Много лет хозяйничали шведы на берегах Невы, но пришёл Пётр I со своей армией и вернул России её исконные земли. Страна получила выход к Балтийскому морю. Это было очень важно для торговли и процветания России.
Шведы не смирились с потерей. Война (она получила название Северной) продолжалась. А в это время — весной 1703 года — на болотистых островах в дельте Невы родился город Петербург, которому предстояло стать новой столицей государства Российского. Три крепости охраняли город, чтоб ни один неприятельский корабль не прошёл сюда, чтоб Россия твёрдо и навсегда стояла у моря.
В январе 1720 года — с этого времени начнётся наш рассказ — юная столица была уже чудно хороша.
Красивы парадные прямые улицы и деревянные набережные. Каменные дворцы с высокими крылечками по ниточке выстроились и глядятся в ясные воды Невы, как в зеркало. Возносятся в небо шпили, купола церквей и лес мачт на реке. Петербург — словно город-корабль. Кажется, плывёт он под парусами облаков в светлое Балтийское море.
Такой увидел столицу Ефим Никонов — крепостной крестьянин, мастер-самоучка, изобретатель и строитель первого русского подводного судна.
Пётр I высоко ценил людей пытливых, умелых, заботящихся о благе России. Имена этих людей — в том числе и Ефима Никонова — не должны быть забыты.
ЧЕЛОБИТЧИК
Лошади, словно почувствовав приближение города, побежали бойко и весело. Из-под копыт так и брызгал веером снег. И люди в санях приободрились: двое солдат и челобитчик — Ефим Никонов.
В те далёкие времена было так: если человек хотел сообщить о деле государственной важности, он подавал прошение — челобитную. А чиновники должны были доставить её самому царю. Челобитчика брали под стражу. Оказывалось дело пустячным — челобитчика строго наказывали, чтобы зря не беспокоил государя, важным — отправляли в столицу.
Два месяца просидел Ефим Никонов в арестной избе, две недели по снежной дороге везли его под стражей в Петербург, к царю Петру.
Тяжело было на душе у Ефима. Сумеет ли он доказать царю пользу своего дела? В родном селе над его задумкой смеялись: «Эка, дурачок, чего сочинил! Корабль решил построить для военного случая, чтоб под водой тайно от глаз ходил! Одно слово — пустобрёх!»
В конце пути солнце из тумана выглянуло. Вот уже избы пошли, сараюшки, амбарчики... Ослепительно сверкали снега, прикрыв грязь и бедность городских окраин. А вскоре перед глазами путников встал город с цепочками дворцов у Невы, с пронзающими небо шпилями и мачтами зимующих в гавани кораблей. Грозно щетинилась бастионами Петропавловская крепость.
Таким прекрасным и просторным распахнулся заснеженный город перед Ефимом, что у него дух перехватило. И печаль, и сомнения пропали: сумеет он поговорить с царём, построит он свой кораблик!
ЦАРЬ ПЁТР
Пётр был не обычным царём. Великан, силач, он знал четырнадцать ремёсел. Когда Пётр видел мастера, занятого незнакомым для него делом, то не мог утерпеть, руки у него чесались — отнимал инструмент, сам принимался за работу.
Но любимым ремеслом Петра было кораблестроение, а сам он был лучшим корабельным мастером России. На морях и реках завёл Пётр корабельные верфи. Очень пёкся он о русском флоте, понимал, что без военных кораблей страну от врага не оборонить, Балтийское море не сохранить.
В четыре утра ударят в Петербурге барабаны — народ на работу. И царь уже на ногах: чертежи кораблей делает, на токарном станке работает, государственные дела решает. После обеда едет на стройку или на верфь.
Людей ценил не по знатности и богатству, а по талантам и заслугам. Смелые и умелые находили его поддержку. Бездельники и трусы вызывали гнев.
Всё новое и невиданное очень занимало царя. Узнает про умную иноземную новинку — тотчас заведёт в России такую же. А если русский что-нибудь необычное и полезное придумает — почёт ему и награда.
