DjVu

      Рассчитана на широкий круг читателей.
     
      Почему я решил написать книгу!
      Поверьте мне, что вопрос этот для меня достаточно важен. На самом деле — почему? Писательской славы я не ищу, как говорится, никогда не имел к этому очень нелегкому и безусловно требующему таланта делу ни предрасположенности, ни особой тяги. И в то же время вдруг решил взяться за довольно-таки объемистый труд. Даже более того, отчетливо представляю себе его адресата — юношей и девушек, мальчишек и девчонок, которым хочу рассказать о самом главном, что было и есть в моей жизни, — о велоспорте. Вот, пожалуй, и тот ответ, единственный ответ иа вопрос — почему я решил написать эту книгу?
      Больше шестидесяти лет моей жизни так или иначе связаны с велоспортом. Вам, юным, эта цифра может и должна показаться ого-го какой. А для меня эти годы пролетели одним днем. Днем прекрасным и незабываемым даже маленькими своими штришочками, которые остались в памяти и свежи, будто события, с ними связанные, произошли только вчера. А ведь на самом деле кажется, что только вчера наш молодой советский велоспорт вышел на международную арену и заставил говорить о себе с большим уважением. И сегодня не могу удержаться, чтобы по-стариковски не посетовать: как же быстро летит время!
      Несколько лет назад я случайно узнал, что меня за глаза называют «ходячей энциклопедией велоспорта». Помню, что эта новость поначалу доставила мне несколько неприятных минут: как ни крути, но намек на возраст в ней чувствовался явный. Но... вскоре все стало на свои места — ведь раньше как-то не задумывался, что начиная с двадцатых годов был не только свидетелем становления советской школы велоспорта, но и принимал в этом активное участие. Одним из моих учителей был знаменитый русский гонщик М. G. Бойтлер, чемпион России 1917 года. Выходит, кое-что знаю и есть, что вспомнить.
      Другой вопрос — заинтересует ли мой рассказ сегодняшнее поколение молодых людей? Я долго размышлял на эту тему и пришел к выводу, что мой рассказ будет интересен людям, так или иначе связанным с велоспортом, и бесконечно рад встрече со своими будущими читателями. Поверьте, я не рискнул бы окунуться в воспоминания, если бы не верил свято, что история советского спорта неразрывно связана с достижениями нашего народа, нашего образа жизни; что события спортивной истории, яркие и зримые — это начало дня сегодняшнего, и наши будущие олимпийцы обязаны как можно лучше знать тех своих предшественников, кто зажег факел славных спортивных побед. Тот яркий факел, который будто по цепочке бережно передается из рук в руки. Теперь вы обязаны пронести его столь же гордо и высоко и передать своим последователям...
      И еще хочу, чтобы все вы как можно лучше узнали прекрасный вид спорта под названием велоспорт. А если кто-нибудь из юных читателей этой книги захочет прийти в велосекцию, то я буду по-настоящему счастлив.
      За долгие годы, проведенные в спорте, после того как завершил выступать на треке, я работал во Всесоюзной федерации велоспорта, где был избран ее председателем; представлял советский велоспорт в Международном союзе велосипедистов (УСИ), выполнял обязанности вице-президента этой авторитетной международной спортивной организации. У меня осталось множество записей, своего рода дневники. Работая над книгой, я выбирал наиболее интересные факты из жизни отечественного велоспорта и деятельности Международного союза велосипедистов. Причем последнее примечательно прежде всего тем, что работа УСИ мало освещалась на страницах нашей печати. Хотя именно Международный союз велосипедистов определял и определяет развитие мирового велоспорта.
      Обрабатывая и готовя к печати свои записи, я не стремился к сохранению абсолютной хронологии событий. Заодно отказался и от подробного экскурса в историю возникновения и первых шагов велоспорта. Информации на этот счет вполне достаточно, н, думаю, нет смысла повторяться...
      Вот, пожалуй, и все, что я хотел сказать, прежде чем вы откроете первую главу этой книги.
      Алексей Куприянов, заслуженный мастер спорта
     
      Однажды сто лет назад
      Москва, 1883 год. Красочные афиши возвещают и заодно приглашают москвичей прийти на ипподром и стать свидетелями удивительного и захватывающего зрелища — заездов на велосипедах. Велосипедные соревнования — это, конечно, новинка, но, впрочем, не гвоздь программы ипподромных соревнований. Главными действующими фигурами остаются красавцы рысаки, так что... «Дамы и господа, не медлите, делайте свои ставки, и если вашим избранникам сегодня сопутствует удача, то она обернется для вас звонкой монетой! Ну а чтобы вы не скучали в перерывах, вас развлекут велосипедисты. Спешите, спешите, спешите! Сегодня впервые на Московском ипподроме соревнуются велосипедисты!»
