападения «красных»). Что же касается бомбоубежища в пещере Тома Сойера, то это чисто рекламный трюк. Он должен способствовать более широкой известности «оборонных мер» и придать им вящую убедительность («уж если в такой пещере — бомбоубежище, то угроза и в самом деле велика!»).
      Славу и гордость датчан исстари составляли копенгагенские парки. Теперь эти прекраснейшие уголки города в самых неподходящих местах вздыбливаются бесформенными бункерами. Бетонные, горбы торчат молчаливыми, но мозолящими глаза напоминаниями о «красной опасности».
      Мифами о «советской агрессивности» заполнены пропагандистские органы многих капиталистических стран.
      Разворачиваем одну из голландских буржуазных газет, вышедшую в середине декабря 1971 года. На шестой полосе карикатура. На прибрежном песке огромный неуклюжий ящик из досок с корявой надписью: «Советское оружие для Ольстера». Неподалеку от берега из воды торчит перископ подводной лодки. И все, никакого текста, никаких комментариев, фактов, которыми принято сопровождать карикатуру. Поворачиваем газету так и сяк, буквально исследуем каждую страницу — ничего. Ни строчки. Даже просто про Ольстер. Оно и понятно, ничего и не могло быть, потому что перед нами элементарная провокационная газетная утка. Ее цель — бросить тень на национально-освободительное движение в Северной Ирландии, поддержать реноме партнера по НАТО — Англии, подавляющей это движение. Главное — заронить в сознание масс представление о Советском Союзе как «о зловещей агрессивной силе», плетущей по всей земле паутину «коммунистических заговоров». А средства все те же — психологический шантаж, никаких доказательств. Карикатура и не должна ничего доказывать — она всего лишь напоминание о том, что говорится про Советский Союз каждый день, по каждому поводу.
      Повседневно добиваться политических целей систематическим применением приемов чисто психологического воздействия — эту тенденцию мы видим буквально во всех сферах жизни современного капиталистического общества. Тягостная атмосфера страхов, нездорового возбуждения, подозрительности, неуверенности и неустойчивости все в большей и большей степени становится отличительной чертой западного мира. Без непрерывного, комплексного и целенаправленного применения методов психологического давления и шантажа буржуазия ныне уже не в состоянии вести классовую борьбу ни на международной арене, ни внутри капиталистического общества.
      Обострение идеологической борьбы между миром капитализма и миром социализма в условиях идейного кризиса буржуазии с неизбежностью приводит к попыткам буржуазии во все возрастающем масштабе дополнять, а зачастую и подменять идейную борьбу методами психологической войны. С помощью методов психологической войны буржуазия старается закрепить свои идеалы, навязать трудящимся свое мировоззрение и помешать распространению и закреплению социалистических идеалов и мировоззрения.
      Настоящая книга рассказывает о том, как и почему психологическая война, зародившаяся в качестве акций военного времени, распространилась на сферу идеологической борьбы, и о том, какой облик и характер она носит теперь.
      Книга называется «По тылам психологической войны», потому что приглашает читателя посмотреть на психологическую войну изнутри, с тыла, заглянуть в ее святая святых, на ее «кухню», и увидеть, по каким рецептам и какими приемами и способами работают ее «кулинары».
     
      ВОИНА НЕРВОВ
     
      Мировая история знает множество примеров тому, как во время столкновения двух противников (будь то в условиях классовой борьбы или в ходе военных действий) одному из них удается вызвать панику в рядах противника, посеять недоверие к руководству армии или движения и в результате одержать важную победу. Взятые в отдельности приемы, позволяющие играть на страстях и эмоциях людей и извлекать из этого политическую и военную выгоду, существуют испокон веков. Но как один жаворонок не делает весну, так и один акт психологического воздействия на противника не становится психологической войной.
      Война — это не отдельные акты, а сложная система разнообразных акций, разновременных и одновременных, осуществляемых многочисленными координируемыми средствами по многим взаимодополняющим каналам. Наступление чередуется с перегруппировкой, разведка боем сменяется рейдом по глубокому тылу противника, за стремительной атакой следует период затишья. Военные действия дополняются дипломатическими демаршами, разведывательными операциями, актами подрывной, диверсионной, пропагандистской деятельности, саботажем, экономической блокадой. Наконец, война ведется многочисленными армиями, десятком родов войск, в ней используются сотни, тысячи видов оружия и боевой техники.
      Говоря об актах психологического воздействия как о войне — психологической войне, — нужно видеть перед собой эти акты слившимися в полифоническую картину, где каждый элемент связан с другим, дополняет и подчеркивает его и где все элементы, взятые вместе, решают общую задачу. Для того чтобы можно было говорить о психологической войне как о целостном явлении, нужно видеть эти акты многократно повторяющимися на протяжении целого периода времени и складывающимися в картину боевых действий, которыми целенаправленно руководят из общего центра. В таком виде психологические операции могли появиться на свет сравнительно недавно, только тогда, когда в них наметилась необходимость и когда сложились материальные возможности проводить их в жизнь.
      Отличительной особенностью современной эпохи развития человечества стал кризис мирового капитализма. «Империализм вступил в период заката и гибели. Неотвратимый процесс разложения охватил капитализм от основания до вершины: его экономический и государственный строй, политику и идеологию»1.
      Психологическая война — явление, связанное с углублением общего кризиса капитализма, одна из форм приспособления империалистических сил к новой обстановке в мире, когда они уже не в состоянии обходиться грубой силой и полагаться на привлекательность идей буржуазного образа жизни.
      Выступая на XXIV съезде КПСС, Л. И. Брежнев отмечал: «Мы живем в условиях неутихающей идеологической войны, которую ведет против нашей страны, против мира социализма империалистическая пропаганда, используя самые изощренные приемы и мощные технические средства. Все инструменты воздействия на умы, находящиеся в руках буржуазии, — печать, кино, радио — мобилизованы на то, чтобы вводить в заблуждение людей, внушать им представления о чуть ли не райской жизни при капитализме, клеветать на социализм. Эфир буквально насыщен всевозможными измышлениями о жизни нашей страны, братских стран социализма»2.
      Психологическая война стала неотделимой чертой сегодняшней международной обстановки, неотъемлемой частью внешнеполитических усилий империалистических стран, особенно в отношении социалистических стран, где империализму не удалось добиться своих целей чисто военными и экономическими методами.
      Теперь, когда широкие народные массы стали активными участниками мировых событий, империалистам понадобилось от отдельных актов массового психологического шантажа переходить к тотальному, всестороннему и непрерывному массовому давлению в масштабах целых стран и даже всего мира. Таким образом, психологическая война — явление новейшего времени.
      С другой стороны, психологическая война — порожение века стремительного развития науки и техники, особенно средств массового общения, массовой информации и пропаганды, которые делают возможным непрерывное и одновременное обращение к огромной аудитории, оперативное распространение сведений о самых свежих событиях. Использование средств массовой информации — непременная важнейшая характеристика психологической войны.
      Немаловажное значение для становления психологической войны имело накопление господствующими классами капиталистического общества соответствующего «опыта». По мере усложнения условий классовой борьбы буржуазия переходила ко все более сложным формам и методам защиты своего строя, своих интересов, она все более полагалась на возможность использования особенностей массовой психологии, чтобы, играя на чисто иррациональных струнах человеческой души, направлять действия людей в нужном направлении.
      Наконец, психологическая война как средство воздействия на общественную, массовую психологию стала возможной потому, что к середине XX века наукой был собран и обобщен достаточный материал о закономерностях духовного воздействия на поведение людей, о том, как, какими способами, в каких ситуациях и в каких масштабах можно вызвать массы на неосознанные или осознанные неверно поступки.
      Психологическая война — любимое детище империализма и его неразборчивых в средствах наемников. Как система массовой психологической обработки армий и населения стран противника она стала оформляться в годы первой мировой войны, но окончательно сложилась во время второй мировой войны. Термин «психологическая война» закрепился в разговорном обиходе только после ее окончания. Его ввел в широкий оборот один из теоретиков психологической войны, бывший американский разведчик, активный участник психологических операций времен второй мировой войны П. Лайнбарджер, который так и назвал свою вышедшую в 1948 году книгу «Психологическая война».
      Посмотрим, как выглядели некоторые психологические операции времен второй мировой войны и какие характерные черты психологической войны можно увидеть на их примере.
      Когда фашисты вели систематический обстрел героического осажденного Ленинграда, то это была не только военная операция, но и акт психологической войны. Варварское разрушение жилых кварталов, массовое убийство мирных жителей нужны были гитлеровским главарям для того, чтобы вызвать деморализацию в рядах защитников Ленинграда, принудить их к сдаче.
      Таким же актом психологического давления была бомбардировка беззащитного Роттердама гитлеровским «люфтваффе», когда ради одного только устрашения голландцев, чтобы сломить в них дух сопротивления, этот город был варварски разрушен.
      Сожженное немцами французское местечко Орадур, чехословацкое Лидице, белорусская деревня Хатынь и многие, многие другие стоят в одном ряду жертв «психологических операций» фашизма по запугиванию населения оккупированных земель и обеспечению гитлеровской армии «спокойного тыла».
      Чудовищной провокацией были атомные бомбардировки японских городов Хиросима и Нагасаки. На этот страшный шаг, стоивший сотен тысяч жизней, американское правительство пошло в момент, когда судьба милитаристской Японии была уже практически решена. Сопротивляться далее она уже не могла. Последнему оплоту императорской Японии — миллионной Квантунской группировке — были противопоставлены силы Советской Армии.
      Трагедия Хиросимы и Нагасаки понадобилась американскому империализму, чтобы шантажировать Советский Союз, попытаться «поставить его на место», устрашить народ страны, победившей во второй мировой войне, показавшей миру торжество и мощь идей социализма.
      Нетрудно заметить, что сродни подобного рода военным методам психологической войны и варварские бомбардировки мирных объектов ДРВ, школ, дамб больниц — и кровавая бойня во вьетнамской общине Сонгми, имя которой стало нарицательным для зверств американской военщины, совершенных ради «устрашения» мирного населения этой страны. Не случайно преступления американского империализма в Индокитае сравнивают с преступлениями гитлеризма, заклейменными в обвинительном акте Нюрнбергского трибунала.
      Приведенные примеры — акты психологического терроризма, связанного с вооруженными демонстрациями. Они подобны решающему броску в критической ситуации, когда одним ударом рассчитывают «получить все», добиться перелома в позиционной борьбе, изменить ход изнурительного, но безуспешного наступления или вообще реализовать плоды каких-то длительных, но малоэффективных усилий.
      Однако для психологической войны более свойственно воздействие «тихое», неприметное, не обязательно связанное со взрывами и открытыми провокациями, но зато полное недомолвок, двусмысленностей, дезинформации, воздействие длительное, непрерывное, въедливое.
      Западные теоретики психологической войны любят рассказывать об операции «Роберт Ли Норден», которая стала хрестоматийным примером систематической обработки противника в духе психологической войны и вошла во все учебники и учебные пособия по этому предмету (есть на Западе такие учебники, и в изобилии, как есть и специальные учебные заведения или кафедры в военных и политических училищах и институтах).
      Суть ее заключалась в том, что американский офицер, некий капитан второго ранга Альбрехт, служивший на радиостанции психологического отдела военно-морской разведки в течение многих месяцев под именем офицера ВМС США Роберта Ли Нордена, выступал на немецком языке с комментариями о ходе военных действий. Обращаясь к немецким морякам, он профессионально рассуждал о неэффективности руководства немецкими вооруженными силами, в частности военно-морским флотом, сообщал данные о погибших или попавших в плен гитлеровских офицерах и матросах.
      Пользуясь искусно препарированными разведывательными данными, а также материалами допросов военнопленных, трофейной почтовой перепиской немецких военнослужащих и т. п., Норден систематически воздействовал на умы гитлеровских солдат, исподволь внушая им разочарование в командирах, пытаясь вызвать упаднические настроения, подорвать веру в возможность победы «Великой Германии», вселить недоверие ко всей системе руководства ее военной машиной. Коронным номером Альбрехта были сообщения о планах немецкого командования и об отдельных предстоящих боевых операциях фашистского флота или отдельных боевых кораблей, а также пересказ офицерских пересудов на тему, например, о том, вправе ли был командир корабля запретить своему подчиненному офицеру жениться на неарийке.
      Другой широко известный пример связан с именем американского адмирала Закариаса, автора переведенной на русский язык книги «Секретные миссии», где он излагает идею и ход осуществления плана по подготовке капитуляции Японии в 1945 году. Существовали опасения, что японское руководство не согласится на безоговорочную капитуляцию по соображениям «самурайской чести» и пойдет на организацию тотального сопротивления высадке союзников на Японских островах. Американские органы психологической войны стали регулярно передавать на японском языке сведения из истории Японии, свидетельствующие о том, что сдача в плен никогда не противоречила кодексу чести самураев. Подразумевалось, что эти передачи должны подкрепить недовольство продолжением проигранной войны и способствовать усилению нажима на партию войны в окружении императора Хирохито. Вместе с тем они должны были способствовать созданию атмосферы, в которой высшее командование вооруженными силами Японии могло бы найти оправдание для подписания капитуляции.
      Насколько в действительности эффективны были подобные операции, судить трудно. Закариас — хвастун и с историей обращается вольно. Он всячески старается превознести собственные заслуги и выпятить роль США во второй мировой войне. Если верить ему, безоговорочная капитуляция Японии — дело чуть ли не единственно его рук. Как и сотни других западных историков второй мировой войны, он походя списывает со счетов огромный вклад СССР в победу на Тихом океане и то значение, какое имел для быстрого окончания войны разгром советскими войсками континентальной японской армии — опоры и надежды империи Восходящего Солнца.
      Нужно иметь в виду, что вне зависимости от того, передавал что-либо Закариас про капитуляцию или нет, японским руководителям деваться было некуда. К тому же организовать безнадежную оборону островов от десанта союзников означало для них отказаться от надежды на быстрое налаживание отношений с Соединенными Штатами Америки и на ускорение возрождения японского монополистического капитала. Сопротивление союзникам привело бы также и к разрушению или полному уничтожению их собственности — основы экономического потенциала японского империализма.
      И все же не исключено, что обе хрестоматийные операции сыграли на каком-то этапе известную роль в общей системе мероприятий по обеспечению разгрома стран оси. Но нас в данном случае интересовало не столько это, сколько сама методика подхода к их разработке и осуществлению. Тем более что не так уж трудно представить себе, как в той или иной частной ситуации могли восприниматься конкретные радиодиверсии западных союзников. Следует помнить, что нынешняя психологическая война империализма против социалистических стран и всех антиимпериалистических сил ведется под руководством людей, участвовавших в подобных акциях второй мировой войны, и по теориям и методике, появившимся на свет в итоге обобщения ее опыта.
      Безусловно, на примере описанных операций видно, каково действительное место психологических операций в решении масштабных политических или военных вопросов. «Психологические акции» редко играют самостоятельную роль, чаще они задумываются в качестве вспомогательных мероприятий, которые должны «подыграть» главным в развертывающейся драме. Войну выигрывает не тот, кто сильнее «напугал», а тот, кто располагает большими ресурсами — материального и духовного свойства, с помощью которых он добивается победы.
      Внезапное нападение фашистской Германии на Советский Союз — акт не только военно-оперативного, но и психологического характера — дало гитлеровцам известное преимущество. На первых порах блицкриг сыграл на руку нацистам. Но только на первых, потому что затем начали вступать в действие долговременные факторы: социальные, экономические и военные.
      Великую Отечественную войну выиграл советский общественный строй, опиравшийся на морально-политическое единство советского народа. Войну выиграла советская экономическая система, базировавшаяся на общественной собственности на средства производства, развитой материально-технической базе. Войну, наконец, выиграла советская военная мысль, основывавшаяся на передовой советской стратегии и тактике, на мощи военной техники и, чего нельзя никогда и никак забывать, на беспредельном героизме и мужестве советских людей.
      При всем разнообразии приемов и методов психологической войны нетрудно заметить, что в каждом из них присутствует один главный элемент, который, собственно, и делает их принадлежностью психологической войны. Эта ее квинтэссенция, пожалуй, нигде не была так недвусмысленно сформулирована, как еще в 1942 году в фашистском военном листке «Милитарвиссеншафтлибе Рундшау»: «К разрушению костей, мускулов, артерий и вен прибавляется изматывание нервов».
      Сказано просто и ясно. Именно «игра на нервах», вот в чем смысл психологической войны. Недаром ее так и называют иногда: «война нервов». Все, чем воздействуют на человеческие чувства, эмоции, все, чем можно затронуть иррациональные струны человеческой души: запугать, запутать, вызвать растерянность, посеять панику и раздор, — все это составляет арсенал психологической войны. Не случайно в ее штабах ведущее положение занимают профессиональные психологи. Лайнбарджер писал, что психолог «может сказать, каким образом страсти можно превратить в негодование, личную находчивость — в массовую трусость, трения — в недоверие, предрассудки — в ярость». Для оперативников психологической войны важно вызвать и постоянно и непрерывно питать достаточно высокий накал страстей в стане противника. Страсти могут быть самого разного свойства, лишь бы они охватывали достаточно широкие массы или нужные группы людей и вели к возникновению ситуаций, в которых опытные провокаторы сумеют вызвать вспышку нервной энергии, когда люди теряют голову и делают глупости, порой непоправимые.
      Классические формы современной психологической войны можно было бы сравнить со средневековой пыткой «под капелью», придуманной иезуитами. Человека привязывали под сосудом с ледяной водой. Через равные интервалы на выбритое темя падала капля. Несчастный медленно сходил с ума, если вскорости не сдавался и не принимался молить о пощаде. Психологическая война также имеет целью поколебать, сломить морально-психологическую стойкость противника. В значительнейшей мере она должна проводить подготовку таких обстоятельств, которые позволят в удобный момент перейти в стремительное наступление, предъявить ультиматум, короче говоря, нанести стремительный удар — будь то область военных действий или политической борьбы, все равно.
      Эта особенность психологической войны приобретает все большее значение, когда ее методы переносятся в область политической и классовой борьбы мирного времени, когда на рельсы психологической войны буржуазия переводит борьбу идеологическую. Об этом речь пойдет в следующей главе.
     
      ВОЙНА БЕЗ НАЧАЛА
     
      «Его родители принадлежали к старинному, но растерявшему богатство аристократическому роду и из ненависти к буржуазии стали коммунистами». Так пишет английский еженедельник «Санди тайм мэгэзин» о семье известного деятеля международного коммунистического движения.
      Внешне такая фраза не настораживает, в ней нет прямого выпада против коммунистической идеологии. Ее заряд — психологический. Она построена так, чтобы вызвать у читателей впечатление: родители, воспитавшие борца-коммуниста, руководствовались не идейными побуждениями, а стремлением навредить тем, кто способствовал упадку их рода и присвоил себе их былые права и привилегии. Идеи, которые защищают коммунисты, по содержанию не критикуются, им не противопоставляются какие-то другие мысли и представления. Задача, которую поставили перед собой авторы этой и ей подобных статей, заключается в том, чтобы дискредитировать идеи и само движение, поднявшее эти идеи на щит, не входя с ними в споры и не приводя никаких доказательств. Разбросанные по всему тексту, такие фразы должны служить нагнетанию недоверия и неприязни к коммунистам и всему, что связано с их именем, их лозунгами, их образом жизни, и поддержанию этих негативных чувств в состоянии стабильного возбуждения — типичный прием психологической войны мирного времени применительно к условиям классовой борьбы.
      В том же ключе работают радиостанции «Свободная Европа» или «Свобода», когда заставляют одного и того же ренегата, переметнувшегося из социалистического лагеря в стан буржуазии, выступать в передачах на его бывшую родину с клеветническими заявлениями под двумя десятками вымышленных имен. Этот прием преследует цель навести на мысль, будто в конкретной социалистической стране или вообще в социалистическом обществе предательство становится массовым явлением. Разложение отдельных неустойчивых элементов, призыв к измене родине — вот цель такой уловки. Прием основан на использовании известных в психологии механизмов заражения и подражания «себе подобным»: единомышленникам, людям одного круга, одной судьбы, одних интересов и т. п. «Мне подобные делают так — мне, наверное, тоже нужно так делать». Нельзя сказать, что применение этого приема приносило нашим противникам какой-то успех, но он очень характерен для тактики психологической войны против социалистических стран1.
      1 Любопытно, что похожий прием несколько раз был использован английской буржуазной прессой для поддержания антисоветских и антикоммунистических настроений. Ряд газет поместил обращения к читателям о том, «как помочь советским перебежчикам, куда обращаться с просьбой о предоставлении политического убежища» и пр. Эта развесистая клюква некоторое время верно служила идеологам буржуазии для оболванивания английского обывателя.
      В данном случае «голоса» решают ограниченную задачу даже в рамках психологической войны против социализма в целом. Изобретенная ими ложь бьет по настроениям лишь жалкой горстки отщепенцев. Массовую аудиторию такие наскоки не затрагивают — она легко различает фальшь, социальное и нравственное лицо ренегатов. К тому же воздействие подобной акции кратковременно. С точки зрения «психологической тактики» она имеет смысл только при длительном, непрекращающемся потоке выдержанных в одном тоне обманов. В разных ситуациях и в разное время они создавали бы одинаковые фокусы напряженности, возбуждали бы аналогичные чувства и мысли. Акция эта всего лишь звено в цепи, звено заурядное, но вся цепь из таких звеньев. Замыкает ее какая-либо крупная акция или серия громких, широковещательных, рискованных провокаций. Стратегическая же мечта руководителей психологической войны заключается в том, что им удастся подорвать, расшатать монолит социалистического общества, а затем нанести по нему решающий удар.
      Эту схему они хотели опробовать в Чехословакии в 1968 году. После периода длительной идеологической осады, проводившейся многочисленными средствами массовой информации и через каналы разведки, на страну в сравнительно сжатое время обрушился буквально шквал подстрекательских радиопередач. Характерной приметой обстановки стала передислокация к границам ЧССР батальона психологических операций западногерманского бундесвера.
      Таковы специфические приемы психологической войны мирного времени. Но к ним современная психологическая война не сводится, как не сводились к одной только «психической атаке» («парадным шагом — под огонь») приемы психологической войны в больших и малых вооруженных столкновениях разных времен.
      Это лишь некоторые характерные штрихи, отражающие главное отличие психологической войны от обычной. Бывший военный министр ФРГ Оберлендер дал следующее определение психологической войны. По его словам, «это война без четко выраженного начала. Она не объявляется, как обычная война. Напротив, она происходит почти невидимо, с помощью пропаганды, путем инфильтрации идей, шпионажа. Эта война имеет тем больше эффекта, чем незаметнее она ведется, чем меньше сил она привлечет к защите против нее» (из статьи в милитаристском журнале «Штальхельм»).
      Из слов западногерманского реваншиста видно, что психологическая война рассматривается империалистами как принадлежность уже не столько военного, сколько мирного времени. Иначе незачем говорить, что у нее нет начала и что она «не объявляется». Впрочем, давая такую формулировку, милитарист Оберлендер откровенно лицемерит, потому что для империалистов понятие «объявление войны» — забытый пункт дипломатических кодексов. Они, как американцы в Индокитае, давно уже привыкли к необъявленным войнам. Тем не менее это высказывание настолько прямолинейно, что не оставляет сомнений относительно места, которое в настоящее время отводится психологической войне в стремлении империалистических сил приостановить неотвратимый ход истории.
      Это подтверждается и тем набором средств, которые экс-министр относит к числу «инструментов» психологической войны. Он назвал пропаганду, инфильтрацию идей и шпионаж в качестве средств, которые годятся в равной степени как для мирного времени, так и для состояния войны. Но не назвал военно-оперативных средств, которые одни только и отличают психологическую войну образца военного времени от психологической войны мирного времени, обычно связываемой с понятием «холодная война». Напомним, что «холодная война» — понятие значительно более широкое. Она включает также и открытое идейное противоборство, и. откровенные призывы к населению страны противника восставать против законного правительства, и попытки задушить противника экономической блокадой, и дипломатическую изоляцию, угрожающее бряцание оружием, «балансирование на грани войны» и т. п. Значит, ее составляют меры не одного только психологического давления, невыразимого в каких-то конечных единицах подсчета, а давления вполне осязаемого и подсчитываемого в реальных цифрах выигрыша и потерь. Психологическая война — часть «холодной войны».
      Но Оберлендер определенно проявил недобросовестность, когда опустил из своего определения военнооперативные средства. Конечно, для условий мирного времени вооруженные демонстрации едва ли можно считать типичными акциями психологической войны. Вместе с тем нельзя утверждать, что в условиях мирного времени («холодной войны») они абсолютно невозможны. Скажем так: для «холодной войны» вне зависимости от того, ведется ли она тотально, в открытую или существует, например, как тенденция в средствах массовой информации и других средствах духовного воздействия капиталистических государств, вооруженные провокации не типичны, но допустимы и даже желательны, когда позволяют условия.
      Со времени победы кубинской революции ежегодно, а иногда и по нескольку раз в год, американские военные суда производят захват кубинских судов с обслуживающей их командой. Рыбакам предъявляют стандартное обвинение в нарушении территориальных вод США, хотя захват происходит, как правило, на значительном расстоянии от морской границы США. Зачем нужны американским властям эти пиратские нападения? Ну, конечно же, не для того, чтобы подорвать экономику острова Свободы, и не для того, чтобы продемонстрировать силу и мощь своего военно-морского флота.
      Одна из существенных целей этих бесцеремонных действий — провоцировать постоянную напряженность в этом районе Карибского моря, добиваться, чтобы нервозность, беспокойство рыбаков постоянно передавались их близким и родственникам, друзьям и знакомым, чтобы внутреннюю жизнь Республики Куба постоянно лихорадило — это ослабляет революционные силы. Вот вам типичный пример нетипичных психологических демонстраций с помощью вооруженных сил, к которым прибегают империалисты во время и во имя «холодной войны».
      Оберлендер в первую очередь назвал пропаганду. Но под этим термином он подразумевает вполне определенное содержание. По Оберлендеру, пропаганда — это воздействие на людей с помощью обмана, шантажа, запугиваний, провокаций. В одном отношении экс-министр совершенно прав. Действительно, основная тяжесть «психологических операций» ныне ложится на плечи буржуазной пропаганды. Почему? Да потому, что пропаганда — наиболее массовая, наиболее доступная и не знающая географических границ форма воздействия на противную сторону. Она обладает к тому же неизмеримо большим, чем другие средства психологической войны, потенциалом психологического заряда. Словарь военных терминов США вообще определяет психологическую войну как «применение против противника пропагандистских средств наряду с военнооперативными... или другими мероприятиями, которые необходимо использовать как дополнение к пропаганде».
      В условиях «холодной войны» пропаганда приобретает тем более важное значение, что ведется по многочисленным каналам, в том числе открытым, позволяющим сочетать большое количество методов и приемов. Здесь и радио, и телевидение, и пресса, и кино, и выставки, и культурный и научный обмен, и т. п. Немаловажное значение имеет и тот факт, что научно-техническая революция открывает дорогу к колоссальному развитию средств массовой информации, которые неизмеримо увеличивают масштабы непрерывных действий психологической войны. Недаром именно под пропаганду как средство психологической войны подведен на Западе солиднейший фундамент теорий и конкретных социологических, психологических и прочих исследований. Это позволяет вести ее планово, методично, гибко и целенаправленно.
      «Инфильтрацию идей» Оберлендер выделил отдельно. Но фактически под ней он имеет в виду особую форму пропаганды, которая проводится преимущественно по каналам, внешне не носящим чисто пропагандистского характера: сеяние смуты, насаждение сомнений, зарождение раскольнических тенденций, распрей.
      Например, материалы процессов над бывшими агентами американской разведки, которых забрасывали в СССР в конце 40-х — начале 50-х годов, показали, что многим из них предписывалось сеять слухи. Вот один канал «инфильтрации идей».
      «Идеи», как их понимают «полководцы» психологической войны, распространяются, например, и через туристов. Иностранные туристы вступают в беседы с местным населением, указывают на какие-то несовершенства в жизни данной страны и дают им «собственную», но по большей части специально отработанную и утвержденную на такой случай в соответствующих идеологических и разведывательных учреждениях интерпретацию событий и фактов.
      Было бы преувеличением думать, что западный туризм в социалистические страны имеет исключительной целью поддержать психологическую войну. Но все же нельзя сбрасывать со счетов, что в свое время в Нью-Йорке создали специальный информационный центр для туристов, где американских граждан, отправляющихся в заграничный вояж, инструктировали о том, как «продавать американский образ жизни».
      В США официальные учреждения разработали особый список литературы для чтения лицам, уезжающим в СССР, написали и издали «вопросники-ответники», вроде «США отвечают» или популярное руководство для туристов «Итак, мы едем в СССР». Обращаясь к участникам Национального семинара по разработке студенческих поездок за границу, сенатор Р. Кеннеди прямо заявлял, что американцам нечего попусту, без пользы для Америки болтаться по заграницам. «Как бы вы ни были милы, привлекательны и полны желания ехать за границу, если вы не умеете агитировать за Америку, то лучше вам оставаться дома» 1 — вот его слова. Американский теоретик внешнеполитической пропаганды У. Дэвисон толкует туризм еще шире: «Американские путешественники за границей и иностранцы, приезжающие в Соединенные Штаты, являются одновременно получателями и распространителями идей».
      Сомневаться не приходится, империалистические круги западных держав предпринимают шаги к тому, чтобы превратить туризм в канал пропаганды.
      Оберлендер достаточно откровенен и тогда, когда в числе средств психологической войны называет разведку. Факт, что у руководства «психологическими операциями», пусть даже не чисто разведывательного характера, стоят, как правило, матерые разведчики. Они, как никто другой, знают противника, его сильные и слабые стороны. У них есть источники информации, недоступные простым смертным. Аппарат разведки нацелен на подрывную деятельность внутри страны-противника. Разведка имеет задачу вербовать агентов, информаторов и т. п., готовить оппозиционные элементы, сбивать их в подполье, формировать по возможности «пятую колонну». Органы психологической войны (в этом качестве могут выступать и средства массовой информации, и такие пропагандистские организации, как ЮСИА2) помогают в этом деле разведке, готовя психологическую почву, а в ряде случаев и идейную платформу для взращивания недовольных, которые должны потом, по мнению авторов, созревшими предателями упасть в руки разведчиков.
      Наверное, не случайно органы психологической войны США, Англии, Франции и других капиталистических стран возникли не просто в недрах военных учреждений, но в качестве оперативных подразделений разведорганов. Это и понятно, ибо и у «психологических операций», и у разведывательной деятельности буржуазных государств (шпионской и диверсионной) общие цели и задачи (верно, у разведки они много шире). Радиостанции «Свободная Европа», «Свобода» и т. п. возникли как организации-ширмы. Такими они и остаются, причем разведывательные функции у них нисколько не сокращаются. Доказательств тому прямых и косвенных множество. Достаточно сослаться на сведения, полученные польским разведчиком А. Чеховичем, которому удалось проработать несколько лет в редакции «Свободной Европы». По его данным, самые важные с точки зрения ЦРУ отделы этой радиостанции (отдел исследований и анализа, отдел исследований коммунистической сферы) работают непосредственно на ЦРУ. Почти 80 процентов собранной ими информации поступает в Лэнгли и только 20 процентов, непригодные для разведывательных целей, по существу отходы производства, идут в редакции радиостанции.
      Выступая на пресс-конференции в Варшаве в марте 1971 года, капитан польской разведки ознакомил журналистов со множеством документов, прямо указывающих на секретные фонды ЦРУ как источник финансирования этой «независимой», «частной» радиостанции. В числе представленных им материалов были, между прочим, и такие, которые разоблачили «Свободную Европу» не только как центр антисоциалистического шпионажа и подрывной деятельности. Оказывается, мюнхенский центр и местные филиалы этой радиостанции ведут разведку и против западных союзников Соединенных Штатов! Во всяком случае, значение руководящих постов в отделах «Свободной Европы» таково, что, как свидетельствует А. Чехович, их занимают кадровые офицеры американских разведслужб.
      Наконец, иллюзии в отношении принадлежности «Свободной Европы» и «Свободы» американской разведке были развеяны, когда в 1969 — 1972 годах в конгрессе США прошли открытые дебаты о том, следует ли продолжать выделение средств Центральному разведывательному управлению для выплаты «содержания» этим органам психологической войны.
      У органов психологической войны и органов разведки во многом совпадают средства и методы. Совместными усилиями они должны вызывать деморализацию и раскол в рядах противника, появление «примиренцев» и откровенных предателей и т. п. Короче, в результате их действий должен быть сломлен боевой дух и подорвана боеспособность противника. Для этого предпринимается все, чтобы вызвать в стане противника смятение, растерянность, дезертирство, создать озабоченность и напряженность, породить подозрения и беспокойство, неуверенность, разочарования и апатию. Для этого придумывают приемы натравливания представителей противной страны друг на друга, по возможности большинства на меньшинство, для этого призывают замедлять темп работы, совершают диверсии, распространяют слухи, ободряют обещаниями поддержки всех, кто способен перейти в оппозицию если не всему строю, то хотя бы руководству страны, своей партии, на худой конец местным властям, администрации завода или учреждения.
      Средства психологической войны мирного времени далеко не исчерпываются использованием пропаганды, «инфильтрации идей» и возможностей разведки, которые перечислял Оберлендер. Как мы говорили, он опустил военно-оперативные средства. Не упомянул экс-министр и такого важнейшего средства, как экономическое давление. Скажем, экономическая блокада, которую объявил Советской России капиталистический мир в 20-х годах с целью экономического удушения первого в мире социалистического государства, имела и очевидный психологический аспект. Задача заключалась и в том, чтобы запугать граждан социалистического государства, вызвать активное недовольство затягивающейся хозяйственной разрухой, спровоцировать остатки бывших эксплуататорских классов на мятежи, террористические акты и т. п.
      К тому же приему прибегают сегодня империалистические силы, пытаясь помешать прогрессивным реформам в Чили. Американская компания «Анаконда Коппер» отозвала часть своих специалистов с подлежавшего национализации медного рудника «Тенненте», оставшиеся прятали или уничтожали чертежи и инструкции, вызывали аварии и т. п. Руководство компании рассчитывало таким путем остановить нормальную работу крупнейшего в мире предприятия горнодобывающей промышленности. Поскольку добыча руды «Тенненте» составляет огромную долю всей добычи меди — основного экспортного продукта страны, — американская монополия хотела таким шагом поставить правительство социалиста Сальвадора Альенде в тяжелое положение. Видимо, предполагалось, что этот акт экономического саботажа вызовет дезорганизацию экономики страны и что это, в свою очередь, повлечет за собой разочарование трудящихся в политике блока Народного единства.
      Определенно того же добивалась «Форд мотор ком-пани». Если в июне — августе 1970 года она продавала в Чили запасных частей и оборудования на сумму от 200 до 288 тысяч долларов ежемесячно, то после победы Народного единства на выборах 1970 года всего на 5 — 6 тысяч долларов. К марту 1971 года эта сумма уменьшилась до 1,8 тысячи долларов. Цель заключалась в том, чтобы в связи с нехваткой запчастей направить недовольство владельцев частных автомобилей, таксистов и служащих общественного транспорта против нового правительства.
      Случай с рудником «Тенненте» и запчастями для автомашин характерен для демонстрации психологического эффекта экономических санкций не только сам по себе. Это была лишь первая ласточка, пробный шар в развернувшейся затем психологической войне международных монополий против Чили. К тому же чилийской службой безопасности неопровержимо, на многочисленном документальном материале, доказано, что этой волной против Чили с самого начала дирижируют «специалисты» из Лэнгли.
      Во время обычной войны подрыв экономического потенциала ведет к ослаблению противника, и можно сравнительно точно, математически подсчитать, сколько он еще сможет продержаться без боеприпасов, снаряжения, оружия, продовольствия, после чего сложит оружие. В «холодной войне» последствия экономической санкции, например, не поддаются сколько-нибудь точному учету, здесь нередко оказывается важнее предусмотреть психологический эффект, который вызвал бы политические сдвиги.
      В число средств психологической войны можно было бы включать новые и новые, но едва ли нужна такая инвентаризация, потому что ни одно из них не назовешь специфическим, то есть присущим только ей, средством. Для достижения ее целей и решения ее задач в ход пускаются любые средства, если только с их помощью можно добиться психологического эффекта. Однако использование разных неспецифических средств может дать такой результат только при условии проведения с их помощью, через их каналы специфических приемов и методов. Главное место среди них за идеологическими диверсиями.
      Об идеологических диверсиях впереди особый разговор. Подчеркнем только, что такие диверсии имеют целью «перенести «войну идей» в социалистические страны», а также попытаться распространить на социалистический мир практику «социального контроля», который вот уже не один десяток лет верой и правдой служит буржуазии внутри капиталистического общества. В основе методов социального контроля лежит психологическое «манипулирование» поведением людей, система рычагов психологического давления на массы, позволяющих направлять их действия в нужную сторону, не прибегая к сложному процессу аргументированного убеждения. Социальный контроль — это закономерность развития современного капитализма, ибо буржуазия ведет психологическую войну не только против своих противников на международной арене, но и против народов собственных стран, заботясь о прочности своих тылов.
      «...Массы, — отмечал В. И. Ленин, — в эпоху книгопечатания и парламентаризма нельзя вести за собой без широко разветвленной, систематически проведенной, прочно оборудованной системы лести, лжи, мошенничества, жонглерства модными и популярными словечками, обещания направо и налево любых реформ и любых благ рабочим, — лишь бы они отказались от революционной борьбы за свержение буржуазии»2.
      Таким образом, психологическая война, если давать ей общее определение, действительное как для ее применения в условиях вооруженных столкновений, так и для условий классовой борьбы, — это система действий, связанных с непрерывным, комплексным, согласованным и целенаправленным использованием разнообразных средств (от пропаганды, военных операций, экономического, дипломатического и прочего давления до разведывательно-диверсионных актов), способных оказывать мощное психологическое воздействие на противника, наталкивая его на шаги, выгодные ее организаторам.
      Буржуазии все труднее убеждать народные массы в том, что у капитализма есть какое-то будущее, что капитализм отвечает интересам трудящихся. Господствующие классы капиталистического мира всегда пытались восполнить социальным обманом нехватку привлекательных, правдивых или хотя бы правдоподобных идей, которые могли бы захватить и увлечь массы. В наши дни социальный обман буржуазии принимает особенно изощренные формы, чему способствует появление на свет новых мощных средств массового воздействия (особенно таких, как радио, телевидение и т. п.). Эти средства позволяют ей шире, целенаправленнее и эффективнее осуществлять социальный контроль над действиями, или, как говорят социологи, над поведением, масс, используя закономерности общественной психологии и применяя методы психологической войны.
      Буржуазия стремится превратить управление обществом в подобие бесконечного, немыслимого по масштабам аудитории и по протяженности во времени сеанса массового гипноза. Это стремление стало совершенно очевидным фактом, скрыть который просто невозможно. Обслуживающая капиталистический строй наука пытается доказать, что это якобы естественно, что иначе не может и быть, и сваливает все на природу и особенности средств массовой информации. Вот, например, как это делает канадский профессор Мак-люэн. «Горячие» войны прошлого, — пишет он, — пользовались оружием, которое выбивало противника по одному. Даже идеологическая война в XVIII и XIX веках шла с помощью убеждения индивидов в необходимости принять новые точки зрения — каждого в отдельности. Напротив, электроубеждение, исходящее из фото, кино и телевидения, осуществляется через вовлечение всего населения в новый чувственный мир».
      Вот так, виновата электроника, и ни при чем тут люди с их борьбой, столкновением интересов, соперничеством, со всеми их привязанностями и разногласиями. Мол, современные средства массовой информации настолько стандартизируют восприятие людьми внешнего мира, настолько упрощают и делают поверхностной информацию об общественной жизни, настолько монополизируют внимание масс, что для людей не остается ничего другого, кроме как молча следовать призывному голосу диктора или мелькающим на экране титрам.
      Вся эта концепция зиждется на элементарно ложной посылке, будто средства массовой информации функционируют сами по себе. В классовом обществе средства массовой информации выполняют социальный заказ господствующего класса. Верно, средства массовой информации накладывают известный отпечаток на восприятие информации, облегчают воздействие на массовую аудиторию. Однако это не снимает вопроса о целях такого воздействия, что предопределяет, каким способом оно будет осуществляться, на что опираться — на обращение к сознательным гражданам или на разжигание мелких страстей «маленького человека», чья хата с краю.
      К разуму людей обращаются коммунисты. Коммунистические партии стремятся к поднятию сознательности трудящихся, росту их культурно-познавательного уровня. И пользуются при этом теми же средствами массовой информации, но наполняют их совсем другим содержанием. Нам принципиально чужды приемы психологической войны, этого орудия обмана трудящихся в руках буржуазии. Поэтому, например, Центральный Комитет КПСС за последние годы «...не раз рассматривал вопросы работы средств информации и пропаганды, стремясь обеспечить улучшение качества их работы и охват ею все более широких масс населения». Поэтому на XXIV съезде КПСС много внимания уделялось более полному удовлетворению духовных потребностей народа, дальнейшему всестороннему развитию народного образования и социалистической культуры.
      Буржуазия ныне все чаще и охотнее обращается к арсеналу психологической войны. Это привело к тому, что в настоящее время на капиталистическом Западе органы психологической войны рассматриваются важнейшим инструментом государственной власти. Не просто мощным инструментом в руках военных, как это было прежде, а одним из главных инструментов государства, «столь же значительным, как традиционные инструменты дипломатии, военного дела и экономики»2. Так считает профессор Р. Холт, один из ведущих теоретиков «холодной войны» в США, в прошлом руководящий деятель радиостанции «Свободная Европа». Профессор — проповедник тотальной, «до победного конца» психологической атаки на социализм, потому-то он и рассматривает «психологические операции», по существу, как социальную функцию американского государства.
      Холт говорил о внешнеполитическом аппарате «психологических операций», который с 1961 года официально существует в США под эгидой правительственного комитета по вопросам психологической войны и контролируется непосредственно президентом США через одного из его помощников. Этому комитету соответствует созданный в том же 1961 году центр психологической войны НАТО. Такого рода органы имеются в большинстве крупных капиталистических государств.
      Психологическая война буржуазии против народов собственных стран осуществляется в рамках отработанного механизма капиталистической системы и буржуазного образа жизни через традиционные институты буржуазного общества, прибегающие к услугам социальных психологов для поддержания духовного, а с ним и политического господства буржуазии.
      Особый аппарат психологической войны буржуазии понадобилось создать для борьбы с социализмом. Это и понятно. В социалистических странах уничтожены привычные для буржуазии условия распространения ее влияния, ограничены каналы, через которые она может проникать со своими идеями и психологизированной информацией направленного воздействия. Здесь господствует диаметрально противоположная идеология, ставшая реальной материальной силой социалистического общества. Сюда нельзя идти с тем же багажом приемов и трюков, которые сходят с рук у себя дома. Создание аппарата необходимо для приспособления наиболее ходовых концепций защиты буржуазного строя к специфике социалистической аудитории, а также для разработки новых, специально для нее предназначенных теорий и взглядов, а также методов их протаскивания и маскировки. Наконец, подрывной характер «психологических операций» против стран социализма требует от их организаторов сугубой секретности и сращивания с разведывательно-диверсионными органами.
      Да, психологическая война — явление сложное, охватывает самые разнообразные сферы жизни, проявляется в очень неожиданных ситуациях, осуществляется необычайно разнообразными средствами. Но суть ее, ее специфика и характерная черта — в использовании психологических особенностей и состояний людей для принуждения их к неосознанным или импульсивным поступкам.
      Для того чтобы понять, каким образом «война нервов» — порождение империалистических войн за мировое господство — перерастает в неотъемлемую принадлежность современной классовой борьбы, распространяясь на сферу идеологической борьбы, и какие обличия при этом принимает, нам нужно сделать известное отступление. Попробуем обозреть поле идеологических баталий в разных ракурсах, в том числе в теоретическом, с точки зрения социально-психологических механизмов воздействия идеологии на действия людей, и ретроспективном, то есть оглянувшись назад, в историю, чтобы увидеть, каким образом духовное обнищание буржуазии заставляет ее все больше и больше прибегать к методам психологической войны для закрепления своего духовного господства. Начнем с выяснения объективных возможностей, которыми обладают средства психологической войны в сопоставлении со средствами идеологического воздействия, ибо это имеет очень важное значение для понимания места и роли психологической войны в современной классовой борьбе.
     
      ГЛАВНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ
     
      Организаторы психологической войны уже давно усвоили одну истину — при всем своем различии идеологическое воздействие и психологическое давление преследуют одну цель — управление людьми. Однако основные их методы и наиболее употребимые приемы существенно отличны.
      Известно, что психический процесс распадается на ряд звеньев: от чувств к волевому акту, решимости, далее к поступку — вот ступеньки психического процесса, происходящего в голове человека, прежде чем он начнет действовать. Им предшествует получение информации из внешнего мира и ее осмысление, осознание.
      Средства и методы психологической войны влияют на психику людей таким образом, чтобы не затрагивать этой рациональной ступеньки или чтобы затрагивать лишь отдельные, поверхностные, неглубокие слои сознания. «Не к мысли, но к действию» — написано на доспехах рыцарей и ландскнехтов психологической войны как девиз, в котором сформулирована задача их усилий. «От мысли к действию!» — вот лозунг идеологического влияния, которое предусматривает пробуждение мысли как обязательную прелюдию человеческих поступков.
      Психологическое влияние — колоссальный фактор, он может властвовать над человеком, превращая его в послушное орудие чужой воли, делая его игрушкой в руках случайности, низводя до положения ослепленного яростью или страхом животного. Конечно, психологическое влияние бывает и благотворным. Все опять-таки зависит от его целей и содержания.
      Едва ли найдется человек, в ту или иную пору своей жизни не испытавший на себе положительного или отрицательного влияния какой-то личности или группы. Это касается прежде всего молодых людей. Юность — пора становления взглядов, убеждений, морали, характера. При этом молодости свойственно страстное желание самоутвердиться, быть оригинальным, непохожим на других, выделиться, обратить на себя внимание. Все это вместе взятое делает молодого человека исключительно уязвимым к посторонним влияниям, к веяниям моды, моды не только в одежде, прическах, танцах, но и в манерах — говорить, держаться, обращаться с окружающими.
      И все же идейное влияние сильнее, эффективнее. Вспомним, как писал К. Маркс: «...Идеи... которые овладевают нашей мыслью, подчиняют себе наши убеждения и к которым разум приковывает нашу совесть, — это узы, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца, это демоны, которых человек может победить, лишь подчинившись им». Почему? Да потому, что у идей мощные корни в глубинах жизни, в том, что составляет ее соль, что с момента появления человеческого рода толкает вперед его историю, — в развитии производительных сил общества, в производственных отношениях, которые отражаются в представлениях и мыслях людей.
      Психологическое воздействие не имеет таких самостоятельных корней. Больше того, оно возникает на основе уже сложившихся отношений и упрочившихся мировоззренческих взглядов. Вот почему появляется еще одна причина для переплетения, если не сказать сращивания, идеологических и психологических влияний, под воздействием которых складывается деятельность людей. И именно в этом переплетении скрывается основной потенциал психологической войны.
      Таким образом, чтобы представить себе внутренний механизм психологической войны, нужно присмотреться к самому процессу формирования деятельности (поведения) людей. С точки зрения социальной психологии этот процесс можно свести к прохождению трех ступеней (этапов): потребности, интересы, ценности. Остановившись на их характеристике, мы сможем увидеть, как вырастает в объективную силу идеология и как она оказывает решающее воздействие на действия людей. Одновременно мы определим, когда становится возможным и эффективным воздействие, осуществляемое методами психологической войны. Выяснится и то, в какой степени это воздействие может влиять на ход тех или иных событий и какими явлениями социальной психологии могут для этого воспользоваться организаторы психологической войны.
      Первопричина всякой человеческой деятельности связана с удовлетворением потребностей, то есть с «добыванием» того, что необходимо для нормального (в данной обстановке и в данном обществе) существования, но чего недостает. Все, что делает человек, так или иначе вызвано стремлением удовлетворить какую-то потребность: личную, своей семьи, своего круга, профессиональной группы, класса, нации и т. п. Могут сказать, совершаем же мы какие-то поступки так, «от нечего делать». Это неверно. Любому поступку найдется причина, которая в конце концов приведет к какой-то удовлетворенной или неудовлетворенной потребности.
      Человек, как и все живое на свете, рождается, несомненно, с объективными естественно-биологическими потребностями. Они продукт самого факта его рождения и не зависят от каких-то волевых актов. Социальные потребности человека: эстетические, познавательные, потребности в общении с другими людьми, в общественной деятельности, в участии в управлении обществом — столь же объективны, как органические. Для того чтобы быть членом данного общества, выполнять данную работу, занимать данное общественное положение и, естественно, пользоваться данными материальными и духовными благами, нужно удовлетворять тем требованиям, которые предъявляет общество. Эти требования, в свою очередь, диктуют потребности, которые человек должен удовлетворить, чтобы занять данное положение. В капиталистическом обществе для занятия «видного» и обеспеченного положения главное — иметь деньги, и не просто деньги, а большие деньги, капитал. В социалистическом обществе главное — способности человека, помноженные на образование, общий уровень культуры и развития и, конечно же, на опыт, производственный и жизненный.
      На каждом данном этапе развития общества потребности нормальной жизни общества диктуют необходимость в определенном уровне развития способностей членов общества, их подготовленности, знаний и навыков. В свою очередь, достигнутый средний уровень культуры требует поддержания и удовлетворения потребностей общественного прогресса на данном уровне. Все это в целом зависит от уровня развития общественного производства.
      Сколько производится товаров и каких, ценой каких физических и умственных усилий, сколько свободного времени остается у производителя — вот от чего зависит возможность полного или нормального (для данного состояния общества) удовлетворения потребностей его членов. Но это же обусловливает и появление самих потребностей. Не изобрели бы телевидения, не было бы потребности в телевизорах. Была жюль-верновская мечта видеть на расстоянии как потенциальная потребность, но не было потребности в телевизоре как предмете, без которого невозможно представить современный быт и производство.
      Число потребностей возрастает, и возрастает по мере развития производства и усложнения общественных отношений, пэ мере того, как люди находят способы их удовлетворять. Как сказано у К. Маркса: «Сама удовлетворенная первая потребность, действие удовлетворения ведут к новым потребностям». И чем больше потребностей появляется у человека, тем больше вероятность того, что он будет осознавать все меньшую их часть.
      Одна из главных причин этого явления заключается в том, что выражение потребности как стимула к действию в большинстве случаев принимает уже не гот простой вид непосредственного побуждения, каким оно было на заре человечества или в случае естественных потребностей в их элементарной форме (устал — лег спать). Потребность зачастую лишь подразумевается или принимает вид условного обозначения. Да и сама операция по удовлетворению многих потребностей становится настолько многоступенчатой и растянутой во времени, что все чаще и чаще затруднительно бывает установить, к удовлетворению каких потребностей ведет тот или иной акт человеческой деятельности.
      Так и получается, что о некоторых своих весьма существенных потребностях, особенно духовных, многие люди просто не знают. Это очень важный момент для организаторов психологической войны. Им обусловлена возможность отвлекать массы от их насущных потребностей средствами духовного воздействия и создавать с помощью этих средств искусственные потребности, которые приковывали бы трудящихся к выгодному буржуазии образу жизни.
      Потребности, которые мы осознаем и представляем себе конкретно, по возможности в овеществленной форме, на которые обращаем внимание и за удовлетворение которых боремся, сосредоточивая на них длительные или постоянные усилия, составляют фокус устремленности нашей личности. Эта устремленность и выступает в жизненном обиходе как «интерес». К. Маркс писал по этому поводу, что «экономические отношения каждого данного общества проявляются прежде всего как интересы». Другими словами, экономические отношения общества есть отношения различных социальных групп, образовавшихся на основе общественного разделения труда, что на поверхности жизни -выступает в виде столкновения или совпадения их интересов.
      В каком соотношении находятся интерес и потребность? Интерес, как мы видели, подразумевает определенную потребность в качестве цели деятельности. Интерес формируется субъективно в зависимости от обстановки, сложившихся обстоятельств, в зависимости от уровня развития людей, от понимания ими собственных потребностей. Субъективное осознание нередко приводит к тому, что интерес, через который реализуется потребность, может быть неправильно понят, ложно истолкован, искажен, а то и просто предан забвению. Потребности остаются, но взгляд на них может быть неодинаковым, одни могут оказаться забытыми, другими начинают пренебрегать, третьи остаются вне поля зрения людей. Интерес поэтому может быть «сорганизован» — и с тем большей ловкостью, чем более ограничен уровень сознания людей, — чтобы поглотить все их внимание, переключив его в определенное, «выгодное» русло.
      В этом и скрывается один из секретов психологического манипулирования. Важно, кто объясняет людям их интересы и в каком виде, на каких потребностях останавливает и от каких отвлекает внимание.
      Интересы людей можно разделить на личные и общегрупповые (общественные). Личные интересы вырастают из особенностей жизненных условий: места в общественном производстве, общественного положения, образования, рода деятельности, общего и культурного уровня развития, каких-то психологических и физиологических особенностей отдельного индивида. Интересы общественные складываются под напором условий совместного существования в рамках одной социальной группы (семьи, производственного коллектива, класса, нации). Общественные интересы вырастают из совпадения общих потребностей разных людей, объединенных общими нуждами, общими целями, подвергающихся общим опасностям, одинаково добывающих хлеб насущный, пользующихся одинаковыми правами и привилегиями или, наоборот, одинаково страдающих от неравноправия и притеснений.
      Однако «общий интерес» существует не только как «всеобщее», прежде всего он «существует в действительности в качестве взаимной зависимости индивидов, между которыми разделен труд» Это значит, что общность интересов заключается не просто в стремлении одинаковым способом удовлетворить одинаковую потребность. Главный групповой интерес класса буржуазии, например, забота о сохранении капиталистического способа производства. В этом интересе, как в фокусе, собраны все интересы буржуазии и от его реализации зависит, будет ли она существовать как класс.
      Интересам буржуазии объективно противостоят интересы трудящихся города и деревни, в первую очередь рабочего класса. Условием наиболее полного удовлетворения потребностей рабочего класса во всестороннем развитии, в применении своих способностей ко всем сферам общественного бытия является ликвидация капитализма. Только при исключающем капитализм коммунистическом, коллективном, действительно общественном способе производства и распределения осуществима мечта Маркса о времени, когда всемерное развитие всех станет условием всемерного развития каждого члена общества.
      Первое условие освобождения пролетариата — осознание своего коренного классового интереса. И буржуазия прекрасно понимает это, поэтому все средства идейно-психологического давления она направляет на то, чтобы приковать трудящихся к их личным интересам, не дать им понять и почувствовать свой особый классовый интерес, увести от него в сторону и негласно подменить интересом класса капиталистов.
      Для того чтобы отчетливее представить себе, каким образом это делается, нужно подняться на следующую ступеньку социально-психологического процесса и познакомиться с ценностями, их ролью в жизни общества.
     
      ГЛАВНЫЙ РЫЧАГ
     
      Мы уже говорили о том, что люди знают не о всех своих потребностях, одного добиваются, на другое не обращают внимания, третьим пренебрегают. К тому же у каждого свои индивидуальные потребности плюс многочисленные социальные, то есть обусловленные совместной жизнью людей в обществе, потребности. Соответственно интересы людей распадаются на личные, групповые, классовые, национальные.
      На первый взгляд может показаться, что при таком множестве побудительных стимулов в обществе должен наблюдаться настоящий хаос в действиях людей, добивающихся реализации собственных интересов. Картина человеческого общества должна была бы походить на миллионы раз повторенный сюжет крыловской басни про лебедя, рака и щуку. Но этого не происходит. При всем бесконечном и неповторимом разнообразии жизненных обстоятельств, индивидуальных черт и качеств людей оказывается, что люди действуют не беспорядочно. Оказывается, что общие черты и качества постоянно возобладают, что влияние общества в подавляющем большинстве случаев сильнее индивидуальных черт. Иначе и быть не может. Люди испокон веков объединяются для совместной борьбы за жизнь и волей-неволей подчиняются требованиям и условностям человеческого общества.
      Люди стремятся удовлетворить свои потребности применительно к существующим социальным интересам. При этом неизбежно образуются сходные типы поведения. появляются «Онегины», «маниловы», «обломовы», «артамоновы». Вспомним, как говорил В. И. Ленин: «Личные исключения из групповых и классовых типов, конечно, есть и всегда будут. Но социальные типы остаются».
      Да и что такое личный интерес? Он же, в сущности, складывается из стремления человека добиться того же, чего добиваются тысячи ему подобных. Личный интерес оборачивается преломлением индивидуальных потребностей в призме общественных условий и групповых интересов. Принадлежа сразу к нескольким малым (семья, производственный коллектив) и большим группам (класс, нация), люди почитают не только личные ценности, но и специфические ценности каждой из этих групп, так как зависят от них и не могут с ними не считаться. Это важно отметить для понимания механики идеологического воздействия на массы и той роли, какую в этом деле, как мы увидим позже, могут играть методы психологической войны. Люди чувствуют себя членами всего общества и при некоторых условиях могут забыть или не понять, что у них есть особые, скажем, классовые интересы. Чего и добивается от трудящихся буржуазия.
      Вырабатывая для себя идеалы, цели собственной деятельности, человек опирается не столько на личные впечатления и собственный опыт — они недостаточны для ориентации в сложной картине жизни, — сколько на общественный опыт. Особенно необходим этот общественный опыт молодым людям, не имеющим за плечами жизненной школы. Такая ориентация помогла бы определиться, подсказала бы, где истина и где ложь, где подлинные друзья и где замаскированные враги, что такое цель жизни, что такое настоящее счастье и как искать к нему дорогу.
      Сгустки общественного опыта укладываются в сумму знаний, трудовых навыков и т. п. Самое общее его выражение — это и есть ценности жизни, которые в отвлеченной форме аккумулируют представления людей о добре и зле, о том, что полезно, выгодно, удобно, о наиболее эффективных путях и способах удовлетворения потребностей, о том, что может быть целью всей жизни человек^ или отдельных ее этапов. Наиболее концентрированно общественный опыт выражается в идеологии. Но идеология никогда не была нейтральной, внеклассовой, за ней стоят конкретные классы, конкретные люди. Кто они?
      Господствующие в обществе классы — вот кто формирует наиболее широко распространенные понятия ценностей. Почти монопольно располагая материальными и административными средствами, они имеют реальную возможность распространить свои взгляды, привить свою идеологию всем, большинству или значительной части членов этого общества. Идеология господствующего класса — это тот рычаг, с помощью которого он подчиняет деятельность масс своим собственным целям.
      Придя к власти, рабочий класс делает это откровенно, открыто, так как не нуждается в социальном обмане. Его интересы в целом совпадают с основными интересами всех трудящихся.
      Класс буржуазии, находясь в положении господствующего, наоборот, скрывает и затушевывает стремление добиться собственных целей, так как они полностью расходятся с целями трудящихся. Буржуазия не может поэтому обходиться без всякого рода уловок и для закрепления своей идеологии все чаще прибегает к психологической войне, используя, например, приемы манипулирования основными, наиболее распространенными в обществе ценностями. Ключ к возможности такого манипулирования заложен в самой социально-психологической природе ценностей.
      Если мы выстроим цепочку: потребность — интерес — ценность, то последнее звено, пожалуй, будет носить наиболее отвлеченный характер. Попробуйте представить себе, например, в каком-то конкретном виде такие несомненные всеобщие ценности, как «свобода», «демократия» или «красота». Это настолько общие и настолько абстрактные категории, что оставляют место самому широкому толкованию. В этом кроется возможность вклиниться в процесс создания и закрепления ценностей, возможность видоизменять его методами психологической войны.
      Ценности вбирают в себя опыт огромного множества людей, принадлежащих к разным социальным группам, а в рамках человеческого общества — к разным классам. Основные ценности (справедливость, богатство, счастье, красота и т. п.) сложились в понятия еще в незапамятные времена и со сменой эпох, оставаясь по форме такими же, обозначаясь теми же словами, для разных людей приобретали разное значение.
      «Богатство» — ценность, и несомненная, для всех времен и всех социальных групп и классов. Но какие разные представления, какое разнообразие интересов скрывается за ним, какие, по существу, разные ценности олицетворяет это слово!
      Было время, когда представление о богатстве, например, связывалось с безудержной роскошью, бездельем, возможностью удовлетворять причудливые прихоти, быть окруженным сонмом прислуги и наложниц (эпохи рабовладения и феодализма). Позже богатство стало сулить свободное распоряжение средствами и жизнь в свое удовольствие (эпоха капитализма). Это для эксплуататоров. Для тружеников богатство представлялось скромнее. Стать богатым для крестьянина означало иметь крепкий двор, здоровую семью, в изобилии пищу и добротную одежду. Это означало независимость от произвола властей и помещиков.
      В социалистическом обществе это слово не утратило своего значения, но смысл его стал совсем другим. По данным опросов, проводившихся советскими социологами Б. Грушиным и В. Чикиным среди граждан СССР, на вопрос «считаете ли вы целью жизни — иметь много денег, развлекаться» проставили «да» 0,13 процента из общего числа 17 тысяч опрошенных1. Аналогичный вопрос («богатство как цель жизни») получил положительный ответ в 0,9 процента анкет другого советского социолога, В. Ольшанского 2. Личное обогащение, избыток материальных средств, развлечения не влекут к себе большинство советских людей как самоцель. Вместе с тем мы никогда не отказывались, да и не могли бы отказаться от этой ценности как средства достижения всеобщего блага. Мы тоже говорим «богатство», но прежде всего применительно к общему достатку, к коллективному достоянию, которое обеспечивает благосостояние членов социалистического общества («богатый колхоз», «богатый завод»). Мы говорим: «богатая семья», «богатый дом», но понимаем это как «дом — полная чаша», где все создано собственными руками и все служит здоровому счастью и развитию людей. Богатство в представлении людей социалистического мира — это не только материальные блага, вещи. Мы часто говорим о духовном богатстве применительно к обществу в целом и его членам. Духовное богатство — это самая привлекательная характеристика человека в глазах людей нашего общества.
      В капиталистическом обществе богатство, деньги, избыток материальных средств — главная ценность. Реализация ее открывает все двери, делает достижимыми все другие ценности — во всяком случае, все материальные. Деньги — мерило жизненного успеха: «Он оставил детям капитал». Деньги — критерий человеческих достоинств: «Он стоит миллион долларов». Без денег нет человека. Как писал когда-то о личности при капитализме Достоевский: «Что такое человек без миллиона? Человек без миллиона есть не тот, который делает все, что угодно, а тот, с которым делают все, что угодно» L Деньги, делать деньги, чтобы было еще больше денег, — вот всеобщий интерес, который постоянно возбуждается и поддерживается идеологами «этого безумного, безумного, безумного мира».
      Характерное сравнение. В 1966 году почти одновременно (по случайному совпадению) опрашивались выпускники английских и эстонских средних школ о мотивах выбора ими будущей профессии. Подавляющее число юношей и девушек в Лондоне единодушно заявило: заработок. На втором месте стояла пенсия. И уже потом следовали жидкие голоса: интересная работа, пример товарищей, заграничные поездки. Эстонские школьники подавляющим числом голосов высказались: возможность самосовершенствования и приложения своих способностей во имя общих интересов — первая по важности возможность, которую должна предоставлять идеально выбранная профессия. Хороший заработок стоял на одном из последующих мест.
      У английских и советских молодых людей разные представления о социальных ценностях жизни, выражаемых одним и тем же традиционным термином, а потому оказались разными и личные интересы. Иначе и не могло быть, потому что они живут в обществах, преследующих разные цели, в обществах, где классовые идеологии противоположны по своей природе и сущности.
      Буржуазия определяет и толкует ценности жизни, исходя из необходимости всемерно укреплять и защищать неприкосновенную святость частной собственности. Без частной собственности нет капитала, без капитала нет капиталистов. Поэтому в капиталистическом мире личное богатство в качестве главной ценности жизни объявляется основой всеобщего благоденствия, а главным интересом провозглашается защита «свободы предпринимательства». Все, что противоречит этим канонам, — от лукавого, и трудящимся всеми доступными способами прививается психология благоговения перед накопительством и «благочестивого» ужаса перед святотатственным посягательством на капитал.
      В социалистическом обществе главной ценностью провозглашается человек, свободное, всестороннее развитие человеческой личности. А это осуществимо единственно, если имеется возможность проявить разные стороны и способности человека. Только коллектив, коллективные формы общественной жизни ставят человеку новые социальные задачи, решая которые он постепенно находит себя.
      «Человек богат своими отношениями», — говорил К. Маркс. И это богатство обеспечивается богатством коллективной собственности. Чем богаче коллектив, общество, тем обеспеченнее его члены, тем свободнее они могут искать применения своим силам.
      Вот почему социалистическая идеология определяет и толкует ценности жизни, исходя из необходимости всемерно укреплять и защищать коллективную собственность, ту ценность, без которой немыслимо поддержание главной — всестороннего развития членов социалистического общества. Соответственно направляются интересы членов социалистического общества на достижение всеобщего блага как основу личного преуспевания.
      Потребности — интересы — ценности — вот ступеньки, по которым поднимается воздействие экономических условий жизни на поступки людей, на их социальную активность. С их помощью расшифровывается механизм знаменитой формулы К. Маркса: бытие определяет сознание. Идеи постепенно вырастают из условий человеческой деятельности. Незаметно набирая силы, они начинают воздействовать на деятельность людей, определять их интересы и даже модифицировать их потребности. Больше того, идеи приобретают столь важное значение, что без них уже просто невозможна никакая человеческая деятельность.
      Человек отличается от других живых существ тем, что он предвидит результаты своей деятельности, действует по плану. Совершая какие-то действия в обществе, он руководствуется определенными соображениями, предполагает социальные результаты своих шагов. Идеология определяет пути и средства для достижения целей, помогает оценивать результаты. Человек не может обходиться без идеологии. Осознанно или неосознанно он обязательно руководствуется той или иной идеологией, которая одна только и приводит его взгляды в соответствие с какой-то главной ценностью (скажем, буржуазная — с идеей частной собственности на орудия и средства производства). Вопрос только в том, насколько воспринятая идеология соответствует подлинным интересам и ведет ли она к удовлетворению жизненных потребностей человека. Поэтому идеологическая борьба как форма классовой борьбы ведется не просто за вытеснение или недопущение распространения чуждой идеологии. Ее ведут за укрепление своей идеологии, которая помогает решать социальные проблемы данного класса. Это положение, кстати, определяет и место психологической войны в области идеологических столкновений как орудия закрепления одной идеологии и отвлечения масс от другой.
      В классовом обществе, по наблюдению В. И. Ленина, часть эксплуатируемых вопреки своим классовым интересам идет на поводу у эксплуататоров, оказывается орудием в руках реакции Это происходило и нередко еще происходит ив наши дни из-за того, что трудящиеся капиталистического мира в силу многих причин часто не умеют распознавать полную несовместимость своих интересов с интересами хозяев-капиталистов. Заметная часть трудящихся многих капиталистических стран находится в плену внушаемых им капиталистами идей о «красной опасности», о «единстве нации», о том, что «частная собственность — основа народного благоденствия», о «равенстве возможностей» или об «исчезновении капитализма» и т. п.
      И эти идеи закрепляются в массовом сознании не только и не столько в результате чисто идеологического воздействия с помощью рационально-логических приемов, сколько методами психологического манипулирования.
      Конечно, большинство рабочих капиталистических стран уже давно чувствует в хозяине своего противника, понимает необходимость бороться с ним за свои права, за свой жизненный уровень. Но это «смутная» идеология трудящихся интуитивно приходящих к идее совместной борьбы за экономические требования (против замораживания заработной платы, против незаконных увольнений и штрафов, за улучшение условий труда и т. п.).
      Экономическая борьба наиболее понятна трудящимся, так как она приносит осязаемые, понятные каждому плоды, в ней наглядно видна связь между потребностями трудящихся и реализацией их интересов. Но самостоятельно трудящиеся не приходят к осознанию того, что интересы рабочего класса, всех трудящихся могут быть максимально реализованы только в результате политической борьбы и ликвидации буржуазии как класса. Как известно, социалистическое сознание вносится в рабочий класс идеологами пролетариата, то есть людьми, теоретически осмыслившими ход классовой борьбы и понимающими подлинную связь между потребностями, интересами и ценностями (идеологиями) классов. Рабочие капиталистических предприятий, бывает, охотно идут на забастовку ради надбавки к почасовой оплате, но не видят смысла в политических требованиях, потому что они не вытекают непосредственно из тех трудностей, с которыми им приходится сталкиваться в быту и на работе. Им зачастую не хватает того классового сознания, которым отличается их противник — буржуазия, прекрасно понимающая роль и значение политических рычагов и всю важность привития рабочему классу буржуазного мировоззрения.
      Буржуазии многих капиталистических стран пока что удается отводить интересы трудящихся в русло экономических требований и сохранять в своих руках политическую инициативу. Она научилась с помощью идейно-психологических приемов эксплуатировать отдаленность ощутимых каждодневных потребностей трудящихся от незримого их олицетворения — ценностей. Подлинно пролетарские ценности оказываются доступными, и то на известной ступени развития рабочего движения, лишь для наиболее подготовленных представителей трудящихся, обладающих нужными политическими и общими знаниями, опытом классовой борьбы. Основная же масса трудящихся нередко не в состоянии разглядеть несовместимость своих потребностей и интересов с ценностями (идеологией), которые навязывает им буржуазия. Коммунистические партии, раскрывая смысл исторической миссии пролетариата, стремятся связать воедино коммунистические идеалы с «...практическими, бытовыми вопросами рабочей жизни, помогать рабочим разбираться в этих вопросах... помогать им формулировать точнее и практичнее свои требования...»1. Коммунисты, таким образом, внедряют в сознание рабочих понимание неразрывной связи насущнейших интересов трудящихся с политическими лозунгами борьбы против буржуазии, делают политические ценности — политические цели и средства борьбы пролетариата, наиболее полно отражающие самые широкие потребности тружеников, — понятными и доступными для рабочих. Буржуазия видит в этом величайшую опасность и понимает, что идеология, которая наиболее полно, наиболее понятно и убедительно связывает воедино потребности — интересы — ценности данной социальной группы, неизбежно вытесняет в умах людей идеологию, которой эта задача оказывается не под силу.
      Из чувства самосохранения правящие классы капиталистического мира делают все возможное, чтобы предотвратить пробуждение политического самосознания рабочего класса и отстранить трудящихся от политической жизни.
      Важнейшая задача буржуазии в этом направлении — установление контроля за внутренним механизмом формирования поведение людей, осуществление руководства идеологическими (ценностными) процессами в обществе. В прямой зависимости от того, насколько успешно и насколько долго удастся буржуазии удержать в своих руках эти процессы, находится сама перспектива существования ее как господствующего класса.
      Давайте посмотрим, каким образом буржуазия пытается предотвратить, замедлить переход широких трудящихся масс на сторону научного социализма. Сделав это, мы, собственно говоря, сможем увидеть театр действия психологической войны буржуазии против трудящихся стран капитализма.
     
      КАК ЧЕРНОЕ ДЕЛАЕТСЯ БЕЛЫМ
     
      Мы уже уяснили, что степень зрелости революционного сознания масс находится в прямой зависимости от того, насколько глубоко и всесторонне трудящиеся понимают свои классовые, общественные интересы и потребности. Уровень потребностей трудящихся в капиталистическом обществе связан, как отмечал В. И. Ленин, с требовательностью «по части известного минимума культурности», порождаемой условиями самого капиталистического способа производства с его высокой техникой, сложностью, гибкостью, подвижностью, быстротой развития всемирной конкуренции и т. д.1. Это значит, что в связи с развитием капиталистического производства буржуа приходится соглашаться с некоторыми требованиями рабочих и идти на какие-то уступки, чтобы рабочие были способны с возрастающей интенсивностью выполнять непрерывно усложняющуюся работу.
      В целом уровень потребностей рабочих задается уровнем развития производительных сил. В частности, он зависит от способности производства давать достаточное количество разнообразной и недорогой продукции. Уровень потребностей трудящихся связан с тем уровнем культуры, который достигнут обществом и который требует определенной образованности, информированности, известного кругозора. Потребности рабочих диктуются потребностями производства (необходимостью обучения и постоянной профессиональной подготовки, возмещения затраченных физических и умственных сил и т. п.). Сюда же относятся и многие, на первый взгляд далекие от экономики и производства факторы. Скажем, культура, а значит, и качество труда промышленного рабочего находятся в зависимости от тех культурных навыков, которые рабочий приобретает, пользуясь современным жильем, современными предметами домашнего обихода, бытовой техникой и химией и т. п. Наконец, и это очень важно, потребности рабочего класса определяются масштабами и существом завоеваний, которых уже добились трудящиеся данной страны, данной отрасли в борьбе против эксплуататоров.
      Капиталисты идут на то, чтобы обеспечить трудящимся минимум тех средств и условий, которые жизненно необходимы им для восстановления затраченных сил и приобретения того «минимума культурности», о котором говорил В. И. Ленин. Рабочие же нуждаются в максимальном удовлетворении своих потребностей, причем в их число включаются не только потребности, связанные с работой на хозяина, но и потребность пользоваться всеми благами современной цивилизации. Другими словами, трудящиеся нуждаются в значительно большем, чем хозяева хотят давать.
      Так в капиталистическом обществе неизбежно образуется разрыв между уровнем потребностей трудящихся и уровнем их удовлетворения с настойчивой и стабильной тенденцией к расширению. Накал и размах классовых, революционных выступлений трудящихся стоит в прямой зависимости от того, видят ли трудящиеся этот разрыв, как его себе объясняют, понимают ли, что он не сокращается, а растет, и т. д.
      Как обстояло прежде, на более ранних стадиях развития капитализма, к примеру в XIX и в начале XX века? Даже в наиболее индустриально развитых капиталистических странах (не говоря уже об отсталых аграрных районах Европы и других частей света) существовал разительный, а в ряде стран, вроде Российской империи, просто дикий контраст между нищетой подавляющей массы населения и кричащим богатством меньшинства. Эксплуатация труда наемных рабочих и огромного большинства другого трудового люда выступала в откровенно обнаженном виде. Самые элементарные потребности трудящихся не удовлетворялись даже минимально. Трудящиеся влачили жалкое, полуголодное существование.
      Разрыв между реальными потребностями масс и степенью их удовлетворения был настолько вопиющим, что трудящимся не составляло большого труда дойти до мысли, что революционное преобразование общества — их самый главный интерес, ибо только переворот откроет дорогу к реализации всех их жизненных интересов. Для того чтобы пролетарская революция разразилась, конечно, одного этого недостаточно. Нужны и другие социальные, политические и экономические условия. Но осознание трудящимися массами растущей пропасти между их потребностями и возможностью их удовлетворить — обязательное и притом первостепенной важности условие возникновения революционной ситуации, что мы и наблюдали во всех пролетарских революциях.
      Раньше, в конце XIX — начале XX века, все было много яснее и проще. С одной стороны — оборванные, голодные, неграмотные, живущие в зловонных клоаках фабричных казарм рабочие. С другой — сытые, гладкие господа в элегантных костюмах, в цилиндрах и с моноклями, выходящие из сказочно чистых и аккуратных домов. Теперь все гораздо сложнее. Миллионы людей в развитых капиталистических странах пользуются собственной автомашиной, телевизором, имеют современную мебель, живут в отдельных квартирах. Рабочие стали «чище» одеваться, а предприниматели не обязательно рядятся под аристократов.
      Рассказывают, что знаменитому датскому художнику-карикатуристу Херлуфу Бидструпу бросили упрек, что он изображает капиталистов во фрачной паре и черном цилиндре, а таких «буржуев» рабочие, дескать, теперь и не встречают. Но рисунок художника вовсе и не должен быть фотографией, натуральным портретом. Важно передать дух предмета, раскрыть его суть, показать в обобщенной, типизированной форме то, что не видно за внешними обманчивыми или непроницаемыми чертами. При этом важно сделать это в образной, запоминающейся форме.
      Капиталисты же нисколько не переменились по своему нутру, хотя и считают, что фраки и смокинги — не для деловой атмосферы (между прочим, и потому, что вызывают «ненужные ассоциации» и подчеркивают разницу между хозяином и рабочим). Нет, коммунист Херлуф Бидструп всем своим талантом большого мастера дает верную характеристику взаимоотношений между капиталистами и рабочими. Своими образными рисунками он подчеркивает как раз то, что буржуазные идеологи и пропагандисты стараются скрыть от взора народного. Его карикатуры точно отображают истинные отношения труда и капитала, отбрасывая прочь фальшивые ширмы, которыми маскируются современные эксплуататоры, стремясь создать мираж общества «равных возможностей», «классовой гармонии», «всеобщего благоденствия».
      Между прочим, сознательные рабочие прекрасно понимают это. Так, на одной из первомайских демонстраций в Женеве металлисты завода «Сешерон» несли плакат, на котором был изображен толстый, сытый буржуй, жадно вырывающий у рабочего кошелек с зарплатой.
      Однако далеко не все рабочие видят, что капиталист остался именно таким, каким его нарисовали женевские рабочие или изображает Бидструп. И лишь немногие рабочие понимают, что при возрастании общего национального дохода капиталистических стран доля рабочих возрастает медленнее, чем доля капиталистов. Буржуазия же умело использует находящиеся у нее в руках средства — от экономических, политических до идеологических, включая систему образования, просвещения, информации и т. п., чтобы создавать у рабочих ложные представления об обществе капитализма. Первостепенное место ею отводится применению методов психологической войны, способных замаскировать ложность внушаемых рабочим идей, отвлечь внимание трудящихся от научного социализма и т. п.
      Жизненный уровень населения развитых капиталистических стран медленно, надсадно, с перебоями и спадами, но растет. Объективные предпосылки этому процессу воздает рост эффективности общественного производства, поднимающий уровень потребностей и создающий реальные условия их удовлетворения. Но эти предпосылки так и остались бы одними предпосылками, если бы рабочий класс капиталистических стран не научился энергичной борьбой вырывать у буржуазии право на известное увеличение своей доли в растущем «пироге» национального дохода. Правящие круги вынуждены идти на эти уступки перед лицом растущей экономической мощи социалистических стран.
      Под давлением рабочего движения и чтобы не утратить контроля за массами, буржуазия ряда развитых капиталистических стран пошла и на проведение некоторых мер в области социального обеспечения. Такие меры, как правило, половинчаты и проводятся в большей степени за счет самого рабочего класса. Однако они позволяют буржуазной пропаганде говорить о том, что якобы социальное обеспечение в капиталистических странах носит истинно «народный» характер.
      Что же касается социал-демократов, то они любят козырять этими мерами как свидетельством «социалистического» характера «нового общества» на Западе. Тем более что трудящиеся в своей массе лишены сколько-нибудь правдивой информации о СССР и других странах социализма, чтобы судить о реальных преимуществах подлинного социализма.
      На поверку же выходит, что «бесплатное медицинское обслуживание», введенное, например, в Дании или Швеции, как и в ряде других западных стран, содержится на ежемесячные отчисления от зарплаты рабочих и служащих.
      Рабочие большинства развитых капиталистических стран имеют право на пособие по безработице. Нои тут соответствующий фонд составляется преимущественно из профсоюзных взносов трудящихся, доля государства в нем невелика (и та составляется из налоговых поступлений, опять-таки из рабочего кармана). Участие же предпринимателей в фонде пособий по безработице связано с выгодной для капиталистов оговоркой. Они получают право на использование средств из этого фонда для нужд предприятия на льготных условиях (по сравнению с банковскими ссудами).
      Безусловно, проведение целого ряда мероприятий социального обеспечения — серьезнейшее завоевание рабочего класса. Умалять их значение для жизни трудящихся этих стран никак нельзя. Но это не социалистическое преобразование и не подарок капиталистов. Тем более, повторяем, за эти социальные мероприятия трудящиеся платят из своего собственного кармана. Но сколько об этом демагогических рассуждений в буржуазной прессе, в речах буржуазных политиков, даже в школьных учебниках!
      Все подобные меры — лишь вынужденная уступка класса эксплуататоров, не больше. Уровень потребностей рабочих диктуется уровнем развития производительных сил общества. Бурный научно-технический прогресс мощно толкает вперед производство. Этот импульс передается уровню потребностей. Он поднимается, вместе с ним поднимается и необходимый минимум, который капиталисты должны обеспечивать рабочим. Однако делается это вовсе не по доброй воле, а исключительно под давлением рабочего движения, заставляющего предпринимателей время от времени идти на уступки. К тому же буржуазия пытается уступить только в самом необходимом, в том, что минимально удовлетворяет потребности рабочих. Получается, что количество материальных и духовных благ, которое могло бы обеспечить трудящимся общественное производство капиталистического мира, возрастает в большей степени, чем то, что трудящиеся реально получают от хозяев. За счет этого-то и расходятся все дальше уровень потребностей трудящихся капиталистических стран и степень их удовлетворения. Говоря словами Ф. Энгельса, «...определенно возрастает... необеспеченность существования рабочего класса.
      Именно эту «необеспеченность» и чувствует постоянно рабочий самых процветающих капиталистических стран. Однако она выступает перед ним не в открытом виде. Он борется за то, что капиталисты готовы ему в конце концов уступить. Он борется за так называемый прожиточный минимум и очень часто не замечает, что речь идет о минимуме, и только.
      Сведение проблемы борьбы рабочего за лучшую жизнь к стремлению угнаться за постоянно ускользающим из рук прожиточным минимумом — один из наиболее действенных психологических трюков, с помощью которых буржуазии удается сдерживать рост политического самосознания рабочего класса.
      В 60-х годах зарплата рабочих в обрабатывающей промышленности ФРГ составляла менее 75 процентов официально признанного среднего прожиточного минимума. Во Франции рабочие-металлисты получали за свой труд сумму денег, покрывающую этот официальный минимум всего на 70 процентов. Еще ниже оплачивались рабочие в тех же отраслях японской промышленности. Их зарплата составляла 65 процентов от среднего прожиточного минимума. Большинство трудящихся, если не знает об этом в точных цифрах (специально широко опубликованных в печати профсоюзов и рабочих партий), очень предметно представляет себе, сколько денег не хватает на хлеб, мясо, молоко, в чем нужно себе отказывать, чтобы сходить раз в неделю, а то и в месяц в кинотеатр, какими будут счета за взятые в кредит вещи, что угрожает, если не будут внесены деньги за аренду жилья. Эти повседневные, неотложные заботы поглощают их внимание почти целиком и полностью.
      Получается, что усилия трудящихся сосредоточены преимущественно на проблемах материальной обеспеченности. Но это далеко не все. В такой атмосфере трубадурам психологической войны легче обманывать трудящихся, стряпать надуманные интересы, на которые отвлекаются силы и мысли людей от их действительно жизненно важных проблем. Прежде всего в этом смысле нужно иметь в виду проповедь «потребительства» в качестве главного смысла и заветной цели всей жизни.
      В обстановке, когда голова человека забита одним: цены, счета, аренда, взносы, проценты; когда он в постоянном напряжении: не дай бог просрочить, не дай бог пропустить, — ему не так уж трудно согласиться с нашептыванием, что главная ценность жизни. — в «расширяющемся потреблении», в постоянной замене вещей, в накопительстве.
      Как это великолепно укладывается в общие концепции буржуазной идеологии, которые в изобилии сыплются на головы нынешнего поколения трудящихся капиталистического мира! Индивидуализм, доведенный до эгоцентризма, то есть полного сосредоточения на самом себе, в узком мирке своего дома-крепости и абсолютного равнодушия к посторонним. Собственничество как главный смысл деятельности, как выражение цели «расширяющегося потребления». Частная собственность как естественный продукт скрещивания индивидуализма и собственничества. Как просто, с какой наигранной логикой и кажущейся бескорыстностью подводят неискушенных в политической экономии людей к явной, но чаще всего незаметной подмене понятий.
      Ловкость этого трюка буржуазии заключается в том, что реклама «расширяющегося потребления» служит удовлетворению в первую очередь главной потребности класса буржуазии — без сбыта товаров невозможна реализация капиталистической прибыли. К тому же «при характерном для нашего века ускоренном техническом развитии возникает возможность производить большое количество новых товаров, способных удовлетворять разнообразные потребности. Но капитал заинтересован в развитии производства лишь в тех областях, где оно приносит наибольшую прибыль. Удовлетворяет ли он при этом действительные потребности населения, интересует его в лучшем случае во вторую очередь.
      Капиталисты очень охотно вкладывают средства в производство наркотиков, потому что на нем можно совершенно бесконтрольно получать баснословные прибыли, в то время как жилищное строительство влачит жалкое существование, поскольку эта отрасль считается маловыгодной. Они могут прекратить строительство судов и даже додуматься до полной ликвидации какой-нибудь важнейшей отрасли промышленности страны, если она не будет давать достаточной прибыли. В Дании такого рода несуразности получили особый стимул вследствие особенностей налогообложения, побуждающих капиталистов делать капиталовложения в общественно бесполезные или вредные предприятия, чтобы платить меньше налогов»
      «Число тех, кто не владеет вообще ничем, — разглагольствует западногерманский экономист фон Лимонштерн, — относительно сокращается по мере того, как промышленность оказывается в сфере массового производства, массового распределения, массового потребления». Так, собственный автомобиль, телевизор, радиоприемник, дом, купленный в рассрочку на 29 лет, объявляются равноценными собственной фабрике, универсальному магазину, авиакомпании или капиталистической фирме с десятками, сотнями, тысячами наемных рабочих. Личная собственность выдается за частную.
      Эксплуатация чужого труда, жизнь за счет трудящихся — вот то «незначительное» обстоятельство, которое одно только принципиально и различает частную собственность от личной, с точки зрения их классового содержания (по форме они, понятно, различаются). Это-то обстоятельство и пытаются незаметно растворить в атмосфере «потребительского ажиотажа», создаваемого системой массовой информации и других средств духовного воздействия методами психологической войны. Немало тружеников в капиталистическом мире, которые попадаются на эту удочку и начинают верить, что и они теперь принадлежат к классу собственников и что в обществе и в самом деле якобы пропадает понятие «неимущие». Что же до бедствующих и прозябающих в нищете, то они либо «неудачники», не умеющие добиваться своего, либо просто бездельники. Так идеология эксплуататоров, как сто и двести лет назад, объясняет положение бедноты.
      Есть и еще одна важная деталь. Сосредоточение интересов большого числа трудящихся на достижении ценностей «потребительства», выражающееся в старом мещанском лозунге «жить не хуже других», способствует разрастанию обывательщины и вытесняет самую мысль о возможности каких-то иных интересов, другого мира, наполненного действительной красотой человеческого гения, действительно прекрасными порывами человеческого духа, далекими от узколобой ограниченности и приниженности мещанина.
      Если посмотреть с этой стороны на проблемы идеологической борьбы между буржуазией и передовыми отрядами пролетариата — марксистско-ленинскими партиями, можно сказать, что она все больше и больше разворачивается вокруг проблемы «разрыва» между уровнем потребностей трудящихся и степенью удовлетворения этих потребностей.
      Задача партии пролетариата, партии марксистов-ленинцев — вскрывать всю ту ложь и лицемерие буржуазии, которые вводят трудящихся в заблуждение, показывать массам истинную картину вещей, раскрывать им глаза на подлинные цели их борьбы, настоящие потребности и интересы.
      «...Самым высоким идеалам цена — медный грош, — писал В. И. Ленин, — покуда вы не сумели слить их неразрывно с интересами самих участвующих в экономической борьбе... с теми «узкими» и мелкими житейскими вопросами данного класса...» 1, которые руководят действиями его членов. Смысл идеологической борьбы, которую ведут коммунисты против буржуазии, и заключается, в частности, в том, чтобы доказывать на реальных цифрах и примерах из жизни рабочего класса, что разрыв между потребностями трудящихся и степенью их удовлетворения постоянно растет и, пока существует капитализм, этот процесс может только усиливаться, что только социалистические преобразования принесут решение жизненных проблем.
      Основоположники научного социализма неоднократно указывали на ту особенность капиталистического способа производства, что при нем идет двоякий процесс: сокращается абсолютное обнищание рабочего класса и постоянно увеличивается относительное. Другими словами, жизненный уровень, рабочих медленно растет, но вместе с тем растет и разница между тем, что получают рабочие за свой труд, и тем, что присваивают себе капиталисты, между тем, что получают труженики, и тем, что могло бы им дать развивающееся и разворачивающееся производство.
      «...По мере накопления капитала, — писал К. Маркс, — положение рабочего должно ухудшаться, какова бы ни была, высока или низка, его оплата». Советский экономист академик С. Л. Выгодский подчеркивал, что с начала века по середину 60-х годов в капиталистическом мире размер прибавочной стоимости, присваиваемой капиталистами, возрос вдвое — со 155 до 314 процентов2. В Дании в годы высокой конъюнктуры (1956 — 1964), когда рабочим удалось «выбить» из капиталистов довольно ощутимые прибавки к зарплате, норма прибавочной стоимости, то есть отношение прибавочной стоимости к стоимости рабочей силы, выраженное в форме зарплаты, возросла с 78 до 90 процентов. Вместе с тем, несмотря на то, что в абсолютных цифрах доля заработной платы в национальном доходе страны выросла, в процентном отношении она упала с 35 до 33 процентов при соответствующем росте доли капиталистов.
      Посмотрите, как безнадежно отстает прирост заработной платы от взлета прибылей. В ФРГ в 1967 — 1969 годах зарплата промышленных рабочих прибавилась на 5 — 10 процентов, а прибыли концернов — на 50 процентов. За 1960 — 1968 годы рабочие в промышленности США получили прибавку 11 процентов зарплаты, а у монополий прибыли выросли больше чем на 80 процентов.
      Таким образом, законы исторического материализма и политической экономии капитализма, которые вывел и обосновал Маркс, а Ленин развил и дополнил применительно к высшей стадии капитализма — империализму, продолжают действовать в развитых капиталистических странах, как действовали при жизни Маркса и Ленина. И если сейчас это внешне менее заметно, то потому, что просто буржуазия не сидит сложа руки и все время изыскивает новые средства и пути спасения капиталистического строя, стремясь оттянуть момент, когда часы истории пробьют для него последний час.
      «В условиях противоборства с социализмом, — говорилось на XXIV съезде КПСС, — господствующие круги стран капитала как никогда боятся перерастания классовой борьбы в массовое революционное движение. Отсюда — стремление буржуазии применять более замаскированные формы эксплуатации и угнетения трудящихся, ее готовность в ряде случаев идти на частичные реформы, с тем чтобы по возможности удерживать массы под своим идейным и политическим контролем».
      Пытаясь отвлечь народные массы от марксистских идей о путях развития человеческого общества, буржуазные идеологи разрабатывают такие концепции, которые могли бы быть навязаны народу в качестве идеала, якобы выражающего народные интересы, чаяния и надежды, но которые вместе с тем явились бы лишь новым переложением, если не простой перефразировкой, все тех же старых идей буржуазного образа жизни. С другой стороны, они пытаются найти способы дискредитировать марксизм-ленинизм как единственную идеологию, несущую массам слово правды, как идеологию пролетариата, доказавшую на практике свою жизнеспособность и привлекательность для сотен миллионов простых людей. Конечно, отделить одно направление от другого можно весьма условно, так как все новейшие буржуазные идеи в области общественных отношений — это, по сути дела, все тот же, по выражению американского историка-коммуниста Ф. Фонера, «монолог антимарксизма», но в интересах анализа такое разделение допустимо.
      Нам важно рассмотреть и то и другое направление защиты буржуазного строя в области идеологии, так как именно здесь наглядно обнаруживается, как идейная нищета капитализма толкает буржуазию в сторону психологической войны.
     