Вот к какому царю ехал челобитчик, крепостной крестьянин из подмосковного села Ефим Никонов.
ВО ДВОРЦЕ
Ефим думал, что его сразу же к царю доставят. А ему перво-наперво допрос учинили: не покушаешься ли на царёво здоровье, не таишь ли дурной умысел? Писарь здесь же гусиным пером скрипел, ответы Ефимовы записывал.
Не верили Ефиму. Пыткой грозили. На ночь в темницу посадили, чтоб одумался и признался. А утром, ещё затемно, вывели его и снова повезли куда-то.
Зимой в Петербурге поздно рассветает. А кругом всё видно — от снега будто свечение исходит.
Встали лошади перед каменным домом. Появился заспанный слуга, держа перед собой свечку, повёл Ефима. Как во сне шёл Ефим по чудным покоям царским.
Потом открылась перед Ефимом дверь и закрылась за ним. И слуга за дверью остался.
Видит Ефим стол с книгами, бумагами, приборами для письма. А из-за стола навстречу Ефиму поднимается высоченного росту человек: сам царь Пётр! Глаза у него живые, быстрые. Так и кажется, что насквозь человека видят.
Оробел Ефим, на колени бухнулся. А Пётр велит встать, спрашивает:
— Что же за потаённое судно ты придумал к военному случаю?
Услышал Ефим в голосе царя дружелюбие и интерес, воспрял духом, стал рассказывать:
— Будет то судно само опускаться, всплывать и ходить под водой потаённо. Ежели подберётся под дно вражеского корабля, сможет учинить течь. А ежели оснастить его пушками — всплывать и стрелять по врагу.
— На что же будет похоже твоё судно?
— На лодочку с плоским дном, — отвечал Ефим. — На струг. Только с крышей.
— Почему же на струг? — удивился Пётр.
— Знаю я струги. Строил их на Преображенской верфи. Наше село близко — посылали туда работать.
Оживился Пётр. Приятно ему слышать о Преображенском подмосковном селе, где прошло его детство, где началось его увлечение корабельным делом.
Пётр сгрёб со стола бумаги, усадил Ефима и дал ему грифель. Сам сел рядом и велел:
— Нарисуй-ка своё потаённое судно.
Долго говорили и рисовали Ефим с царём, обсуждали, как то сделать, как это. За окном совсем рассвело, свечи догорели, оплавились и затухли. И сказал Пётр:
— Будешь ты зваться мастером потаённых судов. Не разглашай никому замысла и чужого глаза хоронись, потому что дело секретное, военное. А теперь иди в корабельную контору, дадут тебе место на Галерном дворе, лес, припас всякий для постройки и людей в помощь. Будешь с сего дня жалованье получать и опытное судно-образчик делать, чтобы проверить, сможет ли оно погрузиться и всплыть и может ли человек пробыть в нём под водой два или три дня.
ГАЛЕРНЫЙ ДВОР
Много в Петербурге жителей, много самых разных мастеров. А больше всего кораблестроителей и моряков.
Построены в столице Литейный двор, где пушки льют, кузницы, смолокурни, лесопилки, прядильные, канатные и парусные дворы, якорные мастерские и верфи. Адмиралтейская — главная.
Галерная верфь куда меньше Адмиралтейской. И суда здесь строят не такие могучие, не корабли, не фрегаты, а скромнее — парусно-вёсельные галеры. А стоит Галерная верфь на отшибе — в устье реки Фонтанки, недалеко от залива. Но жизнь кипит здесь так же бурно. На стапелях строятся десять галер. Стучат топоры и молоты. Лошади тянут из амбаров лес. Дымок смолокурен сливается с бодрым морским ветром.
Не ходит по земле Ефим Никонов — летает. Сбылась Ефимова заветная мечта. Пусть не поняли его замысла в родном селе, дурачком обзывали. Зато царь понял, оценил. Он сказал: «Большая польза отечеству от такого судна будет».
Дали Ефиму на Галерном дворе место для стройки и рабочую команду — плотников, столяров, конопатчиков.