      И москвичи поспешили. Двадцать пять тысяч человек — такого количества зрителей давно не собирал ипподром. И кто бы мог подумать, что жокеи на «железных лошадках» заставят Москву удивляться и восхищаться. Чем же они взяли, эти господа, наяривавшие педалями, будто спасаясь от своры злющих псов? Вот этого-то московский обыватель понять никак не мог. Но новинка пришлась по вкусу. А вскоре в Москве было создано первое Общество велосипедистов-любителей. Правда, тут москвичи уступили пальму первенства жителям столичного Петербурга, которые организовали подобное общество чуть раньше.
      Думаю, что у многих из вас давно возник вопрос — на чем же выступали велосипедисты тех лет. Велосипедная техника во все годы шла в ногу с техническим прогрессом и совершенствовалась постоянно. Особенно в странах Западной Европы — Франции, Голландии, Бельгии, Дании, Германии, где соревнования проводились задолго до того, как на свой первый старт вышли российские велосипедисты. В Западной Европе в конце прошлого века проходили и международные соревнования, собиравшие огромное число зрителей. Объясняется это просто — велосипед стал моден, особенно во Франции. А коль во Франции аукнулось, то в России очень скоро откликнулось, потому что в те времена у нас подражали всему французскому. Хотя увлечение велосипедом оказалось, думаю, подражанием достаточно полезным.
      Но, увы, отечественных машин, да и вообще отечественного спортинвентаря, в России в те годы не было. Покупались заграничные марки. Велосипеды стоили очень дорого и были по карману лишь людям состоятельным.
      И как грибы после дождя росли магазинчики французских, немецких, английских фирм — «Свифт», «Эн-фильд», «Колумбус», «Ковентри», «Реллей», «Пирс»...
      К тому моменту можно отнести и возникновение «спортивного меценатства». Богач покупал дорогостоящую машину и нанимал гонщика, которому приобретение велосипеда было просто не по карману. Так в России возник профессиональный велоспорт. Да, не удивляйтесь, в царской, капиталистической, России в последнее десятилетие прошлого века начали зарабатывать себе на жизнь велоспортом российские гонщики-профессионалы. И среди них были С. Уточкин, А. Бутылкин, Г. Вашкевич, Н. Похильский и другие — краса и гордость отечественного велоспорта.
      Но, впрочем, в своем рассказе я чуть «обогнал время». Помните, мы остановились на марках велосипедов. На сверкающих лаком машинах надо было где-то ездить. Но лишь наиболее ярые энтузиасты выдерживали по российскому бездорожью так называемые шоссейные гонки, которые вытрясали душу из гонщиков и превращали в развалины велосипеды. А ипподром стал тесноват для рысаков и велосипедистов. К тому же расцвет велоспорта на Западе и одновременно растущая популярность его в России требовали строительства специальных сооружений для гонок.
      Начали строиться треки — дорогостоящие цементные и асфальтовые, а также деревянные и самые дешевые — земляные. В общем строили «по деньгам», где на какой хватало. Правда, когда через несколько десятков лет увлечение велоспортом пошло на убыль, многие из треков прекратили свое существование. Но тогда, в период его расцвета, по три трека было в Петербурге и Москве, по одному в Одессе, Киеве, Харькове, Туле, Курске, Орле, Ярославле, Рязани, Воронеже, Иркутске, Риге, Ташкенте и многих других городах. Именно трековые соревнования были наиболее зрелищными в ту пору, именно на треках засияли «звезды» пионеров отечественного велоспорта.
      Хочу вспомнить две даты. С 1893 года начали проводиться чемпионаты мира среди любителей, а с 1895-го среди профессионалов. Разыгрывались же чемпионские титулы того времени только в гонках на треке.
      Я не случайно уделяю столько внимания российским гонщикам-профессионалам. В том не вина их, а беда, что эти сильные и отважные люди, преданные велоспорту, вынуждены были добывать себе при помощи велосипеда хлеб насущный. Однако победы над именитыми зарубежными мастерами приносили славу молодой школе отечественного велоспорта, укрепляли ее престиж. В то время гонщик мог в любой момент сменить статус любителя на профессионала или совершить этот переход в обратном порядке. Но по сравнению с любителями профессионалы соревновались намного чаще.