      КРАДЕНЫЕ ЛОЗУНГИ
     
      Проклятой памяти фашистская партия Гитлера называла себя национал-социалистской. «Национал» — потому, что она провозглашала защиту так называемых «национальных» интересов и выполнение вековечных «национальных» чаяний немецкого народа. Якобы «ради счастия немецких детей» проводились захватнические войны под лозунгом «жизненное пространство для германской нации». «Социалистская» (в отличие от понятия «социалистической», ассоциировавшегося с представлениями о Союзе Советских Социалистических Республик и о коммунистах) — потому, что она объявила в Германии «классовый мир». Ради поддержания этого «мира» подверглись запрету любые формы проявления самостоятельности и самосознания трудящихся.
      Гитлеровцы объявили 1 Мая германским национальным праздником труда — нерабочим днем; они провели массовые демонстрации; владельцы фабрик шагали в одних колоннах с рабочими. Геринг и кронпринц, сын бывшего кайзера, «в простых, но праздничных костюмах» маршировали в одном ряду с берлинскими металлистами. На многих предприятиях в честь национал-социалистского 1 Мая рабочих угощали бесплатным пивом. Отштампован особый первомайский значок: лицо Гёте, серп и молот, но только не крест-накрест, как в советском гербе, а под углом. В то же самое время нацисты ликвидировали все профсоюзы, конфисковали все их имущество... Все это передано германскому «Трудовому фронту». В Германии классовая борьба отменена. В «Трудовой фронт» входят и рабочие, и инженеры, и предприниматели. Теперь их не будут затруднять такими хлопотными делами, как выборы, дискуссии, забастовки. Уполномоченных и старост — местных фюреров — не выбирают, а назначают... Предприятия, хозяева которых устраивают своим рабочим столовые, душевые, детские сады, спортплощадки, объявляются «социалистскими». Нацисты ловко используют старинные немецкие коллективистские традиции — склонность ко всяческим «ферейнам». Все мелкие содружества включены в единую массовую организацию «Сила через радость», подчиненную «Трудовому фронту». Все молодежные ферейны включены в «Гитлерюгенд» и Союз немецких девушек либо в штурмовые отряды.
      Гитлеру нужно было добиться превращения страны в послушную боевую машину, где все люди — винтики — были бы нацелены на выполнение общего для всех задания. Он физически уничтожил коммунистов и вообще всех тех, кто стоял у него на пути, вырезал оппозицию в собственной партии, ввел в стране режим кровавого полицейского террора. Оставшиеся в живых коммунисты вынуждены были уйти в глубокое подполье и оттуда вести героическую борьбу с гитлеризмом, опираясь на тайную помощь многочисленных антифашистов, однако их усилий было недостаточно, чтобы поднять на свержение нацизма запуганные и обманутые народные массы.
      Наобещав всем немцам в самом ближайшем будущем златые горы, Гитлер создал для огромного числа околпаченных им обывателей единый интерес, который должен был их сцементировать и сделать слепым орудием в руках стоявших за его спиной германских монополий. Посмотрите, как ловко этот политический авантюрист подкрепил такой интерес системой идеалов (ценностей), чтобы удобнее было держать в кулаке население Германии.
      Он использовал развитое в немецком пролетариате чувство рабочей солидарности, популярный чуть ли не со средних веков лозунг единства Германии (единства нации), прославление «немецкого духа», любовь к коллективным формам времяпрепровождения и т. п. для того, чтобы выступить в роли объединителя страны (нации) и олицетворения этого объединения. Таким путем он представил единство как величайшую ценность, которая поможет немцам добиться вожделенного рая на земле и которая поэтому должна подавить все другие мысли и чувства. Под этим же соусом на старые идеалы «единения» Гитлер наложил внешне схожий с ними лозунг «классового мира» (тоже ведь «во имя единства»), подкрепив его «социалистской» фразеологией и лицемерным «братанием» между рабочими и капиталистами.
      Следует заметить, что Гитлер вполне устраивал своих хозяев из «Ферренигте штальверке», «И. Г. Фарбен-индустри» и других германских монополий именно тем, что своей словесной шелухой засыпал пропасть между интересами капиталистов и рабочего класса. Чего стоит один только лозунг: «Одна нация — одна борьба — один фюрер!»? Для значительной части немецких обывателей он подмял под себя классовые противоречия и сделался идеологическим оправданием преследования инакомыслящих и войны за «жизненное пространство».
      Нацистская социальная демагогия — типичный пример идеологических уловок буржуазии, которая во все времена истории не только жила трудом рабочего класса, но и старалась еще доказать ему, что это в его собственных интересах. На ее примере видно также и то, каким путем главная ценность капиталистического образа жизни — частная собственность на орудия и средства производства — обрастает другими ценностями, которые, по существу, являются всего лишь толкованием ее влияния на разные сферы жизни и служат ей прикрытием и опорой.
      Почти два века буржуазия прикрывает свои эгоистические интересы лозунгом французской буржуазной революции: «Свобода, Равенство и Братство».
      Долгое время, по существу, до 30 — 40-х годов XX века, обманывая трудящихся иллюзиями демократии, буржуазия шла на открытое отождествление своего социального интереса с интересами трудящихся классов, с интересами общенародными, общенациональными, общегосударственными. Классическая формула, отражающая этот метод защиты социального интереса буржуазии, укладывалась в широко рекламировавшийся в США через все средства массовой информации и преподносившийся американцам даже в школьных учебниках тезис: «Что хорошо для «Дженерал моторз», то хорошо для Америки».
      Буржуазии удавалось использовать этот прием потому, что в прошлом целую историческую эпоху она была революционным классом. В тот период ее интересы в известной степени совпадали с интересами наемных рабочих и других тружеников города и деревни: у них был общий враг — феодальный строй и церковное мракобесие. Призывы и лозунги на знаменах буржуазии оказывались приемлемыми для пролетариев и находили в их сердцах отзвук еще и потому, что в них фигурировали идеалы, которые издавна были на устах угнетенных и обездоленных. И даже при условии, что труженики понимали эти идеалы иначе, как подсказывал им многовековой опыт борьбы с эксплуататорами и положение в обществе, рабочий класс все равно выступал тогда естественным союзником буржуазии.
      Что значил в то время лозунг «Свобода, Равенство и Братство»?
      Свобода — освобождение от феодальных пут, возможность для индивидуального и личного развития, что влекло к себе и буржуа, и рабочих, и крестьян хотя мера выигрыша была далеко не одинаковой.
      Равенство — отмена сословных привилегий. Оно подразумевалось как равенство перед «богом и законом» и распространялось на «равенство возможностей». Фальшь тезиса о равенстве граждан в обществе, где существует имущественное неравенство, не очень трудно разгадать.
      Братство — красивый, хотя и очень расплывчатый, христианский завет. Ведь подлинное братство может царить только между равными, и нет никакого братства там, где один живет за счет другого. Но как маняще, как привлекательно звучит: братство! И кто же в него не верит, не стремится к нему? Кто может сказать, что он против братства людей, кто осмелится?
      Трехчленный лозунг освобождения от феодально-крепостнического строя был хорош тем, что охватывал ценности, способные соединить, казалось бы, несоединимые силы. Этот лозунг был эффективен потому, что, не затрагивая противоречий, давал идеологическую формулу общего интереса в борьбе против общего врага.
      Выступив с открытым прославлением капитализма как всеобщей ценности, буржуазия в конце концов обнаружила, как писал К. Маркс, что «весь запас идей, каким она располагала, вплоть до самых последних выводов уже израсходован и применен на практике». Уже в XIX веке буржуазия стала испытывать идейную недостаточность, ей понадобилось постепенно перестраиваться, искать новых аргументов, новых объяснений. Но все ее усилия с неизбежностью свелись к одному: она научилась ловко перекраивать, перелицовывать и подновлять все то же идеологическое старье, какое она предлагала и прежде. Это и понятно, потому что главные ее ценности (частная собственность, прибыль) и интересы (эксплуатация трудящихся) не изменились ни на йоту. Если бы такая метаморфоза произошла, то буржуазия перестала бы быть буржуазией. Единственно, на что она способна, это наряжаться, говоря словами В. И. Ленина, «в новые модные мундиры», надеясь скрыть свое старое, дряблое тело. Буржуазная идеология — перевертыш, принимающий все новые и новые обличья, но остающийся при этом самим собой.
      Последние десятилетия эта тенденция буржуазных идеологов переходит с открытого отождествления ценностей капиталистического общества с общенародными к ханжеской маскировке капитализма под личиной «народного капитализма», «либерального капитализма», «общества всеобщего потребления», «общества всеобщего благоденствия», «социального партнерства» или вот еще «экономического гуманизма», как предложил известный политический деятель США Аверелл Гарриман. Их существо заключается в объявлении «старого» капитализма умершим и провозглашении всех членов общества равными партнерами в «новой», «демократической» экономической структуре, которая якобы принадлежит всем.
      Дошло до того, что в конгрессе США «во имя спасения американской демократии» внесли предложение в законодательном порядке запретить употребление термина «капитализм». Само это слово становится для масс синонимом реакционности, отсталости, бесперспективности и нищеты. Недаром наиболее дальновидная буржуазия на Западе пользуется услугами социал-демократов, которые, находясь у власти, представляются борцами за рабочее дело, но вместе с тем умудряются «строить социализм», не посягая на устои капитализма.
      В Швеции, этой классической капиталистической стране, где правят немногие монополии, можно услышать: «У нас демократический социализм». Дело в том, что наиболее прозорливая часть шведской буржуазии научилась использовать реформистские тенденции социал-демократии для укрепления своего господства. Недаром крупнейший капиталист Швеции Валленберг заявил однажды английскому журналисту, что, по его мнению, самым ужасным для Швеции был бы приход к власти буржуазного правительства.
      Главный козырь шведских социал-демократов с точки зрения буржуазии — проповедь стирания классовых граней. В значительной мере ради поддержания этой иллюзии шведские капиталисты соглашаются на такие меры, как введение представителей профсоюзов и правительственных учреждений в советы управляющих фирм. Добиваясь проведения этой меры, шведские социал-демократы доказывают, что это проявление так называемой «экономической демократии», якобы уравнивающей владельцев предприятий и представителей наемного труда.
      По словам шведских социал-демократов, введение «экономической демократии» переносит центр тяжести классовой борьбы из сферы борьбы между трудом и капиталом (здесь теперь якобы установилась атмосфера сотрудничества) в сферу борьбы между низкооплачиваемыми («низами») и высокооплачиваемыми рабочими («аристократией»). Один из ведущих лозунгов шведских социал-демократов: «Социальное уравнение среди рабочих», — естественно, через сотрудничество с предпринимателями (! — В. Л.).
      Высокий уровень производства в стране, удачная экономическая конъюнктура долгие годы способствовали закреплению этих социал-демократических иллюзий в рабочем классе, позволив шведской буржуазии безболезненно пойти на некоторые уступки трудящимся (и в области заработной платы, и в области социального обеспечения). Буржуазия согласилась на определенные мероприятия по государственному регулированию экономической жизни, которые внешне выглядят «социалистическими». Например, в 1971 году в связи с ростом безработицы правительство Швеции выделило значительные средства на общественные работы. Как выразился один прогрессивный шведский общественный деятель, еще десять лет назад буржуазные партии поднялись бы на дыбы против такой меры, но сейчас «поумнели» и понимают, что эта мера обеспечивает необходимый для них баланс классовых сил. Шведская буржуазия идет сейчас и на то, чтобы несколько приоткрыть клапаны для более прогрессивных выступлений, конечно же, в том, что не затрагивает экономических устоев капиталистического строя. Например, в области внешней политики, особенно в отношении критики американского империализма.
      Соединившись вместе, все эти факторы позволили шведским социал-демократам в течение долгого времени утверждать, будто бы им удалось построить в Швеции «истинный» социализм, добиться «классового сотрудничества». Дошло до того, что в 1969 году председатель Всешведского союза предпринимателей и председатель Всешведского объединения профсоюзов совершили совместное турне по Соединенным Штатам Америки с лекциями об опыте успешного классового сотрудничества.
      Однако мираж «шведского социализма» претерпел судьбу всех призрачных замков. Как только стал гаснуть накал экономической конъюнктуры, капиталисты забыли про либерализм и постарались переложить на трудящихся тяготы экономического спада. Мираж классового мира растаял. Поползла вверх кривая роста безработицы, и рабочий класс поднялся на борьбу за свои права. По стране прокатились забастовки, на выборах в риксдаг (шведский парламент) увеличилось число голосов за представителей левых партий. Да, времена изменились, но буржуазия по-прежнему размахивает древком вчерашних свобод. В устах проповедников буржуазного образа жизни эти лозунги звучат лицемерно и лживо.
      В самом деле, возьмем частную собственность, свободу предпринимательства — святая святых капитализма, краеугольный камень так называемой буржуазной демократии. Мы видели, каким прогрессивным этот лозунг был сто пятьдесят — двести лет назад. А что с ним стало теперь, в эпоху монополистического капитализма?
      Первую панихиду по «чистому», домонополистическому капитализму справил рокфеллеровский концерн «Стандард ойл», основанный в 1870 году. С той поры процесс концентрации капитала и разорения мелких и средних собственников в промышленности и сельском хозяйстве все набирает и набирает темп. Некоторое время назад американский журнал «Форчун» высказал мрачнейшее предсказание: через десять лет в результате слияний, концентрации, всеобщего применения электронно-вычислительной техники «свободный бизнес» в Соединенных Штатах Америки исчезнет. «Некоторые руководители фирм считают, что вся промышленность будет выглядеть так же, как сейчас автомобильный бизнес. В каждой отрасли будут полностью господствовать три или четыре компании». Вот так. Не то что мелкий и средний собственник — опора классического капиталистического строя, для которого в свое время придумывались лозунги буржуазной демократии, — теперь со сцены начинают сходить и крупные капиталисты.
      В капиталистическом мире царят сверхмонополии, непосредственно поставившие себе на службу аппарат государства и с помощью его осуществляющие контроль над всей экономикой страны. Даже в тех странах, где нет концернов-гигантов, свободе частного предпринимательства приходит конец, хотя процесс этот не всегда носит открытый характер. В Швейцарии при очень высокой степени концентрации капитала промышленность, занятая изготовлением преимущественно неметаллоемких, малогабаритных изделий, оказалась рассредоточенной в мелких предприятиях, нередко сохранивших имена прежних хозяев. Существует еще и известное число так называемых «обособленных» предприятий, производящих высокоточное оборудование и являющихся в своем роде монополистами в данной сфере, что и позволяет им держать голову над водой. Это создает иллюзию старого «добропорядочного» капитализма.
      Она поддерживается на все лады провозглашением свободы частной собственности в качестве государственной святыни, «не ограниченной государственным вмешательством экономического и внеэкономического характера» — с установленной в законодательном порядке гарантией от «изъятий в пользу государства». Такие гарантии нужны для привлечения вкладов в швейцарские банки, утверждения капитала внутри страны в виде чисто «швейцарского», а также для подчеркивания национальной значимости частной собственности как главной ценности жизни.
      Однако оказывается, что и в Швейцарии не так-то просто основать новую компанию. Рынок «свободного предпринимательства» сдерживается контролем специальных государственных ведомств. Они выносят вердикт, целесообразно ли новое предприятие для Швейцарии, для данной отрасли швейцарской промышленности и т. п. Вот тебе и свобода предпринимательства!
      Что же говорить тогда о мелкой сошке, если люди с капиталом ничто перед гигантскими концернами, которые держат в страхе целые отрасли экономики, весь государственный аппарат! Иллюзия, создаваемая лозунгом «свободы предпринимательства», обманывает еще многих и многих людей, надеющихся завести «собственное дело» и разбогатеть. Крупный бизнес не дает мелкому поднять голову.
      Данные статистики говорят о том, что, например, в США в первый же год существования гибнет более трети мелких предприятий.
      В американской розничной торговле, наиболее привлекательном для мелких собственников бизнесе, ежегодно исчезает с горизонта 30 — 50 процентов «свободных бизнесменов». Они не выдерживают конкуренции с крупными торговцами, владельцами «супермаркетов», имеющих огромные торговые предприятия по всей стране. С середины 50-х до конца 60-х годов доля мелких фирм в общем объеме производства США сократилась с одной пятой до приблизительно одной восьмой. К тому же и эта одна восьмая по большей части зависит от заказов монополистических объединений. Мелкий бизнес в США стал винтиком в механизме гигантских монополий.
      Но и это еще не все. Мелкий бизнес, даже для тех собственников, которые еще умудряются держаться на поверхности, всего лишь мираж, самообман.
      Подавляющее большинство мелких собственников в развитых капиталистических странах получают доход, который много меньше средней заработной платы рабочего средней квалификации. В ФРГ, например, доход владельцев всякого рода мастерских и розничных лавочек составляет всего 50 — 65 процентов средних заработков городских рабочих. Каких-то 60 процентов от заработка городского рабочего составляют доходы самостоятельного американского фермера. Приблизительно та же картина и в Дании, и в Швеции, и в Норвегии, и в других западных странах.
      Научно-техническая революция дает огромное преимущество крупному производству, позволяя постоянно наращивать выпуск продукции и при этом резко снижать себестоимость. В 60-х годах французскому крестьянину для того, чтобы поддержать (не увеличить!) свой доход на прежнем уровне, пришлось поднять производительность труда на 57 процентов. Американский фермер для этого должен был увеличить производство продукции на две трети. И какой же ценой дается это мелкому собственнику! Вот уж кто действительно работает на износ, по 14 — 16 часов в сутки!
      Приходится ли удивляться, что все меньше и меньше тружеников верит в «свободное предпринимательство», и буржуазным идеологам приходится изворачиваться, чтобы обеспечить буржуазии такую систему духовного господства над массами, которая одновременно гарантировала бы сохранность частной собственности и делала бы это так, что трудящиеся ничего не замечали.
      А как обстоит с другими «свободами» буржуазной демократии?
      Свобода личности первоначально подразумевалась как право каждого на свободное развитие своих способностей, как право на уважение и внимание к нему со стороны общества. В таком виде она и сейчас трактуется буржуазной идеологией. Но что она есть на деле? В США, стране, где, как доказывают буржуазные пропагандисты, буржуазная демократия «расцвела» в полную силу, «...человек живет в мире, в котором он имеет все меньшее значение... Во всех отраслях нашей национальной жизни, от промышленности до просвещения, человеческая личность подавляется гигантскими системами и органами, равнодушными к человеческой личности, для которой они были созданы». Эти слова принадлежат человеку, к которому в данном случае нельзя не прислушаться. Этот человек — Роберт Кеннеди1.
      Буржуазия, отмечает американский социолог Дж. Генри, благодаря «однобокой заботе о накоплении богатств»2 низвела личность до положения придатка капиталистического предприятия. В буржуазном обществе личность существует «лишь в той степени, в какой она способна платить и осуществлять необходимые задачи производства, воспроизводства и потребления»3.
      Точно так же обстоит дело и со свободой творчества — этим неотъемлемым условием развития человека и проявления его способностей. Свобода творчества обеспечивается в буржуазном обществе тем писателям, художникам и артистам, которые своими работами поддерживают существование капиталистического строя. И как бы ни распространялись проповедники «западного» образа жизни о свободе творчества «для всех, невзирая на лица», свобода творчества в капиталистическом мире — глубоко классовое понятие.
      Наверное, очень «свободным» чувствовал себя в Америке знаменитый прогрессивный поэт Лэнгстон Хьюз, затравленный маккартистами, или писатель Йохим Йостен, автор четырех известных книг об убийстве Джона Кеннеди, когда не смог найти в США издателей ни для одной из них. Они были опубликованы за границей.
      Творческие работники не могут обходиться без материальной базы — без издателей, типографий, выставочных залов, театральных помещений. В Федеративной Республике Германии правящие круги умело используют эти рычаги для выдвижения на первый план социально выгодного ей искусства. Среди художников ФРГ менее 1 процента — художники-абстракционисты. Установленная в стране «система стимулирования культурной деятельности» государством такова, что 90 процентов выставочной площади достается им. Художники-реалисты довольствуются десятью1.
      Идея индивидуализма родилась как близкая родственницасвободы творчества, в качестве идеи о праве человека на самобытность. Но в современном буржуазном обществе нет возможностей для свободного развития индивида, не удивительно, что лозунг индивидуализма приобрел оттенок девиза стяжателей, дельцов-пиратов: «Шагай по трупам, не оглядывайся!» Как сказано у Горького: «Там, где есть «мое», непременно должно существовать совершенно автономное «я», но... полная свобода одного «я» необходимо требует рабства всех других местоимений, — старая истина, которую каждый усиленно старается забыть»2.
      Идеальным выражением другой грани индивидуализма, проповедуемого на потребу массам, стал тезис «Мой дом — моя крепость». Индивидуализм, некогда гордое слово, сводится теперь к философии крота, единственное вожделение которого — отгородиться от мира толстыми стенами и частыми жалюзи на окнах, чтобы спрятаться, ничего не видеть, ничего не замечать и никого не пускать в свою тихую нору. Такое понимание индивидуализма надежно оберегает буржуазию от политического объединения трудящихся, помогает отстранить их от активного вмешательства в общественную жизнь.
      Буржуазные пропагандисты шумят на всех углах о политической свободе, якобы процветающей в мире капитализма. Но ведь политическая свобода — это прежде всего свобода «...народа распоряжаться своими общенародными, государственными делами» L Отсутствие реальной возможности «распоряжаться государственными делами» ведет к возрастанию апатии масс, которое особенно ярко бросается в глаза в так называемом «абсентеизме», то есть в уклонении огромного числа граждан от участия в голосовании. Так, например, в Англии, ФРГ приход к урнам избирательных участков всего 60 — 65 процентов граждан, имеющих право голоса, — нормальное явление. Есть ряд буржуазных стран, где участие в выборах более половины избирателей считается вспышкой невиданной активности населения! Для США 47 процентов избирателей (то есть 58 миллионов из 124 миллионов зарегистрированных), принявших участие в выборах в Конгресс 1970 года, цифра далеко не из самых низких.
      Безразличие значительной части народа к «политике» возникает из-за того, что люди не видят в ней смысла. Все буржуазные партии — на одно лицо (это и понятно, они защищают одни и те же ценности, но так, чтобы плодами могли в наибольшей степени воспользоваться те или иные прослойки буржуазии). Их члены — и даже выбранные ими представители в законодательных органах — абсолютно бесправны. Правят партийные боссы, не связанные по партийному уставу или традиции решениями партийных органов, конференций или конгрессов. Они самолично, без гласного широкого обсуждения хотя бы в партии, выдвигают кандидатуры на выборах, распределяют «тепленькие» места в правительственном аппарате и т. п.
      «Молодые пылкие... депутаты, — остроумно пишет советский журналист В. Осипов, много лет проведший в Англии, — вольны сколько угодно развивать свои радикальные идеи... за столиками на открытой, «с видом на Темзу», парламентской террасе. Но очень скоро они обучатся там эти идеи и оставлять, как оставляют недокуренные сигареты перед входом в зал палаты общин» 1 Здесь же он приводит слова бывшего члена палаты общин Кристофера Холлиса, поясняющие, что «хлысту» — представителю партийных боссов, следящему за тем, чтобы все члены фракции шагали в ногу, — нет необходимости быть настолько грубым, чтобы угрожать. «Если ?ы выступите против политики партии, вам нет нужды беспокоиться о месте заместителя министра, распроститесь с надеждами на рыцарское звание, можете не рассчитывать на включение в список нашей зарубежной делегации или место в комиссии по вопросам, которые вас особо интересуют»2.
      Наконец, о какой политической свободе в капиталистическом обществе может идти речь, когда, разглагольствуя о ней, одновременно преследуют коммунистов, всех, кто возмущается пороками буржуазного строя, требует справедливости и равенства. О какой свободе политических действий, о каком равенстве можно говорить в обществе, управляемом по принципу «Кто платит, тот и заказывает музыку».
      В настоящее время уже не нужно быть специалистом-обществоведом, чтобы разбираться в том, имеет ли значение имущественное положение члена капиталистического общества для его участия в политической жизни страны. Теперь, например, стало широко известным, что кандидат в президенты США во время перевыборной кампании должен израсходовать не менее 5 миллионов долларов, кандидат в сенаторы США — 1 миллион. Любой ли гражданин США может себе позволить такую роскошь? Наверное, нет.
      Несмотря на всю очевидность этого гражданского неравенства, буржуазия изыскивает новые и новые способы внушения народу иллюзии равенства и преуспевания всех людей в капиталистических странах. Изворотливые политиканы додумались до того, что с 1 июля 1969 года в Западном Берлине безработный больше не получает своего денежного пособия на руки. Ему вручают чековую книжку банка, где на его имя открыт лицевой счет! И он может гордиться, что ходит в тот же банк, где хранит свои миллионы капиталист, только что выставивший его за дверь.
      Наконец свобода печати. О том, в каком свете она выглядит теперь в капиталистическом мире, написано очень много, к тому же мы еще вернемся к этому вопросу в другой связи. Хочется только напомнить слова В. И. Ленина, что «свобода печати во всем мире, где есть капиталисты, есть свобода покупать газеты, покупать писателей, подкупать и покупать и фабриковать «общественное мнение» в пользу буржуазии»
      Того, кто забывает об этом, буржуазия незамедлительно ставит на место, как это было с молодым датским тележурналистом Карстеном Кланте в начале 1970 года. Он вел передачу о помощи Дании развивающимся странам и осмелился — не то чтобы посягнуть «на основы», а так, покритиковать лицемерие и стяжательство хозяина датского концерна А. П. Мёллера, который под видом «помощи» Танзании обзавелся там огромной плантацией. Мёллер пожаловался премьер-министру, тот направил бумагу правлению датского телевидения, и смельчак тут же «вылетел» с работы.
      О свободе печати в буржуазном мире могут распространяться только те, кто с нею не сталкивался. Полное представление о ней имеют коммунистические партии капиталистических стран, на каждом шагу натыкающиеся на попытки властей зажать им рот. К примеру, во время парламентских выборов 1964 и 1966 годов Компартия Великобритании добивалась права выступить по радио и телевидению со своей избирательной программой. За всю кампанию лондонское телевидение предоставило коммунистам 5 минут эфирного времени. Видимость «полной» свободы слова была соблюдена, общественность можно успокоить — все в порядке, «равенство для всех» соблюдается! Но коммунисты фактически ничего не получили. В таком кратком выступлении невозможно не только аргументировать, но даже просто изложить свою позицию, ответить на выпады, разоблачить ложь, опровергнуть клевету, которые изо дня в день создают искаженное представление о коммунистах. Для того чтобы разбить эти устойчивые представления, нужен постоянный доступ к средствам массовой информации, в первую очередь радио и телевидению, чего коммунисты лишены.
      Таково истинное значение лозунгов буржуазно-демократических свобод в капиталистическом обществе. Они давно потеряли тот прогрессивный смысл, который первоначально вкладывался в него, когда буржуазия была революционным классом. Ныне, используя близкие сердцам простых людей ценности демократии, буржуазия создает всего лишь психологическую ширму для протаскивания абсолютно чуждых народу мыслей и дел. «Свобода — великое слово, — писал В. И. Ленин, — но под знаменем свободы промышленности велись самые разбойнические войны, под знаменем свободы труда — грабили трудящихся» Истинными сторонниками и защитниками свободы выступают социалистические страны, коммунистические партии, потому что у них нет других интересов, кроме интересов всего трудового народа. «Смысл и содержание социалистической демократии, — указывалось в материалах XXIV съезда КПСС, — мы видим в участии все более широких масс в управлении страной, общественными делами. Вся политическая система общества, постоянно растущая инициатива трудящихся поставлены у нас на службу строительству коммунизма. Такая демократия — это для нас жизненная потребность, необходимое условие развития и укрепления социалистических общественных отношений»2.
      Лозунги свободы и демократии, которыми лицемерно пользуется буржуазия, по меткому выражению советского ученого Г. А. Арбатова, — лозунги краденые, и народы мира все больше и больше начинают это понимать. Манипулируя ими с ловкостью иллюзионистов, буржуазия использует эти лозунги в психологической войне против трудящихся всего мира. Это становится особенно очевидным, когда мы обращаемся к попыткам буржуазии изобрести какое-то «противоядие» против марксизма-ленинизма.
     