Поселился Ефим недалеко от верфи, у вдовы Акимовны. А случилось это так. Увидел в огороде у дома пригожую круглолицую девушку с косой, приглянулась она Ефиму. Зашёл в избу попроситься жить, да там и остался.
Кроме дочки Дуни, которая так понравилась Ефиму, был у вдовы шестилетний сынок Федотка. Стал Ефим с ними жить, как в родной семье.
РОЖДЕНИЕ ПОТАЁННОГО СУДНА
Смотрит однажды Ефим: сам царь к его мастерской идёт. Широко шагает своими длинными ногами, как журавль. Свита за ним еле поспевает. Но в Ефимов сарай Пётр никого не пустил, один вошёл.
Всё осмотрел, проверил. Снял с полки маленький образчик секретного судна. Ефим смастерил лодочку играючи, пока лес и инструмент не завезли.
— Как же мастерил? — удивился царь. — Одним топором?!
— Отец так учил: «Всё умей топором делать: от избы до ложки».
Похвалил Пётр Ефима:
— Работа ладная. Придёт время, отправим твою игрушку в Адмиралтейство, в модель-камеру. Там чертежи и модели всех построенных судов хранятся.
А ещё царь дал Ефиму дельный совет:
— Обшивка у судна должна быть особо прочной. Гвоздём доски сбивать ненадёжно, гвоздь доску колет. А ты сшей те доски, как ткань, ниткой, так на севере суда шьют. Мастера тебе для выучки найду.
Быстро научился Ефим шить доски у плотника-помора. Сноровистее учителя стал работать, корпус секретного кораблика сшивать.
Сосновые доски, обструганные, как шёлк, вгладь кладёт, одна к одной. А с внутренней стороны на то место, где доски сходятся, планочка ложится и через сверлёные дырочки пеньковым намыленным канатом к доскам пришивается. Всякая щёлочка тщательно конопатится паклей. А тогда уж просмаливается.
Идёт Ефим на работу, как на праздник! Мастеровые, такие же, как он, мужики, почтительно к нему относятся. И на верфи его знают. Мастера галерные здороваются и заговаривают. Только подружить, поближе сойтись с ними не может Ефим. Дело его — тайное. И лодка-струг стоит не на глазах, а в сарае.
Уходит Ефим домой — укрывает её от нескромного взгляда большим парусом.
В конторе корабельной к Ефиму тоже относились серьёзно. Однако стал он замечать, что серьёзность та показная. Препоны ему чинят: то материал не пришлют вовремя, то рабочих с постройки снимут.
Люди в конторе одеты не по-деревенски — кафтанчики, каблучки, парички. И говорят приторно-вежливо: «Не изволь беспокоиться...» Глаза же — оловянные, равнодушные, а иногда искорка зависти блеснёт к простому мужику.
Ещё бы! — сам царь радеет о потаённом судне и благоволит мастеру!
СУДНО ГОТОВО
От зари до зари Ефим на верфи. Однако успевал он справлять и всю мужскую работу в доме хозяйки своей, Акимовны. Крышу перекрыл. Стол починил, лавки подправил. Свечи в доме завёл вместо еловой лучины. И не скупился исправно давать деньги хозяйке. А она стыдилась брать, ей казалось — много.
— Ты бы, батюшка, Ефим Прокопьевич, лучше платье себе справил. Ты же с важными людьми видаешься, с царём говоришь.
— По мне лучшее платье — крестьянское, — отвечает Ефим, — рубаха да лапти. И негоже простому человеку, как барину одеваться.
Федотке Ефим смастерил маленькую галерку с косыми парусами из старой тряпицы. Подарил ему топорик самого малого размера и учил им управляться. Федотка напоминал ему брата, который остался в родном селе. Такой же крепкий и смышлёный мальчишка.
На Дуню же Ефим смотрел, как на солнышко. А солнышко в хмуром северном Петербурге — радость. Выйдет, рассинит небо и воду, всё вокруг улыбнётся, вспыхнет яркими красками.
Мечтал Ефим довести до ума свою лодочку, испытать её, а тогда уж назвать Дуню невестой.