      Как и ныне, когда мы говорим о профессиональном спорте и его сущности — эксплуатации спортсменов, тогдашние фирмы, содержащие команды велосипедистов, больше заботила реклама собственной продукции, нежели люди-рекламоносцы. Все продается и все покупается — девиз буржуазного, капиталистического общества остается неизменным в веках.
      Тем не менее именно русские гонщики-профессионалы, хотя и выступавшие под «вывеской» иностранных фирм, производящих велосипеды, открыли миру существование отечественного велоспорта. Фирмы опять же ради рекламы заботились о том, чтобы в России бывали сильнейшие иностранные гонщики — гранды мирового велоспорта той поры. И вот в Одессе в спринтерском матче против Уточкина, будущего известного авиатора, вышел чемпион мира 1896 года француз Бурильон. Но доказать свое абсолютное превосходство ему не удалось. Два раза он обыграл Уточкина, на третий же — победу, под рукоплескания земляков, одержал русский велосипедист. Через два года Бурильон вновь приехал «завоевывать» Россию. Но на этот раз его ожидало куда более трудное испытание: в Москве он проиграл Вашкевичу... Чемпион мира 1897 года немец Аренд в своем любимом спринте оказался побежденным Уточкиным; выдающийся французский гонщик Жаклен тоже потерпел неудачу в России — сначала поражение все от того же Уточкина, затем — от Бутылки на.
      Приятные воспоминания, ничего не скажешь. Но с особым нетерпением московские любители велоспорта ожидали приезда известнейшего датского велосипедиста Эллегарда. Шестикратный чемпион мира, он считался у себя на родине национальным героем. Велосипед Эллегарда как реликвия и сейчас хранится на треке «Ордруп» в Копенгагене. В Москве Эллегард, находившийся в зените славы, сначала выиграл спринтерский матч у Бутыл-кина, зато был лишь третьим в другом спринтерском финале, в котором первым финишировал итальянец Момо, а второе место занял Уточкин.
      Как видите, дома русские велогонщики чувствовали себя прекрасно и радовали почитателей их таланта победами над именитыми соперниками. Но на соревнованиях за рубежом они не блистали. В чем же дело? Неоднократно я пытался найти ответ на этот вопрос. Высказывания участников тех стартов, с кем довелось беседовать, сводились в общем-то к следующему: лучшие иностранцы-профессионалы приезжали к нам просто... на заработки. Пик их спортивной формы приходился обычно на чемпионаты мира, где успешное выступление давало возможность подписать новые выгодные контракты. Ну а когда зафрахтованные фирмами они выступали на российских треках, то, демонстрируя высочайший класс мастерства, все-таки не были готовы к соперничеству с нашими гонщиками. Потому что если и была разница в классе, то не настолько, чтобы гранды могли выигрывать, как говорят велосипедисты, «одной ногой». Публике нужны были громкие имена, и фирмы эти имена поставляли. И то, что русские у себя дома обыгрывали именитых соперников, это опять же было на руку организаторам турниров: их главная забота — кассовый сбор, а он рос и рос. Однако чисто в спортивном плане недооценить встречи молодых российских гонщиков, стоящих у истоков отечественной школы велоспорта, с приезжими знаменитостями было бы неправильно. Учиться мастерству у асов никогда не считалось зазорным. Вот они и учились, не только побеждая, но и проигрывая.
      Иностранцы выступали в России и в шоссейных гонках. Например, на трассе многодневки Москва — Петербург в 1896 году попробовали русского бездорожья рекордсмен мира француз Корр и чемпион Германии Петерс. Не доезжая Твери, они сошли с дистанции, отказавшись продолжать борьбу. Через два года подобное повторилось. С русскими шоссейниками решили выяснить отношения француз Ривьер и швейцарец Мюллер. Но привычные к другим условиям, они очень скоро растеряли свои радужные надежды на легкую победу на «адских» дорогах, пригодных разве что для неприхотливых ломовиков, а не для велосипедных колес. Для них осталось полной загадкой, как это русские умудряются заканчивать подобные велопробеги и вдобавок получают от такой езды удовольствие. В понимании иностранцев эти, мягко говоря, гонки не имели ничего общего... с настоящими шоссейными гонками. Их даже нельзя было назвать велокроссом. Потому что столь гигантского велокросса доселе не существовало в мировой практике.