      ФАЛЬШИВАЯ ВЫВЕСКА
     
      В бытность свою президентом США Дуайт Эйзенхауэр издал любопытнейшее распоряжение. Как это ни курьезно звучит, но смысл его свелся к учреждению комиссии для выработки... национальной цели. Сто семьдесят лет просуществовали Соединенные Штаты на белом свете, считались воплощением демократических традиций, цитаделью буржуазного строя — и вдруг оказалось, что неизвестно, куда они идут! Очевидно, советники президента вспомнили изречение Кромвеля: «Дальше всех зайдет тот, кто не знает, куда идти» — и решили выяснить, куда же идет американское общество, на которое идеологи современного империализма призывают равняться весь капиталистический мир.
      Шутка шуткой, но президентское распоряжение отразило очень важную особенность современной эпохи — идейный кризис капитализма. Люди, составляющие общество, обязательно должны представлять себе его цели и перспективы, что ждет их завтра, через год, через десять лет, как будут или должны жить их дети и внуки. Общество не может идти в никуда. А современной буржуазии некуда звать трудящиеся массы. Как отмечается в Программе КПСС, буржуазные учения и школы «. .не смогли и не могут дать научного ответа на вопросы, выдвигаемые жизнью. Буржуазия уже не в состоянии выдвинуть идеи, которые могли бы увлечь за собою народные массы. Все больше людей в капиталистических странах порывают с буржуазным мировоззрением. Буржуазная идеология переживает глубокий кризис»1.
      Это стало настолько очевидным фактом, что сами капиталисты, не говоря уже об их идеологах и политиках, не на шутку встревожились создавшимся положением. «Наши идеи, наши цели и наша политика, — горестно констатировал американский миллиардер губернатор штата Нью-Йорк Нельсон Рокфеллер, — отстают от быстрого развития революционной эпохи и не дают правильных ответов на ее наболевшие вопросы».
      В хоре растревоженных защитников капиталистической системы, требующих умножить усилия для поиска «национальной цели» и разработки «новых» ценностей (как будто это возможно для буржуазного образа жизни, недаром эйзенхауэровская комиссия так ничего и не родила), последние годы раздаются голоса, которые обращают внимание на то, что сейчас перестают срабатывать и новейшие идеологические и идейно-психологические поделки буржуазии.
      Нынешний ближайший помощник президента США Никсона — Киссинджер писал в 1968 году о «духовной пустоте, о почти сверхъестественной скуке, порождаемых политической средой, которая делает все больший акцент на бюрократической проблеме и довольствуется достижением столь ограниченной цели, как материальное благополучие» L В такой витиеватой форме Киссинджер говорит о том, что мы назвали политической апатией народных масс, задавленных государственной системой, которая на требования воплотить обещанные буржуазно-демократическими лозунгами права отвечает отговорками, казуистическими писульками, но чаще всего политическими и судебными репрессиями. Наглядный пример тому — подавление выступлений негритянского народа с требованиями осуществить на деле американскую конституцию и принятое Конгрессом США законодательство о гражданских правах негров.
      Но что больше всего настораживает сегодня идеологов американского империализма, так это признаки, свидетельствующие о том, что американский народ начинает прозревать и значительные слои рядовых американцев, а главное молодежи, надежды нации, отказываются воспринимать дремучую тупость мещанского уюта как всеподавляющий идеал.
      Киссинджер встревожен растущим авторитетом марксизма-ленинизма, он видит при этом, что «привлекательная сила (марксизма) кроется в его идеалистическом компоненте» — чего так не хватает современной буржуазной идеологии. Марксизм, продолжает Киссинджер, «предлагает доктрину коренных изменений и дает объяснение высших целей», а Запад неспособен сказать по этому поводу что-либо вразумительное.
      «Очертания будущего будут зависеть в конечном счете от убеждений, отодвигающих далеко на второй план материальное равновесие могущества»2. В этих словах Киссинджера превосходно выражено, насколько хорошо представляют себе ведущие идеологи капиталистического мира, что «потребительство» как идеология и психология не может заменить мировоззрения. Человек не в состоянии жить, вечно уткнувшись в телевизор и не выглядывая из зашторенных окон «дома-крепости» на улицу. В конце концов он поймет, что есть другой мир, где счастье мерится другой меркой, и та мерка выражена не в долларах, франках и марках, а в каких-то других единицах, которые от него скрыты той политической системой, в которой он живет.
      Какой же выход предлагают идеологи умирающего класса? Для того чтобы в поисках правды трудящиеся массы не обратились к марксизму, теории, которая «дает объяснение высшим целям», буржуазия возвестила, что наступил век «конца идеологии». Эта теория получила название теории «деидеологизации».
      Авторы теории, а следом за ними и подхватившая ее буржуазная пропаганда утверждают, что якобы «раньше» мир действительно управлялся произвольными, как кому вздумается, идеями людей. «Раньше»-де каждая группа людей создавала свою систему взглядов на общество, стремилась устроить свой мир по своему разумению. Эти системы взглядов были произвольны и случайны, не подчинялись будто бы никаким объективным законам. Было якобы время, когда человек мог непосредственно влиять на общественные отношения и менял их по собственной целесообразности, так как не было в общественном развитии фактора, который бы с неумолимостью таблицы умножения мог помножать общественную необходимость на поступки людей.
      Любопытная деталь: в этом пункте идеологи буржуазии не могут обойтись без молчаливой ссылки на закономерности, выведенные историческим материализмом. Они объясняют «произвольность идеологии» «неразвитостью производительных сил». Это объяснение ложно, но апелляция к производительным силам как двигателю истории очень характерна для новейших модификаций буржуазной идеологии. Без этого трудно объяснить мир!
      Дальнейший ход рассуждений «деидеологизаторов» таков. В наши дни наступила эра электронной техники, мир все больше становится похожим на огромную машину-автомат, управление которой постепенно ускользает из рук человека. Массовое употребление электронно-вычислительной техники, как доказывают они, ставит проблемы прогнозирования и регулирования — в том числе и в области общественных отношений — в разряд точных наук. Поведением людей все больше руководит материалистический расчет, а не идейные или нравственные соображения. Поэтому вождя-идеолога заменяет фигура управляющего производством — менеджера. Короче, идеология как активный фактор исторического процесса якобы сходит на нет, уступая место бескомпромиссному и однозначному «автоматическому контролю» и «автоматической калькуляции».
      Сказать, будто «деидеологизаторы» вовсе закрывают глаза на существование разных идеологий и их активную роль в жизни общества, нельзя. Они понимают, что такое утверждение абсурдно, и создавшийся тупик пробуют миновать так: мол, и сейчас идеологии все еще правят в «некоторых» (намекая на социалистические) странах. Ho-де эти идеологии попросту искажают задаваемую экономикой программу социального развития. При этом буржуазные философы и политэкономы «забывают» одно: марксизм основывается на познанных закономерностях экономического развития общества и не диктует ничего иного, кроме необходимости строго учитывать эти закономерности. Научный социализм не произвольная выдумка, а научная теория, чего не скажешь об идее «конца идеологии». «Деидеологизаторы» говорят о необходимости следовать экономике, но тут же уходят в сторону от самого принципиального вопроса — о формах собственности (частная — общественная) и соответствующих им принципах распределения, которые с неизбежностью определяют существо идеологии.
      Буржуазные социологи пытаются представить факт «деидеологизации» общества как прогрессивное явление, свидетельствующее якобы о дальнейшей демократизации «свободного мира». Д. Белл в книге, ставшей в свое время бестселлером, «Конец идеологии» пропел целый гимн во славу «деидеологизации». Крупнейший американский социолог Ч. Миллз дал таким рассуждениям очень точное определение: «Конец идеологии не означает ничего иного, как идеологию конца».
      Мы уже знаем, что классовая идеология — это не просто система каких-то идей. Это система ценностей, идеалов, наиболее обобщенное выражение представлений людей о путях удовлетворения их потребностей. Центральное место в ней занимает главная ценность — представление о форме собственности, наиболее подходящая, с их точки зрения, для обеспечения их интересов. Если пришел конец идеологии, то куда же девались ценности? Или, может быть, машины придумают третью форму собственности, помимо частной и коллективной, какой еще не придумало человечество? В другой обстановке вряд ли можно было бы представить себе людей, которые публично и демонстративно отказываются от собственного мировоззрения и объявляют себя обыкновенными винтиками колоссальной самонастраивающейся машины.
      Основные посылки теории «деидеологизации» не выдерживают научной критики. Идеологии никогда не были набором случайных взглядов. Классовые идеологии всегда строились на основе объективного отражения интересов класса.
      Идеология рабовладельцев объясняла мир с позиции рабовладельческого класса, с помощью ложных теорий обосновывала и защищала их право эксплуатировать рабский труд. Точно также обстояло дело с идеологиями и других эксплуататорских классов — феодалов и буржуа. Эти классы во все более возрастающей степени должны были пользоваться обманом, чтобы скрыть свои цели и представить их выражением интереса всего общества.
      Идеология пролетариата — марксистско-ленинское мировоззрение — возникла как выражение классового интереса, но в отличие от всех других эта идеология выводила задачи класса из познанных законов развития общества. Это научная идеология. Потому-то к ее «упразднению» в конечном итоге и сводится теория «конца идеологии» — ведь научный подход к проблемам общественного развития, раскрывающий историческую неизбежность социалистического переустройства общества, устраивает только трудящихся. Буржуазию же устраивает нагромождение псевдонаучных выдумок, затуманивающих сознание людей и уводящих их от классовой борьбы.
      Или возьмем другую посылку теории «деидеологизации», будто автоматы постепенно вытеснят сознательного человека — творца и организатора из общественной жизни («на смену теоретическим догмам приходит практический эксперимент»). Создатели теории забыли даже ту элементарную истину, что «практический эксперимент» в наше время, проникновение в тайны природы все больше и больше делается невозможным без той самой «идеологической деятельности», которую «деидеологизаторы» предают анафеме.
      Наконец, а может ли менеджер — управляющий, являющийся всего лишь техническим специалистом, организатором, — заменить теоретика, изучающего ход общественного процесса? Впрочем, это равносильно вопросу, нужно ли вообще изучать общественные отношения с точки зрения познания процесса развития всего общества в целом? Если исходить из буржуазной концепции, которую мы разбираем, то выходит, что не нужно. И ясно почему. Не будешь их изучать, и не увидишь того, чего не хочешь видеть — классов и классовой борьбы. А возрастающее год от года забастовочное движение, вызванное как раз капиталистической формой использования научно-технического прогресса, якобы можно попросту «назвать» иначе. Его объявляют не явлением классовой борьбы, а «издержками производства», которые связаны якобы с «известным временным несовершенством» управления современным хозяйственным конгломератом.
      Такова в очень схематичном изложении теория так называемой «деидеологизации». Если снять с нее покров наукообразности, то нетрудно увидеть, в чем заключается ее политический смысл. Объявив все существующие идеологии несущественными, одинаково предвзятыми, а потому и в конечном итоге равноценными, эта теория выступила в качестве всего лишь новой модели буржуазного объективизма, очередной попытки буржуазии протащить в сознание масс, но под новым соусом, идейку «идейной терпимости», «идейного плюрализма» (множественности), идейку «безыдейности» и «беспартийности».
      Теория «деидеологизации» жизни общества — это тот самый «обман масс политическими шарлатанами», о котором неоднократно предупреждал массы В. И. Ленин. «Худший вид лицемерия», «фальшивая вывеска», «лживая и подлая увертка» — так и только так называл он этот идеологический выверт буржуазии. «Беспартийность, — писал великий вождь пролетариата, — всегда и везде была орудием и лозунгом буржуазии» И разъяснял: «Буржуазия не может не тяготеть к беспартийности... Кто ведет «беспартийную» борьбу за свободу, тот либо не сознает буржуазного характера свободы, либо освящает этот буржуазный строй, либо откладывает борьбу против него, «усовершенствование» его до греческих календ... Беспартийность есть равнодушие к борьбе партий. Но это равнодушие не равняется... воздержанию от борьбы... «воздержаться» нельзя в капиталистическом обществе от участия в обмене продуктов или рабочей силы»2. Лицемерно отвращая трудящихся от идеологии, которая защищает их интересы, буржуазия во всех своих социальных действиях остается «идейной» и старается всеми силами блюсти свой собственный интерес.
      «Беспартийность» — с давних времен любимая уловка буржуазии. Только если полвека назад буржуазия обращалась к ней больше в целях тактического маневрирования, в отдельных случаях и по отдельным вопросам, то теперь «деидеологизация» как «беспартийность» в новом обличии принимает более широкий, фронтальный характер.
      Теория «деидеологизации» при всем отрицании «системы идеалов» не есть пустота, «ничто», это — воинствующая идеология современного капиталистического мира.
      Буржуазная политическая наука пытается сочинить всеохватывающую теорию о закономерностях развития современного общества, которая выдвигается буржуазными социологами и политэкономами разных капиталистических стран и существует в десятках, если не в сотнях, «национальных» вариантов. Те же классовые цели преследует и теория «индустриального общества», которая исходит из следующих посылок. Развитие науки и техники создало в последние десятилетия условия для перехода от хаоса экономических связей, характерного неустойчивостью конъюнктуры и связанным с этим нестабильным социальным развитием (они выражаются осторожно, не говорят, кризис или революция), к экономическому упорядочению, когда экономика начинает оказывать решающее воздействие на общественную жизнь.
      В тех странах, где достигнута «индустриальная ступень», наступает новая эра — увеличение производства толкает к революции в доходах, и, соединившись с ним, потребности обслуживания техники приводят к слиянию разных социальных групп в единый «средний класс». Таким образом исчезают классовые различия («в результате бескровной революции»!). Собственность утрачивает форму «капитала», все становятся «капиталистами» (вспомните чековую книжку западноберлинского безработного!) и живут в «панкапитализме». Место капиталистических монополий занимает классово-нейтральное государство. Со всем этим приходит конец классовой идеологии (индустриализация приводит к растущему благосостоянию, которое «вымывает коммунистическую идеологию» — с радостью восклицает К. Тальхайм, ректор Института Восточной Европы в Западном Берлине, и раскрывает таким образом карты «деидеологизаторов»!). И последнее: «конец» классового деления общества и классовой идеологии знаменует отмирание эпохи классовых битв и начало эпохи классового сотрудничества.
      Теория «конвергенции» (от английского глагола converge — сходиться, сводить в одну точку) распространяет положения теории «единого индустриального общества» на социалистические страны, где якобы по мере роста индустриализации будут вступать в силу те же законы, что и в «бывших» странах капитализма. И наступит положение, когда, как говорил, выступая в передаче радиостанции Би-Би-Си, профессор Дж. Гэлбрайт, главный идеолог «конвергенции», «капитализм окажется капитализмом без капиталистического вмешательства», а социализм — «социализмом без социального контроля» (понимай, без диктатуры пролетариата и руководства коммунистической партии. — В. Л.). Все это завершится слиянием капиталистических и социалистических стран в «единое индустриальное общество», которое вберет в себя «все лучшее» из черт, присущих обоим социальным строям.
      Гэлбрайт и другие теоретики «конвергенции» не очень распространяются на тот счет, что хотят «слить» социализм и капитализм на базе капитализма. В самом деле они хотели бы сохранить частную собственность на орудия и средства производства, укрепив ее — от социализма — государственным регулированием экономики, чтобы усилить процесс монополизации экономики в руках крупнейших концернов и чтобы в их же интересах избегать ситуаций, при которых пролетариат увидел бы всю правду об эксплуатации и взорвал старый мир.
      Политический смысл «конвергенции» нужно искать в широковещательной проповеди идеи о том, что в настоящее время трудящимся нет нужды вступать в борьбу за социалистическое переустройство общества, поскольку социализм — всего лишь обходный путь к индустриальному обществу. Вторая промышленная революция якобы уже привела к превращению общества капиталистической эксплуатации в общество «изобилия и благоденствия», то же ожидает и социалистическое общество при отказе его от «политической ограниченности» (читай — от социализма. — В. Л.).
      Не удивительно, что теория «конвергенции» наряду с родственными ей новейшими буржуазными теориями подхвачена рядом социал-демократических партий Западной Европы. Их политическим курсом всегда были реформы капиталистической системы, которые, по их утверждениям, якобы ведут к «бескровному» врастанию капитализма в социализм. Как они хотят этого добиться, не затрагивая частной собственности, неясно. Но это выдает их с головой как партию мелкобуржуазную, которая стремится так или иначе, но сохранить частную собственность («частная собственность, но без капитализма», словно может быть травоядный волк). Их кредо — «деловое сотрудничество» профсоюзов, союзов предпринимателей при выполнении государством роли дирижера в их отношениях и единственно «прогрессивная» политика — политика проведения укрепляющих систему реформ.
      Конечно же, для социал-демократов место классовой борьбы — в «сундуке с молью» из XIX века, а рабочие должны отождествлять себя со всей существующей системой (о том, что это система государственно-монополистическая, они предпочитают не говорить).
      Конечно же, социал-демократам очень подходят и теория «индустриального общества», и «деидеологизация», и «конвергенция», особенно последняя. Она отдает дань социализму, видит в нем рациональное зерно, но совсем по социал-демократически предрекает его врастание в капитализм и т. п. Сущий клад для социал-демократии — и современно, и в меру либерально, и одновременно помогает не только подрывать у рабочих социалистическое сознание, но и вести спор с марксизмом-ленинизмом за право на ведущую теоретическую роль в вопросе создания общества будущего.
      Однако в условиях обострения идеологической борьбы с социализмом теория «конвергенции» оказалась подходящей не для всех. Она робко и двусмысленно признает за социализмом право на существование, видит у социалистической системы даже определенные успехи и преимущества. За это она вызывает самую резкую критику со стороны идеологов империализма, особенно рьяных антикоммунистов. Один из них, 3. Бжезинский, заклеймил ее как «тактическое отступление» от принципов «свободного мира», имея, конечно, в виду проповедуемые им принципы агрессивного антикоммунизма и слепого антисоветизма.
      В результате теория «конвергенции» признана непригодной к массовому употреблению на идеологическом рынке большинства капиталистических стран (за исключением разве что тех, где у власти социал-демократы). Но для употребления внешнеполитического, особенно для пропаганды на Советский Союз и другие страны социализма, теория «конвергенции» идет наряду с другими новейшими идеологическими поделками буржуазии. Лучшего предложить буржуазные идеологи не в состоянии, а удобство ее для империалистической пропаганды по сравнению с другими несомненно. Ее можно использовать — и ее используют — в надежде привить гражданам социалистических стран, особенно не искушенной в политике и жизненных проблемах молодежи, идейную терпимость и аполитичность.
      Легкость в обращении с идеями — здесь истина, там заблуждение, здесь хороша, там никуда не годна; здесь полезна, там вредна и опасна — уже сама по себе должна настораживать и заставлять задуматься над искренностью намерений и научной обоснованностью притязаний их авторов.
      Таков фасад, пропагандистское лицо современных теорий защиты буржуазного строя. С точки зрения социальной психологии, их главная задача — в очередном переодевании идей (ценностей) капитализма в «новые модные и блестящие мундиры». Эта трансформация должна помочь буржуазии представить дело так, будто уже не существует на свете специфического интереса капиталистов, он будто бы «потонул» в интересах всех социальных слоев. Мало того, с помощью «переодевания» эти идеи должны переключить энергию трудящихся с борьбы за их классовые интересы на стремление способствовать максимальному удовлетворению интереса буржуазии — получению прибыли. Авторы новых теорий защиты классового интереса буржуазии надеются так перестроить идеалы трудящихся, чтобы рабочие воспринимали усиление эксплуатации и полагали, что, способствуя по своей инициативе росту прибыльности производства, они заботятся о собственных интересах. Однако при всей своей модной и блестящей наружности они покоятся на «липовой» аргументации, которая начинает шататься, как только сталкивается с критикой фактов, когда эти факты берутся объективно и отражают действительные тенденции исторического процесса.
      Так называемые «народные акции» — не только средство идеологического обману призванное представить рабочих владельцами капиталистической собственности. Это новое средство ограбления трудового народа, еще один источник дополнительных прибылей для крупных держателей акций за счет зарплаты трудящихся.
     
      ШАРЛАТАНЫ XX ВЕКА
     
      В теориях «индустриального общества» и «конвергенции», как и в десятках других идей защиты буржуазного строя сегодняшнего дня, можно выделить ряд узловых вопросов, вокруг которых концентрируется аргументация их «правильности».
      Один из этих вопросов касается так называемого «экономического упорядочения», якобы ведущего к «слиянию» двух социальных систем. По утверждению «индустриальных общественников», это общество уже существует в развитых капиталистических странах. Но интересно, какое же это в нем «экономическое упорядочение», если в капиталистическом мире то и дело происходят спады производства, царит валютный бедлам, десятками тысяч терпят банкротство мелкие и даже крупные фирмы.
      «Экономическое упорядочение», о котором твердят теоретики «индустриального общества», не может быть результатом одних только организационно-технических мероприятий, на которые они ссылаются (вроде внедрения в управление экономикой электронно-вычислительных устройств). Для этого нужна коренная революция в производственных отношениях, когда изменятся формы собственности и распределения, когда коллективному производству, каким является современная экономика, будут соответствовать коллективная собственность и коллективное распределение и когда производство будет работать не ради выколачивания капиталистической прибыли, а ради максимального улучшения жизни трудящихся.
      Вот почему звучит абсолютной нелепицей предсказание о слиянии капиталистической и социалистической систем: они несовместимы, так как преследуют противоположные цели, руководствуются несовместимыми интересами. Они — полюса социального магнита, и как выразился французский экономист Ж. Коньо: «Поскольку капитализм представляет прошлое человечества, а коммунизм — его будущее, то между ними нет и не может быть никакой «конвергенции».
      С «экономическим упорядочением» тесно смыкается тезис об «упадке идеологии». «Деидеологизаторы» связывают его не только с влиянием научно-технической революции на выработку программы социального развития, которая теперь якобы предопределяется непосредственным математическим расчетом, непосредственным воздействием производства на общественную жизнь.
      Затуманивая мозги трудящихся разговорами о «революции» в доходах (опять «р-р-революция». — В. А.), буржуазные идеологи и пропагандисты сосредоточивают внимание на внешне заметных изменениях в уровне жизни, произошедших в послевоенный период. Этим самым они стараются замаскировать от рабочих, что, например, в Англии начала 60-х годов 1 процент населения владел 42 процентами собственности и получал 60 процентов всех личных доходов от собственности, а 10 процентов населения — 83 процентами собственности и 99 процентами доходов от нее. Или что в Австрии к 1972 году из всех облагаемых налогами лиц 0,7 процента (640 богатейших предпринимателей) владеют 52,6 процентами общей стоимости всех заводов, фабрик и фирм страны. Или что в датском бизнесе вершат делами всего двадцать пять, а над экономикой Франции осуществляет гегемонию какой-то десяток семейств (еще 35 лет назад говорили о 200). Источники информации, которыми пользуются рабочие, не имеют обыкновения сообщать такие цифры. Вместе с тем буржуазия делает все возможное, чтобы помешать делать это прогрессивным изданиям, особенно коммунистическим. Что же касается отдельных разоблачений, с которыми время от времени выступают буржуазные ученые, наивно верящие в буржуазно-демократические свободы, то капиталистическое общество нередко закрывает на них глаза. Издания, где публикуются их исследования, недоступны для рабочих ни по цене, ни по изложению, к тому же выходят ничтожными тиражами и купить их можно только в магазинах, куда не заглядывают рабочие. Все это и позволяет буржуазным идеологам и пропагандистам обманывать трудящихся разговорами о стирании имущественных граней в современном капиталистическом обществе, замалчивать факты вопиющей эксплуатации и нищеты.
      В результате мало кто из трудящихся в капиталистических странах знает о том, что, скажем, западногерманская фабрикантша Амалия Тиссен получает годовой доход, превышающий годовой доход всех 25 тысяч рабочих ее концерна, вместе взятых, или, что каждый рабочий фирмы «Клекнер АГ» в Бремене (ФРГ) из 45 часов своей рабочей недели 25 часов работает на прибыль капиталистам. Не так-то много людей на Западе знает и о том, что в «процветающей» ФРГ 300 тысяч бездомных, что в Англии более 6 процентов населения (3 миллиона человек) живет в трущобах и в одном только Лондоне ежедневно ночуют на улице 50 тысяч человек.
      Столь же призрачна ссылка теоретиков «индустриализма» на то, что уравнение классов происходит якобы по логике производства, приобретающего все более общественный характер. Как можно поставить на одну доску капиталиста и менеджера, хозяина и его слугу, пусть даже очень дорогого? Не говоря уже о приравнивании к ним всех «белых» и «синих воротничков» — служащих и рабочих. Потребности производства никак не устраняют классовых различий и не могут этого сделать.
      «Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают». Достаточно внимательно вчитаться в эти ленинские строки, наложить их на картину, рисуемую буржуазной теорией, чтобы увидеть, насколько она фальсифицирует истину.
      В. И. Ленин указывал, что «...классов в капиталистическом и полукапиталистическом обществе мы знаем только три: буржуазию, мелкую буржуазию (крестьянство, как ее главный представитель) и пролетариат»2.
      Буржуазия, мелкая буржуазия (крестьянство) и пролетариат по-прежнему занимают свои места в «исторически определенной системе общественного производства». В структуре и технологии современного производства действительно произошли заметные перемены, но капиталистические предприятия по-прежнему собственность капиталистов. Не изменились и способы получения и относительные размеры доходов у этих классов, если не считать того, что мелкая буржуазия в прежнем смысле слова сильно сократилась в числе. Но нам важны в конце концов два класса-антагониста: буржуазия и пролетариат. Принципиально в их взаимном положении и отношении изменений не обнаруживается.
      Новейшие теоретики капиталистической системы кричат, что вот «почти все западное общество превращается в огромный «средний класс», имеющий «общий интерес», и это создает долгожданную «социальную гармонию». Ну насчет слияния с буржуазией вопрос, по-видимому, для нас уже выясненный. Что же касается других слоев, то тут дело обстоит таким образом: усиленно возрастает доля инженерно-технических работников в общем числе занятого населения, процент работников физического труда падает. Во всем капиталистическом мире в начале 50-х годов насчитывалось 160 миллионов наемных работников, через десять лет их стало уже 200 миллионов. Во Франции, например, за 1952 — 1962 годы наемных работников стало больше на 2100 тысяч человек, из них рабочих — только 640 тысяч. Но все это не показатель исчезновения классов, а, наоборот, доказательство поляризации классовых сил.
      Интеллигенция постепенно перестает быть той привилегированной прослойкой, какой была еще 20 — 30 лет назад. Она так же, как рабочие, продает свою рабочую силу, трудится под контролем работодателя (ее груд давно утратил характер «свободного творчества»), ее рабочий день делится на две неравные половины (одна — производство прибыли для капиталиста, вторая — на себя, на воспроизводство собственной рабочей силы), в ряде случаев зарплата интеллигенции сблизилась с зарплатой квалифицированных промышленных рабочих. По организации труда она нередко оказывается работающей бок о бок с рабочими, в одном помещении, у одного конвейера, в условиях жесткой дисциплины. Теперь над интеллигенцией висит такая же, как и над рабочими, угроза безработицы. Наконец, у многих инженерно-технических работников нет больше на производстве тех командных функций, которые отождествляли бы их с хозяевами, как было в недалеком прошлом. Интеллигенция воистину все больше становится пролетариатом умственного труда. По подсчетам американских социологов, 2/3 «белых воротников» в США теперь прямо включаются в число «синих», остальные, будучи пока что высокооплачиваемыми работниками, сами тесно сливаются с капиталистами, а то и вообще входят в класс буржуазии.
      Так кто же «сливается» в единый «средний класс»? Фермеры, крестьянство? Да, они массами вливаются, но только не в этот мифический «средний класс» благополучия и благоденствия, а в класс пролетариев. Разорение фермерства в развитых капиталистических странах под напором конкуренции аграрных компаний идет с катастрофической быстротой. В ФРГ с 1950 по 1968 год из 5,11 миллиона ферм исчезли 2,48 миллиона. В США за время с 1950 по 1969 год не стало 46 процентов ферм. А разорившиеся фермеры? Переходят к «благоденствию»? Какая чепуха! Класс фермеров в капиталистических странах и в самом деле тает, но поток бывших мелких хозяйчиков вливается преимущественно в рабочий класс, и за счет исчезновения мелкой буржуазии растет армия наемного труда. И процесс этот только ускоряется и принимает все более массовый характер. В странах «Общего рынка» под давлением монополий составлен даже известный под именем автора «план Мэнсхолта», по которому предусматривается ежегодная ликвидация нескольких сот тысяч мелких ферм, чтобы через несколько лет перевести сельское хозяйство этих стран полностью на базу крупных капиталистических предприятий.
      Итак, что же получается? Буржуазия остается? буржуазией, хотя процесс концентрации капитала все больше, и больше сжимает круг «сильных мира сего». Мелкая буржуазия катастрофически редеет, хотя и пытается еще выкарабкаться на поверхность, веруя в мифы «свободного» предпринимательства. Но в первом случае она пополняет совершенно четко класс пролетариев. Во втором пока что остается сама собой, хотя и являет самую жалкую картину. Заметно растет лишь армия наемного труда, вбирая в себя, как и сто лет назад, всех тех, кто не удержался в собственниках любого калибра.
      В пользу своей теории «индустриализаторы» приводят еще один довод, который в изложении американского экономиста А. Берли звучит приблизительно так: промышленная собственность не в большей степени частная, чем место для сидения в вагоне метрополитена. Таким образом, частная собственность как исходная категория буржуазного общества объявляется несуществующей. Все граждане «бывшего капиталистического общества» теперь якобы капиталисты в «новом» обществе, теперь, мол, в равной степени учитываются интересы каждого. «Труд» и «капитал» официально признаются «равноправными» факторами производства (терминология западногерманских «индустриалистов»). В некоторых капиталистических странах, как, например, в Швеции или ФРГ, этот тезис пытаются подкрепить созданием на частных предприятиях «советов», куда входят представители рабочих и администрации. Такие «советы» имеют задачей создавать видимость реального участия рабочих в делах предприятия и вместе с тем побуждать трудящихся на творческую активность. На деле же эти «советы» — лишь придаток капиталистического механизма управления «делом», потому что им заказано вторгаться в финансово-экономическую сферу деятельности предприятий. Они должны способствовать увеличению прибыли, но вопросы ее распределения вне их компетенции.
      Главный трюк, с помощью которого стремятся одурачить рабочий класс капиталистических стран, — создание иллюзии «участия в прибылях». Мало того, что это должно удержать рабочих от борьбы с предпринимателями. «Культ прибыли» должен подталкивать рабочих на увеличение производительности труда, делать их заинтересованными в улучшении производства. Поверившие в него рабочие добровольно впрягаются в упряжку собственной эксплуатации. Их внимание оказывается прикованным к фокусу классовых интересов буржуазии, и подлинные интересы остаются непонятыми или неувиденными.
      Один из способов такого массового надувательства — распространение мелких акций среди рабочих и служащих и вообще всякой «мелкой сошки». Наибольших масштабов он достиг в Соединенных Штатах Америки, где внедряется уже около пятидесяти лет. Здесь к концу 60-х годов число акционеров достигло 28 миллионов человек и выросло с 1927 года в 5 — 6 раз. Это свидетельство того, насколько укоренился в умах рядовых американцев миф «неокапитализма», насколько действует на людей общая атмосфера погони за долларом, когда со всех сторон подхлестывают и подгоняют: становись собственником, обеспечь себе будущее, как «все», кто уже обзавелся акциями доходных предприятий. Одновременно это свидетельство того большого значения, какое американский капитализм придает мифу об участии трудящихся в прибылях, который психологически довлеет над многими американскими рабочими.
      Распространяя среди рабочих и служащих своих предприятий мелкие акции своей компании, капиталисты не только пытаются накинуть узду на рабочее движение, не только пытаются таким образом стимулировать рост производительности, но открывают еще и дополнительный источник капиталовложений: рабочие кредитуют предпринимателя (да еще по ничтожнейшей ставке) и при этом еще должны думать, что капиталист им благодетельствует! Но, может быть, трудящиеся и действительно очень выигрывают? Может быть, сделавшись акционерами, они и в самом деле становятся совладельцами предприятия и могут участвовать в решении его судьбы, а значит, и собственного счастья?
      Вот оно, поле психологической войны, где создание впечатления, дутых представлений заменяет научно обоснованные доказательства и где «манипулирование» массовым сознанием с помощью социальной лжи вытесняет логику истинных фактов и аргументов. Как не напомнить тут горьковские слова: «...Если ты живешь в соседстве с человеком жадным, нравственно тупым и подлым, ты должен знать, что этот человек всегда твой враг и — как бы мягко он ни говорил — он лжет, что бы он тебе ни обещал — обманет, негодяй!» 1
      Приобретение акций для большинства мелких служащих и рабочих — дело не добровольное, а принудительное, оговоренное в трудовом соглашении с предпринимателем. Вот как оно выглядит на тех предприятиях во Франции, где принят проект «ассоциации труда и капитала», принадлежащий экономисту Луашо. По контракту ежегодно 2 процента от массы заработной платы рабочих и служащих предприятия перечисляются на счет предприятия. На каждого работника в среднем приходится по 480 франков. Вроде бы накопления! Но в течение 5 — 10 лет акции на руки не выдаются, а прибыль с такого блокированного капитала всего 14,4 франка в год. Даже если рабочий наберется терпения и будет ждать эти десять лет, что очень выгодно капиталисту (и деньги в кармане, и закрепляется рабочая сила, причем растет квалификация рабочих и т. п.), то и тогда он получит не те акции, которые имеют капиталисты и которые котируются на бирже. Нет, продать свои акции и реализовать таким образом накопления рабочий практически не в состояний, так как его «ценные бумаги» никто не купит: слишком низок процент прибыли (три процента) — и никакого права голоса в правлении!
      Это не исключительно французское явление. Тот же отработанный механизм узаконенного мошенничества действует в США, только на более Широкую йогу, чем в Европе. Но и здесь «ларчик» открывается просто: Рабочий или мелкий служащий получают, нередко принудительно, вместо части зарплаты в среднем 2 — 3 акции в год (больше нельзя — тогда сразу станет ощутим урон, который несут рабочие). Доход двух таких акций компании «Стандарт ойл оф Нью-Джерси», например, не превышает 2,5 доллара в год. По данным, приведенным еженедельником «Нью-Йорк тайме мэгэзин», это еще не так плохо, потому что у основной массы держателей акций в США их номинал в среднем 5 — 10 долларов. Такой «капитал» не «принесет» и 2,5 доллара в год.
      В общем же картина такова: в руках 1,6 процента держателей акций находится 80 процентов стоимости всей массы этих ценных бумаг на американском рынке. Остальные 20 процентов распылены между 98,4 процента так называемых держателей. Удельный вес «акционеров» из армии наемного труда 28 процентов (в 1927 году 12,5 процента), но только 1,6 процента — 100 среди полуквалифицированных и неквалифицированных рабочих.
      Двадцать процентов наемных работников в США, имеющих акции капиталистических предприятий, — служащие плюс квалифицированные рабочие и 45 процентов — администраторы, иногда к тому же являющиеся совладельцами предприятий. В последнем случае их акции не та филькина грамота, которую получают рабочие. Акции рабочих входят в так называемый «доверительный фонд» и не могут быть предъявлены к голосованию на общем собрании акционеров. К тому же, например, в компании «Эссо Стандарт ойл» стоимость всех акций, принадлежащих рабочим, не превышает 1 процента от акционерного капитала. Акции высшего административного персонала — акции «нормальные», капиталистические, имеющие вес и приносящие прибыль. Но буржуазные пропагандисты валят их в одну кучу с мелкими, чтобы увеличить сумму акций, принадлежащих наемным работникам, и получить таким манером еще один козырь в психологической войне буржуазии против собственного народа.
      Таким образом, широко рекламируемое в западном мире «участие» трудящихся в прибылях капиталистических предприятий никак не может свидетельствовать о социальной нивелировке в современном капиталистическом обществе. Всякого рода «народные», «рабочие» (как их называют, например, в Дании) и т. п. акции оказываются при ближайшем рассмотрении выгодными капиталистам, а не трудящимся. Выгодными вдвойне — и материально как источник кредитования, и идейно-психологически, позволяя поддерживать в обществе видимость исчезновения классов.
      Рост самосознания трудящихся классов, огромное революционизирующее влияние Советского Союза и других социалистических стран заставляет становиться на дорожку мнимого «примирения классов» не только идеологов развитых капиталистических стран. Правители феодальных и полуфеодальных владений также пытаются одурманить массы демагогией «бесклассовое™»-Отчаянная бедность трудящихся, контрастирующая с великолепием горстки богачей-эксплуататоров, заставляет идеологов новоявленного социализма (в рамках абсолютной монархии) обращаться к чисто психологическим приемам внушения, использованию религиозной терминологии, традиционных представлений и предрассудков. В Непале внедряется сейчас разработанная королем Махендрой теория «панчаэт». Используя указанные элементы социальной и религиозной психологии, эта теория провозглашает лозунг построения в Непале бесклассового общества через примирение классов.
      Люди должны быть друг к другу добры, журчит «панчаэт» на языке лам, должны стремиться к самопознанию, им не нужны столкновения и споры. Фальсифицируя понятия «классы» и «классовая борьба», официальная непальская идеология сводит к этим невинным рассуждениям сложную проблему и пытается создать видимость возможности социальной гармонии в рамках традиционных полуфеодальных отношений, что сделало бы возможным и сохранение монархии в Непале. Незамысловатый трюк «панчаэт» сводится к объявлению следующих критериев «классового деления»: пол, возраст, профессия. Молодежь и старшее поколение, мужчины и женщины, рабочие — крестьяне — интеллигенция — буржуазия (тоже «профессия») — вот классы Непала в интерпретации «панчаэт». Действительно, какие могут быть непримиримые разногласия между людьми при таком делении, когда нет и намека на имущественные различия? Философия наивная, но она и рассчитана на наивных религиозных и забитых людей.
      Несколько слов о «классово-нейтральной» позиции «индустриального» государства. Эта ложь буржуазной идеологии, пожалуй, самая уязвимая. Она разоблачается каждый день самой практикой буржуазной системы, государственно-монополистического капитализма. Мало того, что она неприкрыто потворствует крупнейшим концернам. Современное капиталистическое государство, взяв на себя роль арбитра в больших трудовых конфликтах, вновь напрочь отбросило либеральные разговорчики, убаюкивавшие доверчивых простаков, и стало той черной силой, которая, как десятки лет назад, в открытую подавляет трудящихся.
      Чего стоит один только принятый в 1971 году английским парламентом закон «Об отношениях в промышленности». Он отменил многие самые существенные права профсоюзов, ограничил право рабочих бастовать (вот тебе и «свобода личности», «свобода продавать свой труд»!), карает тюрьмой организаторов и участников «неофициальных» забастовок. А какой великолепный образец «беспристрастия» демонстрируют сегодня Соединенные Штаты во время валютного кризиса, результата авантюристической внешней и внутренней политики правящих кругов Америки! Правительственная программа «чрезвычайных» мер по спасению страны от общеэкономического кризиса прямо и недвусмысленно предусматривает «передачу корпорациям средств, принадлежащих населению США». Президент «заморозил» заработки, но не ограничил прибыли монополий, банков, вкладчиков капиталов (видите, как важно иметь поболее числом «вкладчиков-акционеров», — можно сказать, что эга мера отражает «широкие интересы американского народа»). «Замораживание, — отмечает исполком АФТ — КПП, — не распространилось на прибыли с капиталовложений, ставки банковского процента, цену на землю»2. Правительства капиталистов не могут прикидываться беспартийными, когда речь идет о доходах капиталистов.
      Существенное значение в системе аргументов, которые выдвигают нынешние буржуазные идеологи в подтверждение своих идей, имеет тезис: «Классовая борьба уступила место «классовой гармонии», «классовому сотрудничеству». Это положение исключительной важности, так как именно в нем раскрывается весь смысл того нагромождения натяжек и умалчиваний, аргументов и доказательств, рассуждений и лукавого мудрствования, какими отмечается теория «единого индустриального общества» и чем она, наверное, и отличается от непритязательного буддийского мифа непальского короля.
      Какими бы силами устрашения и подавления рабочего класса ни владела буржуазия, опыт многовековых выступлений трудящихся показывает ей, что жестокость и коварство не дают достаточных гарантий от революций. Ее главная мечта поэтому — подорвать саму решимость, саму боевитость рабочего класса. Ибо «только борьба воспитывает эксплуатируемый класс, только борьба открывает ему меру его сил, расширяет его кругозор, поднимает его способности, проясняет его ум, выковывает его волю».
      Разговоры о классовом сотрудничестве и слиянии всех слоев общества вращаются все время вокруг одной-единственной мысли — отвести классовую энергию трудящихся в русло буржуазных, мещанских забот, обывательской психологии и заботы о процветании капиталистического предприятия, на котором они работают, и буржуазного общества, в котором они живут. Однако с помощью подобных уловок буржуазным идеологам удается пока что обманывать известную часть рабочего класса, мелкой буржуазии и других социальных слоев, но только временно и неполно.
      Во всяком случае, достаточно взглянуть на таблицу, отражающую динамику забастовочного движения в капиталистическом мире, чтобы разговоры о классовой гармонии в нем прозвучали тем, что они есть на самом деле, — пустой болтовней: 1965-й — 26 миллионов бастующих, 1969 год — 60 миллионов, 1970 год (первые шесть месяцев) — 63 миллиона. Там, где трудящиеся научились видеть свои подлинные интересы, пусть еще не полностью, пусть даже в рамках чисто демократических требований в политике, «экономических требований в пределах капитализма в экономике» 2, они прекрасно ориентируются в настоящих ценностях и не принимают уверений буржуазии за чистую монету.
      Годы 1970 — 1971-й показали, что даже в тех странах Европы, где буржуазии удалось установить тесный контакт с правыми социалистами, социал-демократами и с их помощью долгое время держать рабочее движение в узде, — в Швеции, Дании, Исландии, Норвегии — «классового мира» не хватает теперь даже на пропагандистские выступления. Легенда о неком «скандинавском социализме», как мы видели на примере «шведского социализма», разлетелась в дым, когда по Северной Европе прокатились волны массовых забастовок.
      Идея «классовой гармонии», якобы царящей в современном капиталистическом обществе, находящемся на стадии «индустриального», не выдерживает первого же столкновения с фактами классовой борьбы, как и все другие идеи, лежащие в основе доказательств «правильности» современных буржуазных теорий общественного развития.
      Критическое ознакомление с основными теоретическими поползновениями «индустриалистов» и «конвергенцев» показывает, что даже наиболее добросовестные и последовательные из них (есть на Западе и такие), будучи ослеплены стремлением во что бы то ни стало сохранить систему частной собственности, не способны увидеть подлинных движущих сил истории. Но зато они владеют искусством фальсификации, подтасовки фактов, легко закрывают глаза на факты очевидные, но никак не укладывающиеся в их «индустриально-беспартийную» схему. Их «научные» доказательства «конца идеологии», «исчезновения классов», «прекращения классовой борьбы» и «воцарения классового сотрудничества» в развитых капиталистических странах — модернизированное шарлатанство высшей марки, шарлатанство XX века. А шарлатанство всегда и везде искало себе поддержку в использовании всевозможных приемов чисто психологического давления на людей, раздувании истерии, взвинчивании социальных настроений, эксплуатации предрассудков, в разгоряченной атмосфере которых тонул голос разума.
     