Год трудился над судном Ефим. Снова сковало матушку Неву льдом, укрыло город пышными снегами. А Ефим уж заботится о спусковых путях для судна, чтоб весной, как вскроется Нева, очистится ото льда, проверить, как погрузится и всплывёт судно. Для того он придумал специальное устройство: провертеть в днище много дырочек. Пройдёт вода сквозь них, отяжелеет судно и опустится. Тут дырочки и закрыть. Если же ту воду откачать насосом, полегчает судно и поднимется.
И снова царь помог советом: не в дереве дырки вертеть — в олове.
Специально для Никонова приготовил инструментальный мастер десять оловянных досок, а в них просверлил пять тысяч дырок толщиной в волос.
Глаз радуется, глядя на работу. Стоит на плоском дне лодка-струг. Только крышей накрыта, а на крыше дверца входная.
Весной позвал царь Ефима к себе для доклада. Рассказал мастер о том, что судно готово. Договорились об испытании.
С весёлым звоном прошёл по реке Неве лёд. Вздохнула земля, сбросив снежное покрывало, зелёным пухом оделись деревья. Прилетели белые чайки и с резкими криками кружились над водой, а испытание всё откладывалось. В адмиралтейской конторе говорили: занят царь, в отъезде, снова занят.
Пришло лето с прекрасными белыми ночами. Начнут голубеть вечерние сумерки, но не сгустятся. А тут уже и розовая заря поднимается. Работать можно круглые сутки.
В жемчужной голубизне идут по Неве барки, дощаники, плоты. Везут песок, камень. Купеческие суда под заморскими флагами спешат в Петербург с товарами. Галеры осторожно выводят в море тяжёлые, большие парусники.
Бродил по берегу Ефим Никонов, слушал плеск волны, стук вёсел, крики людей и чаек. Его угнетало бездействйе.
К осени 1721 года был заключён мир со Швецией. Окончилась долгая Северная война. Россия вернула себе старинные
русские земли на берегах Балтики. Русским кораблям теперь открыт путь в Европу.
Праздник в столице был небывалый! Над Петропавловской крепостью взвился жёлтый флаг. На флаге том — двуглавый орёл, сжимающий в когтях и клювах карты четырёх морей: Белого, Чёрного, Каспийского и Балтийского.
Под трубы, литавры и барабаны, под рожки, гудки, дудки и бубны семь дней бушевал маскарад.
Вечерами расцветали фейерверки. Фонтанами взмывали в небо цветные ракеты, кружились искромётные шары и колёса.
Долгой была война — двадцать один год длилась. Потому так велик был праздник.
Глядя на это великолепие, Ефим ненадолго забыл о своей печали. Он надеялся, что до зимы царь ещё успеет устроить проверку судну.
Но праздники продолжались и зимой — уже в Москве.
И снова весна наступила, третья весна Никонова в Петербурге.
ПОДВОДНЫЙ КОСТЮМ И СВАДЕБНЫЕ БАШМАЧКИ
Готовое судно стояло закутанное в парус. Ефим мастерил новую маленькую лодочку-образчик. На этот раз — с вёслами.
Главное, придумать, как пристроить вёсла, чтобы при их движении вода внутрь судна не попадала. А вёсла нужны, чтобы незаметно подойти к вражескому кораблю, который на якоре стоит. Тогда можно выпустить из потаённого судна человека в особой одежде, а он протаранит днище неприятельского корабля.
Решил Ефим, пока не надобен царю, сделать одежду, чтобы в ней пригодно было под водой находиться.
Отправился он на Гостиный двор. В кожевенном ряду Ефим сторговал себе юхотные кожи.
Юхть, или юфть, — дублёная кожа, выделываемая из шкур крупного рогатого скота.
Стал он шить из них кафтан. Усердствует, а толку мало. Плотник он, а не портной. Федотка здесь же в сарае досочку топориком тешет, скобой отстругивает.
Вечером Федотка рассказал сестре про Ефимово горе-шитьё. А на другой день входит Дуня — ясно-солнышко в мастерскую на Галерном. Глаза потупила, косу теребит, засмущалась.