      Удар по профессиональному спорту в России был нанесен в начале нынешнего века. Исходил он от иностранных фирм, которые еще несколько лет назад оккупировали русский рынок своей велосипедной продукцией и в немалой степени способствовали стремительному расцвету велоспорта в России. Но конъюнктура рынка сбыта продукции больше, чем от моды, зависит от научно-технического прогресса. И фирмы начали свертывать торговлю велосипедами, перестраиваясь на куда более прибыльную — средствами транспорта с двигателями внутреннего сгорания.
      Меценаты перестали субсидировать соревнования гонщиков. Многие треки прекратили свое существование. Профессионалы остались у разбитого корыта. Они попытались хоть как-то выкрутиться из создавшегося положения. Гонщики шли на поклон к владельцам сборно-разборных треков, которые устанавливались где угодно и когда угодно, — были бы зрители и доход. А те по-прежнему пытались заполучить в Россию зарубежных «звезд». Но, увы, знаменитости в Россию приезжать не хотели. Какое-то время соглашались совершать эти вояжи третьесортные гонщики из стран Западной Европы, но вскоре и они махнули рукой на не приносящие никакого дохода поездки.
      Многие сильнейшие профессионалы — Г. Вашкевич, К. Гатцук, М. Бойтлер и другие становились вновь любителями.
      Они не могли представить свою жизнь без велоспорта, без соревнований. Столь же преданными поклонниками велоспорта были С. Уточкин и А. Бутылкин. Но времени на спорт у них оставалось все меньше и меньше. Уточкин стал авиатором, а Бутылкин — цирковым артистом.
      К 1907 году центр российского велоспорта переместился в Тулу, которая осталась, пожалуй, единственным городом, где велосипед был по-прежнему популярен и во время соревнований любого ранга не пустовал местный трек. Ну, а коли есть «дом», то будет где соревноваться
      велосипедистам-любителям. Туляки выручат — посвободнее вздохнули гонщики Москвы и Петербурга.
      Молодое поколение все больше и больше интересовалось спортом, не оставляло занятия ни зимой, ни летом. Так что само время подсказало изменить структуру спортивных обществ, товариществ и кружков. Родился, к примеру, «Московский кружок конькобежцев и велосипеда стов-любителей».
      Не могу утверждать, что подобное «совместительство» было продиктовано очередной спортивной модой. Нет, все обстояло намного серьезнее. Для мыслящих и заботящихся о своей физической подготовленности людей увлечение спортом переросло в необходимость. И спортивный универсализм уже мало кого удивлял. Ведь стал же отличным гонщиком, прекрасный конькобежец Николай Струнников! Так почему бы не пройти его путем?
      Но сделать это было не просто. Как и любой вид человеческой деятельности, спорт, когда мы ведем речь о громких победах, подразумевает наличие таланта. У Струнникова он был очень ярок.
      Поэтому многим и запомнилось его блестящее выступление на Всероссийском чемпионате 1909 года на треке в Туле, где он обыграл «хозяина» соревнований Ф. Федорова и в недалеком прошлом одного из сильнейших профессионалов Г. Вашкевича. Если добавить, что в тот год Николай Струнников стал чемпионом мира по конькам, то станет ясно, почему он был кумиром не только болельщиков, но и спортсменов, особенно начинающих. Мечтая быть похожими на Николая Струнникова, они летом выходили на полотно трека, а зимой на конькобежную дорожку...
      После победы Великой Октябрьской социалистической революции перед молодым государством рабочих и крестьян встали куда более жизненно важные проблемы, чем развитие спорта. Необходимо было обеспечить стране мир, дать народу хлеб, разгромить контрреволюцию и отбить вражескую интервенцию...
      И тем не менее даже в это сверхтрудное и сверхтяжелое время, когда решалось — быть или не быть первому в мире государству рабочих и крестьян, вопросы физического воспитания населения ставились твердо и принципиально.
      В апреле 1923 года орган Всевобуча журнал «Спорт» писал, что «лозунг, брошенный в рабоче-крестьянские массы — «Физическая культура должна стать достоянием пролетариата!» — осуществился».
      Главную роль в развитии физкультурно-массовой и спортивной работы играли Всевобуч и комсомол, которые осуществляли идейное руководство, оказывали из своих средств материальную поддержку, имели своих представителей на фабриках и заводах, в профсоюзных и комсомольских кружках и клубах, в школах фабзавуча, среди рабоче-крестьянской молодежи, в детских домах и школах.
      С 1918 по 1922 год Тула стала организатором первенств России по велоспорту. Ох как нелегко было провести соревнования! Собрать участников оказалось куда более легким делом, чем... накормить их. Но туляки нашли выход, выделив из более чем скромного продуктового бюджета города все необходимое для участников соревнований. Эти первые соревнования в молодой Советской республике значили для всех несравнимо больше, чем просто спортивное мероприятие!