      «ИЗНИЧТОЖНТЕЛИ»
     
      Один из деятелей рабочего движения Западной Германии заметил, что теперь за столом переговоров между предпринимателями и рабочими всегда присутствует незримый третий партнер — Советский Союз — и его присутствие оказывается тем более ощутимым, чем больших успехов он добивается.
      Да, они боятся революционизирующего воздействия марксистско-ленинских идей и, чтобы предотвратить их распространение, идут порой на значительные уступки. Когда в 30-е годы правящим кругам США пришлось заняться проблемой ликвидации безработицы, президент США Ф. Рузвельт откровенно объяснял причины такой «заботы» капиталистов о трудящихся: «Мы против революции. Поэтому мы объявили войну тем условиям, из которых вырастают революции». Однако эта «война» буржуазии всего лишь стремление замазать очевидные, бросающиеся в глаза пороки капиталистической системы.
      Для того чтобы не было условий, «из которых вырастают революции», нужно уничтожить сам капитализм как систему эксплуатации человека человеком. Вот почему буржуазия все больше внимания уделяет борьбе с марксизмом-ленинизмом — единственной действительно революционной теорией современности, которая недвусмысленно и последовательно выступает за ликвидацию частной собственности на орудия и средства производства, без чего разговоры об отказе от капитализма — обман, рассчитанный на простаков. Буржуазия не просто «больше» внимания уделяет борьбе с марксизмом-ленинизмом, а бросает на эту борьбу все свои силы.
      И все-таки остановить победную поступь марксизма-ленинизма буржуазии не под силу. На земле существуют социалистические страны — их влияние неуклонно растет, а пример делается все заразительнее. И от этого никуда не уйдешь. На глазах буржуазии коммунистические идеи проникают в самые отдаленные уголки земного шара, растет и крепнет всемирная армия коммунистов-ленинцев. Добропорядочный буржуазный социолог Д. Тредголд, профессор института по дальневосточным и русским делам при университете Вашингтона (США), после долгих размышлений и внутренней душевной борьбы пришел к твердому убеждению: «Коммунизм как идеология сейчас оказывает на западный мир больше влияния, чем в любое время, начиная с 1930-х годов или даже раньше».
      Во многих освободившихся от колониализма странах самыми популярными идеями становятся идеи социализма, и, наоборот, само слово «капитализм» делается бранным. Это и естественно, потому что «особенно в экономической области (то есть там, где легче и зримее обнаруживается связь между потребностями, интересами и ценностями. — В. А.) коммунизм является единственной идеологией, которая оказалась в состоянии выполнить взятые на себя обязательства... Демонстрация эффекта его материальных достижений в некогда экономически отсталой стране, каким был Советский Союз, блестяща». К тому же капитализм в достаточной мере показал и продолжает показывать в этих странах свой разбойничий характер и жестокий нрав. Значительная часть стран «третьего мира» провозгласила своей целью строительство социализма. Многие заявили, что идут по некапиталистическому пути развития. Сегодня перед идеологами капитализма во весь рост встала задача помешать переходу народов освободившихся стран на позиции научного социализма. Пока народы этих стран не восприняли марксизма-ленинизма, пока там господствуют заблуждения, будто социализм может основываться на мелкой собственности (как говорил В. И. Ленин, она ежедневно, ежечасно рождает капитализм), в них остается достаточный простор для капиталистов, особенно для мощных всемирных монополий, научившихся и в новых условиях обирать бывшие колонии.
      Но как только доходит до открытого идейного спора с марксизмом-ленинизмом, буржуазия оказывается беспомощна: у нее отсутствует сколько-нибудь убедительная социальная теория, которая открывала бы народам перспективу прогресса и счастья. В этих обстоятельствах родилась новая тактика антикоммунизма. Раньше буржуазия старалась опровергнуть марксизм-ленинизм. Сейчас, поняв, что это ей не под силу, она всячески пытается дискредитировать марксизм-ленинизм, усиленно проповедует теорию плюрализма идеологий, внеклассовое, идейной терпимости и аполитичности.
      С Марксовой теорией идеологи буржуазии пытаются покончить, «списав» ее в XIX век.
      «Изничтожители» марксизма идут по пути противопоставления марксизма ленинизму, приписывают ленинизму узконациональную значимость, объявляют его действительным только для одной-единственной ситуации, которая сложилась в конце первой мировой войны. Но исторические факты не согласуются с их домыслами. Под знамена марксизма встают новые и новые страны и, руководствуясь ленинскими идеями о строительстве социализма, уверенно идут по этому пути. Не смущает «изничтожителей» и то, что при всем желании — и при условии маломальской добросовестности — не найти в ленинских идеях и делах расхождений с Марксовым методом И основными положениями марксистской Теории. Потому-то защитники капитализма, борясь с марксизмом-ленинизмом, очень часто оперируют фальсификациями, рассчитанными на людей, неосведомленых в существе марксизма-ленинизма. Некоторые идеологи буржуазии идут дальше, считая, что против марксизма надо выступать, «перенимая его, то есть ставя проблемы, которые он ставит, и давая им решения, которые охватывают и преодолевают решения, предлагаемые им».
      С такими предложениями выступил автор вышедшей в 1969 году в Нью-Йорке книжонки под характерным названием «Может ли капитализм соревноваться?». С целью «охватить и преодолеть» марксизм-ленинизм он призывает «отобрать у коммунистов слово «социализм* и преподносить его развивающимся странам в виде одной из моделей капитализма»2. У них, у капиталистов, видите ли, социализм, а у коммунистов невесть что! Трудящиеся тяготеют к социализму, для них он несомненная ценность жизни, и буржуазия, используя уже знакомые нам приемы фальсификации, стремится привить массам извращенное понятие социализма. Как указывал В. И. Ленин: «Диалектика истории такова, что теоретическая победа марксизма заставляет врагов его переодеваться марксистами»
      Пытаясь подорвать доверие к единственно научной теории революции среди пролетариев и других представителей трудящихся, буржуазия хочет увести их в сторону от марксизма-ленинизма, заставить искать каких-то иных идей для руководства к действию. Подталкивая народные массы к поиску новой — немарксистской — теории общественного развития, пусть под названием «социалистическая» (буржуазия ведет тут большую игру и готова на значительные издержки), или о скором исчезновении грани между капитализмом и социализмом, идеологи буржуазии имеют в виду, что и то и другое на данном этапе равнозначно привитию массам идейной терпимости. От идейной терпимости рукой подать до аполитичности и безыдейности, под покровом которых процветает буржуазная идеология.
      Недаром, видимо, буржуазная пропаганда не удостаивает все остальные так называемые «социалистические» теории и сотой доли того внимания, какое уделяет марксизму-ленинизму, пытаясь снизить его влияние на массы. Конечно же, абсолютно не случайна готовность буржуазии закрывать глаза на псевдореволюционеров типа Маркузе, чьи метафизические построения антикапиталистических теорий уводят революционные элементы в сторону от правильных политических решений.
      Столь же не случайна снисходительность и даже известная благожелательность, которую демонстрирует буржуазная пропаганда по отношению к ренегатам, создателям псевдомарксистских организаций. Так, например, ренегат из Датской коммунистической партии Аксель Ларсен с его народно-социалистической партией, расплывчатая программа которой нашпигована марксистской терминологией и сдобрена махровым антисоветизмом, пользовался необычайной популярностью на страницах консервативных и откровенно правых изданий («Берлинске Тидине», «Политикен» и др.). Антикапиталистическая фразеология не пугает буржуазию, и она идет на оказание «народным социалистам» косвенной поддержки, чтобы значительные в стране левые силы не ушли к коммунистам. Буржуазным же изданиям выгодно спекулировать на материалах о мнимых «социалистах» типа Ларсена как представителя законной парламентской оппозиции и создавать видимость объективности и всесторонности. К тому же, как заметил по этому поводу замечательный датский писатель-коммунист Гане Шерфиг, буржуазная пропаганда «не против расплывчатого левого социализма, или анархизма, или революционной астрологии, потому что психологическая война в настоящее время — это тридцать лет подряд борьба против Советского Союза».
      Тактика, рассчитанная на «охват и преодоление» марксизма-ленинизма, по существу своему тактика «краденых лозунгов», несмотря на все затрачиваемые на нее усилия, не приносит плодов, на которые хотели бы рассчитывать ее вдохновители и организаторы. «Изничтожение» марксизма-ленинизма «теоретическими» способами, даже путем подлога, путем жонглирования ценностными категориями не может отвратить от тяготения к подлинным целям научного социализма всех тех, кто по самой логике исторического развития рано или поздно должен прийти к нему. Понимая это, буржуазия обращается к методам психологической войны, чтобы любой ценой оболгать, очернить, исказить, обойти идеи коммунизма, сделать коммунизм пугалом и средством устрашения.
      Как говорится в Программе КПСС, основным содержанием антикоммунизма «...является клевета на социалистический строй, фальсификация политики и целей коммунистических партий, учения марксизма-ленинизма»2. В практике антикоммунизма отчетливо прослеживаются две линии. Одна — антикоммунизм для капиталистического мира и развивающихся стран. Вторая — антикоммунизм для социалистических стран.
      Первая линия проводится шумно, в самых крайних выражениях и выпадах, здесь нет недопустимых приемов, любые средства хороши, здесь лгут нещадно, бессовестно, обвиняя коммунизм и коммунистов во всех смертных грехах. Ее задача запугать людей призраком «страшного коммунизма» и тем самым предупредить саму возможность обращения людей к коммунистической литературе и установления контактов с «красными». Одновременно предусматривается устрашение тех, кто так или иначе пользуется марксистской литературой и поддерживает связь с коммунистами.
      Средства, с помощью которых терроризируют людей антикоммунизмом, самые широкие. Это официальное законодательство (типа американских законов Маккарэ-на — Вуда и Тафта — Хартли), запрещающее коммунистам занимать посты в государственных учреждениях и выборные должности в профсоюзах. Аналогичные законы имеются во многих капиталистических странах. Это судебные инсценировки (как судебный фарс над Анджелой Дэвис). Это убийство в американской тюрьме коммуниста Джексона. Это списки «подрывных» организаций, которые ведутся органами безопасности. Это картотеки «красных» и «розовых» элементов, подлежащих превентивному аресту при введении чрезвычайного положения. Это законсервированные на такой случай концентрационные лагеря, красующиеся посреди мирных пейзажей как реклама антикоммунизма и пугало для инакомыслящих, для всех, кто не согласен с диктатурой монополий. Это регулярный учет лиц, читающих «подрывную» литературу в библиотеках, приобретающих коммунистические издания, включая газеты и проспекты. Наконец, это массированная психологическая атака всеми средствами духовного воздействия на коммунистические идеи и социалистический образ жизни.
      .Антикоммунизм — орудие монополистического капитала, флаг империалистической политики, прикрытие реакционных политических режимов и акций. Под шум антикоммунистической истерии оправдывают милитаризацию («защита» от коммунистической опасности»), обосновывают реакционную внешнюю политику («помешать захвату мира коммунистами»), объясняют развязывание агрессивных войн (как это случилось только за последние годы во Вьетнаме, Лаосе, Камбодже, на Ближнем Востоке) и вмешательство во внутренние дела других стран (как это было в Доминиканской Республике, Гватемале, Ливане).
      Как писал американский профессор С. Ленз, «коммунистическая опасность должна постоянно поддерживаться в американском сознании, если от страны хотят добиться горы денег на вооружение». Не отстают от американского империализма и его союзники. Запугивание «красной угрозой» идет по всем линиям и координируется из штабов и политических центров НАТО. В редакции крупнейших буржуазных органов печати, радио, телевидения, кино Западной Европы в изобилии поступают всевозможные материалы, один другого страшнее, о «советской опасности для европейцев». Тут и брошюры, и статьи, и разработки, и подборки, и вопросники с ответами, и схемы, и таблицы, и пестрые диаграммы. Тут, наконец, и красочная карта Европы, на которой колоссальный красный солдатище в сапожищах на целую Италию вместе с Грецией горой нависает над тщедушным натовским пехотинцем. И комментарий к карте: «Мы видим, что разоружение опасно. Весьма опасны и шаги к сокращению вооружений».
      Антикоммунизм исключительно удобен для реакции, Под видом борьбы с коммунизмом оказываются осуществимыми любые авантюры — как военного, так и политического свойства. Говоря словами баснописца, «тому в истории мы тьму примеров сыщем». Гитлер прикрывался антикоммунизмом, чтобы прийти к власти и извести в Германии всякий намек на демократию, уничтожить всякую оппозицию. Под видом мер по. «предотвращению коммунистической» инфильтрации в рабочие организации ограничены в своих действиях американские профсоюзы. Под вопли о заполнении Греции «красными» агентами к власти в Афинах пришли «черные полковники», разогнавшие затем даже самые добропорядочные буржуазные партии и организации. Лозунги антикоммунизма стали орудием войны с демократией — той самой демократией, которую буржуазия упорно превозносит в качестве приманки для масс, но сама она не только не хочет, но уже и не в состоянии следовать ее букве и духу. Когда капиталистические киты подминают под себя их демократию, понимаемую в первую очередь как «свобода» предпринимательства для немонополистической буржуазии, мелкие и средние буржуа в лучшем случае могут шуметь в своей прессу. Они бессильны сохранить для себя собственную «демократию».
      Исключительно важное место в системе антикоммунизма занимает антисоветизм. Понимая роль СССР для мирового революционного движения, «реакционные силы сделали антисоветизм главной линией своей борьбы против коммунистических партий» — очень точно сформулировал эту мысль Альваро Куньял, Генеральный секретарь Португальской коммунистической партии, в своем выступлении на московском Совещании коммунистических и рабочих партий в июне 1969 года.
      Советский Союз — живое, яркое олицетворение и заразительный пример завоеваний трудящихся, взявших власть в свои руки и вставших на путь коммунистического строительства. Советский Союз — это бесспорный и общепринятый символ коммунизма. Нанося удар по престижу Советского Союза, буржуазия стремится нанести удар по всему делу коммунизма, дискредитировать марксизм-ленинизм, лишить его привлекательности как светоча и надежды народов, внести разлад в ряды коммунистов мира. Все средства духовного воздействия, которыми располагает буржуазия, нацелены на создание самого ложного, самого неправдоподобного представления о сущности Советской власти, о социалистической демократии — демократии для трудящихся, о тех процессах, которые происходят в нашей стране, и т. п.
      Антисоветизм занимает в антикоммунистических кампаниях ведущее место еще и потому, что для разжигания милитаристского угара нужен конкретный объект. Разговоры об угрозе коммунизма приобретают в антисоветских россказнях плоть и позволяют представлять ее в виде реальной «агрессивности Советского Союза». Скажем, меры Советского правительства по поддержанию обороноспособности страны на современном уровне, достаточном для защиты завоеваний социализма, постоянно обыгрываются для раздувания военных бюджетов. Всякий раз, когда в парламентах ведущих империалистических держав обсуждаются военные ассигнования, в буржуазной прессе вдруг выплывают подсчеты и сопоставления: у СССР столько-то подводных лодок и атомных боеголовок (словно это им доподлинно известно), а у нас, караул, не хватает! Как будто действительно дело в этом, а не в том, что военные монополии инспирируют пропагандистский ажиотаж, чтобы под шумок выжать новые выгодные заказы.
      Таким образом, в своем стремлении «изничтожить» марксизм-ленинизм как притягательную для масс идеологию буржуазные идеологи и пропагандисты не останавливаются ни перед чем. В странах капитала антикоммунизм раздувается всеми возможными способами — от грубых, примитивных приемов запугивания до утонченных форм психологического «манипулирования». В империалистической пропаганде на страны социализма антикоммунизм, по тактическим соображениям, подается преимущественно методами психологической войны.
      Эта вторая линия антикоммунизма не отличается от первой в каких-либо существенных чертах по целям и содержанию. Однако задачи ее несколько отличны, учитывая факт победы в этих странах социалистических отношений. При сохранении общей конечной цели — «изничтожения» марксизма-ленинизма и продления таким образом жизни всему капиталистическому строю — антикоммунизм, предназначенный для социалистических стран, должен внешне способствовать разложению морально-политического единства народов этих стран. В связи с этим в последние годы подверглись пересмотру формы и методы проведения этой второй линии антикоммунизма. Центральное место среди них заняли идеологические диверсии — особое оружие психологической войны.
     
      ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ АФЕРИСТЫ
     
      Двести с лишним часов в сутки в эфире Советского Союза на разные голоса звучат больше тридцати радиостанций капиталистических стран. Для этого используются сотни крупнейших передатчиков и ретрансляторов. Вдоль границ социалистических государств строятся новые и новые радиостанции (одна из мощнейших — на греческо-болгарской границе в Кавале). Они должны обеспечить надежное перекрытие всей территории передачами антисоциалистического характера. Мода и музыка, танцы и живопись, казалось бы, совсем далекие от классовых схваток, делаются орудием политической борьбы. К ней привлечены сотни научных учреждений в капиталистических странах с тысячами ученых — психологов, философов, социологов, историков, этнографов, антропологов, не говоря о специалистах по радиотехнике и телевидению. Вкупе с мастерами «тайных дел» они заняты разработкой стратегии и тактики идеологической и психологической войны против стран социализма, применительно к условиям победившего там социализма и с учетом изменившегося соотношения сил между лагерями капитализма и социализма.
      Совсем еще недавно стратеги антисоветизма рассчитывали на существование в Советском Союзе и других социалистических странах некой массовой оппозиции. Они полагали, что стоит призвать к свержению Советской власти и посулить вооруженную помощь, как начнутся мятежи, и западным державам останется только решительным ударом добить коммунистов. Еще в 1956 году об этом открыто писал известный американский публицист С. Сульцбергер: «США готовы, если понадобится, поддержать с помощью вооруженной силы любую контрреволюцию в Восточной Европе».
      Для консолидации этой мнимой оппозиции в конце 40 — начале 50-х годов западными разведками по нелегальным каналам засылались в СССР сотни агентов. Множество воздушных шаров несли груз антисоветской литературы. Империалистические пропагандистские органы вели самую разнузданную агитацию населения социалистических стран к саботажу, массовому неповиновению народной власти, наконец, к ее вооруженному свержению и уничтожению коммунистов. Взамен они обещали восстановление буржуазных порядков и помощь западных держав. Безрезультатно.
      Попытка осуществить свержение социалистического режима по разработанному на Западе рецепту: внутренний мятеж — империалистическая интервенция — провалилась. Не получив никакой поддержки в народных массах, прогорел контрреволюционный венгерский путч. Как мыльный пузырь лопнула затея в конце 50 — начале 60-х годов навербовать агентуру в социалистических странах. Вывод напрашивался сам по себе: старый арсенал средств и прежняя тактика борьбы не срабатывали. Империалисты убедились, что к массам социалистических стран бессмысленно обращаться с проповедью капитализма. Искать у нас оппозиции социализму столь же бесперспективно. «Социалистический общественный строй, прочно утвердившийся в государствах, образующих ныне мировую систему социализма, в историческом противоборстве с капитализмом доказал свою великую жизненную силу».
      Американский газетный король У. Херст-младший после поездки по Восточной Европе заключил: «В этих странах скромный труженик сейчас имеет более хороший удел и более высокий уровень жизни, чем когда-либо раньше... Социализм утвердился здесь навсегда. Никакие разговоры не изменят этого факта». Это понял на Западе не один только Херст. Об этом писал редактор популярного в свое время американского журнала «Лук» Леонард Гросс: «Большинство советских граждан считает, что у них хорошая система, которая работает на них. Они чувствуют себя в безопасности. Их не тревожат мысли о голоде, одиночестве или бедствиях». Реалистические мысли высказывает после десятилетних антисоветских теоретизирований автор одной из первых послевоенных доктрин борьбы с социализмом («сдерживания»), бывший посол США в Москве, ныне профессор Колумбийского университета Джордж Кеннан: «Силой Советскую власть не сбросить — на ее защиту поднимется весь народ, а судьба иностранной армии в России известна»
      Таким высказываниям несть числа, но не в них дело. Дело в тех практических выводах, к которым пришли руководители антикоммунистической стратегии относительно тактики идеологических операций в социалистических странах после того, как внутренняя прочность и стабильность социализма стала очевидным и общепризнанным фактом. Прямые наскоки, атака в лоб не вышли, нужно перейти к позиционной войне с упором на диверсионную деятельность — так подводилась ими черта целому периоду послевоенного антикоммунизма <на грани войны».
      От политики «прямого вмешательства» — к политике вмешательства «мирного», где основным оружием делаются «психологические операции», способные дезорганизовать внутреннюю жизнь, внести разлад и шатания, подрубить под корень мощное древо единства и убежденности народных масс социалистических стран — вот схема новой тактики империализма.
      Прежние призывы к реставрации капитализма путем вооруженной борьбы уступили теперь место идеологическим диверсиям. Их суть в проведении мер, способных вызвать идейный разброд и путаницу, идейную неустойчивость, посеять сомнения в правильности избранного курса.
      С помощью идеологических диверсий империалистические державы стремятся вызвать «эрозию» коммунизма (новейшее словцо, которое довольно точно передает смысл нового лозунга). Они стремятся размыть идейные принципы коммунизма, заменить подлинный социализм его буржуазной имитацией, противопоставить реальному социализму плюралистические модели некого «гуманизированного» социализма. Они стремятся разложить изнутри мировое коммунистическое движение путем противопоставления и сталкивания между собой национальных коммунистических партий (главным образом под лозунгом национальной специфики и отказа от солидарности с КПСС). Они стремятся расколоть единство социалистических стран и опять-таки преимущественно путем сталкивания их с Советским Союзом и нашептывания мыслей о преимуществах нейтрализма и национальной обособленности.
      Надежды на «эрозию» коммунизма это еще и надежды на распад внутренней монолитности социалистического общества. «Эрозия коммунизма устранит его монолитность, — говорится, например, в исследовании американского советолога Иеремии Эзраеля. — Только в этом случае возникает вероятность утраты советской политикой ее революционного характера. Такая ориентация на политические последствия распрей и раздоров между коммунистами, которые мечтает раздуть буржуазия методами идеологических диверсий, говорит о том, что она не оставляет мысли о постепенном перерождении социализма в капитализм образца «индустриального общества», на возможность взрастить на разрыхленной почве идейной и политической неразберихи апатичное отношение к классовой борьбе и целям коммунистического строительства, международной солидарности пролетариев всех стран.
      Организаторы идеологических диверсий и тотального психологического наступления на социализм особые надежды возлагают на раздувание внутрипартийных и межпартийных дискуссий, они полагают, что партиям, увязшим в спорах и диспутах, в междоусобицах, будет не до классовых боев с буржуазией, такие партии теряют свою стойкость, политическую заостренность и активность — вот она, «утрата революционного характера», по Эзраелю.
      Логика рассуждений идейных противников социализма такова. В процессе внутренних столкновений, будь то в партии или в обществе в целом, империалистическим силам может оказаться не так уж сложно вклиниться в споры, например, со своими идеями «терпимости» и призывами к «всеобщей свободе», «демократии для всех», подразумевая, как это было еще на заре Советской власти, что речь идет о «свободе для буржуазии». Стремясь получить свободу для собственных отступлений от выработанной сообща линии партии, те или иные элементы сначала невольно, по законам формальной логики, начинают допускать мысль о необходимости «свободы для всех». Им может нравиться мысль о возможности политической нейтральности для каких-то общественных групп или отдельных лиц, потому что это оправдывает их собственное поведение (нежелание подчиняться, скажем, воле большинства, что общепринято в социалистическом обществе и коммунистических партиях). Затем такие элементы ищут себе союзников и поддержку в лице людей и сил, которые проявляют «сочувствие или понимание» к их настроениям и делам. Эти элементы — готовая жертва буржуазной пропаганды, хотя многие из них еще этого не замечают.
      Такова психологическая подоплека эксплуатирования реакцией идеи «эрозии» коммунизма.
      Сейчас, когда средства пропаганды, которыми располагает мировая буржуазия, намного мощнее и гибче, чем пятьдесят лет назад, и могут намного свободнее перешагивать через государственные границы, у империалистических сил появляется множество новых возможностей. Они в состоянии непрерывно приспосабливаться к обстановке, учитывать всяческие нюансы в развитии событий и соответственно менять идейно-психрлогический заряд, подделываясь под настроения потенциальных раскольников.
      Как показали чехословацкие события 1968 года, при отсутствии энергичного и всестороннего противодействия со стороны внутренних органов пропаганды и информации, всей системы идейно-политического воспитания масс враждебная социализму пропаганда империалистических держав может представляться в роли «сочувствующего». Выступая в этом качестве, она подталкивает не очень разбирающихся в теории и истории людей, даже преданных делу социализма, на шаги, наносящие этому делу тяжелейший вред.
      Чехословацкие события еще раз подтвердили также и то, что для империалистических держав отнюдь не утратило своего значения стремление сколотить в социалистических странах какую-либо оппозицию. Если бы это удалось, то согласно знакомой уже схеме проявилась бы активная сила, которая должна была обмануть народ демагогическими лозунгами и в удобный момент, под видом защиты дела социализма, повести страну к реставрации капитализма.
      Для достижения этих целей у империалистических разведок и пропагандистско-диверсионных служб соединены усилия и выработан единый план действий, план психологической войны. Во главе угла этого плана — поиск людей, недовольных своим положением в социалистическом обществе, людей, которых нетрудно навести на мысль, что личного успеха можно было бы достичь в условиях иной социальной системы, индивидуалистов, чьи личные интересы находятся в конфликте с коллективными, общественными; поиск антисоциалистических элементов, связанных с прошлым строем мыслями об утраченном положении, капитале и пр.
      Далее схема такова. Пропаганда и разведка прямо или исподволь снабжают этих элементов платформой для объединения и совместного выступления, обнадеживают в энергичной и всесторонней поддержке. Одновременно пропаганда вводит в заблуждение общественное мнение, сеет нездоровые настроения, пытается дискредитировать коммунистическую партию и правительство. В удобный момент (какой-нибудь «день X») пропаганда и оппозиция принимаются раздувать панические настроения, распускать противоречивые слухи, распространять ложные сообщения и запугивающую информацию, натравливать различные общественные группы друг на друга и на отдельных деятелей государства и партии. Люди оказываются дезориентированными, обманутыми, растерянными, многие из них становятся послушным орудием в руках организаторов психологической войны. Именно по такой схеме разыграна была «чехословацкая операция».
      В условиях разброда, шатания, всеобщего возбуждения и междоусобицы «скрытая контрреволюция» (конечно, при условии, что для нее есть почва или ее уже удалось создать) может нанести удар в спину. Ее выступление на первых порах проходит чуть ли не под «архисоциалистическими» лозунгами. Как только она наберет силы, придет время и для «длинных ножей».
      Эти особенности тактики антикоммунизма, предназначенной социалистическим странам, и определили специфический характер атак на марксизм-ленинизм буржуазной антисоциалистической пропаганды. Посмотрим, например, каким образом в период празднования 100-летия со дня рождения В. И. Ленина империалистическая пропаганда пыталась дискредитировать ленинизм.
      Для пропагандистских органов западных держав, работающих против социалистических стран, очевидно, что оголтелый антикоммунизм и откровенно враждебное отношение к В. И. Ленину вызовут в социалистических странах самую отрицательную реакцию. Поэтому они старательно навели ретушь на свои пропагандистские клише.
      Они демонстративно признают его величие и гениальность, но это им нужно лишь для того, чтобы усыпить бдительность трудящихся и затем под видом «непредвзятых» суждений бросить тень на все великое ленинское наследие. Ничего «оригинального» в этих скрытых наскоках нет и в помине — все те же попытки показать ленинизм как некий «отход» от учения Маркса, объявить Ленина вождем только русских революционеров, а ленинизм — исключительно «русским» явлением, давно утратившим жизненность и актуальность. В попытках извратить ленинизм и его мировое значение западная пропаганда за отсутствием подлинных фактов и доказательств прибегает к привычным приемам подтасовки и махинаций, благодаря которым голословные идеологические фикции приобретают видимость- правдоподобности.
      В одной из передач «Немецкой волны» на русском языке, имевшей целью противопоставить ленинизм марксизму и тем самым заронить сомнение в научном характере ленинизма, безапелляционно заявлялось: «Маркс был сторонником безграничной партийной демократии, а Ленин отступил к диктатуре меньшинства, выраженной в принципе демократического централизма... Это ставит вопрос о либерализации в коммунистических партиях».
      Дело в том, что Маркс нигде и никогда не провозглашал лозунга «безграничной партийной демократии». Да и что означает этот лозунг? Право членов партии вести себя независимо от партийной линии, считать себя не связанными решениями партийных органов и придерживаться в теории и практике взглядов, противоречащих принятым партией позициям?
      Достаточно обратиться к историческим фактам, чтобы выяснить, что Маркс был самым категорическим противником анархии в партии и настоял на исключении из I Интернационала анархистов-бакунинцев, а также правых оппортунистов (Виллиха и Шаппера), которые считали для себя возможным образовывать внутри Интернационала «независимые» фракции. Маркс понимал необходимость критики внутри партии, а это не имеет ничего общего с «безграничной партийной демократией». «Безграничная демократия», «безграничная свобода» — любимые детища буржуазных идеологов!
      Прием, использованный авторами «Немецкой волны», в формальной логике именуется «подменой понятий». Прибегая к нему, кёльнские антикоммунисты явно исходили из того, что рядовой слушатель не знает, что говорил Маркс по тому или иному конкретному поводу.
      Вторая часть фразы: «...Ленин отступил к диктатуре меньшинства, выраженной в принципе демократического централизма». Здесь полное соответствие русской пословице: «В огороде бузина, а в Киеве дядька». Опять все поставлено с ног на голову.
      Принцип демократического централизма говорит о необходимости поддерживать в партии революционную дисциплину, без которой она превратится в дискуссионный клуб. Он говорит о том, что партийное руководство проводит в жизнь не свои произвольные решения, а решения, принятые и одобренные партийной массой и обязательные как для руководителей, так и для всех членов партии, и в этом принципе нет ничего, что расходилось бы со взглядами Маркса. На этот раз идеологические диверсанты прибегли к способу, который формулируется следующим образом: «Утверждая что-то, не беспокойся об опровержениях. Не вступай в спор, а продолжай утверждать и не думай об аргументации. Твоя настойчивость возобладает».
      Зачем антикоммунистам понадобилось поднимать вопрос о демократическом централизме, вытекает из заключительной части фразы. Они стремятся к «либерализации» партийной жизни, то есть к отказу компартий от неукоснительной внутрипартийной дисциплины, от обязательного выполнения всеми членами партии ее решений (что и подразумевает буржуазный характер лозунга). Это и понятно. В железной дисциплине и единодушии — сила партии. Без них партия теряет боеспособность. Да если бы не так, стала бы буржуазия распинаться и «радеть» за соблюдение чистоты марксистских принципов! Стала бы кричать на всех углах о том, что ленинизм ушел в прошлое и принадлежит одной только России?!
      Как писал В. И. Ленин: «Когда идейное влияние буржуазии на рабочих падает, подрывается, слабеет, буржуазия везде и всегда прибегала и будет прибегать к самой отчаянной лжи и клевете»1. Обман стал основным идеологическим оружием отживающего класса. «Мертвые хватают живых», — как говорил когда-то Маркс.
      Три строчки лжи потребовали целых страниц разбора и опровержений. Вот она, тактика антикоммунистов, тактика психологической войны, — расчет на легковерных, не умудренных опытом и знанием людей. Преподнося лжеленинизм, идеологические аферисты его тут же опровергают, ловят на противоречиях, которые только что выдумали. Главное создать впечатление, эмоциональный фон, ведь радиослушатель в большинстве случаев не имеет возможности тщательно проверить услышанное сообщение.
      В заключение главы, пожалуй, стоит обратить внимание на еще одну характерную деталь. Антиленинские материалы западных «голосов», предназначенные для социалистической аудитории, отличаются от аналогичной продукции западной пропаганды, изготовленной на широкую публику в несоциалистическом мире, не только некоторой сдержанностью фразеологии. Эта материалы более сдержанны и по тематике и по содержанию. Создавая «большой обман», как назвал общую духовную атмосферу буржуазного общества один из прогрессивных западных публицистов, пропагандисты антикоммунистических органов империализма учитывают, что имеют дело с аудиторией, где не срабатывают приемы идейно-психологического воздействия, какими они привыкли обходиться у себя дома.
     