С Дуней пошло шитьё быстро и весело. Юхть толстая, пальцы у девушки тонкие. Исколола руки, а смеётся, говорит:
— Люблю юхотный дух, когда кожей и дёгтем пахнет.
Пока Дуня шила кафтан и штаны, Ефим кожей бочку обтянул, для глаз слюдяное окошечко сделал в свинцовой оправке.
Белой ночью собрался Ефим учинить пробу подводному костюму. Дуне и Федотке разрешил посидеть на бережке, поглядеть.
Увидела Дуня Ефима в юхотной одежде с бочкой на голове, даже ойкнула от испуга, хоть сама кожаный кафтан с портами шила и бочку видела. Зато потом смеяться стала — не остановить. А Ефим в реку зашёл и исчез. Нет его и нет. Сразу весёлость с девушки слетела. Просит Федотку, чуть не плачет:
— Нырни, голубчик, глянь-ка, что с нашим Ефимом Прокопьевичем?
Тут и сам Ефим появляется. С плеч водяная трава свисает, бочку тина облепила. И снова ойкнула от неожиданности Дуня. Прямо и не человек из воды выходит, а нечисть страшная, водяной, какие в омутах сидят да под мельницами.
Бросились помогать брат с сестрой Ефиму бочку снимать и кафтан. А Ефим весь мокрый. Говорит, отфыркиваясь:
— Мало одного кафтана. Надо второй шить, дырочки от иглы просмолить. И к спине груз побольше привесить, а то вода наверх выталкивает.
Ещё раз пошёл Ефим к купцам. Подобрал чёрную кожу. Вдруг видит — красная сафьяновая обувочка на каблучке. И словно на Дуняшу пошита. Купил и обувочку.
Пришёл Ефим домой радостный, а хозяйка Акимовна будто на поминках сидит. Дуня плачет. Протянул Ефим девушке башмачки. Она прижала их к груди и ещё пуще заплакала.
— К свадьбе подарок. Выдают её за барского конюха, — сказала Акимовна. — Я уж в ноги барину падала, просила за Дуню. Да что ж... Наше дело холопье, бесправное.
Повернулся Ефим и пошёл. Белый свет померк у него в глазах.
ИСПЫТАНИЕ
Настала весна двадцать четвёртого года. Ночи уже были короткими, но всё ещё достаточно тёмными. В одну из таких ночей к Галерному двору подкатили экипажи. К Ефиму пожаловали высокие гости — вельможи царские, нарядно одетые дамы. Прибыл и сам Пётр.
Чиновники и военные разговаривали. Дамы поддёргивали пышные юбки, чтоб не испачкать в грязи, слишком громко смеялись. Ночное секретное испытание волновало их, настраивало на весёлый лад. Горели слюдяные фонари. Причудливые тени падали на лица, метались вокруг приготовленного к спуску судна.
Пётр что-то резко сказал, и все затихли.
На спусковой дорожке, покрытой густым слоем сала, судно удерживали толстыми канатами. Но вот царь махнул рукой, канаты ослабили, и лодка пошла по скользким наклонным доскам. Подняв фонтаны брызг, она закачалась на воде.
Ефим Никонов в зипуне из серого домотканого сукна поклонился царю в пояс. Потом гостям. Перекрестившись, он забрался в судно и плотно закрыл за собой дверцу.
Медленно погружался подводный кораблик. Крыша его ещё не успела скрыться, как произошло что-то непредвиденное: судно камнем провалилось на дно. По чёрной воде пошли круги.
Никто не понял, что произошло. Все застыли и онемели от неожиданности. И вдруг отчаянный вопль разорвал тишину. Из-за пышных юбок, из-под чьих-то локтей вырвался на берег мальчишка.
— Дядя Ефим! Дядечка! — кричал он. — Спасите его!
— Поднять судно! Быстро! — приказал царь. Щека у него дёргалась, глаза округлились, стали чёрные, как угли, страшные.
Рабочие с канатами прыгнули в холодную весеннюю воду. Чиновники, адмиралы, капитаны — все подались к воде.