      ...Поймал себя на мысли: не слишком ли углубился в историю «прихода» велоспорта на треки и дороги Отечества? Впрочем, наверное, именно эта тема призвана лечь в основу рассказа о велоспорте. Память и записи подсказывают десятки имен прекрасных гонщиков из числа пионеров российского и советского велоспорта, кто своим энтузиазмом, мастерством и преданностью проложил путь к победам следующим поколениям наших гонщиков.
      Тульская марка
      Тула. Прекрасный, исконно русский город, который я люблю не меньше, чем Москву, где родился и вырос, работал и учился.
      Не могу представить себе Тулу без ... велоспорта. Как не могу представить свои спортивные университеты без длившегося годами соперничества с тульским гонщиком Дмитрием Соловьевым — велосипедистом прекрасным и удивительным, человеком огромной душевной щедрости, требовательным к себе и другим по самому большому счету.
      Тула — это город мастеров. Она издавна славилась своими самоварами, пряниками и ружьями. И если девяносто лет назад туляки решили освоить велосипедную езду на треке, то взялись за дело с традиционно тульской сноровкой и ухватистостью, не испытывая сомнений, что вскоре станут мастерами и в этом новом для себя деле. Иначе не были бы они туляками.
      Развитие велоспорта в Туле началось со строительства трека. Возможно, я слишком вольно трактую историю. Но в данном случае во мне говорит гонщик-трековик. Перед 90-летним дедушкой — тульским велотреком, стоящим и поныне, готов опуститься на колени и поцеловать его бетонное полотно.
      Строительство тульского велотрека завершилось в 1896 году. Он был заложен на окраине города. Один из его виражей смотрел на городскую тюрьму, почему тут же и был окрещен «тюремным», а другой на деревню Басово, за что и был прозван «басовским». С легкой руки (точнее — языка) туляков пошли гулять эти названия по стране. Несколько поколений гонщиков называли финишный вираж «тюремным», а предфинишный «басовским». Но уже тот факт, что не с какого-либо другого, а тульского велотрека «пошли» названия виражей, говорит о том, какой трек главенствовал тогда в России.
      Трек тем временем стал не просто достопримечательностью Тулы (чем остался и до сегодняшнего дня), но и любимым местом отдыха туляков. Он притягивал к себе будто магнитом. Сюда шли целыми семьями. Люди, как спектакли, смотрели тренировки своих любимцев. Болельщики спорили с той же страстью, авторитетом и непоколебимостью во мнениях, просчитывая шансы гонщиков, как ныне спорят наиболее ярые приверженцы футбола, устраивая импровизированные и одновременно постоянные дискуссионные клубы, например, перед Западной трибуной Московского стадиона «Динамо».
      Быть велосипедистом в Туле, и не просто «быть», а выступать в соревнованиях, считалось в первую очередь ответственным, и только затем — почетным делом. Или, другими словами, — «скороспелок» туляки не признавали. Так что симпатии и любовь болельщиков находились как бы в прямой зависимости от таланта гонщика и пролитого им на тренировках пота.
      Понятно, что все крупные соревнования на треке, в каком бы городе они ни проводились, без тульских мастеров обойтись не могли. Вспоминаю чемпионат страны 1924 года, который проводился в Москве на примитивном земляном треке с дощатым финишным виражом, только что построенном на Красной Пресне, на месте бывшей свалки. Эти соревнования закончились триумфом тульских гонщиков, нанесших довольно-таки ощутимый удар амбициям москвичей, считавших, что у себя дома они никому не проиграют.
      Финал спринтерской гонки. Дмитрий Соловьев поначалу оказался в хвосте финалистов, возглавлял которых москвич Владимир Шустов. Шустов по манере езды — силовик, пользовался большой передачей и всю гонку проводил в высоком темпе.
      Шел Шустов ровно, накатисто, и, казалось, что ни у кого из соперников не хватит сил, чтобы обойти этот «паровоз». Тем более что начался последний круг. И вдруг случилось непредсказуемое. На предфинишном вираже вперед выскочил Соловьев. Я глазам своим не поверил — откуда он взялся в лидерах? Наверное, не поверил этому и Шустов. На секунду-другую опешил и заработал на полную мощь. Вслед за Шустовым бросились в погоню и Козлов с Черношварцем, гонщики опытные, не одним соревнованием проверенные, но подобной прыти от Мити Соловьева тоже не ожидавшие. А погоня, как известно, занятие неблагодарное. Особенно, если уже выскочили на финишную прямую. Просвет они сократили, но на большее времени не хватило...