      КУХНЯ БОЛЬШОГО ОБМАНА
     
      30 октября 1938 года северо-восток США потрясло необычайнейшее происшествие. По радио передавали инсценировку фантастического романа Герберта Уэллса «Война миров» о нашествии марсиан на Землю. Передача велась в виде репортажа с места высадки воинственных существ, которые сеяли вокруг себя смерть и разрушение. Перед тем как развернулись бои с марсианами, радиослушателей ознакомили с вымышленными сообщениями «маститых» астрономов о якобы приближавшихся к Земле «марсианских объектах».
      Сразу после начала передачи в штате Нью-Джерси, на территории которого будто бы шло побоище, поднялась невероятная паника. На дорогах теснились машины, рейсовые автобусы брались сбою. Люди стремились поскорее выбраться из опасного района. Паника улеглась только через несколько часов. На следующий день разъяренная толпа поступила со зданием радиостанции так, как в свое время поступили с редакцией «Сельскохозяйственной газеты» ее возмущенные читатели из рассказа Марка Твена.
      Радио, казалось, продемонстрировало несомненное всемогущество пропаганды. Однако, чтобы понять реакцию слушателей, надо вспомнить, какая ситуация сложилась в США к концу 1938 года.
      Не прошло еще и пяти лет после катастрофического кризиса 1929 — 1933 годов, а в Соединенных Штатах Америки вновь резко подскочило число безработных. Население страны жило в напряженном ожидании нового краха. Из Европы приходили все более тревожные сведения о приближающейся войне. 30 сентября состоялось подписание Мюнхенского договора, отдавшего Чехословакию на растерзание гитлеровской Германии. В газетах мелькали сообщения о готовящемся немецком вторжении в США. Пошли слухи о том, что нацисты якобы сговорились с южными расистами и отряжают флот на соединение с ними. Прогрессивная общественность призывала бороться с поднимающими голову фашистами. Беспокойная, возбужденная, нервозная атмосфера. В воздухе нависло чувство неопределенности, тягостного ожидания. Должно произойти нечто трагическое, что — никто не может сказать определенно, но у большинства опускаются руки.
      Под давлением обстановки в ожидании драматических сообщений у радиоприемников просиживало несравненно больше людей, чем раньше. Вот они включают приемник, и, о ужас, до слуха доносятся взрывы, перестрелка, взбудораженные голоса репортеров и диктора, сообщения об огромных потерях.
      Шесть миллионов американцев, как показало предпринятое тотчас обследование, слушало передачу «Война миров». Миллион охватила безотчетная паника. Это были те, кто включил приемник уже после начала передачи и кому не пришло в голову заглянуть в программу передач.
      Шоковая реакция от передачи «Войны миров» возникла не столько из-за ее собственных особенностей, сколько потому, что другие — и притом более существенные — социальные факторы и силы подготовили для нее почву. Все — и каждый по-своему — г ждали если не ужасного, то, уж во всяком /случае, необычайного. В< этой обстановке легко было воздействовать на эмоции тысяч растерянных людей, не способных к самостоятельной оценке событий.
      Выявилось также, что на кинувшихся спасаться сказалась не только общая атмосфера в стране, но и многие их личные качества. Первыми покинули свои дома люди малообразованные, переживающие личные неудачи, недовольные, раздражительные, нетерпимые, находящиеся в конфликте с окружающими. Такие люди более склонны, не раздумывая, поддаваться чисто эмоциональному воздействию, безотчетным чувствам.
      Возможность создания подобных ситуаций позволила французскому буржуазному социологу Лебону провозгласить, что сознание толпы «глупее» сознания отдельного индивида, поскольку в ней якобы превалирует не мышление, а инстинкты, импульсы, привычки, эмоции и поэтому ею можно управлять как стадом животных. Последователь Лебона американский социолог Богардус прямо писал, что «толпа человеческих существ находится в тесном родстве со стадом животных, стаей пчел и косяком рыбы. Из поведения стай животных человек много узнает о человеческих толпах.
      Идеи Лебона, Богардуса и других буржуазных психологов и социологов легли в основу теории управления поведением людей, составили фундамент современных взглядов капиталистического мира на управление обществом. Мастера психологической войны не замедлили взять на вооружение теорию, которая игнорирует аппарат рационального мышления.
      Наверное, вы неоднократно замечали, что на людях каждый ведет себя несколько иначе, чем наедине с самим собой. В компании (или вообще в рамках малой группы) мы считаемся со вкусами и привычками присутствующих (или других членов группы), соблюдаем какие-то правила поведения, вольно или невольно придерживаемся принятых в данном кругу взглядов и традиций («в чужой монастырь со своим уставом не ходят*). Мы не во всем свободны, мы «пристраиваемся», подлаживаемся. И все же не настолько, чтобы полностью утратить чувство реальности. Мы в состоянии оценить происходящее в компании и принять самостоятельное решение, вплоть до «выхода из игры».
      В толпе, в большом коллективе из-за ограниченности информации «из первых рук» у человека повышается эмоциональное восприятие происходящего. В результате легко создается общее настроение — страх, возбуждение, нервозность — и чувствуется как бы психологическое давление всей массы на отдельного человека. Это давление либо усиливает в человеке стремление к определенному действию (он видит, что его поступок поддержат и одобрят), либо подавляет (толпа настроена враждебно). У него уменьшается критичность к себе («я как все»), появляются ощущение силы и, что крайне важно, чувство анонимности и безнаказанности. Вот на чем и спекулируют последователи Лебона, объявляющие так называемого «массового человека» неспособным мыслить и действовать критически.
      Находясь среди большого скопления людей, действительно трудно сохранить собственное лицо. Трудно, но все же можно, в зависимости от степени личной сознательности всех и каждого. Солдат, останавливающий беспорядочное бегство своих товарищей, тоже ведь член этого коллектива. Но им руководило сознание долга и ясное представление о целях борьбы. Он напомнил о них товарищам, и, в казалось бы, безнадежной ситуации, которая только что породила отчаяние и панический страх, они вновь стали стойкой боевой единицей. Сознательное отношение к ситуации — броня от случайных обстоятельств и провокационной информации, например, слухов, которые чаще всего вызывают панические настроения. Вспомните, какие люди выступают в роли паникеров — вздорные, поверхностные, суетливые, которые не удосуживаются задуматься над тем, что они слышат и что, раздувая, передают дальше.
      Сознание, способность и возможность контролировать свои действия, высокое чувство ответственности за собственные поступки и за успех общего дела — вот что отличает человеческую массу от стада животных. К тому же не всякая масса людей — толпа и не всякая толпа — неразумное сборище. Поэтому приравнивать их — лишь выдавать желаемое за действительное. Но что остается действительным, так это стремление буржуазии превратить народные массы в толпу, которой можно было бы управлять как стадом животных.
      История с «нашествием марсиан» говорит о потенциальной возможности направлять (как говорят буржуазные социальные психологи, «канализировать») массовые настроения и стремление многих людей, даже целого народа, по какому-то пути. Конечно, если этот путь будет им казаться решением их собственных проблем — реализацией их насущных потребностей и интересов и к тому же будет соответствовать принятым среди них идеалам (ценностям).
      Почти через полтора десятка лет такую же передачу, но в другой стране и с одной «небольшой» поправкой провели уже намеренно, для того чтобы взвинтить у населения нервы и создать нужную определенным кругам атмосферу. Чего и добились. Это произошло в Перу, передача была спровоцирована реакционными силами и подхлестнула антикоммунистическую истерию. Добились этого тем, что к уже известному нам эффекту устрашающей инсценировки прибавили то, что обычное испанское слово «марсианос» («марсиане») заменили другим — «марсистас». Если принять во внимание, что «марксисты» звучит по-испански «марксистас», то цель провокации становится ясной.
      Жизнь показывает, что массы людей способна «взорвать» правдоподобная информация, которая доходит до всех и которая содержит сведения о том, каким образом можно немедленно действовать, чтобы разрядить напряженность, то есть чтобы разрешить волнующую всех проблему. И что важно для теоретиков буржуазной пропаганды, толпа в самом деле готова ответить на самый случайный, но ярко выраженный эмоциональный призыв к действию. Вот где средства информации бывают спусковым крючком для выхода наружу накопившейся в массах энергии.
      Конечно, толпу — скопление людей в одном месте — и народные массы вообще — толпу («чернь» в реакционной трактовке Лебона) — ставить на одну доску никак нельзя.
      С точки зрения «коллективного поведения», то есть совместных действий большого числа людей, и толпа, и «рассеянная масса» людей имеют некоторые схожие проявления и подчиняются некоторым совпадающим закономерностям. Толпу объединяет некий вполне конкретный общий интерес. Стремление добиться какой-то общей цели в общих обстоятельствах и заставляет людей, составляющих толпу, действовать сообща и в большинстве случаев сходным образом.
      «Рассеянная масса», жители одного населенного пункта, района, страны и т. п., или, скажем, единомышленники, живущие в разных концах какой-то территории, также объединяются общими потребностями, интересами, ценностями. Общие страхи и радости, одинаковое отношение к фактам действительности (установка, как называют его социологи), сложившееся под воздействием одинаковых условий жизни и общих идеалов, одинаковая удовлетворенность (или неудовлетворенность) их требований порождают общие настроения, общее ожидание исхода событий.
      Это свойство «коллективного поведения» как реально существующее было использовано для установления буржуазией «социального контроля» над массами. Речь идет о так называемой технике социального «манипулирования», которая, по существу, не что иное, как совокупность приемов психологической войны. По определению самих буржуазных идеологов, «манипулирование» — это скрытое, анонимное господство, осуществляемое ненасильственным образом, посредством «мелкого, незаметного» давления. Оправдывая такую систему духовного насилия и обмана, западногерманские теоретики «манипулирования» доказывают, что предлагаемые ими методы «социального контроля» не только необходимы, но и являются «законными для навязывания человеку определенного поведения, ибо в противном случае пришлось бы прибегать к насилию» Ч Неуклюжая попытка прикрыть ложь. Господствующие классы буржуазного мира до сих пор продолжают навязывать народу свою волю путем угроз, террора, физической расправы.
      Однако в современном мире буржуазия уже нуждается в таком влиянии на массы, которое заставляло бы их незаметно для себя подчинять свои кровные интересы интересам господствующего класса. И во всем: взглядах, привычках, чувствах, оценках, образе мысли и образе жизни — следовать за буржуазией, как за волшебной дудочкой сказочного крысолова.
      С помощью «манипуляции» буржуазии удается вклиниваться в процесс формирования поведения больших масс людей, отвлекать массы от понимания сущности общественных явлений. Но буржуазия отнюдь не оригинальна. Еще в Древнем Риме лозунгом «Хлеба и зрелищ» рабовладельческая аристократия уводила простонародье от желания совать нос в общественные дела.
      «Манипулятивная» техника направлена на то, чтобы делать идеи марксизма-ленинизма не только непонятными и невоспринимаемыми для масс, но чуждыми и враждебными им. Буржуазия пытается не только навязывать трудящимся свои представления о мире (ценности), но и ограждать эти ценности от преобразующего влияния прогрессивных идей. В этом квинтэссенция «психологических операций» против народных масс.
      «Манипулирование» общественным сознанием, а через него в конечном итоге поведением людей начинается со стремления превратить каждого члена общества в этакого «маленького человека». Маленького, запуганного, безликого «массового человека», стремящегося к единственной цели: зарыться в себе и своем крошечном счастье — и довольного тем, что ог него не требуют думать. Завершается оно построением для этого человека мира иллюзий, в котором он мог бы спокойно предаваться своим маленьким страстям, потакать собственным слабостям и не влезать в дела «сильных мира сего».
      «Маленький человек» создается всем укладом западного образа жизни.
      С появлением средств массовой информации: прессы, радио, телевидения, кино — возникает возможность как бы сблизить разобщенных расстоянием людей. Одновременно полученная ими информация, затрагивающая волнующие всех вопросы, пробуждает у них более или менее сходную реакцию. Не видя друг друга, не вступая друг с другом в контакт, люди как бы вместе сопереживают известия и, исходя из общих потребностей, как бы вместе принимают сходные решения.
      Массы людей способны совместно реагировать на поступающую со стороны информацию, и тем более эмоционально, чем более глубокие чувства людей она затрагивает. С другой стороны, существует объективная Ьоз-можность оказывать на массы целенаправленное воздействие. Организаторы психологической войны стремятся использовать эту возможность «упором на искусственную эксплуатацию чувств — вины, страха, беспокойства, раздражения, враждебности, одиночества».
      Капиталистическая политическая система лишает трудящегося голоса в решении его же собственной судьбы, делает пассивным и безразличным к политике. Государственная система такова, что аппарат управления, бюрократическая машина подавляют обывателя, заставляя его чувствовать себя жалким винтиком, которого могло бы и не быть. Экономическая система, которая кажется ему чудом, нависает над ним безликой силой и того гляди вообще поглотит его. Но особенно разрушающим фактором стала потребительская психология. Она воспитывается с детства. Критерием человеческого достоинства становятся деньги («он стоит столько-то долларов»), а целью жизни — накопительство, причем для «маленького человека» оно превращается в скопидомство. С пеленок прививается мысль о том, что человек родился в обществе «массового потребления». Такой образ мысли «внутренне опустошает и отупляет», констатировал западногерманский социолог Шишков, делает человека ограниченным, нелюбознательным, поддерживает его в постоянном возбуждении от боязни «неблагополучия», от страха оказаться среди неудачников, что граничит для него с «гражданской смертью». Американский историк-коммунист Герберт Аптекер вспоминает, как в годы «великого кризиса» ему неоднократно приходилось сталкиваться с новоявленными безработными, которые еще не совсем поняли, что с ними случилось, и еще не совсем освоились со своим положением и которые никак не хотели обращаться на биржу труда за пособием по безработице, чтобы не прослыть таким «неудачником».
      Особую роль в конструировании этой обывательской, узколобой психологии играет массовая реклама. Она помогает приковывать «человека с улицы» к вещам и уюту и внушать ему ужас перед перспективой все это потерять. Реклама требует быть «не хуже других», покупать, покупать, покупать. И человек погрязает в неоплатных до конца дней своих долгах. Хроническая задолженность делает его тихим и неохочим до участия в бурных событиях.
      Однако воздействие рекламы идет много дальше. Она создает искусственный спрос на вещи и услуги. Она уродует и искажает нормальные человеческие потребности, делает потребление самоцелью. Коммерческая реклама разжигает выгодное фабрикантам соревнование потребителей друг перед другом за самую последнюю новинку, модель. Неоправданно быстро стареют предметы потребления длительного пользования.
      Создавая ненормальные потребности, направляя энергию людей на достижение ложных интересов, коммерческая реклама в капиталистическом обществе играет важную политическую роль. Она смещает фокус классовых интересов пролетариев, отвлекает массы от политической борьбы, замыкая людей в узком мирке мещанских интересов и искусственных ценностей и помогает насаждению среди них буржуазных идеалов и взглядов. Но и этого мало.
      Капиталистическая реклама выполняет прямые классовые функции, популяризируя буржуазный образ жизни, превознося ценности буржуазной идеологии и политические оценки господствующего класса.
      Во многих западных штатах США, которые тяготеют к железной дороге, принадлежащей компании «Санта-Фе систем Лайнз», можно было несколько лет назад видеть рекламные щиты. Молодая, просто одетая женщина, улыбаясь, беседует с не менее оживленным и радостным рабочим в форме компании. Ее вопрос выведен аршинными буквами: «Ну как идут дела на нашей с вами железной дороге?» А затем буквами помельче: «Не надо думать, что эта молоденькая женщина лезет не в свои дела. Она просто интересуется делами одного из предприятий, в которые вложила свои деньги». Буквально так и написано: «одного из предприятий».
      Приглашение присоединиться к такой прелестной акционерке звучит недвусмысленно, что и требуется от коммерческой рекламы, но ее воздействие на этом не кончается. Со щита исходит убаюкивающее подтверждение всеобщего благоденствия и классовой гармонии. Простая девушка чувствует себя счастливой не просто оттого, что отдала свои денежки компании «Санта-Фе», а потому, что это для нее привычное дело. У нее, надо понимать, есть и другие ценные бумаги (как, читается между строк внушение рекламы, и у «любого американца», если он этого хочет!).
      Приложение к английской буржуазной газете «Санди тайме мэгэзин» почти из номера в номер с незначительными изменениями в текстовке помещает рекламу биржевой брокерской компании которая специализируется на высасывании сбережений мелких вкладчиков. Эта реклама очень пространна, в ней перечисляются условия капиталовложений. Для нас представляет интерес ее шапка. Удивительно колоритную, передаем ее почти полностью:
      «Как, осуществить одно из Ваших самых основных прав? Англичане, как никто в мире, проявляют ревностный интерес к своим правам, отчего абсолютно непонятно, почему большинство английского народа проводит большую часть своей трудовой жизни, отказывая себе в осуществлении одного из самых своих основных прав: делать деньги.
      Каждому дано делать деньги, вкладывая средства в недвижимость и акции.
      Ваши деньги вкладываются несколькими лучшими в стране финансовыми умами.
      По всей стране сотни тысяч людей, вовсе не экспертов по вложению капитала, делают деньги на недвижимости и акциях. Почему бы и Вам не заняться этим?»
      Трудно даже определить, что здесь рекламируется: новый хитроумный способ вытряхивания из трудящихся фунтов и шиллингов или образ жизни и буржуазные идеалы. Впрочем, и то и другое неотделимо, потому что существует, только цепляясь друг за друга. В итоге буржуазия при всех обстоятельствах остается не в накладе, даже если реклама не убедила англичанина вывернуть карманы. Говорят, чтобы в ложь поверили, она должна быть чудовищной. Главное — повод «наглядно» продемонстрировать рядовому англичанину, что он обладатель «исключительных» прав. Ну, действительно, это же только от него зависит, купить или не купить, с него же не миллионы требуют, а то, что звенит в кошельке.
      Верно, «всемогущий» англичанин получит за свои деньги смехотворный выигрыш, но эго дело десятое, да и не всякий это сообразит. Нельзя недооценивать психологический эффект таких приемов. Они способствуют закреплению в людях всеподавляющего стремления к собственничеству, которое превращает частную собственность в главную ценность жизни, «делание денег» в главный жизненный интерес. Но исключительно важно еще и другое: реклама оставляет у рядового англичанина ощущение «реальности» равноправия и равных возможностей под небом Британии. Этакий приятный мираж из мира мечты!
      Остановимся еще на одном типе рекламы, соединяющей коммерческую смекалку с классовым политическим подходом к формированию общественного сознания. В Англии сделан новый перевод книги Л. Н. Толстого «Война и мир». Фирма, выпускающая в свет новое издание, дает рекламу в газете «Обсервер». Вы думаете, в рекламе расхваливается сам роман, его высокие художественные достоинства, необыкновенно глубокая передача духа эпохи и т. п.? Ничего подобного. Реклама апеллирует не к образованности, любопытству и любознательности, даже не к стремлению развлечься. Она построена на привлечении предрассудков и, как мы увидим, одновременно на их закреплении. Реклама идет под шапкой:
      Ваши иллюзии о Русских женщинах поколеблются за какие-то 17 шиллингов 6 пенсов.
      Далее перечисляются «иллюзии», которые должны «поколебаться»:
      — «Русские женщины — неуклюжие и мужеподобные существа». Вы с удовольствием увидите, как эта иллюзия начинает таять, когда столкнетесь с Наташей из «Войны и мира».
      — «Русские равнодушны к человеческим чувствам».
      — «У русских отсутствует чувство юмора» и т. д. и т. п.
      Откуда взяли, что есть у англичан такие иллюзии? Да ниоткуда, никто и не проверял. Просто в невежестве и ограниченности кругозора обывателя на Британских островах, к которому обращается реклама, всем укладом жизни заложены недоверчивость и настороженность по отношению к коммунистическому — советскому — русскому. Это чувство может допустить что угодно, если оно подано в удобоваримом виде. Поэтому автор рекламы полагал, что читатель примет сочиненные им «иллюзии» за чистую монету («значит, есть люди, которые так думают, хоть я их и не знаю») и проявит любопытство к придуманной сенсации.
      Реклама в буржуазном обществе — важнейший инструмент насаждения самых призрачных иллюзий от житейских, обывательских до социально-политических. «Бизнесмены продают не просто помаду, а обещание красоты. Женщинам продаются не туфли, а красивые ноги, люди покупают не апельсин, а жизнеспособность. С помощью подобных ухищрений буржуазии удается переносить «маленьких людей» в мир мечты, где им начинает казаться, что они достигают обладания вожделенными атрибутами жизни буржуа. Но это обладание призрачное. К тому же оно лишь заменитель действительных потребностей трудящихся.
      Любопытно в этом отношении кредо массового французского журнала для женщин «Лэко де франсэз» (тираж 2,2 миллиона экземпляров, 3 миллиона читательниц, 67 процентов из которых имеет начальное образование): <Без интеллектуальных претензий, но редактируемый на правильном и чистом французском языке, наш еженедельник стремится исполнить мечту работниц, принести им то, в чем им отказывает жизнь». Как видите, изложено четко, просто и без обиняков. Но хотелось бы выделить одну деталь: журнал ведется «без интеллектуальных претензий».
      Дело тут не только в стремлении подстроиться под низкий уровень грамотности (отсюда и «правильный и чистый французский язык»). Отсутствие «интеллектуальных претензий» ведет к еще большему втягиванию читателей в их маленький, узенький мирок «без претензий», еще большему отставанию в кругозоре, духовном развитии. Оно ведет к поощрению и углублению невежества и серости.
      В Англии рассказывают анекдот: человека спросили, верит ли он в привидения, он ответил, что нет, и тут же растаял. Анекдот не такой уж веселый, если учесть, что на аналогичный вопрос Британского института общественного мнения 36 процентов опрошенных ответили утвердительно. Федеративная Республика Германии, как и Англия, славится высокими культурными традициями, а по данным министерства просвещения ФРГ, 95 процентов сельского и 65 процентов городского населения страны верит в колдовство и пользуется амулетами от порчи! И это не в диких джунглях Амазонки, а в высоко цивилизованных капиталистических странах Европы.
      В ФРГ до сих пор ежегодно проходит до 70 процессов над колдунами и около 20 над «охотниками за ведьмами». Подоплека этого невероятного невежества и темноты носит чисто классовый характер. Правящие круги капиталистических стран не хотят с ними бороться, так как это им невыгодно. На запрос в бундестаге министр юстиции, не смущаясь, ответил: «Лучше, чтобы люди придерживались суеверий, чем подпадали под влияние коммунистической идеологии».
      Кстати сказать, не нужно думать, что Англия и ФРГ просто исключения из правила. Вот результат опроса, проведенного в одном из крупнейших университетов США: из 1300 опрошенных студентов 84 процента девушек и 72 процента юношей признались, что верят в «сглаз».
      Суеверия всего лишь один из показателей той атмосферы духовного болота, в которое загоняют рядового члена буржуазного общества самыми разными путями и способами. Для обработки масс используются прежде всего система просвещения и образования, искусственно созданная «массовая культура» и массовая информация.
      «С точки зрения заправил современного итальянского общества, — писал итальянский журнал «Вие Нуове», — идеальным является ученик, которому с детства вбили в голову мысль, что хозяин и рабочие души друг в друге не чают, что все, кто честно трудится, обязательно попадут в рай, что всегда нужно слушать и почитать старших (отца, мать, учителя, директора, мэра, префекта, президента республики, папу римского и самого господа бога) и не думать о том, что на свете существуют эксплуатация, расизм, империализм. В общем они хотят, чтобы в детстве человек жил и думал, как идиот, а став взрослым, преданно служил хозяевам».
      Эти классовые задачи буржуазная школа ревностно и исправно выполняет. «Наемные идеологи империалистов», создавая, как говорил Л. И. Брежнев, «...специальную псевдокультуру, рассчитанную на оглупление масс, на притупление их общественного сознания»1, рьяно заботятся о том, чтобы система просвещения не давала социального кругозора.
      Посмотрите, чему учат в американской школе, где нет единой национальной системы народного просвещения и, по существу, единственными общими требованиями являются элементарная грамотность, практическая смекалка и превыше всего американский национализм, подаваемый под видом патриотизма.
      В школьном учебнике одного из штагов США, озаглавленном «Мера человеческих желаний», есть, например, вопрос: «За какую сумму денег вы могли бы сделать или вынести следующее: съесть фунт человеческого мяса, упиться до белых слонов, задушить бездомную кошку?» Не знакомый ли это уже нам лейтмотив французского журнальчика — «без интеллектуальных претензий»? Но только чудовищно преувеличенный и огрубленный, если учесть, что тут речь идет даже не о подлаживании под неразвитый вкус и низкий интеллект, а о создании и того и другого. Приходится ли удивляться, что американское дитя школьного возраста на вопрос тележурналиста: «Что ты будешь делать, когда вырастешь большим?», отвечает: «Хочу быть змеей. Если человек отравит другого человека, его посадят в тюрьму. А змею в тюрьму не посадят — нет такой тюрьмы!»
      В этом ответе — примитивный выбор мечты, отсутствие в нем доброго и восторженного отношения к своему будущему, связанному, как правило, у советских детей с выбором профессии, каким-то полезным, захватывающим воображение делом («буду инженером, геологом, шофером, пожарным»). Конкретная же форма столь неожиданного для ребенка антигуманного выражения — уже от образа жизни, характерного обеднением духовной жизни людей, ограничивающихся рамками «массовой культуры», распространяемой средствами пропаганды.
      «Массовая культура» — это низкопробное беллетристическое «чтиво», теле- и кинопродукция из нескончаемого потока гангстерских фильмов, фильмов ужасов, отвратительных боевиков, похотливых романчиков, лишенного эстетической ценности песенно-танцевального репертуара и г. п. Она рассчитана на примитивный, неразвитый художественный вкус и узость познавательных горизонтов — она же его и культивирует и насаждает. Ее характерные черты: огрубление, стандартизованность, примитивизм и отсутствие каких-либо социальных мотивов, что само по себе, как мы уже наблюдали, несет совершенно четкую классовую нагрузку.
      «Массовая культура» — порождение все того же общества «массового потребления». Низменный характер материального и духовного потребления обеспечивает низменный образ мысли и легкую возбудимость низменных чувств.
      Такова психология «манипулирования» сознанием и поведением людей, без которой буржуазии вряд ли бы удалось сейчас удерживать в узде миллионы простых людей. С ростом сознательности масс эта тактика большого обмана теряет под ногами почву. Но до сих пор она остается еще козырной картой правящих классов капиталистического мира.
      И еще об одном канале «манипулирования». Мы имеем в виду засилье всякого рода социальных предрассудков — от национал-шовинизма до панического антикоммунизма. «...Невежество, — писал В. И. Ленин, — менее удалено от истины, чем предрассудок»1. Предрассудки — слепая вера, как панцирь, охраняющая сознание человека от свежей мысли. С их помощью буржуазия научилась превращать народные массы в жертвы большого обмана.
     
      ДУРМАН-СЛОВА
     
      Первая мировая война началась 1 августа 1914 года. А в сентябре того же года на островке Тихого океана, оторванные от мира расстоянием, продолжали безмятежно жить в дружбе и согласии англичанин, француз и немец. Пароход заходил к ним раз в полтора месяца, и они не подозревали, что на континенте они уже давно стали бы заклятыми врагами.
      Так начинает доказывать «иллюзорность» наших представлений о реальностях окружающей жизни известный американский социолог и публицист Уолтер Липпман. Его книга «Общественное мнение» легла в основу современной буржуазной теории пропаганды, которая должна помочь правящим классам капиталистических государств осуществлять «социальный контроль» над трудящимися массами. По утверждению Липпмана, люди знают только то, что видят своими глазами. Видят же они якобы совсем не то, что есть на самом деле. Судить о событиях и других людях им приходится не по действительным фактам, а будто бы по тому, что им кажется фактом. Факты доступны личному опыту человека в таком ничтожном количестве и в таком однобоком освещении, что на их основе не составишь картины жизни. Она складывается, по мнению Липпмана, не из фактов, а из приблизительных описаний, обобщенных представлений (стереотипов). Создать их своими силами «человек с улицы» не в состоянии. Липпман убеждает нас, что человек видит мир таким, каким с помощью стереотипов его рисуют. Это, молг закономерно и неизбежно, и кто-то должен создавать для него образы-клише («кровавый большевик», «процветание — американский образ жизни», «старомодные европейцы», «второсортные азиаты», «вездесущая рука Москвы»). С их помощью можно приучить людей объяснять любые события. Достаточно распространить эти общие и простые понятия на все незнакомое, и тут же готова оценка — хорошо это или плохо, справедливо или несправедливо, соответствует моим взглядам или нет. Липпман поясняет, что с помощью средств пропаганды (от газет до театра и амвона церкви) этим занимается правящая элита, в чью компетенцию входит управление обществом. Элита разрабатывает стереотипы на все случаи жизни, и ее влияние на умы зависит в значительной мере от того, насколько удается уловить наиболее важные проблемы сегодняшнего и завтрашнего дня.
      Все просто и ясно. Вот идеальная иллюстрация того, что от реакционной идеалистической философии до реакционных политических лозунгов всего один шаг.
      Политическая реакционность теории формирования общественного мнения с помощью стереотипов, которую изобрел У. Липпман, в том, что ею прикрывается классовый характер власти в буржуазном обществе и оправдывается знакомая уже нам политика одурманивания трудящихся масс, без которой трудно теперь представить себе длительное существование капиталистического строя. Однако теория стереотипов не уходит в идейный архив буржуазной пропаганды не только из-за своей реакционности. Ее привлекательность для буржуазных пропагандистов заключается в том, что она благословляет «манипулирование», указывает социально-психологический инструмент воздействия на «массового человека».
      Буржуазная пропаганда создает не иллюзорный мир, а иллюзорное представление о мире, ложное объяснение основных факторов общественного процесса. У. Липпман хотел доказать, что это закономерно.
      Нужно сказать, что стереотип не выдумка классового врага, но реальный феномен человеческой психики. Не обладая даром аккумулировать в типическом понятии общие, повторяющиеся свойства явлений, мы не смогли бы сохранять в голове сведения о мире. Если бы не существовало стереотипов, обобщенных образов и представлений о мире, мы вряд ли могли бы ориентироваться в пестрых событиях быстротекущей жизни.
      Существование этого объективного свойства человеческой психики связано со способностью головного мозга человека закреплять сведения об однородных явлениях, фактах, предметах, процессах, людях в устойчивых синтетических формах. Механизм этого процесса заключается в сжатии поступающей в мозг или образующейся в результате логического мышления информации до состояния оптимально «урезанной» модели. Как этот синтез представлен у А. Блока:
      В одном мгновенье видеть вечность, Огромный мир — в зерне песка, В единой горсти — бесконечность, И небо — в чашечке цветка.
      При этом мало-помалу главное отделяется от второстепенного, существенное от несущественного, значительное от малозначительного. Наиболее упрощенная модель внешнего мира, сведенная таким синтезом до уровня однозначного отношения: важно — неважно, хорошо — плохо и т. п., которое в свое время правильно подметил и внешне верно описал У. Липпман, — это и есть основа социально-психологического стереотипа, играющего исключительно большую роль Ъ процессах массового духовного воздействия.
      В целом социально-психологический стереотип — это устойчивое, трудно поддающееся внешним влияниям отношение к однородным явлениям, фактам, людям и т. п., разделяемое целыми социальными группами. Наиболее характерное и всем знакомое явление, относящееся к области социально-психологических стереотипов, — это предрассудки, то есть не поддающееся разумному истолкованию предвзятое отношение, скажем, значительной части белого населения США к неграм (расовый предрассудок). Или, например, наблюдающееся у многих национальных групп и народностей предубеждение к бракам с лицами другой национальности (этнический предрассудок). Наконец, антикоммунизм, распространенный усилиями буржуазной пропаганды и воспитания в среде значительных слоев трудящегося населения некоторых капиталистических стран (классовый, политический предрассудок).
      Стереотип — слово привычное, и часто им обозначают заезженные термины, ходульные выражения, газетные штампы. Это неверно, потому что стереотипы — это представления, выраженные словом или образом, который охватывает все явления или всего человека сразу, без частностей и деталей, заметных лишь с одной стороны или знакомых только отдельным людям.
      Мы говорим «американская помощь» и знаем, что это «помощь», которая помогает сесть на шею тому, кто ее получает. Для нас этот стереотип — четкое и всем понятное обозначение общественного явления, к которому все мы, советские люди, относимся с осуждением.
      Мы говорим «лишние люди», и нам ясно, кого олицетворяет этот стереотип, — литературных героев, типичных представителей своего времени («эпоха лишних людей» — в этом целая характеристика русского общества середины XIX века).
      И опять приходится спросить: а нет ли здесь противоречия? То мы говорили об иллюзорности стереотипов, о том, что они едва ли не одна эмоция, и вдруг переходим к тому, что они имеют реальное содержание. Никакого противоречия. Стереотипы же не рождаются на пустом месте. И вообще, любое психическое явление представляет собой при всех условиях комбинацию из какого-то «знания» об объекте — скажем, переживания или оценки — и «отношения» к этому объекту. Чем больше мы знаем о нем, чем достовернее, истиннее наше представление о его сущности, тем меньше в нашей реакции на него чисто чувственного, идущего не от разума, не от логики, а от привычных схем, чужих влияний, безотчетной интуиции («внутреннего голоса»). И наоборот, чем меньше мы знаем о чем-либо, тем более склонны к скоропалительным оценкам на основе каких-то ассоциаций, смутных воспоминаний, сомнительных рассуждений. А то и просто потому, что «все так думают», не от ума, а от чувства: «Я это чувствую, но объяснить не могу».
      При этом надо иметь в виду, что люди воспринимают мир, все, что нас окружает и подает о себе весть, в виде всевозможной информации, в том числе и социальной (то есть об общественной жизни), сначала чувственно, а потом уже разумно. Поэтому преобладание в стереотипе чувства (отношения к предмету, который он отражает, а стереотип есть прежде всего отношение) объясняет очень сильное и очень эффективное воздействие стереотипов на поведение людей.
      Таким образом, в зависимости от основательности представлений («знания»), заложенных в стереотипе, он может либо правильно определять отношение человека к тому, что стоит за стереотипом, либо вводить его в заблуждение. Стереотипы первого рода условно назовем истинными, второго — ложными.
      Стереотипы истинные, верно передающие суть явления, создаются и используются социалистической пропагандой, потому что ее задача — нести в массы просвещение и расширять сознательный кругозор людей.
      Ложные, фиктивные стереотипы — уловка буржуазной антинародной пропаганды, заинтересованной не в просвещенной аудитории, а в аудитории «маленьких людей», которыми можно руководить, нажимая на кнопки эмоций.
      Истинные стереотипы охватывают существенные черты и связи, определяющие подлинное лицо явления. Они предполагают у тех, кто ими пользуется, достаточно большой кругозор по данному вопросу. Скажем, стереотип «Голос Америки» — голос монополий» отражает главное в образе американской радиостанции: она обслуживает интересы американского .империализма. Это определение легло на широко распространенные в советском народе сведения о том, что такое империализм и монополии вообще и американский империализм и американские монополии в частности. Советские люди связывают эти сведения с несомненным и широко известным фактом, что «Голос Америки» — официальный рупор правительства США, в котором заправляют монополии. И чем отчетливее каждый из нас понимает это, тем более глубокий истинный смысл этого общественного явления открывает нам этот истинный стереотип.
      Ложные стереотипы олицетворяют явление по случайным, второстепенным признакам. Они могут быть и вообще надуманными, абсолютно фиктивными. Эти стереотипы, особенно фиктивные, живут до тех пор, пока массы остаются в неведении о подлинных свойствах и значении явления, пока ложь и фальшь себя не разоблачили.
      Скажем, укоренившийся в капиталистическом мире стереотип «демократические свободы» создает впечатление некой безбрежной, ничем не ограниченной воли. Истинная цена разговоров о буржуазной демократии известна. Так что в этом стереотипе убедительно проявляется характернейшая особенность — увлекаемые им массы относятся к нему восторженно и преданно, с верой, но не со знанием. Как сказал один юноша-датчанин: «Что такое свобода? Толком не знаю, объяснить не могу. Вы спрашиваете, хорошо ли это, свобода? Свобода — это очень хорошо!»
      Свобода — необходимая потребность развития каждого человека, поэтому буржуазия именно эту потребность и выбрала в качестве главного объекта манипулирования массовым сознанием. Распространяя иллюзорный стереотип «абсолютной свободы», буржуазия переносит тружеников в мир мечты. Держится этот стереотип только постольку, поскольку существует политическая безграмотность масс, тщательно ограждаемых от просачивания правды о «демократии» западного образа жизни.
      А вот стереотип «красная опасность», на котором зиждется крепость антикоммунизма, — чистая фикция. Его породила нагнетаемая буржуазией атмосфера страха перед коммунизмом, когда, например, самого президента США за переговоры с Советским Союзом сплеча объявляют «красным» (как сделал это сенатор Голдуотер). «Красные» угрожают Америке, ее образу жизни, нашим свободам и традициям!», «Всякий, связывающийся с коммунистами — советский агент и враг Америки!» — вот как звучит в США стереотип «красная опасность». Для американца обычное дело — прочитать в «Нью-Йорк тайме» объявление: «К американскому народу. Проснитесь ради бога! Проснитесь, пока не поздно!.. В США прилив коммунизма ежедневно размывает нацию» L А ведь всякому мало-мальски сведущему в международной политике и марксизме понятно, что Советский Союз захватывать Америку не собирается и что дискредитация Американской компартии понадобилась правителям США для того, чтобы обезглавить революционное течение рабочего движения в стране и оправдать существование полицейского режима.
      Как складывается стереотип? Постепенно, незаметно, в течение долгого времени. Под влиянием очень разных факторов: повторяющихся с вариациями суждений, оценок, образов, интонаций, смысловых акцентов и эмоциональных ударений в самых неожиданных сообщениях. Своеобразную роль выполняют фактические материалы (не путать: факт — это еще не вся правда). Без них не появится на свет ни один стереотип, они помогают его обрисовать со всех сторон, поддержать свежесть заключенного в нем чувства. Однако факты, на которых построен стереотип, довольно скоро забываются — таково свойство человеческой памяти. Она сохраняет те выводы, к которым факты подводили. Но шаг за шагом стираются и выводы, и остается лишь ощущение от них. «Знание» отходит на второй, третий план и все больше уступает место «отношению».
      Разным людям из разных источников попадаются на глаза разные по форме факты (или сведения, похожие на факты). Составляемые ими выводы звучат неодинаково, но они сходны по содержанию, вращаются вокруг немногих, чаще всего одной, двух идей. В результате у огромных масс людей складывается сильно выраженное и однозначное «отношение» к одним и тем же типам явлений, факторов, людей. Это «отношение» глубоко западает в душу, и для людей малосведущих, ограниченных или просто запуганных становится безотчетным двигателем поступков, который легко запускается в ход теми, кто имеет в руках средства массового воздействия и может с их помощью обманом направлять чувства людей.
      Для людей с широким кругозором, грамотных, умеющих анализировать явления и факты, стереотип также сильный спонтанный побудитель деятельности. Но им разум позволяет держать свои чувства под контролем, как бы сопоставляя «знания» с пробуждаемым «отношением».
      Мы уже говорили, что основа основ распространения в массах антикоммунизма в развитых капиталистических странах — это запугивание населения «красным». Стереотип «красный», «красная опасность» оправдывает милитаризм и вызывает чувство страха перед «коммунизмом» и «советским» (тоже определенные стереотипы). В США это чувство, как отмечал известный американский психолог Э. Фромм, поддерживается широко принятым мнением, которое принимается как само собой разумеющееся, что «русские желают покорить мир во имя революционного коммунизма»
      По многочисленным каналам пропаганды и информации американцы ежечасно, буквально ежеминутно, получают массу выдумок или намеков, которые должны утвердить их чуть ли не в физическом ощущении опасности не только для их «свобод», но и для самого их выживания, которая якобы исходит из Кремля. Этот ни на чем, кроме психологических махинаций антикоммунистов, не основанный страх буквально парализует американского обывателя и укладывается в ловко заброшенный в обиходную речь новый пропагандистский стереотип: «Лучше мертвый, чем красный».
      Американец находит прямое или подспудное утверждение об «агрессивности», «дикости», «аморальности» коммунизма буквально, куда бы он ни повернулся. Антикоммунизм льется со страниц любого иллюстрированного журнала, чуть" ли не из каждой телевизионной передачи, любой международной информации, прорывается в порнографических романах, бьет ключом в рекламе. А самый распространенный на Западе вид чтива — «комиксы», которые в сотнях миллионов экземпляров рассказывают о подвигах западных суперменов в боях против «коммунистических варваров».
      В 1961 году в штате Флорида был принят первый в США закон «о преподавании коммунизма» в школе (не «антикоммунизма», а именно «коммунизма» — звучит демократически, и можно уверять слушателей, что сказки, которые им преподносятся, есть чистой воды марксизм, а потом еще при случае можно утверждать, что «у нас всюду свободно преподают коммунизм»).
      Один за другим по этому же пути пошли и другие американские штаты. Основной задачей этого курса была необходимость «особо подчеркнуть угрозу коммунизма, средства борьбы с коммунизмом, зло, исходящее от коммунизма, заблуждения и ложные доктрины коммунизма».
      Антикоммунизм вдалбливается в умы американского школьника и чисто психологически, косвенно, закрепляется в чувствах как нечто естественное, привычное, повседневное. Берем в руки американский учебник арифметики для начальной школы. Задачка на проценты звучит, например, так: сколько жителей вашего города погибнет, когда русские сбросят атомную бомбу? Уроки (анти)«коммунизма» пытаются уложить марксизм в «испанские сапоги» буржуазных идеологических взглядов, чтобы стереотип получил более прочную увязку во всем строе мировоззрения и не повисал в воздухе. «Задачки на проценты» придают ему нужное звучание и постоянную напряженность, снабжают недостающей уверенностью и видимостью основательности.
      Результаты не заставляют себя ждать. Американский учитель Мэйнард, например, прочитав в 1967 году около двух тысяч сочинений выпускников средней школы, пришел к выводу, что «коммунизм для них великое пугало». А ведь, как увидел Мэйнард, представления американских школьников о коммунизме ограничиваются такими куцыми трафаретами, как «красная опасность» и «железный занавес». Ничего путного сказать о коммунизме они не в состоянии попросту потому, что абсолютно ничего не знают о нем.
      Ту же роль, что и «задачки», выполняют в США регулярные, три раза в год, с гвалтом и шумом на всю страну антисоветские кампании. В марте — апреле (на иудейскую пасху) и в сентябре — октябре (иудейский Новый год) трам-тарарам разводят сионисты, лицемерно заламывающие руки о судьбе советских евреев. В июле эмигрантское отребье, бежавшее от гнева народов социалистических стран, устраивает на деньги реакционных организаций «неделю порабощенных стран». Для придания этой кампании должного веса и размаха в ней принимают участие конгрессмены, сенаторы, губернаторы штатов и даже вице-президенты и президенты США. Своим официальным положением они как бы освящают политическую значимость исторического антисоветизма и антикоммунизма, придавая отрицательным стереотипам «советский» и «коммунистический» новую остроту и подхлестывая напряженность чувств, порождаемых ими.
      В создании устойчивого стереотипа «коммунистической опасности» антикоммунистические кампании сыграли в США далеко не последнюю роль.
      Они отлично вписались в общую картину «охоты за ведьмами», которую представляет собой американская общественная жизнь начиная чуть ли не с 1918 года, со времени печальной памяти пальмеровского1 режима, когда из США высылали коммунистов как «агентов иностранной державы». Традиции этого периода никогда не
      1 Пальмер — генеральный прокурор США того времени, известный своей крайней реакционностью.
      умирали в темной деятельности сотен шовинистических и чисто антикоммунистических организаций, лиг, союзов, которые сотнями, если не тысячами, высыпали с того времени по всем Соединенным Штатам Америки и ежедневно наполняли и наполняют внутреннюю атмосферу в стране пугающим треском.
      В конце 40-х — начале 50-х годов, в эпоху маккартизма, американская реакция организовала такое гонение на коммунистов под эгидой искоренения «антиамериканской деятельности», что его отзвуки не затихают вот уже почти двадцать лет. Реакционеры развернули судебные процессы против членов Американской компартии, обвиняя их в «подрывной» деятельности в пользу «иностранной державы». Эти процессы явились базой для антикоммунистических законов и постановлений, которые официально ставили коммунистов Америки в положение изгоев.
      С точки зрения формирования и поддержания антикоммунистических и антисоветских стереотипов показателен процесс над коммунисткой Анджелой Дэвис. Напомним, что она обвинялась в соучастии в заговоре с целью убийства. Налицо подтверждение «агрессивности» коммунистов, «заговорщического» и «подрывного» характера их деятельности. Антикоммунисты в США ухватились за дело Анджелы потому, что последние годы в США всколыхнулся (особенно среди учащейся молодежи) интерес к марксизму, большой размах приобрели прогрессивные движения. Реакции срочно понадобилось освежить стереотип «красной опасности», чтобы с его помощью погасить протест трудящихся против несправедливостей капиталистического общества. А для того чтобы ни для кого не оставалось сомнения, что речь идет о «коммунистическом заговоре», губернатор штата Калифорния, где проходило судебное разбирательство, пустил в ход выражение «красная Анджела».
      Все это вместе взятое и составляет содержание психологической войны буржуазии против трудящихся масс капиталистических стран. Капля за каплей стереотипы падают на головы людей и выбивают из них способность самостоятельно мыслить, застилают им глаза пеленой лжи, делают невосприимчивыми к очевидной истине.
      Одна молодая австралийская коммунистка рассказывала как-то, что однажды познакомилась и подружилась с очень милой и очень серьезной девушкой и через некоторое время дала ей почитать марксистскую брошюру. Когда девушка принесла книжку назад, то на вопрос: «Ну как, все правильно?» — ответила довольно неожиданно: «Все правильно, но это же коммунистическая пропаганда!» Стереотип антикоммунизма сработал моментально. Пустившее глубокие корни чувство предубеждения, антикоммунистический предрассудок оказался сильнее логики и неотразимой аргументации.
      В стихийный процесс образования выгодных буржуазии стереотипов последние десятилетия все больше и больше вплетается направленное, организованное, продуманное формирование массовых иллюзий. Разработанная в свое время У. Липпманом концепция управления народными массами с помощью образов-стереотипов возведена ныне на Западе в ранг науки, именуемой «паблик релейшнз» (дословно — «отношения с публикой»). В ряде стран «паблик релейшнз» получила такое распространение, что превратилась в одну из отраслей бизнеса. В США даже решили издавать специальный журнал «Управление образами», подобно тому как издаюкгя журналы для зубных врачей, специалистов по рекламе или инженеров-радиотехников. «Производство иллюзий, формирующих нам опыт, становится бизнесом Америки» — писал основоположник этого бизнеса Д. Бурстин.
      Услугами новой сферы обслуживания пользуются и бизнесмены, и политические деятели, и государственные учреждения, и политические партии, которые нуждаются в благосклонности клиентов, покупателей, избирателей, общественности. Фирма, специализирующаяся на «паблик релейшнз», организует целую систему публикаций, выступлений, шумных мероприятий — короче, создает своему клиенту нужное «паблисити». Главное в нем, говоря словами, принятыми в этой профессии, — «конструирование» яркого и убедительного образа-стереотипа, который будет импонировать нужной публике. Этот образ должен быть ореолом, в сиянии которого померкнут все теневые качества клиента, как в бурном восхвалении товара рекламой «забываются» его недостатки. Если клиенту нечем похвастаться, фирма берется вначале «создать необходимые обстоятельства» (опять профессиональный жаргон), а затем «информировать о них публику».
      Так в свое время был «сконструирован» образ доброго самаритянина для малопочтенного предка миллиардеров Рокфеллеров. Чтобы замазать его скандальное прошлое, ставшее уже притчей во языцех, специалисты по «паблик релейшнз» предложили ему учредить благотворительное общество. Он долго скупился, но в конце концов раскошелился, и на свет появился пресловутый фонд Рокфеллера. С его помощью агенты по рекламированию «старого пирата», как звали в народе старика Рокфеллера, постепенно создали вокруг всего его рода нимб легендарного клана, посвятившего себя службе интересам бедняков всего света.
      Дело зашло столь далеко, что не только в США, но и в Италии дети заучивают как прописную истину следующую галиматью; «Рокфеллер твердо верил в бога и любил ближнего своего. Однажды, услышав глас божий в своем сердце, он спросил себя: «Что мне делать с таким количеством долларов?», и стал заниматься благотворительностью» (из учебника для итальянской начальной школы). А дочь Рокфеллера III, отвечая на вопрос о профессии отца, так прямо и написала в школьной анкете: «Мой папа — филантроп».
      Если посмотреть на создание подобных частных стереотипов, то можно увидеть, что они незаметно для массовой публики сливаются в один всеобъемлющий образ «корпорации — основа благоденствия Соединенных Штатов» («Что хорошо для «Дженерал моторе», то хорошо для Америки»). Поддержание такого представления у масс равносильно поддержанию в США незыблемости капиталистического строя. Но такие стереотипы «конструируются» теперь не стихийно, а по заданной программе. Ее можно выразить формулой: «Все мы сидим на равных правах в одной лодке, которая принадлежит нам. Так зачем ее раскачивать?!»
      Наконец, еще об одной особенности пропагандистского использования стереотипов буржуазией. Нетрудно заметить, что иной раз для обозначения разных по содержанию понятий употребляется одно и то же слово. Мы говорим о том, что буржуазная пропаганда создает ложный стереотип «свобода». Но мы тоже употребляем это слово, и оно тоже раскрывает перед нами целый мир представлений. Только представления эти совсем иного свойства. У нас — свобода быть человеком, свобода для расцвета личности. У них — свобода «делать» деньги, свобода для личностей с «большим карманом». По сути, это разные понятия, противоположные по характеру образы. Но слово, языковая оболочка этих разных стереотипов одна.
      Империалистическая пропаганда, ведущаяся против народов социалистических стран, научилась использовать эту особенность стереотипизации. Она обращается к советским людям со словами, которые внешне похожи на привычные и дорогие нашему сердцу лозунги, но на деле прикрывают чуждые мысли и понятия. Гражданам социалистических стран нашептывают о «попрании» свободы, «отказе» от демократии и т. п. Но «голоса» при этом «забывают» отметить, что речь идет об отказе от буржуазной демократии и буржуазной свободы во имя торжества социалистических свобод и демократии. Такие фокусы буржуазной пропаганды мы назовем «подменой стереотипов». Центры антисоциалистической пропаганды делают ставку на то, что не у всех граждан социалистических стран достаточно высокий уровень сознательности и не все представляют себе действительную, проявляющуюся в особенностях каждодневного жизненного обихода разницу между двумя подходами к определению, что такое демократия.
      Буржуазная пропаганда может рассчитывать на успех только при условии, что есть возможность эксплуатировать невежество масс и верхоглядство одиночек. Вот почему В. И. Ленин обращал внимание на необходимость того, чтобы каждый советский человек умел самостоятельно находить классово правильный ответ на все возникающие вопросы и противоречия развития. «По нашему представлению, — писал он, — государство сильно сознательностью масс. Оно сильно тогда, когда массы все знают, обо всем могут судить и идут на все сознательно» Советской стране нужны не серенькие послушные обыватели, а грамотные, сильные духом и разумом активные революционеры — строители коммунизма.
     