Несколько раз ныряли рабочие, пока удалось зацепить и поднять судно. Днище его было разбито о камни. Ефима вытащили и положили здесь же, у спусковой дорожки. Привели в сознание.
Нет, Ефима не испугало случившееся. Он был потрясён неудачей и позором. Понурив голову, поплёлся в свой сарай, снимая по пути мокрый зипун. За ним бежал Федотка, счастливый, что спасли Ефима.
Разочарованные дамы, подобрав юбки и выбирая тропку среди грязи, направились к экипажам. А царь поднял руку и строго сказал:
— Чтоб никто мастеру конфуза в вину не ставил. Все слышали?
РЕМОНТ
Начал Никонов судно ремонтировать. А вскоре Пётр заглянул в его сарай. С ним пришёл Василий Дмитриевич Корч-мин — старый петровский солдат и строитель судов, замечательный артиллерист и создатель красивейших фейерверков.
Посмотрели они, как Ефим свою лодочку укрепляет, стягивает поперёк железными обручами, как бочку. Царь пообещал прислать в помощь бочара. Поговорили о починке разбитого днища, об устройстве для спуска и подъёма и о том, что перед испытанием судно долго стояло на верфи и рассыхалось. А уже потом стало ясно, зачем царь привёл Корчмина и показал ему судно.
— Ефим хочет вооружить потаённое судно пушками, — объяснил он артиллеристу. — А я мыслю: здесь могут послужить огненные трубы.
— Видел фейерверк? — спросил Корчмин у Ефима. — Знаешь, как ракета устроена?
Стал рассказывать Корчмин про устройство ракет, как порох и селитра им движение дают и распускаются в небе огненные цветы фейерверка. Подобным способом готовится и сокрушительное оружие — огненные трубы.
Принялись толковать, советоваться, как применить оружие на потаённом судне.
Ожил Ефим. Не осерчал царь на неудачу, не потерял веру в Ефима.
А в корабельной конторе опять препятствия и обиды чинили Никонову. Чем дальше, тем больше. Стали открыто над ним насмехаться. Не ведал Ефим, что царь тяжело болен и что остался он без поддержки Петровой и защиты.
Отправили Ефима во дворцовую канцелярию, чтобы отчитался, почему денег много истратил, а результата нет. Ругали его в канцелярии, грозили наказанием, а потом велели работать быстро и усердно.
Однажды пасмурным зимним утром прознал Ефим, что Пётр умер. Горе сразило его. Некому больше помочь ему, подбодрить, заступиться. Нет Петра.
И Дунюшки нет, замужем она за барским конюхом.
Один остался Ефим.
В НЕМИЛОСТИ
После смерти Петра Россией стала править его жена — Екатерина I. И конечно, сама она никогда бы не вспомнила про какого-то мужика, строящего на Галерном дворе диковинное судно. Но царице напомнили, и она велела дознаться у Никонова, почему корабль не готов.
Привезли мастера в крепость, учинили допрос. И невольно Ефиму вспомнилось, как пять с лишком лет назад, в день приезда в Петербург, его стращали пытками и бросили в темницу.
— Почему твоё судно не ходило в воде и будет ли ходить после починки? — сурово спросили у Никонова.
— Судно моё — опытное, образец. Делано для пробы: сможет ли человек находиться в нём под водой два или три дня и дышать? Таков и уговор был, и царская воля на то... — оправдывался Ефим.
Без Петра Ефимово дело никому не было нужно. И не верили мастеру. Поговорить ему, посоветоваться было не с кем. Вспоминался седой артиллерист Корчмин. Да где его искать?
НАВОДНЕНИЕ
Осенними унылыми вечерами, когда сеял дождик и ветер плакал в трубе, ложился Ефим на лавку, лицом к стене. Он и сам терял веру, что сможет сделать своё судно как надо. Федотка утешал, уговаривал поесть, а Ефим отказывался. Стыдился есть даровое. Жалованье ему перестали платить ещё летом.
— Беда, — тяжело вздыхала хозяйка. — Кругом беда. Но ты, Ефимушка, руки не опускай. А есть не станешь — совсем худо будет. И негоже тебе чиниться передо мной. Ты ж мне, как сын...