      Вслед за Соловьевым выиграл тот чемпионат и другой любимец туляков — Константин Суханов. Он выступал в гонке за лидером, начало которой не предвещало ему ничего хорошего. Суханов упал. Пока встал, пока разогнался, соперники успели отбросить его на целый круг. Но Константин Суханов проявил себя во всем блеске. Он буквально «глотал» круг за кругом. Со стороны — без видимых усилий, а на самом деле «вывертывая» себя наизнанку. В конце концов всех догнал и даже перегнал Радости тульских болельщиков не было предела. Шутка ли — такой успех в столице!..
      Я впервые приехал на соревнования в Тулу в 1926 году. Исполнилось мне в ту пору восемнадцать лет. Наслышан был о любви туляков к велоспорту изрядно, в чем теперь смог убедиться воочию.
      Роль экскурсовода взял на себя Платон Афанасьевич Ипполитов, как и я, москвич, но в отличие от меня уже известный спортсмен, представитель славной спортивной династии Ипполитовых, и в Туле бывающий частенько. Только подходим к треку, как Ипполитова останавливает кто-то из местных. Лицо его мне было знакомо, но вспомнить, где и когда видел, не смог. Оказывается, не узнал я Константина Суханова, чьим мастерством восторгался в позапрошлом году на краснопресненском треке.
      Вечером того же дня мы застали Суханова тренирующимся. На треке было немало болельщиков, которые
      всегда с удовольствием смотрели не только выступления, но и тренировки этого мастера, тем более что их любимец вел себя на тренировках часто очень необычно. И вот мы увидели, как Суханов весело гоняет по цементному кругу, во все горло распевая: «Долой, долой монахов, долой, долой попов, мы на небо залезем, разгоним всех богов!». Увидев нас, подмигнул и жестом радушного хозяина предложил — мол, присоединяйтесь, вместе покатаемся. Но тренировка в программе вечера у нас не значилась, поэтому как-то незаметно мы оказались в кругу болельщиков, оживленно обсуждающих не очень-то обрадовавшую меня тему, — что завтра туляки от приезжих камня на камне не оставят. А мне и так от мысли о предстоящем старте было немного не по себе. Понятное дело, волновался. Со стороны-то, может, это и нормальное состояние, когда 18-летнему парню предстоит поспорить со знаменитостями. А каково самому парню?
      Наступило завтра. Из Москвы на соревнования приехали также Миронов и Заев — сильные спринтеры. Противостоять же нам пришлось именитым тульским гонщикам — братьям Соловьевым, Тарновскому, Чичелову...
      В полуфинале я обыграл Георгия Соловьева. В финале был третьим, опередив, как писала тульская газета «Коммунар», «матерого Тарновского», но проиграв победителю Миронову и занявшему второе место Дмитрию Соловьеву. Но на этом огорчения тульских болельщиков не закончились. В красивой и напряженной борьбе Платон Ипполитов переиграл Костю Суханова в гонках за лидером.
      Я уезжал из Тулы с чувством гордости: и за успех москвичей, и за личное третье место.
      Через месяц туляки решили, что называется, отыграться. Мы получили приглашение на своеобразный матч-реванш. И вот тут-то я попал впросак, оставшись за бортом финала. Причем полуфинальный заезд здорово поколебал мою уверенность и в собственных силах, и в мастерстве.
      Жребий свел меня в том заезде с опытными тульскими гонщиками — Казаковым и Рощиным. Перед соревнованиями подошел ко мне Казаков и с улыбкой сказал:
      — Ты уж, извини, Леша, но придется нам тебя в полуфинале «отцепить». А то опять что-то много москвичей собирается в финал попасть. Сам понимаешь, не годится это.
      Ладно, поговорили, посмеялись, разошлись. Иду и думаю: «Каким же это образом, без нарушения правил, они мне могут помешать выиграть, если я объективно на сегодня сильнее и того, и другого? Выходит, решили меня перед стартом подзавести, чтобы сам себе нервы потрепал? Как бы не. так, ребятушки, не дождетесь вы этого», — сказал себе и на этом успокоился.