      ПОД ЧУЖИМ ФЛАГОМ
     
      «Издано в Лейпциге нелегально». С такой пометкой на обложке печатается в Западном Берлине злобный антикоммунистический журнал под названием «Тарантул». Бездарный по содержанию, и по оформлению, и по непрезентабельной подделке под правду журнал не устают подсовывать гражданам ГДР, приезжающим в Западную Германию и Западный Берлин, всеми правдами и неправдами забрасывают в социалистическую Германию. Пометка о нелегальной публикации на территории ГДР, по замыслу хозяев журнала, должна производить эффект, покрывающий все его бросающиеся в глаза слабости.
      Так же, под чужим флагом, орудует радиостанция «Байкал». Ее штаб-квартира и передатчик находятся на Окинаве под крылышком американского разведцентра и военной базы. Оттуда, с далекого японского острова, изменники Родины — агенты разведки США — честят последними словами Советскую власть, прикидываясь, что этот «подпольный» передатчик работает в сердце Сибири и выражает точку зрения целой «организации» противников социализма.
      В период разжигания Западом контрреволюционного венгерского путча в 1956 году из Мюнхена доносился «Голос свободной Венгрии», который утверждал, что вещает из-под Будапешта. На самом деле «голос» пел из студии и по нотам венгерской редакции еще одного филиала американской разведки — радиостанции «Свободная Европа».
      Во Вьетнаме почти круглые сутки пытались сеять раздор и панику три радиопередатчика, подделывавшиеся под радиостанции Демократической Республики Вьетнам в Ханое и Народного фронта освобождения Южного Вьетнама. Для них подобраны и соответствующие «революционные» названия: «Священный и революционный меч», «Красное знамя», «Красная звезда» — и дикторы с характерным ханойским произношением. Финансировали эту троицу все те же американцы. Больше того, директор «Священного и революционного меча» — американский журналист, сотрудник центрального разведоргана США.
      Все это примеры использования одного из приемов так называемой «черной пропаганды», которая ведется от имени вымышленных лиц или организаций и чаще всего якобы с территории государства-противника. Выпуск пропагандистских и информационных материалов под чужим флагом рассчитан прежде всего на то, что их подхватят люди, недовольные социализмом. Для них такая информация, по замыслу ее вдохновителей, должна быть свидетельством того, что отщепенцы якобы не одиноки. Черные «голоса» пытаются провоцировать не только отдельных запутавшихся или незрелых людей. Им хочется дотянуться и до массовой аудитории социалистических стран. Они полагают, что трюк с «переодеванием в черное» должен сыграть на некоторых особенностях психологии восприятия информации и способствовать проникновению «голосов» в сознание многих граждан социалистических стран.
      Хозяева «голосов», «тарантулов» и пр. учитывают, что внутренние источники пропаганды и информации данной страны, как правило, кажутся достовернее и авторитетнее кличей из-за рубежа. Ложь из иностранного источника имеет меньше шансов на успех, чем та же ложь из источника «внутреннего», расположенного на территории данной страны. В последнем случае она сможет показаться «ближе» гражданам этой страны.
      Здесь перед нами только один из множества приемов, с помощью которых деятели психологической войны в капиталистическом мире пытаются раздвинуть рамки своей «манипуляторской» деятельности и вторгнуться в мир социализма. Но возможности у них очень ограничены. И не только из-за того, что перед ними преданная коммунизму аудитория, не только потому, что они предлагают недоброкачественный товар. Чисто практически вести психологическую войну против народов социалистических стран они могут почти исключительно средствами пропаганды, все другие средства массового духовного воздействия им недоступны.
      Дж. Гэллап, директор Института общественного мнения США, выступая однажды на симпозиуме, посвященном психологической войне против социалистических стран, одну из основных мыслей своего доклада выразил недвусмысленно: «Самым лучшим и самым безопасным принципом ведения идеологической войны, по крайней мере, на данном уровне знаний было бы следовать правилам горячей войны. Мы должны попадать в большее число людей, чаще и более сильным зарядом, чем наши противники». Помимо целой программы психологической войны, в его словах ключ к тайне могущества пропагандистского воздействия.
      Если пропагандист учитывает особенности жизненных условий и ситуации, улавливает настроения и нужды людей и отражает их, он может оказать решительное влияние на ход событий, подсказав, «куда и как идти». Неизмеримо вырастает роль пропаганды в годы больших социальных потрясений, революций, войн. Миллионы людей буквально ловят каждое слово, стремясь уследить за быстро меняющимися событиями и определить, как повлияют они на жизнь каждого человека и всего общества в целом.
      Любое сообщение в изложении журналиста, лектора, ученого, педагога обязательно окрашивается его субъективным, личным мировидением. Это необходимо учитывать, так как мы чаще всего пользуемся информацией, полученной из третьих рук. Зная, что собой представляет источник информации, гораздо легче составить собственное представление о предмете информации. И чем ближе, по вашему мнению, сходятся воззрения — ваши и источника информации, тем больше вероятности, что вы увидите происшедшее так, как вам его преподнесли. Не исключено, что вы поверите ему, даже если оно лживо. Вместе с тем чем шире кругозор человека, чем яснее видит он свое место в классовой расстановке сил, то есть чем выше сознание человека и чем сознательнее (а значит, и самостоятельнее) способен он разбираться в обстановке, тем труднее провести его и вынудить идти по курсу, который противоречит его подлинным интересам.
      В социалистическом обществе вся система воспитания, образования и пропаганды направлена на всемерное развитие сознания, расширение кругозора далеко за рамки узкопрофессиональных знаний. Нигде на земном шаре нет такого количества образованных, эрудированных, самостоятельных и последовательных в своих суждениях людей, как у нас в стране.
      Советская пропаганда, говоря словами Ленина, должна отражать то, что народ сознает. Она опирается на сознание масс и только выигрывает от его роста.
      Буржуазная пропаганда заинтересована в сохранении низкого уровня сознания. Распространяя и закрепляя буржуазное понимание жизни и целей человека в обществе, буржуазные пропагандисты прямо или косвенно, сознательно, а некоторые даже не понимая этого, двигают колесики «манипулятивного механизма».
      «Пропаганда подобна лекарству, — остроумно высмеивал западную пропаганду француз Эллюль, — которое вылечивает печень алкоголика только для того, чтобы он мог напиваться, не чувствуя боли в печени. Человек, подверженный воздействию пропаганды, становится человеком без прошлого и будущего, человеком, который получает от пропаганды свою дневную порцию мысли и действий» Ч Слова Эллюля очень точно и хлестко определяют существо системы оболванивания людей, созданной так называемой западной «свободной» цивилизацией. Буржуазная пропаганда постепенно вносит свою лепту в создание вокруг человека иллюзорного мира, доставляет новые «подтверждения» его реальности и незыблемости. По выражению западногерманского социолога Шишкова, «такая система держится на базе существования массы безлично живущих, отупленных и некомпетентных людей, которые желают как раз того, чего хочет общественное мнение, за которое они принимают передачи радио и передовицы газет и которое им представляют как мнение массы» 2.
      Существо современной буржуазной пропаганды очень точно сформулировал американский социолог Д. Мартиндейл: «Искусственная эксплуатация чувств вины, страха, беспокойства, раздражения, враждебности, одиночества»3. Как это делается? Это специальный предмет для разговора. Во всяком случае, эмоциональная реакция людей всегда быстрее и непосредственней сознательного осмысления происходящего. Тем более если человек неосведомлен и не способен сразу понять, какое истинное значение имеет для него данная информация. Нет этих знаний, нет этой способности — и человек во власти настроения. А настроения так легко поддаются влияниям!
      В буржуазной пропаганде как в одном из важнейших средств «манипуляции» общественным сознанием наиболее обнаженно проявляется антигуманная природа капиталистического способа управления обществом. Теоретики буржуазной пропаганды, разрабатывая практические рекомендации, вынуждены раскрывать свои карты и говорить о необходимости «нейтрализовать присущую человеку способность разумно мыслить».
      Пропаганда не только средство, которым пользуется буржуазия для создания в обществе общей атмосферы отупления и околпачивания. Буржуазная пропаганда становится также и средством повседневной в конкретных условиях и конкретных формах эксплуатации этой атмосферы. Она становится кнутом, с помощью которого погоняют человека, тянущего телегу буржуазного образа жизни. Вместе с тем это шоры на глазах трудящегося, которые позволяют ему видеть лишь путь, освещенный буржуазной идеологией. Один из крупнейших американских социологов, У. Олбиг, изучая процесс формирования общественного мнения в США, пришел к заключению: «Массовая пропаганда полагается на эмоциональное воздействие... Пропагандист не питает расположения к уму человека. Разум человеческий он в грош не ставит и стремится лишить человека возможности воспользоваться логикой мышления»2.
      Какое уж там расположение к человеческому уму, когда американский газетный король Херст поучает: «Читатель интересуется прежде всего событиями, которые содержат элементы его собственной примитивной природы. Таковыми являются: 1) самосохранение, 2) любовь и размножение, 3) тщеславие. Материалы, содержащие один этот элемент, хороши. Если в них два эти элемента, то они лучше, но если все три, то они первоклассны. Мы отвергаем все сообщения, которые не содержат ни одного из трех названных элементов. Мы пренебрегаем или обходим молчанием все, что является только важным, но неинтересным».
      Конечно, обращаться к социалистической аудитории с таким узколобым примитивизмом западные пропагандисты не решаются. Психологическая война против народов социалистических стран ведется гораздо хитроумнее, ей на службу поставлена вся буржуазная наука, разрабатывающая — специально, по заказу, как для военной отрасли, — методику и технологию идеологических диверсий.
      Тактика «черной», антисоциалистической пропаганды учитывает такой важный психологический фактор, как авторитет источника информации. Это один из многих факторов, которые оказывают существенное, а подчас и решающее влияние на успех пропаганды и которые принято называть «барьерами» на пути пропаганды. Чтобы яснее представить себе механизм антисоциалистической, антисоветской пропаганды, важно выяснить, с какими еще барьерами сталкивается она и какими способами пробует их преодолеть.
      Когда мы берем в руки газету или журнал, то мы обычно выбираем для чтения отдельные статьи и заметки. Когда мы включаем радио, то не слушаем все подряд, а ищем что-нибудь «подходящее». Раскрывая книгу, мы пробегаем по строчкам оглавления и решаем, будем читать или нет. Так происходит «самоотбор». С него начинается процесс восприятия информации, где взаимно действуют многие факторы. Одни из них случайные или чисто личные. Они зависят, например, от настроения («хочется отвлечься») или непосредственной потребности («собрались по грибы — какой прогноз погоды»). Благодаря этим мимолетным факторам мы сегодня читаем газетную рубрику, а завтра не обращаем на нее внимания. Эти факторы практически не поддаются учету, да и не имеют принципиального значения для массовой пропаганды, потому что отражают поверхностные изменения в индивидуальном восприятии отдельных людей.
      Но есть и другие факторы, которые, как говорится, не меняются с погодой и действуют пусть с разной силой, но для больших масс людей, целых слоев населения или даже для всего населения страны, а иногда группы стран. Эти постоянные факторы затрагивают или отражают общие интересы и настроения многих людей. Благодаря им тысячи, миллионы людей «ожидают», ищут более или менее сходную информацию, более или менее сходно реагируют на нее.
      Помните панику, охватившую американцев, которые услышали по радио инсценировку «Войны миров» Герберта Уэллса? Общее настроение — ожидание катастрофы в атмосфере начинающегося национального экономического кризиса и предвоенных тревог конца 1938 года — вылилось в одинаковую реакцию миллиона человек на правдоподобную передачу о мнимом начале военных действий на территории США. Но это, конечно, случай исключительный, какого нарочно не придумаешь для хрестоматии по общественной психологии и пропаганде. Но и в обыденной жизни можно выявить постоянные факторы, которые предопределяют реакцию людей на разного рода информацию. В предыдущей главе мы уже познакомились с одним из таких факторов — социально-психологическим стереотипом, который во многих случаях предопределяет реакцию многомиллионной аудитории, средств массовой информации на то или иное сообщение. Все зависит от укоренившегося в широких массах, разделяемого огромным числом людей отношения к данному классу вещей или явлений. Также отношения-стереотипы при помощи сравнительно несложной процедуры можно выявить и описать. Зная об их существовании, пропагандист в состоянии избежать столкновения с ними, примериться к ним и даже использовать в своих целях. Например, для осуществления идеологических диверсий западная пропаганда прибегает к методам, которые можно назвать «подменой стереотипов». В их основе — использование существующих в массовом сознании социалистических стран стереотипов для придания им звучания, чуждого социалистическому строю и коммунистической идеологии. В частности, империалистическая пропаганда широко пользуется «крадеными лозунгами» (свобода, самовыражение, независимость мышления и т. д.), представляя их в качестве непременных и исключительных аксессуаров «свободного мира».
      Но стереотипы — лишь производное от факторов, которые регулируют восприятие информации- А главный фактор такого рода — «предрасположенность аудитории». Пропаганда в состоянии уловить его, учесть, предусмотреть. Это общий интерес и общие настроения во всем многообразии их проявлений. Их можно выявлять и постоянно иметь в виду, чтобы не быть в положении радиокомментатора, обращающегося к выключенным приемникам. Понимая это, империалисты решили широко поставить изучение предрасположенности аудитории в социалистических странах. Специальные исследовательские отделы Информационного агентства США и других центров антисоветской пропаганды изыскивают способы преодоления или обхода этой предрасположенности. В основу разрабатываемой методики ими положен анализ материалов многочисленных исследований последних тридцати лет в области эффективности пропаганды, проведенных во многих странах Запада.
      Посмотрим, как выглядят результаты некоторых таких исследований, поскольку выводы из них сказались непосредственно на тактике пропаганды империализма, направленной против народов стран социалистического содружества.
      Американские социологи нашли, что во время президентских предвыборных кампаний в США пропаганда не производит переворота во взглядах избирателей. Она лишь кристаллизует их и подсказывает, какой из кандидатов с его лозунгами больше соответствует точке зрения, которая сложилась у избирателя много раньше. Факты перемены взглядов у избирателей в период кампании под влиянием газет и радио выражались ничтожным процентом. Это наглядно показывает, что пропаганда далеко не всесильна и ее успех зависит от многих социальных, политических и других обстоятельств.
      Изучая пропагандистские способы психологической войны, американцы нашли, что обращения западных союзников к нацистским солдатам начали иметь успех лишь когда военно-политическая ситуация для гитлеровцев сделалась абсолютно катастрофической и стали распадаться самые низшие звенья вермахта: рота, взвод, отделение. Дело в том, что некому и нечему стало поддерживать вбитые в головы солдат лозунги и представления.
      Один из опросов показал, что сообщения Би-Би-Си о строительстве американцами большого флота для высадки на Европейском континенте и о том, что один транспорт типа «Либерти» изготовляется всего за пять дней, вызвали среди немецких солдат не испуг и растерянность, а недоверие к лондонскому радио. Непосредственный жизненный опыт и технический кругозор немецких солдат не позволяли им представить себе, что за неделю можно построить большой пароход.
      Во всех этих трех случаях пропаганда наткнулась на неблагоприятную предрасположенность аудитории. Одним людям она предлагала внять идеям, которые им неприятны, противоречат собственным взглядам, не соответствуют уровню знаний и сложившимся представлениям, их личному опыту, вызывают нежелательные ассоциации. Других она призывала принять идеи, которые противоречили не только их взглядам, но еще и взглядам, которых придерживаются в их кругу — в семье, среди друзей, в коллективе — и которые отражают те общие, обоюдные интересы, которые и связали людей воедино, в социальную группу. Короче говоря, пропаганда пыталась изменить господствующую в данной группе систему взглядов и представлений, повлиять на людей вопреки этой системе, но ничего не добилась.
      Да, в числе «барьеров» на пути пропаганды один из самых трудных — это господствующая в обществе система взглядов. Идеологический барьер оказывается одним из самых труднопреодолимых для враждебной пропаганды потому, что он связан с самым дорогим для людей — с их чаяниями, убеждениями, надеждами, с тем, что составляет для них смысл жизни, как бы они его ни понимали.
      Психологами установлено, что человек склонен внимать той информации, которая больше соответствует привычным для него взглядам и которая подтверждает правоту его убеждений и точек зрения. Он отталкивает от себя информацию, которая расходится с его интересами — во всяком случае, в том виде, какими он их себе представляет Если он неверно или плохо представляет себе свой истинный классовый интерес, он не будет правильно самостоятельно ориентироваться в обстановке, явлениях жизни, фактах, людях и может последовать за «чужим» голосом.
      Распространение в Советском Союзе и других социалистических странах «правильного, — употребляя ленинское выражение, — понимания о современном общественно-экономическом строе», то есть марксистско-ленинского мировоззрения, и закрепление его в общепринятых ценностях и нормах необычайно повысили сознательность трудящихся Понимание советскими людьми своих интересов как интересов построения коммунистического общества привило им своего рода идейный «иммунитет», поставило прочную преграду перед антисоветской пропагандой. Вот почему ее организаторы пытаются взять под свой идейный «обстрел» отдельных людей, которые не обладают устойчивыми, идеологически грамотными взглядами и достаточным политическим кругозором. Вот почему они не жалеют усилий для попыток скрытой дискредитации марксистско-ленинского мировоззрения.
      Утрата или недостаток социалистической сознательности делает человека жертвой буржуазной пропаганды. Она может в таких случаях приобрести над ним силу и исподволь, незаметно оторвать от социалистического общества, противопоставить коллективу, семье, друзьям, внушить иллюзорные представления о преимуществах западного образа жизни. Идеологическая приверженность — самый существенный элемент предрасположенности аудитории массовых средств информации к определенной реакции на поступающие сведения.
      О своих исследованиях в области предрасположенности аудитории в социалистических странах западные антикоммунистические и антисоветские центры не рассказывают на страницах открытых изданий. И не только потому, что это было бы саморазоблачением их связи с разведорганами империалистических держав. Раскрытие таких данных равноценно раскрытию всех пропагандистских карт. И все же тактика антисоциалистической пропаганды не является секретом. Основные ее положения выведены из общих тезисов буржуазной теории пропаганды.
      Буржуазная наука, как указывал Ленин, будучи несостоятельной в области теории, способна давать положительные результаты в области специальных фактических исследований. Так, буржуазные ученые сумели описать многие явления и закономерности воздействия на людей средств массовой коммуникации. Многие объективные закономерности психологии человека, важные для восприятия социальной информации, были взяты на вооружение империалистической пропагандой.
      Вернемся к уже знакомым примерам из исследований западных теоретиков пропаганды: гитлеровские солдаты нацистской армии перестали сопротивляться только тогда, когда разрушилась вся военная машина вер-166
      махта, вся, сверху донизу; пропаганда за время предвыборной кампании в США практически не завербовала заметного числа новых приверженцев ни одному из кандидатов. Проведенное в США исследование выявило, что на предвыборных митингах демократов не встретить республиканцев, и наоборот. В процессе другого исследования почти все опрошенные фермеры показали, что выключают радио, когда слышат передачу в защиту точки зрения, которая противоречит их собственной. И в том и в другом случае срабатывал психологический «защитный механизм», который поддерживает в человеке состояние внутреннего равновесия, уверенности в своей правоте, оберегает его от конфликтных ситуаций.
      Наконец, ряд американских исследований показал, что мнения по каждому вопросу (от самого важного — как жить, до самого простого — какую шляпку носить) складываются и утверждаются в социальной группе под прямым и непосредственным воздействием определенных авторитетов. Это и люди, которые либо занимают формально (отец, старший брат, бригадир, лидер среди единомышленников) центральное положение в группе (лидеры группы), либо признаны экспертами в этой сфере (лидеры мнения).
      Из такого рода исследований из всего опыта психологической войны выведены принципиальные положения американской теории эффективности пропаганды и преодоления социально-психологических барьеров Ч
      В принципе эта теория эффективности пропаганды говорит о том, что пропаганда лишь один из факторов, влияющий на состояние умов и действия людей. Пропаганда имеет смысл исключительно тогда, когда она согласуется с другими факторами, под воздействием которых формируется общественное сознание (экономическими, политическими, социальными). В сложившемся, устойчивом обществе эффективно функционирует преимущественно лишь та пропаганда, которая поддерживает и закрепляет уже существующие взгляды. Пропаганда, которая ведется в расчете на их перемену, имеет очень мало шансов на успех, если только «другие факторы» не идут с ней в ногу или почему-либо не действуют. Без этого ей не преодолеть «барьеров» сложившихся в разных слоях и группах населения взглядов и мнений, господствующих убеждений и предубеждений, традиций, обычаев, привычек, вкусов, которые проявляются уже в процессе «самоотбора» и сказываются на отношении человека к информации. Другое дело «закрепляющая» пропаганда. Ее основная задача всеми силами поддерживать и укреплять «нынешние» взгляды, представления, ценности, нормы. Этому способствуют «авторитеты» и особенности распространения в массе сообщений массовых средств пропаганды (вспомним, что слух «умирает», дойдя до человека, которому он безразличен).
      Возьмем опять пример с гитлеровскими солдатами, которые подвергались воздействию англо-американской пропаганды. Пропагандисты призывали их отказаться от служения «несправедливому делу» — фашизму, прекратить сопротивление, сдаться в плен. Но в представлении рядовых немцев они служили «высшим целям» — защищали свою «высшую расу», свой дом, свою семью, свою Германию от «низших рас». Они боролись за «жизненное пространство» для Германии, где каждому обещали сладкий кусок. Для гитлеровских солдат поэтому листовки с карикатурами на Гитлера с его камарильей долгое время воспринимались как личное оскорбление. Это показали опросы, которые проводили западные союзники в ходе боев на территории Германии и в первые месяцы мира, среди военнопленных («свежих» и пробывших некоторое время в плену) и среди гражданского населения. Опросы были организованы специалистами — социальными психологами из специальных подразделений войск западных союзников.
      Все это было объяснимо, пока победные реляции на страницах геббельсовской «Фёлькишер беобахтер» не сменились посулами, что, мол, «ничего, мы еще им покажем», и пока немецкому мещанству казалось, что действительно не за горами дележ пирога захватов и трофеев. Но вот авантюра германского фашизма на грани краха, советские, а затем и англо-американские войска вступили в Германию. Берлин в руинах. По дорогам «третьего рейха» скрипят повозки беженцев. Календарь отсчитывает последние месяцы гитлеризма. Тем не менее ученые-пропагандисты из органов психологической войны армий США и Англии вынуждены констатировать: антигитлеровская пропаганда все еще не приносит плодов, равноценных затраченным усилиям и средствам. Немцы не расстаются с нацистскими иллюзиями, по привычке повторяют и верят, что где-то на подходе победоносное чудо-оружие «великого фюрера». Убеждения, представления, взгляды, установки (готовность определенным образом воспринимать информацию на основе жизненного опыта), которые разделяются тысячами и миллионами людей, исключительно живучи. «Сила привычки миллионов и десятков миллионов — самая страшная сила» — говорил В. И. Ленин.
      Нужно также иметь в виду, что человеческое сознание густо окрашивается особенностями общего психического склада нации. Исторически сложившиеся особенности видения мира, мышления, свойственные немецкой нации, ярко проявились в этих исключительных обстоятельствах.
      В большинстве своем мнения и отношения людей к событиям и другим людям, если затрагиваются общие интересы, складываются не сами по себе, а в процессе общения между членами малых социальных групп (в семье, коллективе и т. д.). В беседах между собой друзья, сослуживцы, члены семьи осмысливают события и факты, вырабатывают общий подход в соответствии с привычными для них ценностями и нормами. Вся группа в целом заинтересована в поддержании общего курса и подчинении действий любого из ее членов принятым взглядам и правилам. Это облегчает достижение целей, ради которых и существует группа. И нет человека, которому безразлично, что подумают о его поступке родные, близкие, друзья. Каждый заботится о собственном престиже в глазах этих людей — от них мы в той или другой степени зависим.
      Немецкий солдат продолжал воевать и проливать кровь в самой безнадежной ситуации, даже когда уже некому было грозить расправой за неповиновение, пока существовала группа со сложившимися прочными убеждениями и связями, судьбу которой он разделял, — воинское подразделение. Здесь зависимость людей друг от друга, «чувство локтя» выступает в обнаженной, непосредственной форме. К тому же продолжали действовать и другие факторы социально-психологической защиты: и стремление отгородиться от чуждой и неприятной информации, и трудность осознания ошибочности своих убеждений, и отношение к союзнической пропаганде с предубеждением, и влияние «сильных личностей» — идеологов нацизма в национальном масштабе и в масштабе подразделений и т. д.
      Как не вспомнить тут Льва Толстого: «Французы, отступая в 1812 году, хотя и должны бы защищаться отдельно по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал, так что только масса сдерживает войско вместе» («Война и мир»).
      Под воздействием господствовавших в их окружении взглядов и настроений даже те немцы, которые в глубине души были против нацизма или уже разочаровались в нем, в большинстве своем воздерживались даже от пассивных выступлений. Конечно, их страшили репрессии, но для немалого числа сдерживающим началом была боязнь, что их мысли и поступки могут вызвать непонимание и даже осуждение близких и окружающих.
      Может возникнуть вопрос: а как же немецкий коммунист Альфред Лескоф, который вечером 21 июня 1941 года переплыл границу по реке Буг, чтобы сообщить о начинающейся войне? А «Красная капелла», тысячи других неувядаемой памяти борцов-антифашистов Германии? Разве они не были немцами и разве не жили вместе с другими немцами в одном обществе? Да, они были немцами и жили в гитлеровской империи, но только не поддались дурману национал-социализма. И они принадлежали к определенным группам, и у них были свои представления о групповых ценностях и нормах, только другие, несовместимые с фашизмом. В их рамках и во имя них они и боролись. Для них антифашистская пропаганда была не только приемлема, но и желанна, она поддерживала их и воодушевляла на подвиг. Вот как получалось, что вся семья, все близкие и знакомые рукоплещут Гитлеру, а один из членов семьи — подпольщик-антифашист. Он смотрит на мир так, как его соратники по борьбе. Они-то и составляют социальную группу, под воздействием идеологии которой формируются его взгляды.
      Напомним, что общий интерес — вот главный фактор, под влиянием которого формируется сознание людей. Формируется он на основе единых ценностей, представлений, взглядов и отражающих и закрепляющих их общенациональных традиций, обычаев, черт национального характера и т. п. Однажды сложившись, все эти взгляды, обычаи, вкусы закрепляются прочно и надолго. И они при определенных условиях могут стать тормозом на пути прогресса.
      Уже победил новый класс, складываются новые отношения людей, они стремятся совершенно к иным идеалам, а пережитки прошлого упрямо цепляются за жизнь, создают путаницу в умах и непоследовательность и противоречия в поступках людей. Вот почему нельзя ждать, пока само по себе отомрет в нашем социалистическом обществе наследие буржуазного прошлого: религиозные, шовинистические, националистические, индивидуалистические привычки, склонности и нравы, психология собственника, маленького человека, чья «хата с краю». Мы создаем новые, основанные на нашей марксистской идеологии и поддерживающие ее коммунистические традиции обычаи, вкусы, новый уклад жизни, новую психологию людей, соответствующую задачам нашего общества. Они вытесняют психологическое старье, защищающее идеологию отжившего класса. Они становятся идейно-психологическими барьерами на пути поползновений врагов коммунизма использовать пережитки и незрелые взгляды некоторых советских людей в качестве лазейки для враждебной пропаганды.
      Организаторы антисоветской пропаганды рассчитывают влиять на людей, у которых старая психология еще не вытеснена новой и еще недостаточно перестроилась под идейным влиянием новых, социалистических отношений. Люди, не имеющие определенных и четко выраженных взглядов, находящиеся под перекрестным влиянием (старая психология — новые идеалы), не дорожащие своим местом в социальной группе советского общества, — потенциальные жертвы враждебной пропаганды. Одиночки-отщепенцы, противопоставляющие себя коллективу, социалистическому обществу, — главный объект антисоветской пропаганды. Человек не может жить вне какой-то социальной группы. Отказавшись от одной, он непременно будет искать другую. Вот тут-то его и может подстеречь чужой «голос». Он будет нашептывать ему, что только при буржуазном строе найдутся люди, которые поймут и оценят его.
      «Натолкнувшись на эмоциональные связующие звенья, которые приковывают человека к его социальной группе, — писал модный на Западе теоретик пропаганды М. Чукас, — пропагандист начинает разрушать эти звенья одно за другим до тех пор, пока все связи человека с группой не будут разрушены, пока не будет уничтожена всякая его приверженность и пока, оказавшись вне социальной группы, он не станет легкой добычей завершающей психологической атаки пропагандистов» Индивидуализм, частнособственнические взгляды, национализм, религиозные чувства, расизм — вот они, идейные ресурсы империализма.
      Идейно-психологический разброд серьезно ослабляет сопротивляемость общественного организма к инфекционной заразе враждебных влияний. Вот почему западная пропаганда нападает на коллективизм, исподволь противопоставляет друг другу различные группы и слои советского общества. Враги социалистического государства стремятся забросить семена враждебных чувств, внушить мысль о возможности таких антагонизмов или антипатий. Именно так объясняются заигрывания западной пропаганды (и разведок) с отдельными людьми, которые отличаются повышенным самомнением, считают себя «непризнанными», во всем видят посягательство на свои взгляды. Заигрывания эти ведутся под прикрытием фальшивого дружелюбия, лицемерного сочувствия, дутого понимания, мнимого человеколюбия, ханжеской гуманности, которые маскируют эгоистические цели западных пропагандистов.
      Теория, которой руководствуются организаторы империалистической пропаганды как части психологической войны, говорит им о необходимости брать в расчет сложившуюся предрасположенность аудитории, к которой они обращаются. В социалистических странах такая предрасположенность выступает в форме морально-политического единства народа. Она делает большинство членов социалистического общества невосприимчивым к чуждым влияниям, и только одиночки-отщепенцы, люди с отсталыми взглядами и психологией, выступают потенциальными жертвами буржуазной пропаганды.
      «Могучее идейно-политическое единство нашего общества, — как отмечала газета «Правда», подводя итоги Всесоюзного совещания идеологических работников, — обрекает на поражение любые попытки влияния империализма на советский народ. Однако было бы ошибочным не видеть, что отдельные политически незрелые люди еще попадают под влияние буржуазной пропаганды, провоцируются на антиобщественные действия» Ч Единство социалистического общества становится поэтому главным объектом для ударов оружия психологической войны. Для этого в арсенале психологической войны есть много изощренных приемов и способов, с помощью которых ее организаторы надеются нанести ущерб делу социализма.
     
      НАСЛЕДНИКИ ГЕББЕЛЬСА
     
      В годы второй мировой войны в свои передачи на фашистскую Германию Би-Би-Си включало сводку погоды. Безразличные к военным, политическим, идеологическим позициям воюющих сторон цифры, фальсифицировать которые не имело никакого смысла, должны были распространить вызванный ими эффект правдивости на все передачи Би-Би-Си. Такого рода уловки, рассчитанные на создание впечатления непредвзятости и объективности источника пропаганды, постепенно множились и усложнялись. В настоящее время они выросли в хитроумную систему «обхода с фланга», призванную обслуживать интересы буржуазии в изменившейся обстановке XX века.
      Для того чтобы иметь успех, пропагандист должен уметь заставить слушать себя. Без этого нечего надеяться, чтобы тебе поверили и приняли твои слова как руководство к действию. Нужно также уметь пробиться через отрицательную предрасположенность аудитории или обойти ее, чтобы иметь возможность влиять на людей.
      «Трудность не в том, чтобы заставить лошадь пить, а в том, чтобы подвести ее к воде». В этом пренебрежительном иносказании американского журналиста выражен новый подход империалистической пропаганды к стратегии лжи в психологической войне буржуазии против всего трудового народа, особенно против населения социалистических стран.
      Буржуазные ученые накопили целые горы данных о воздействии пропаганды на человека. Не ставя перед собой задачи объяснить их по-настоящему, чтобы не прийти к нежелаемым по классовым соображениям выводам, буржуазные исследователи ограничиваются констатацией самого факта. Они описали в общих чертах, при каких условиях пропаганда «прорывается» сквозь неблагоприятную предрасположенность аудитории, в каких формах происходят изменения взглядов, как далеко заходят и надолго ли они закрепляются. Соответственно выдавались аргументированные, целенаправленные рекомендации организаторам и руководителям пропаганды.
      Главная рекомендация — всячески скрывать свои подлинные цели, избегать конфликтов с общепризнанными в данной аудитории (в данном обществе) взглядами, ценностями, нормами — господствующим мировоззрением. Если этого не делать, сквозь предрасположенность не прорваться. «Пропаганда только тогда обречена на провал, — писал один буржуазный теоретик, — когда она внешне похожа на пропаганду». Каким же образом предлагается оформить эту двойную ложь — маскировку обмана, чтобы он не бросался в глаза?
      Поскольку главное препятствие на пути антикоммунистической пропаганды к сердцам советских людей, граждан других социалистических стран — их высокая классовая и политическая сознательность, верность марксистско-ленинской идеологии, их идейно-политическое единство, западные центры антикоммунистической пропаганды ставят перед собой задачу «обойти с фланга» прежде всего этот барьер. Главным, ведущим принципом этой тактики является «деидеологизация» пропаганды, то есть придание империалистической пропаганде внешне безобидного, безразличного, невраждебного социализму вида. Чтобы не повторяться, подчеркнем только, что, работая на социалистическую аудиторию, наемные продавцы пропагандистского товара действуют куда более изощренно и изворотливо, чем на внутреннем рынке. Они тщательно маскируются под объективность и впечатление «объективности» и «непредвзятости» создается ими с помощью вкрапливания в тексты пропагандистских материалов «мнений противной стороны» или фактов, на первый взгляд неблагоприятных для официальной точки зрения страны, откуда вещает источник пропаганды.
      Огромное значение придается заигрыванию с аудиторией, превознесению ее национальных качеств и достижений национального гения, подчеркиванию своего «сострадания» к положению тех или иных социальных групп, отдельных «непонятых» индивидуумов и т. п. И все это без единого слова явной хулы в адрес коммунизма, без единого слова откровенной хвалы в адрес буржуазии.
      Наконец, исключительно большое место в «деидеоло-гизированной» тактике «обхода с фланга» занимает пропаганда информацией, которую мы назовем фактографической пропагандой. Ее существо приблизительно следующим образом звучит у Би-Би-Си, этой королевы манипуляторов, с помощью «невинной» информации: «Новости — это хлеб, все остальное это масло, ветчина и т. п.». Короче, речь идет о попытке представить дело так, будто существует на свете «чистая» информация (естественно, ее лучшие слуги — работники Би-Би-Си!), а рядом с ней и помимо нее «пропаганда», в которой присутствует какое-то политическое «я».
      В буржуазной литературе о пропаганде уже двадцать с лишним лет перепевается рецепт патентованного лжеца — гитлеровского министра пропаганды Геббельса: «Человек, сказавший миру первое слово, всегда прав». На этой посылке фашистский пропагандист номер один строил политику «большой лжи»: соврать всегда проще, чем опровергнуть вранье, и по времени и по аргументации. «Один прием буржуазной печати, — отмечал В. И. Ленин, — всегда и во всех странах оказывается наиболее ходким и «безошибочно» действительным. Лги, шуми, кричи, повторяй ложь — «что-нибудь останется»1. Итак, это прием старый, избитый. Так почему же мы заговорили о нем как о принадлежности новой тактики антисоветской пропаганды?
      Радиостанции «Голос Америки» и Би-Би-Си основное время в своих программах отводят разного рода информационным передачам. Под видом бесстрастных новостей подается классово ориентированная точка зрения. Место выдумки («первое слово»,по Геббельсу),рассчитанной на кратковременный эффект, заняла сложная система дезориентации и дезинформации с помощью подлинных фактов, сдобренных «независимыми» комментариями («новое слово»).
      По существу, геббельсовская пропаганда хотя и использовала психологический механизм восприятия новостей, все же была нахальной и самоуверенной «атакой в лоб». Наследники Геббельса из «Голоса Америки», Би-Би-Си и большинства прочих «голосов» осуществляют вкрадчивую, ханжескую тактику «обхода с фланга».
      В самом деле, при столкновении с новым, неизвестным, тем более когда это новое можно принять за простую фактическую информацию,не приходите движение ни один из факторов «предрасположенности», Новое не противоречит сложившейся предрасположенности (пусть даже на первый взгляд), наоборот, оно пробуждает любопытство и интерес, притягивает к себе внимание. В группах, где вращается человек, еще не сложилось определенного мнения, которое потребовало бы не отступать от ортодоксальности. Молчат авторитеты-знатоки, которые обычно способствуют принятию или непринятию той или иной точки зрения. Новое входит в сознание человека легко, как разогретый нож в масло.
      Больше того, по малознакомым вопросам легко создается представление в свете переданного первоначального сообщения. Причем такое представление после некоторой «притирки» в конце концов впишется в общую картину взглядов и мнений человека. Теперь его трудно поколебать, потому что созданная установка поддерживается всей системой внутреннего мира. Вот почему поданные в форме фактической информации измышления не так-то просто опровергнуть. Во всяком случае, опровержение требует несравненно больше усилий, чем сама фальшивка.
      Наиболее серьезные деятели современной империалистической пропаганды поняли, что, как выразился основоположник американской теории пропаганды X. Лассуэлл, «задача пропагандиста, желающего добиться подлинного и прочного успеха, состоит скорее в том, чтобы способствовать, нежели фабриковать». В связи с этим западная антисоветская пропаганда и стала уделять большое внимание фактологическому обрамлению пропагандистских материалов.
      Разнообразное обыгрывание подлинного фактического материала не единственный метод «обхода с фланга». Западная антисоветская пропаганда любит прибегать и к другим методам. Один из них — это подделка под взгляды, вкусы и склонности советских людей. Другой — подача материала под таким углом, словно проповедуемая мысль лишь развитие принятых в нашем обществе представлений. Во всех случаях ставка делается на постепенное, неторопливое, «эволюционное» вовлечение советских людей в орбиту буржуазных идеологических и политических категорий и воззрений.
      Исследователи процесса воздействия средств пропаганды на Западе обнаружили, что медленное, подспудное вовлечение в сферу чуждых влияний нередко оказывается весьма эффективным для людей с неустоявшимися взглядами, не определивших для себя привязанности к определенному кругу людей, образу мысли и образу жизни и т. п.
      Американские буржуазные исследователи проследили и описали, например, как протекает процесс усвоения человеком взглядов, точек зрения, мнений, несвойственных его мировоззрению, социальному положению, социальной среде.
      Человек случайно наткнулся на незнакомую литературу. Прочитал, увидел интересную для себя постановку вопроса, любопытную информацию, ответ на какую-то волнующую его проблему. И только потом узнал, что это написано «чужим». Знай он это раньше, возможно, не стал бы читать. А теперь — другое дело. Предрасположенность оказалась прорванной. Рядом с сохраняющейся настороженностью, верностью прочным представлениям появляется элемент терпимости. Встретится теперь человеку литература из того же источника или аналогичного содержания, он уже не оттолкнет ее.
      При повторных контактах с такими изданиями может пробудиться еще больший интерес. Человек начинает искать их. Если он находит в новой литературе отзвук своих потребностей и интересов (как он их понимает) и одновременно не видит им соответствующего убедительного толкования в традиционных источниках информации, то незаметно для себя может вообще полностью переориентироваться. При этом не исключено, что он будет убежден, будто не изменил своих воззрений. Но объяснять мир он уже начал с иных позиций.
      Возможен и такой вариант, когда человек знает, что имеет дело с враждебной литературой и смотрит на нее с предубеждением. Но любопытство берет верх, он принимается за чтение — и дальше все пошло по приведенной схеме. Предубеждение, даже предрассудок могут потесниться, а затем и вовсе сойти на нет, превратиться в свою противоположность. Думая, что выработал «собственную позицию, человек начинает подпадать под влияние чуждой идеологической системы.
      Конечно, мы сознательно упрощаем и огрубляем этот процесс: схема есть схема. И действует она не автоматически. Но тем не менее определенные закономерности здесь существуют, они вытекают из природы психологии человека. И именно на них уповает наш идеологический противник.
      Надежда на «незаметное» проникновение буржуазных идей, которое могло бы вызвать длительную «эволюцию» в сознании людей, — таково существо новой тактики империалистической антисоветской пропаганды, тактики «обхода с фланга»... Она входит неотъемлемой частью в общую стратегию современной империалистической политики в отношении Советского Союза, которая настроена на стимулирование пресловутой «эрозии» коммунизма.
      Тактика «обхода с фланга» имеет целью вклиниться в процесс формирования идеологических позиций личности, с тем чтобы переставить их на новую платформу. «Уж если люди решили, что зубная щетка — хорошая вещь, то сравнительно просто убедить их в том, что та или иная щетка — вещь отличная». По этой мерке американского теоретика пропаганды В. Шрамма выкраиваются на Западе «новые, блестящие мундиры» для приемов антисоветской идеологической борьбы.
      Изощренные, психологизированные фокусы с фактами, которые стали излюбленным приемом империалистической пропаганды, имеют и еще одно назначение. Они должны маскировать тот факт, что «обходные маневры» империалистической пропаганды имеют целью донести до трудящихся социалистических стран исподволь такую же ложь, какую грубо и нахально разносил Геббельс.
      В этой связи невольно приходит на память сообщение, промелькнувшее в какой-то латиноамериканской газете, одом, что любители-мистификаторы и врали нескольких западных стран недавно основали Международный союз лгунов. Его президент некто О. Улетт заявил, что в организацию не будут приниматься политические деятели этих стран, так как они «лгуны-профессионалы».
      Мюнхгаузены-дилетанты врут беззлобно, для них выдумка — самоцель. Буржуазные деятели занимаются злостным обманом в корыстных политических целях. Для этих искажение правды — важнейший инструмент «манипулирования» массовым сознанием. В разработанных еще Геббельсом правилах дезинформации, взятых на вооружение буржуазной пропагандой, в частности, предписывалось: «Лгать можно лишь тогда, когда тебя определенно не поймают или поймают слишком поздно*. Таким образом, даже для беззастенчивых нацистов было крайне нежелательно «завираться», то есть вылезать с заведомой, легко разоблачимой ложью.
      Современные враги социализма вынуждены более трезво смотреть на вещи, они готовятся вести длительную психологическую войну. Для них не годится тезис, которым, в частности, руководствовалась нацистская пропаганда. Они предпочли бы, чтобы до разоблачения дело вообще не доходило (хотя идейная нищета то и дело заставляет их идти на подлог). Сталкиваясь с распространением марксизма-ленинизма, с ростом политического сознания масс, с укреплением социализма ит. д., буржуазные пропагандисты маскируются под «нейтральных», «безупречных» информаторов. Им хочется во что бы то ни стало отмежеваться от опозорившей Себя системы «большой лжи», которую они усиленно эксплуатировали в послевоенные годы. И все-таки они недалеко ушли от своего предтечи. В условиях, когда каждый день приходится решать неразрешимую проблему: «нельзя не врать и врать нельзя», им то и дело приходится показывать свое настоящее лицо и представлять тем самым доказательства своей приверженности наследию Геббельса.
      Самая опытная из радиостанций западного мира, английская Би-Би-Си десятилетиями накапливала авторитет мнимой «объективности», используя тонкую механику фактографического правдоподобия. Пропаганда информацией — конек лондонского радио. Но именно Би-Би-Си выпустила в эфир утку, о которой небесполезно напомнить. Известно, что популярнейший у советской молодежи литературный герой Павка Корчагин любил книгу Э. Войнич «Овод» и видел в Артуре (Оводе) пример для подражания. Желая использовать это для идеологической диверсии, в одной из передач на русском языке лондонская станция сообщила, что прототипом Овода якобы был секретный агент британской Интеллидженс сервис — разведчик Сидней Рейли, злейший враг Советской власти, организатор контрреволюционных заговоров и провокаций против молодого государства рабочих и крестьян.
      По свидетельству самой Этель Войнич, она задумала роман еще в 1885 — 1886 годах, а начала писать в 1889 году. В это время мистер Рейли даже не был еще «мистером». Он бегал в коротких штанишках и стрелял из рогатки по воробьям, как и подобает всем джентльменам соответствующего мальчишеского возраста. Так что Войнич никак не могла восхищаться в ту пору «великим шпионом». Но опровержение, будь оно напечатано в газете или передано по радио, все равно окажется запоздалым. Оно может попасться на глаза тем, кто не слышал вымысла Би-Би-Си и не произведет особого впечатления (не с чем будет сопоставлять). А те, кто слышал передачу, могут не увидеть или не услышать опровержения. На это и рассчитывали. Сценарий разыгран совершенно по геббельсовскому рецепту!
      Едва ли требуется подробно разбирать политический заряд этой идеологической диверсии. Ее цель ясна — бросить тень на коммунистические идеалы и ценности. То, что для этого понадобилось идти на прямой и неуклюжий подлог, — лишнее свидетельство идейного кризиса капитализма.
      А вот другой пример, выдержанный совершенно в зловещих красках нацистской пропаганды. Уже знакомый нам английский еженедельник «Санди тайме мэгэзин» 29 декабря 1968 года поместил такой провокационный материал. Шапка крупным шрифтом: «Триумф закона и порядка. 39 арестованных на Красной площади». И затем сообщаются невероятные подробности «тридцатитысячной» антисоветской демонстрации в Москве. Называются фамилии известных советских поэтов, якобы возглавивших эту демонстрацию, и другие интригующие детали сенсационного события. Броская цветная иллюстрация крупным планом подчеркивает содержание статейки, ее значимость и реальность. И лишь очень внимательному читателю удается заметить в уголке пометку: «Вот такую статью нам больше всего на свете хотелось бы написать в 1969 году». (!) Редакция таким путем обезопасила себя от упреков и обвинений во лжи, но ложь таки достигла приученной к антисоветским сказкам аудитории и сделала свое дело, при всех условиях отложившись хотя бы в стереотипе.
      Английский еженедельник все-таки создал какую-то видимость порядочности, а вот американские телеграфные агентства в марте 1971 года в течение пяти дней пять раз передали заведомо ложные, но выгодные политические сообщения о взятии сайгонскими марионетками города Чепона (в Лаосе), а на шестой оказалось, что войска интервентов так и не дошли до Чепона. И ни одно из агентств не подумало извиниться. Как не извинился «Голос Америки», приписав в 1970 году Советскому Союзу строительство военных баз на Кубе. Государственный департамент тут же дезавуировал «голос», но с того уже взятки гладки, «утка» выпорхнула.
      Современная буржуазная пропаганда уже выросла из одежек доктора Геббельса. Но его наследство не умерло. Оно по-прежнему верой и правдой служит любителям психологической «холодной» и «горячей» войны. Они читают и почитают своего учителя. Сразу же после окончания войны западные теоретики пропаганды буквально набрасываются на многотомные писания и речи Геббельса, перекапывают его архивы, переводят на английский язык его дневники. Одна за другой выходят книги о его деятельности, о месте геббельсовской пропаганды в структуре нацизма. Примечательно, что первая же антология обзорных работ по теории пропаганды, которую выпустило для своих работников только что народившееся на свет Информационное агентство США, включало статью о принципах пропаганды Геббельса.
      Бесплодность откровенных призывов к свержению социализма, уничтожению Советской власти, разоблачение приемов «большой лжи», казалось бы, заставили буржуазию полностью сменить пропагандистские наряды. Однако на деле она только перелицевала свое идеологическое старье. Рецепты Геббельса не забыты. По свидетельству видных американских и английских авторов, досконально изучивших Геббельса, его «фундаментальным методом» была ссылка на факт, который невозможно проверить. Но ведь и в основе современной антикоммунистической и антисоветской пропаганды империализма заложен именно этот фактологический принцип, но только в развернутом виде.
      Геббельс считал, что «единственным критерием при решении вопроса, должна ли пропаганда оперировать истиной или ложью, служит правдоподобие». Для него ложь была канвой, в которую для камуфляжа вплетаются отдельные факты.
      В годы усиленного освоения западной пропагандой геббельсовского наследия американский специалист по психологической войне Л. Фараго писал: «Пропаганда никогда не может быть объективной, она должна только выглядеть правдивой, поскольку грубая фальшивка будет быстро разоблачена (сравните у Геббельса: «Вымыслы целесообразны, если они не могут быть опровергнуты». — В. Л.). В конечном счете пропаганда должна быть правдивой не больше, чем нужно для того, чтобы сделать ее похожей на правду». Прославляя капитализм и уничижая социализм и коммунистические идеалы, империалистическая пропаганда времен «холодной войны» явно шла по стопам имперского министра пропаганды и по форме и по содержанию.
      Посмотрим, как трактуют тот же вопрос нынешние теоретики перелицованной антикоммунистической пропаганды. Американцы У. Доггерти и М. Джэновиц, написавшие «Руководство по психологической войне», настроены на другой лад: «Искусство правды (!) состоит в том, чтобы не говорить прямую ложь (подчеркнуто мною. — В. Л.), но, во всяком случае, избирать то,что требуется, и подмешивать к той правде, которую аудитория хочет услышать». Вот основа фактологической пропаганды — ложь, вплетаемая в ткань правды, ложь с помощью фактов, подлинной информации. Нечто новое, хотя и здесь нетрудно увидеть влияние геббельсовской «большой лжи».
      «Обычно разумный гражданин не желает, чтобы кто-то использовал его эмоции в своих целях, — отмечалось в одном западном исследовании по пропаганде. — Он ищет фактов — и вот среди этих фактов и следует искать сам факт использования его эмоций». Это психологическое истолкование действия фактологической пропаганды империализма.
      Подобно тому как Би-Би-Си отвлекало внимание немцев сводками погоды, современные органы империалистической пропаганды пытаются добиться такого же эффекта переходом на фактографическое оформление антисоветских и антикоммунистических идей. Пропаганда в значительной степени ведется ими на основе информационных материалов. Факты, информация в руках буржуазии превращаются в опасное оружие психологической войны.
      Тщательный отбор и подтасовка фактов, планируемых заранее в соответствии с перспективой развития событий, продуманная последовательность изложения, намеренное выпячивание одних и скрадывание других фактов — вот та канва, в которую подспудно вплетаются нужные тенденции, молчаливые намеки, доказательства и опровержения идей и сведений, которые, однако, остаются «за кадром». Факт не настораживает читателя, слушателя, зрителя, как попытка обмануть. «Факты — упрямая вещь». По словам Горького, «факт многомерен». Очень существенно, с какой стороны на него смотреть и чьими глазами, каким тоном о нем говорить, какой акцент слышать и какие ассоциации ощущать! «Деидеологизированный» факт в устах антикоммунистической пропаганды делается инструментом лжи и клеветы.
      «Факт — еще не вся правда, — говорил М. Горький. — ...Он только сырье, из которого следует выплавить, извлечь настоящую правду...»1 Можно говорить о типичном, имеющем обобщающий, массовидный характер факте, а можно просто надергать фактов случайных, не соединенных закономерными связями. Можно, например, взять какой-то факт из жизни нашего советского общества (скажем, о разоблачении злобного антисоветчика, что любят делать западные «голоса»). и вставлять его круглые сутки в разных словесных вариациях во все сводки новостей. Помимо 13 — 15 выпусков последних известий, его включают еще и в краткие обзоры новостей. При условии, если это единственная информация о Советском Союзе, и не только в этот день, но и в течение известного — иногда длительного — времени она приобретает преувеличенно большое значение в глазах слушателей. Получается к тому же, что это событие становится самым значимым в потоке всей международной жизни. В результате искажается и общая картина событий и превратно представляется атмосфера и содержание общественной жизни в СССР.
      И достигается это таким простым приемом: с помощью «факта» вводят в заблуждение.
      В первые годы Советской власти один и тот же факт — развороченные во время революционных событий камни петроградской мостовой — описали два иностранца: английский писатель-фантаст Герберт Уэллс и немецкая коммунистка Клара Цеткин. Г. Уэллс увидел в них устрашающее свидетельство запустения, отступления страны назад, в мрак отсталости. К. Цеткин восприняла их как символ зарождения нового мира, вырастающего на развалинах проклятого старого строя. Это одно событие, один факт, но увиденный и истолкованный по-разному. Цеткин сумела «выплавить» из него истину жизни, а Уэллс со всей знаменитой силой своего воображения остался на уровне политического обывателя, неспособного проникнуть в глубь законов общественной жизни. «...Неверное мышление неизбежно и непроизвольно фабрикует неверные факты, следовательно — производит искажение и ложь». Приверженность капиталистическому строю, буржуазному образу жизни помешала Уэллсу правильно оценить увиденное. Неудивительно, что он разглядел лишь те стороны социального факта, которые уходили в прошлое. Разрушение буржуазных устоев казалось ему катастрофой.
      Глубина раскрытия социального факта и явления, их информационное звучание определяются тем, насколько они затрагивают интересы организаторов пропаганды, а также тем, насколько пропагандист заинтересован в раскрытии своей подлинной позиции. Здесь обнаруживается коренное различие буржуазного и марксистского подхода к информации населения.
      Мы не скрываем, что из всей бесконечной массы фактов сообщаем те, которые создают подлинную картину классовой борьбы, раскрывают ведущие противоречия развития общества, правдиво объясняют марксистскую точку зрения и отражают определенно и недвусмысленно интересы социализма.
      Буржуазия претендует на бесстрастность в освещении событий, непредвзятость в подборе информационных сообщений, на полное безразличие к классовым оценкам, на создание «всеобъемлющей» картины событий. Но этими заверениями лишь маскируются классовые устремления буржуазии и психологическое обезоружение доверчивых, малоподготовленных и малоосведомленных людей. Особенно это касается тех, кто верит в возможность такой непредвзятой информации, в существование людей, которые способны забывать про интересы свои собственные и своего класса, решая вопрос, о чем рассказывать, какими словами и с каким акцентом и о чем не рассказывать или сообщать вскользь.
      «Все люди, которые пытаются утешить и примирить непримиримое, — жулики, не верьте им, не верьте!» — призывал А М. Горький. Политические шарлатаны «деидеологизации» — это те же «примирители», которых имел в виду великий гуманист.
      Достаточно посмотреть, о чем рассказывают и что умалчивают «рыцари чистой информации», как становится видной неизбежная их тенденциозность и целенаправленность. «Информация, — отмечает американский теоретик внешнеполитической пропаганды Л. Мартин, — наиболее важное орудие пропагандиста. С успехом работающий пропагандист сочетает благоприятную и неблагоприятную информацию, принижая последнюю и изображая ее не имеющей значения и в то же время раздувая первую».
      О настоящем лице информационной политики империалистических государств можно судить по их подходу к сообщениям о Советском Союзе и вообще о странах социализма. Например, датским буржуазным газетам не откажешь в регулярности появления на их страницах материалов о СССР. Ежедневно каждая из 8 самых крупных буржуазных газет Дании публикует в среднем 4,2 статьи и 2,1 иллюстрации на советские темы. Это не мало. Правильнее, правда, было бы сказать, что это статьи на антисоветские темы. Все или почти все материалы, которые они помещают, — активные стимуляторы антисоветских и антикоммунистических стереотипов, не больше. Не случайно источником информации о СССР в этих газетах почти никогда не бывает ТАСС.
      Характерное признание вырвалось однажды у патриарха американской журналистики У. Липпмана: «Когда дело доходит до сообщений о русских, никаких критериев истинности в американской пропаганде не существует». Один из профессоров Гарвардского университета изучил комплект американской газеты «Нью-Йорк тайме» за последние 30 лет. По его подсчетам, материалы газеты, касавшиеся Советского Союза, на 37 процентов оказались прямой клеветой и почти на 13 процентов искажали действительные факты и события.
      Пропаганда информацией — важная часть психологической войны буржуазии против социализма как один из наиболее эффективных приемов «обхода с фланга».
     