Осень явилась в 1726 году ненастная. По серому небу неслись тёмные и грязные лохмотья туч. Ветер валил с ног, рвал одежду, уносил шапки. А однажды, поздно вечером, ударила пушка в крепости, затрезвонили колокола церквей.
Переменился ветер, вода пошла вспять, из моря в Неву. Клокотала вода, пенилась, в берегах ей было тесно. И тогда она стала выходить на набережную, разливаться по улицам и площадям, биться о стены домов. Срывала с якорей корабли.
С факелами шли по бурной реке спасательные лодки, искали терпящих бедствие. А крики раздавались то здесь, то там.
Бросился Ефим на Галерный двор, хотя знал, что его зальёт сразу. На что надеялся? Мокрый, исхлёстанный волнами, насилу добрался домой. Остаток ночи просидел с Акимовной и Федоткой на чердаке.
Утром стихло, вода ушла в море. Улеглась спокойная, бесстрастная, будто не она бушевала, крушила всю ночь. Осталось разорённое жильё, вырванные с корнем деревья и кусты, вынесенные на берег, опрокинутые суда.
Побежал Ефим на верфь. Видит — выстоял его сарай и дверь уцелела. А в Фонтанке, на мутной воде, как чаечка, качается его игрушка-моделька. В окно сарая её вынесло. Как оказалось, много ценного материала и инструмента вымыла вода в окно. А судно сбросила с подпорок. Побитое и испорченное, лежало оно на боку.
Как ни странно, новое несчастье не сломило Ефима. Вроде даже силы прибыло в нём, встрепенулся Ефим. Засучил рукава и взялся работать без отдыха.
СНОВА ВЕСНА
Постарел за эти годы Ефим. Седым стал — сивым. Вот и Акимовна грустно говорит про него: «Укатали сивку крутые горки».
Зато Федотка вытянулся, как тростинка, до Ефимова плеча дорос. Силёнок ещё маловато, а ухватка хорошая, плотницкая, будет из него толк.
Привязался и Ефим к мальчишке. Брата он ему заменил. И сына. Нет у Ефима в жизни ничего, кроме Федотки да лодочки потаённой. А ведь и это не так уж мало.
Весной, после ледохода, Ефимову судну была назначена новая проверка.
Дни становились длиннее, солнце чаще выходило. А как-то утром Ефима разбудил Федоткин крик: «Лёд тронулся!»
Скоро пошли большие льдины. Потом зазвенела Нева мелким, хрустально-чистым льдом. И непонятно было, то ли лазурное небо отражается в Неве, то ли Нева в небе.
Стояли на берегу Ефим с Федоткой, встречали весну. Что она принесёт, счастье или горе? Федотка взял Ефима за руку, и плотник сжал его руку. Хорошо, что есть Федотка. Удастся ли только доучить его плотницкому ремеслу?
Оставим Ефима Никонова на невском берегу с надеждой в сердце. Мы про него ничего больше не знаем, а придумывать не станем.
Состоялось ли ещё одно испытание потаённого судна? В архивах нет данных, чтобы утверждать это. Однако ясно, что Адмиралтейств-коллегии надоело возиться с фантастическими замыслами Никонова. Его разжаловали в рядовые адмиралтейские работники и сослали на далёкую астраханскую верфь.
На этом след мастера потаённого судна теряется. В астраханском архиве нет никаких документов с упоминанием его имени. Известно только, что партия рядовых адмиралтейских работников, где был Никонов, прибыла из Петербурга в Астрахань. А в то время на Волге свирепствовала эпидемия чумы, и многие мастеровые, истощённые тяжёлой дорогой, погибли от болезни.
Был ли Ефим Никонов в их числе или суждено ему было жить и работать на верфи?
Кто-то из вас вырастет и стенет историком. И возможно, именно вы обнаружите в архиве не найденные до сих пор чертежи потаённого судна и ответ на вопрос о дальнейшей судьбе его мастера, талантливого русского человека.
|