      Однако все случилось, как обещал Казаков, и без малейшего нарушения правил. Тот полуфинал долго вспоминался как кошмарный сон. Не вдаваясь в нюансы тактической борьбы, что происходила между нами, скажу: они настолько тактически совершенно построили заезд, что, как я ни старался выйти на атакующую позицию, все время передо мною маячил кто-либо из туляков. В общем, они «по-дружески» заставили меня «подергаться» еще на стартовых кругах, предпринимая одну ложную атаку за другой, и в конце концов я, как говорят гонщики, «вывалился» из полуфинала. Вот ведь ситуация: хоть плачь, хоть локти кусай, а ничего не сделаешь. Я, понятное дело, чуть было всерьез не обиделся, но вовремя опомнился. Сказал себе: «Ты, оказывается, еще совсем «зеленый», товарищ Куприянов. Это слабый пол обижается. А тот, у кого голова на плечах, выводы делает. Учись, чтобы на любой, самый хитрый и умный ход соперника, когда, казалось бы, вся ситуация им просчитана и выверена до миллиметра, мог бы ты свою козырную карту выложить».
      После заезда подошел Казаков и участливо спросил:
      — Ну что, Леш, не очень обижаешься?
      Я попытался изобразить хотя бы подобие улыбки и ответить с безразличным тоном:
      — Спасибо за науку. Завтра в групповой гонке выводы будем делать.
      — Ну-ну, — понимающе протянул Казаков. — Старайся. Глядишь, может, что и выйдет. — И он весело мне подмигнул.
      Сейчас, когда слышу разговоры о спортивной злости, то обязательно вспоминаю себя на тульским велотреке во время той групповой гонки. В меня будто вселился бес, мой мозг с пулеметной быстротой рассчитывал варианты атаки. Наверное, на ход или даже на два я предугадывал тактические перемещения соперников.
      Даже сами туляки, наши соперники в групповой гонке, после финиша разводили руками. А местные болельщики наградили столь дружными аплодисментами, каких до того момента, признаюсь, в свой адрес ни разу не
      слышал. Приятно это, конечно, было, и чувство гордости испытывал — доказал, что хоть что-то, но смыслю в велоспорте.
      Хотя, если вдуматься, рассказал сейчас о частном — об одном лишь соревновании из многих. Но ведь частное определяет целое.
      Я всегда любил ездить на соревнования в Тулу. Во-первых, потому, что там отлично организовывались гонки. Как сейчас принято говорить, на высоком уровне. «Тульская марка» другого и не предполагала. Во-вторых, победа в Туле всегда была особенно почетна. Просто так туляков было не обыграть. Они на каждый старт у себя дома настраивались как на решающий. Поэтому и готовился к гонкам в Туле, не давая себе ни малейшего послабления. Ведь не секрет, что в жизни любого спортсмена, если он к тому же часто выступает в турнирах, есть соревнования основные и второстепенные. Так вот гонки на тульском велотреке всегда были для меня основными.
      Третья причина, почему я с удовольствием ездил в Тулу, — тульские болельщики. Они мобилизовывали меня, не давая выступить плохо на бетонном тульском треке. Да, как это ни странно звучит, но я не хотел давать повода тульским болельщикам для снисходительной жалости. Они-то рады, что москвич Лешка Куприянов проиграл, а мне каково радостно-жалостливые болель-щицкие соболезнования выслушивать?
      Тульский болельщик — особенный. Велосипедный спорт он знает досконально, и потому мастерство гонщика, что называется, с первого взгляда распознает. Но к гостям относится весьма и весьма прохладно. Зато в азартном болении за своих нет ему равных. И хитер тульский болельщик. Что такое психологическое давление трибун на спортсмена, ему объяснять не надо. Потому-то многие из моих коллег-гонщиков с неохотой отправлялись на соревнования в Тулу. А местный болельщик, привыкший к победам любимцев, очень переживал, когда те терпели дома поражения. Это воспринималось как удар по престижу города мастеров.
      Почему я с таким знанием говорю о тульских болельщиках, в общем-то не боясь ошибиться в оценках? Да потому, что узнал их как нельзя лучше на наших традиционных спринтерских матчах с Дмитрием Соловьевым, за которого болела и переживала буквально вся Тула, от мала до велика. Поединки Соловьева и Куприянова становились гвоздем программы любых соревнований на тульском треке.
      Вспоминаю, как в начале 30-х годов один из известнейших в Туле знатоков велоспорта Иван Павлович Серебряков сказал мне:
      — Леня, — он меня так звал, — ты очень приятный для Тулы парень, и мы тебя очень любим, но, извини, Митю любим больше. И не тебе, а ему желаем победы. Ты пойми нас и не обижайся. Хорошо?