      АНАТОМИЯ ЛЖИ
     
      Замаскировать ложь с помощью ограниченной, целенаправленной или даже искаженной информации — это только один из рецептов буржуазной пропаганды. И при этом не самый сложный. Гораздо труднее бывает разоблачить ложь, создаваемую буржуазными источниками информации, всей системой массового духовного воздействия.
      Представьте себе, что о каком-либо событии, происшедшем в мире, отсутствует доступная, достоверная и достаточно полная информация. В таком случае, естественно, органы информации могут создать искаженное представление о событии. Это весьма вероятно. Напротив, очень трудно представить, чтобы известные всем и многократно подтвержденные факты (такие же однозначные, как то, что на выборах 1970 года в Англии победили консерваторы, а на выборах 1971 года в Индии — партия Индийский национальный конгресс) могли быть искажены газетами, радио и телевидением огромной страны в такой степени, чтобы создалась картина, диаметрально противоположная истинной. На Западе, однако, где так любят хвастаться объективностью и полнотой информации, такое не назовешь редкостью.
      По сообщению авторитетной американской газеты «Вашингтон пост», данные недавних опросов общественного мнения в Соединенных Штатах показали, что жители страны в пропорции двенадцать к одному полагают, будто в июне 1967 года арабы первыми напали на Израиль. Истина оказалась поставленной с ног на голову для гигантской многомиллионной аудитории. Такая дезинформация, в частности, результат длительной обработки населения империалистической пропагандой, всеми средствами идеологического воздействия.
      В данном случае американских журналистов никак не упрекнешь в том, что они грубо фальсифицировали истину и заявили, будто бы именно арабы агрессивная сторона. Совершеннейшая правда, что в свое время американские газеты и прочие средства массовой информации подробно сообщили о том, как израильтяне нанесли внезапный удар. Такая же абсолютнейшая правда и то, что в настоящее время никто из пропагандистов и журналистов в США не говорит, что первыми атаковали арабы. Но нужно учесть, что всему этому предшествовала длительная антиарабская кампания, в которой из месяца в месяц расписывалась «агрессивность» арабов, «критическое» положение государства Израиль, а также «справедливые» притязания мирового сионизма.
      Когда первый ажиотаж сенсационности спал, американская пропаганда вновь сосредоточилась на расписывании «благородных» и «благочестивых» сионистов, якобы страдающих от непокорности палестинцев и несущих этому краю «процветание и благоденствие». Таким способом оправдывались и продолжают оправдываться воинственные территориальные притязания Израиля. В конце концов создалась атмосфера, в которой просто трудно было допустить, что это израильтяне, а не арабы агрессоры. Пропаганда без промаха била на хорошо изученные свойства массовой аудитории в США. Национальная ограниченность, самодовольство, невероятная узость кругозора и неосведомленность, переходящая порой в настоящее невежество, отсутствие любознательности и поразительное безразличие к международным делам порождены всей системой «американского образа жизни».
      Накануне 25-й годовщины победы над фашистской Германией известный советский журналист Генрих Боровик решил поинтересоваться у молодых американцев, что они думают о совместной борьбе Советского Союза и других стран антигитлеровской коалиции против общего врага. На площади возле здания Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке он провел 20 интервью. Вот некоторые из них.
      Вопрос: Помните ли вы, кто и против кого сражался в той войне?
      Клара (22-летняя студентка): Ну да, я это знаю, конечно. Подождите... Значит, так: Германия, Соединенные Штаты, Япония против Советского Союза.
      Вопрос: Вы, конечно, знаете, кто воевал против Гитлера?
      Карл (24 года, бывший студент, бывший солдат во Вьетнаме): Гм, да, кажется, знаю. Подождите... Соединенные Штаты вместе с Англией. Кажется, так.
      Райан (20 лет) добавляет: И немного Россия.
      Вопрос: Знаете ли вы, сколько американцев погибло в этой войне?
      Карл: О, очень много... Я бы сказал... Пятьдесят тысяч, думаю.
      Вопрос: А сколько русских?
      Карл: Я могу только предполагать. Думаю, что не больше пятидесяти тысяч.
      Вопрос: Знаете ли вы, сколько погибло в ту войну советских людей?
      Клэр (21 год): Нет... Но, конечно, не так много, как американцев.
      Вопрос: Почему вы так думаете?
      Клэр: Ну, они присоединились к нам только в самом конце войны... Они присоединились к нам, кажется, в сорок пятом. Разве нет? Неужели раньше? О, вот так штука!
      Услышанные Г. Боровиком наивные откровения не случайность. Откройте книгу Б. Стрельникова и И. Шатуновского «Америка справа и слева». На просторах штата Иллинойс к ним в машину подсел паренек, закончивший работу на бензозаправочной станции. Завязалась беседа:
      — Мама говорит, что отец называл русских героями. Рассказывал, что у вас были большие потери. Это правда? — Правда. — Но ведь вы же вступили в войну позже нас. — Кто это тебе сказал? — Кажется, так говорили в школе... Впрочем, возможно, я слышал это по радио... Уже не помню, где я это слышал. Может быть, читал в газете... Вот так штука! Значит, на вас Германия напала раньше, чем на нас Япония! А я все время думал, что вы присоединились к нам в конце войны. Какие же у вас были потери? Как у нас? Больше? Да ну! Больше трехсот тысяч? Больше полумиллиона? Перестаньте меня разыгрывать! Неужели больше миллиона?
      Он просто обалдел, когда мы сказали ему, что за годы войны советский народ потерял двадцать миллионов человек.
      — Какой ужас! — сказал он потрясенно. — Какой ужас!
      Больше он ни о чем нас не расспрашивал...»
      Данные института Гэллапа, самого знаменитого и самого солидного в США учреждения, занимающегося изучением общественного мнения, тоже свидетельствуют о том, что полученные советским журналистом ответы совсем не случайны. Институтом установлено, что из 100 опрошенных его сотрудниками американских студентов 16 не знают, на чьей стороне воевал Советский Союз во время второй мировой войны, а 9 считают, что СССР воевал на стороне гитлеровской Германии. Головокружительная, как назвал ее Г. Боровик, неинформированность.
      Обратимся еще к одним данным. 51 процент из опрошенных сотрудниками института Гэллапа американских студентов не знал, в каком году произошла Великая Октябрьская социалистическая революция. Аналогичная ситуация выявилась при опросе выпускников вузов, проведенном советским агентством печати «Новости» и американским журналом «Лук». Некоторые из них были уверены, что Великая Октябрьская социалистическая революция свершилась в начале XIX века. По данным института Гэллапа, 97 процентов опрошенных не знали ни одного советского писателя. По данным АПН и «Лук», значительная часть выпускников американских вузов призналась, что никогда в жизни не читала ни одной книги русского или советского автора. Впрочем, чему удивляться, по подсчетам того же Гэллапа, 58 процентов взрослых американцев за всю жизнь не прочитали ни одной книги от корки до корки.
      Ближайший помощник Джорджа Гэллапа, занимавшийся сбором этих сведений, то есть, несомненно, образованный, интеллигентный человек, всерьез полагал, что грузинский, узбекский, туркменский и прочие языки союзных республик в СССР — диалекты русского языка. Если уж наиболее информированные и подготовленные граждане страны, руководители которой хвастливо утверждают, что она венец развития буржуазной системы и вообще человечества, отличаются таким смехотворным кругозором в том, что касается Советского Союза, то не приходится удивляться, что в массовом сознании этой страны господствуют еще более нелепые представления, позволяющие господствующим кланам возводить любую клевету на коммунизм, коммунистов и Страну Советов.
      Несравненные перлы подобного невежества и не-информированности демонстрируются в стране с исключительно высоко развитой сетью каналов массовой информации. В Соединенных Штатах Америки 1760 одних только ежедневных и 550 воскресных газет, 4 тысячи разных журналов, подавляющее число жителей охвачено радио- и телевизионным вещанием. Подсчитано, что в среднем житель США проводит за средствами массовой информации едва ли не столько же, сколько спит или работает: около 6 — 7 часов в сутки.
      Невежество, обнаружившееся у наиболее пытливой части американской молодежи — студенчества, — следствие порочной политики как в области фундаментальной, проблемной, так и в сфере текущей информации. Из числа опрошенных Гэллапом студентов 55 процентов заявили, что о Советском Союзе они знают преимущественно из школьных и вузовских учебников, 43 процента назвали только газеты.
      «Уровень информированности американского общества довольно низок», — констатировали американские социологи Р. Лейн и Д. Шере в книге «Общественное мнение». Прогрессивный американский публицист Дж. Марион в свое время дал точное определение процессу, происходящему в области информации в США. Он указал, что задачей американской прессы является «насаждение невежества под видом распространения информации».
      Информация и в самом деле сыплется на голову американцев как из рога изобилия. Подсчитано, что каждый день телеграф передает внутри США 7 миллионов слов новостей. Ежегодно американское радио передает новости в общей сложности более полутора тысяч часов в год, то есть почти по 4 часа в день. Но каково качество этой информации!
      Прежде всего в общем объеме информации, поступающей в каналы массовой информации, событийная и вообще фактическая информация занимает сравнительно небольшое место. Несмотря на постоянно увеличивающееся время, которое проводят американцы за телевидением, радио, прессой, в сферу их внимания попадает все меньше действительно фактических сведений. Достаточно сказать, что за последние двадцать пять лет в газете реклама стала занимать в полтора раза больше места — свыше 60 процентов — преимущественно за счет сокращения серьезных сообщений и проблемных материалов о международных делах. Нужно отметить, что это общая закономерность для западных капиталистических стран.
      Из оставшихся в газетах статей 80 процентов тоже подготавливается в рекламных агентствах и конторах (по данным журнала «Бизнес уик»). О какой же объективности и непредвзятости, о какой множественности «свободно выраженных» точек зрения может идти тут речь! Тем более что, как пишет «Бизнес уик», «рекламные агентства сплошь и рядом искажают поступающие сообщения и передают только ту информацию, которая представляет их клиентов или их компании в самом благоприятном и выгодном свете». А что же тогда говорить о радио и телевидении, передачи которых вообще подготавливаются почти целиком по заказу клиентов и на их средства. Естественно, что здесь господствует очевидная зависимость информации (по содержанию, направленности, характеру) от интересов крупных рекламодателей.
      «Рекламодатели не диктуют прямо, что должно идти в редакторские колонки, — пишет в редакционном материале английский журнал «Нью стейтсмен», — но борьба за тиражи, достаточные для того, чтобы обеспечить поступление рекламы, заставляет редакторов массовых газет сосредоточивать внимание на банальностях и сенсациях в ущерб содержательности информации». Газета — коммерческое предприятие — должна приносить доход, как железная дорога или лавка скобяных изделий. Без рекламы у газеты не будет не только средней нормы прибыли, но и самой прибыли.
      Известный демократический журналист из ФРГ Гюнтер Вальраф написал книгу «Табу западногерманской прессы», в которой показал рабскую зависимость печати ФРГ от большого бизнеса. Он пишет, что в ФРГ существует так называемый «картель друзей индустрии». Эти друзья наблюдают за газетами и журналами Западной Германии на предмет выявления непочтительных выпадов в адрес «свободного предпринимательства». Проштрафившиеся издатели и редакторы моментально чувствуют тяжесть их давящей длани: орган остается без объявлений и начинает «дымить».
      Вальраф пишет, что на каждом шагу встречал свидетельства пресмыкательства прессы перед крупным капиталом, ее заискивания перед толстосумами. Однажды «фрондерствующий» журнал «Штерн» собирался опубликовать его статью с разоблачением антирабочих действий заводской охраны, которая в случае чрезвычайного положения будет подавлять бастующих рабочих. О предстоящей публикации узнали в крупнейшем военном концерне ФРГ «Маннесман», нажали хорошенько на редактора — и статья полетела в корзину. Он же приводит другие характерные случаи из газетной практики, которые показывают, насколько несвободны в западном мире так называемые «свободные перья». Еженедельник «Цайт», пишет Вальраф, получил интересное фото о военных действиях в Иордании. Его поставили в номер, но в верстку вмешался отдел рекламы: на соседней полосе шла реклама кока-колы, — а вдруг фирма «Кока-кола» против? Она таки была против, и фото засохло в редакторской папке.
      Как правило, за исключением горстки крупнейших газет капиталистических стран, вся информация, которой питается средний гражданин, сводится к национальным и местным новостям преимущественно неполитического характера, причем по мере удаления от столиц сообщения и обсуждаемые проблемы мельчают, все больше привязываются к узкоместным интересам, все больше удаляются от национальных, не говоря уже о международных вопросах, вопросы политики все больше и больше сводятся к политиканству, не имеющему и отдаленного отношения к действительно серьезной политике. Местная печать — а она составляет от 75 до 90 процентов тиражей периодических изданий в капиталистических странах — уделяет внимание международной тематике в исключительных случаях. Так и получилось, что опрос 1965 года показал: 25 процентов взрослого населения США ничего не слышало о войне во Вьетнаме, не представляло себе, каковы отношения между СССР и США. Неудивительно, что в стране постоянно падает интерес к внешнеполитическим и вообще зарубежным новостям.
      По исследованиям американских социологов, средний американец тратил в 1920 году на ознакомление с внешнеполитическими новостями в среднем семь с половиной минут в день, а ныне в три раза меньше — две с половиной. Местные же и даже национальные новости сводятся к уголовной хронике и светским пересудам из жизни миллионеров и кинозвезд. «Мы, — свидетельствует редактор американской провинциальной газеты «Аризона рипаблик», — тратим попусту газетное пространство на тривиальности, на банальные сообщения о преступлениях и катастрофах, на потоки бессмыслицы о политической грызне. И мы пренебрегаем проблемами семьи, образования, религии, культуры, науки, искусства».
      Не нужно думать, что политическая выхолощенность и пустобрешество — монополия американской журналистики. «Тщательно следя за швейцарской газетой «Блиц», — писал один швейцарский журналист, — мы обнаружили, что не только в отдельные дни, но и целыми неделями она ничего не сообщала о политических событиях внутри страны. Между тем, чтобы добыть сенсационный материал, «Блиц» уже использует вертолеты для доставки репортеров в любую точку страны. «Блиц» не упустит знаменитости, взломает дверь церкви и больницы, сфотографирует любое преступление». Отвлечение публики от социально значимой информации как функция системы «манипулирования» — задача буржуазной пропаганды вообще.
      Часто буржуазные пропагандисты ссылаются на большое число разнообразных информационных источников, которыми располагают жители капиталистических стран, что якобы раздвигает рамки возможностей для получения сведений о мире. Но и здесь они обманывают доверчивую публику. Даже в США, самой большой капиталистической стране, почти уже не осталось городов с двумя или более ежедневными газетами. В одиннадцатимиллионном Нью-Йорке и то к 1967 году остались только три утренние газеты.
      Почти все наиболее крупные, действительно массовые, а значит и наиболее доходные, издания находятся в руках двух-трех (в США — семи) монополистических объединений. Процесс монополизации прессы и других средств массовой информации в капиталистическом мире идет полным ходом. Сейчас он выражается уже в поглощении, слиянии крупнейших изданий.
      В ФРГ 90 процентов общенациональных газет принадлежат известному реакционеру Шпрингеру, который вместе с другим монополистом, Бертельсманом, владеет 50 — 60 процентами всех средств массовой информации в стране. В Швеции издательская монополия Тура Боньера владеет более чем половиной всех печатных органов страны. Это говорит о том, что человеку на Западе приходится сталкиваться вовсе не с десятками и сотнями самостоятельных информационных курсов, а условно всего с несколькими. Условно потому, что «разные» информационные курсы буржуазных органов лишь каждый по-своему, разными способами маскируют и защищают один и тот же общеклассовый интерес.
      Практически рядовой американец пользуется одной-двумя близкими по духу газетами. Конечно, он слушает радио и смотрит телевидение по нескольким каналам. Но установлено, что в самые «ходовые» часы — с 18 до 23 часов — 93 процента материалов, проходящих через серебристый экран, изготавливается всего тремя телецентрами: Эй-Би-Си, Эн-Би-Си, Си-Би-Эс. К тому же разница между всеми этими каналами информации в принципе невелика. Они разнятся рекламой и связанными с ней развлекательными программами. Основная же масса новостей и общей информации у них почти одна и та же. У них одни и те же поставщики международной информации — два гигантских концерна: Ассошиэйтед Пресс и Юнайтед Пресс Интернэшнл. В Англии такой поставщик один — агентство Рейтер, во Франции — агентство Франс Пресс. Вообще в капиталистическом Мире на долю этих четырех информационных агентств приходится 90 — 98 процентов публикуемых материалов о международной жизни. Уже одно это обеспечивает однобокость информирования населения хотя бы потому, что эти агентства дают очень мало материалов о жизни социалистических стран.
      И все же, конечно, пресса, радио, телевидение, кино, реклама, плакаты, звукозапись и т. д. — это колоссальный поток разнородной, разномастной, разноречивой информации, который обрушивается на голову рядовому американцу, англичанину, шведу, голландцу. И в самой количественной множественности информации в буржуазном обществе запрятана «манипуляторская» тенденция, потому что рядовой человек не в состоянии переварить ее, он в ней теряется, утрачивает чувство реальной ценности сообщений, уходит в сторону от истинно значимых для него проблем, интересов, перспектив. Непрерывный, искусственно взбадриваемый поток новостей, где существенное затирается светскими пересудами и грязными сенсациями, делает невероятно трудным углубление рядового гражданина в какую-то отдельную информацию. А ведь это единственный способ увидеть факт во всем многообразии его связей с другими, установить причины и следствия явлений. Это единственный путь к проявлению самостоятельности мышления и независимости суждений, которые приписываются западной пропагандой гражданам буржуазного мира.
      Такой информационный поток позволяет буржуазной пропаганде жонглировать благоприятным и неблагоприятным материалом. Важное, но неприятное для издателя, рекламодателя и т. п. сообщение, особенно когда его по причинам, скажем, престижа просто неудобно не дать, все же дают. Но дают так, что его днем с огнем не разыщешь. Неважное, но приятное или выгодное выносится на первую полосу под огромной шапкой и с иллюстрацией. Года три назад «Нью-Йорк тайме» дала на целую полосу погромное антисоветское объявление (конечно же, стандартный протест против преследований евреев в СССР), оплаченное сионистами (кстати, полоса рекламы в одном номере «Нью-Йорк тайме» обходится в 7 — 8 тысяч долларов, больше годовой зарплаты американского рабочего), в том же многостраничном номере, где-то в середине, затерлась крошечная, но очень выразительная заметка: во время службы в еврейском центре в Бронксе (район Нью-Йорка) антисемитами были взорваны две бомбы.
      В годы корейской войны одна из ведущих газет США произвела любопытный эксперимент. Три дня подряд на одном и том же месте она помещала, не меняя ни единой запятой, хорошо выделенное графическим оформлением сообщение исключительной важности о ходе боевых действий и перспективах войны. На той же полосе рядом с информацией повторялась без единого нового штриха та же самая серия картинок-комиксов. Редакцию завалили письма читателей, требовавших призвать к порядку художественного редактора, который допустил такую «халатность» с комиксами. И ни одного сигнала о непонятной небрежности отдела международной информации. Значит, либо международные новости в газете вовсе не читались, либо читались «по диагонали». Несомненно только, что такое отсутствие интереса к политической жизни неизбежно ведет к нарастающему невежеству.
      Английские газеты в качестве героя преподносят какого-нибудь Энди Кэпа, который предпочитает кружку пива любому другому занятию и для которого политика имеет значение только тогда, когда из-за нее отменяются собачьи бега. Энди Кэпы под разными именами (например, Кэскет Карл в Дании) заполняют полосы газетных комиксов, пропагандируя аполитичность, индивидуализм, примитивные вкусы и интересы,. Такова цель буржуазной пропаганды как орудия манипулирования массовым сознанием в интересах правящих кругов любой из капиталистических стран. И она, как мы видели, довольно успешно выполняет свою социальную функцию. Французский социолог П. Фужерольяс сообщает, что на вопрос: «Интересуетесь ли вы политикой?» — 36 процентов опрошенных французов ответило «да», 36 — «время от времени», 28 — «не интересуюсь». У француженок, соответственно, ответы распределялись: 13, 27, 60 процентов. Короче, в среднем меньше четверти опрошенных проявляли постоянный интерес к политической жизни. В значительной степени, хотя и не полностью, это дело рук буржуазной пропаганды.
      Отсутствие у массового читателя, слушателя, зрителя любопытства и любознательности в действительно важных вопросах в какой-то мере ограждает руководителей буржуазного государства, скажем США, во всяком случае его внешней политики, от попыток общественности глубже разобраться и в грязной вьетнамской авантюре, и в подлинной роли правительства США в событиях на Ближнем Востоке.
      Империализм все больше насаждает и эксплуатирует невежество, «демоническую», по выражению Маркса, силу средствами пропаганды и другими средствами идеологической обработки трудящихся. «В то время, — пишет Морис Люверже, профессор парижской Сорбонны, — как техника передачи информации позволяет распространять среди людей элементы подлинной культуры, капиталистическая система информации приводит к тому, что можно назвать «оболваниванием» публики. Она стремится замкнуть людей в детском мире низкого интеллектуального развития».
      Невежество масс в политических проблемах позволяет буржуазным пропагандистам ограничиваться поверхностными — на уровне описательного комментария — сообщениями о самых горячих событиях дня. Это обнаруживается даже при чисто количественном анализе. Американские социологи подсчитали, что внутреннее вещание отдельных радиостанций США по вопросам политического характера, в том числе о текущих событиях, состоит почти на 55 процентов из цитируемых мнений третьих лиц или сторон. Приблизительно на 40 процентов из рассуждений о «собственном» мнении редакции. Фактические сведения занимают в текстах передач каких-то 5 — 20 процентов, не больше!
      С помощью фактографической пропаганды, построенной на жонглировании фактическими (или фактоподобными) материалами и новостями, правящие круги капиталистического мира научились отвлекать массы от животрепещущих вопросов дня, скрывать неугодную информацию, создавать видимость широкой информированности общественного мнения и объективности источников массовой информации. Однако бывают проблемы, которые становятся национальными по своему значению и получают самую настоящую гласность, когда правящим кругам остается только молча признавать создавшееся положение. Тем не менее отработанная техника «манипулятивного» воздействия на общественное мнение в стране позволяет им иной раз использовать информацию, вернее информационные жанры, чтобы с их помощью навести тень на плетень, запутать и закружить голову обывателю.
      Трагедия в Сонгми, получившая известность во всем мире и вызвавшая в США обострение внутриполитической жизни, долгое время была больным местом американских пропагандистов как внутри, так и за пределами Соединенных Штатов Америки.
      В таких случаях буржуазная пропаганда, как правило, стремится уходить от острых обсуждений проблемы. Защита классовых интересов капитала достигается не тем, что пресса поднимает такие острые вопросы, а тем, что эти вопросы всячески обходятся и предаются забвению. Как говорил английский газетный король лорд Нордклифф, задача прессы в умолчании. Когда это невозможно, пропаганда в капиталистических странах начинает исподволь, издалека создавать новую версию общественного явления, которое легло в основу кризисной ситуации. Эта версия шаг за шагом, прямо или косвенно, просачивается во все контролируемые буржуазией источники и средства пропаганды. Под их перекличку в конце концов должны быть вытеснены здравые суждения, родившиеся под воздействием неоспоримых фактов. Средства информации и сами информационные сообщения используются для создания того самого мира иллюзий, который формируется всем аппаратом духовного господства буржуазии для подавления в людях любознательности и стремления к активному интересу к общественным делам.
      Все та же «Нью-Йорк тайме» в номере от 7 декабря 1969 года поместила неожиданный по настрою и идеологическому крючкотворству комментарий, касавшийся «инцидента» в Сонгми. Этот материал должен был положить первый камень в строительство нового образа — стереотипа этой трагедии (уже не трагедии, а «инцидента»!). В нем, в частности, можно было прочитать: «Ни армия, ни правительство не предпринимают никаких попыток оправдать этот инцидент (!) тем аргументом, что такие вещи случаются во всех войнах, равно как и не было никакой попытки отмести этот инцидент, потому что он является первым действительно большим нарушением военной дисциплины, допущенным, как утверждают, американскими войсками в войне, являющейся, по общему признанию, трудной и сложной. Соединенные Штаты имеют свой собственный военный устав. Это строгий устав, и не может быть никакого вопроса о том, что если этот устав будет нарушен, то нарушитель должен понести наказание».
      Этой «манипулятивной» казуистикой, распространяемой под видом информационного материала из «высших сфер» через авторитетные органы, формирующие общественное мнение в кругах, которые, в свою очередь, влияют на распространение этого мнения в более широких сферах («Нью-Йорк тайме» читает интеллигенция), был горд бывший шеф Информационного агентства США Ф. Шекспир. В этой формулировке есть все: и «сожаление» о случившемся, и «признание» социальной значимости инцидента, и свидетельство живейшего участия правительства, и сведение происшедшего до разряда досадного происшествия, почти недоразумения, а не события, до уровня «нарушения дисциплины». Кстати, выходит, что Освенцим или Дахау тоже были всего лишь случайностями, «нарушениями дисциплины». В то же время можно и усомниться в правильности сложившегося мнения. На это нацелены оговорки: «если устав нарушен», «война трудная и сложная», «ни армия, ни правительство не оправдываются», «такие вещи случаются во всех войнах» и т. п. Как говорится, здорово, но непонятно. Но именно это и нужно властям.
      Найдена формула, определен образ, начиненный сочувственным отношением, средства информации подключены к «манипулятивным» операциям — и правительство может спокойно идти своим путем. Аппарат «психологических операций» запущен в действие. Он нагонит тумана, потихоньку смягчит отношение к преступным актам, потом сотрет из памяти ассоциации с его «преступным» характером. Мнение обывателя будет деформировано до того, что Сонгми станет не столько символом позора, сколько символом «озабоченности», и повернет недовольство в другую сторону, против тех, кто не хочет «сотрудничать» с правительством в этой «трудной» и «сложной» обстановке! Замороченный «человек с улицы», сам того не замечая, становится жертвой «большого обмана», создавать который помогают средства, призванные, по идее, просветлять и образовывать.
      Информация событийная (новости) в особенности стала важным оружием психологической войны. Раскрытие внутренней механики информационного дела в капиталистическом мире показывает, что пропаганда информацией заняла прочное место в системе одурманивания народных масс и подчинения их духовному господству капитала. «Факты» могут лгать не только когда их фальсифицируют или фабрикуют. Информационная политика — вот что создает особую атмосферу в массовом сознании капиталистического общества, превращает текущую, оперативную информацию в средство психологической войны. Использование этого средства для психологических манипуляций тем более эффективно, что позволяет буржуазии одновременно сохранять позу внеклассовости и аполитичности.
     
      ЗАКЛЮЧЕНИЕ
     
      Многочисленны средства, многообразны способы, формы, приемы и методы психологической войны. Буржуазия накопила огромный опыт психологических манипуляций как внутри капиталистических стран, так и на международной арене. Ею создана целая наука — теория массовой коммуникации, — которая основывается на многочисленных экспериментальных и массовых исследованиях и составляет теоретическую базу целенаправленной организации психологической войны. С помощью методов психологической войны буржуазия стремится укрепить свои тылы, ослабить национально-освободительное движение, подорвать устои мировой системы социализма. Она усиленно навязывает народам буржуазный образ жизни и мышления. Психологическая война ныне стала неотъемлемой частью идеологической борьбы капиталистического мира против социализма, точнее, идеологическую борьбу буржуазия все больше вынуждена вести методами психологической войны.
      Как мы видели на ряде примеров, психологическая манипуляция приносит буржуазии известные плоды там, где есть для этого идейно-психологическая почва. Благодаря умелому использованию психологического давления в сочетании с идеологической обработкой широких масс буржуазии удается держать в своем идейном плену еще многие миллионы людей. Но масштабы и степень успехов буржуазии по укреплению своего духовного господства в обществе не следует преувеличивать и переоценивать, сколь бы внушительно ни выглядело воздействие психологической войны на массовое сознание в капиталистических странах. С ее помощью буржуазии удается лишь замедлить, но не приостановить процесс прозрения народных масс.
      Несмотря на огромное идейно-психологическое давление, на господствующую в капиталистическом обществе атмосферу одурманивания и обмана, идеи социализма неуклонно пробивают себе дорогу, постоянно растут левые силы. Такова закономерность исторического процесса. Несправедливость и бесперспективность прогнившего капиталистического строя становится очевидной для все большего и большего числа людей. Все большее число людей начинает видеть, что единственной альтернативой капитализму является социализм. Этот процесс неодолим. Будущее — за коммунизмом.
      Современный империализм понимает это и поэтому с таким упорством и озлоблением борется с мировой системой социализма. Если психологическая война буржуазии против трудящихся капиталистических стран в первую очередь имеет задачей массовое «манипулятивное» воздействие, то задача психологической войны против социалистических стран прежде всего — улавливание одиночек-отщепенцев, попытки шаг за шагом отрывать от сплоченного социалистического общества отдельных людей. Таким путем враги социализма надеются расшатать внутреннее единство социалистического общества, подорвать его устои, чтобы затем попробовать направить его развитие вспять.
      Успехи социализма оставляют у буржуазии все меньше надежд на осуществление своих целей, но это лишь подталкивает империалистические силы на новые авантюры, на дополнительные усилия в психологической войне против социализма.
      Для того чтобы противостоять авантюрам империалистов, «надо, — как указывал В. И. Ленин, — ясно знать своего врага». Эта книга должна помочь молодым коммунистам, комсомольцам, всей советской молодежи яснее представлять себе нашего классового противника и те инструменты воздействия на умы, которыми он владеет, осуществляя идеологические наскоки на социализм. Это очень важно. Без такого ясного представления трудно выполнить задачу, сформулированную в докладе Л. И. Брежнева на XXIV съезде КПСС: «Давать своевременный, решительный и эффективный отпор этим идеологическим наскокам, нести сотням миллионов людей правду о социалистическом обществе, о советском образе жизни, о строительстве коммунизма в нашей стране».