      И честное слово, я не обиделся на эти слова, пусть и не особенно для меня приятные, но зато правдивые. Просто подумал о том, как хочется, чтобы и за меня вот так же болели в родной Москве, как за Митю в его Туле.
      Или вот другой пример. Пример не для подражания, а как бы иллюстрирующий мой рассказ о тульских болельщиках тридцатых годов. После одного из выигранных заездов у Дмитрия Соловьева медленно качу мимо трибун, отдыхаю, и вдруг слышу какой-то парень меня окликает:
      — Эй, Куприянов! Смотри, «на тебе» проиграл!
      Парень продемонстрировал мне гитару, даже струны тронул, которые отозвались печальным стоном. Затем схватил ее за гриф, да как ударил ей о барьер. Гитара — в щепки, по трибунам волной покатился смех...
      Таковы были тульские болельщики. И я любил их, даже когда они болели, не жалея голосовых связок, за Митю Соловьева, желая победы ему, а не мне. Я и по сей день храню это чувство.
      Я лично был знаком со многими тульскими болельщиками. Их энциклопедические знания велоспорта иногда потрясали. Они видели в гонках мастеров, чьи имена были овеяны для меня легендой. Я готов был слушать их часами, особенно Михаила Тимофеевича Петрова. Ему уже перевалило за 80, а он все равно приходил смотреть соревнования. И когда начинал тихо говорить, то вмиг умолкали вокруг него разговоры, и все, кто был в тот момент рядом, внимали Тимофеичу. Именно внимали, другого слова не подберу.
      Велосипедисты хорошо знали и верного болельщика Мити Соловьева — Николая Кузьмича Пузанова, рабочего типографии газеты «Коммунар». В книге М. Н. Тылки-на «Моя любовь — велосипед» сказано, что, после того как закончил выступать С сначала за В. Батаена, з русь ставить эти слова
      Пузанов, хотя и отдал прекрасным гонщикам свои симпатии, мечтал, чтобы поскорее появился в Туле второй «Митрич». Этим ожиданием он и жил.
      Написал предыдущую фразу, отвлекся на минуту, и будто из глубины комнаты в сознание вползло сомнение. Вот рассказывает старик о болельщиках своей спортивной молодости. Кому нужны его воспоминания? Болельщикам спорта сегодняшнего дня? Вряд ли. Болельщики существуют столько же, сколько существует спорт. Один любит волейбол, другой — гимнастику, третий — плавание, а большинство — футбол и хоккей. Что ж, всех их на страницах газет и книг прославлять? Мол, учитесь, как надо болеть...
      И я откладываю в сторону авторучку, чтобы подумать, почему вспомнились мне тульские болельщики.
      Сразу скажу: я против слепого болелыцицкого фанатизма. Когда на стенах домов читаю намалеванные сегодняшними юными «любителями» слова типа «Спартак» — чемпион», кроме огорчения ничего не испытываю. И не потому, что всю свою жизнь выступал за «Динамо». Если вижу название своего родного общества, перечеркнувшего, к примеру, масляной краской, труд маляра, становится еще горше. У болельщиков моего поколения, пусть не закончивших «десятилеток», человеческой воспитанности и внутреннего такта было куда больше! Они учили нас, молодых спортсменов, быть прежде всего людьми. Правда, были в наше время болельщики, что называется, от горла. Им бы лишь покричать, пар выпустить. Но я ведь веду разговор о тех, кого уважали безмерно. Таких, как дядя Коля Пузанов. Эти люди не «собирали» нас, спортивных знаменитостей тех лет, в свою престижную «коллекцию» знакомств, а были нашими единомышленниками, строгими судьями, старшими братьями. Вот почему низко, в пояс, им кланяюсь.
      У меня сохранилась одна из афиш тех лет с тульского велотрека. Аршинными буквами на ней напечатано, что 20 сентября состоится матч Куприянов — Соловьев. Хотя в гонках участвовало немало спортсменов, но на афише значились лишь две фамилии. Мне это, честно говоря, не очень-то пришлось по душе — неудобно было перед другими гонщиками: выходило, что Куприянов и Соловьев — примы, а все остальные вроде «гарнира» к их соперничеству, чтоб паузу заполнить. Но мы не цирковое представление устраивали, а соревнования проводили. И я пожаловался организаторам гонок. А они мне в ответ: «Ты,
      Леша, отчасти сам в этом виноват. Соревнования хотя и в Туле проводятся, но афишу эту составлял твой болельщик. Вот и решил остановиться на главном. Перезаказывать афишу поздно, так что... делай вид, что ничего не произошло».
      В матчах против Соловьева я и выигрывал, и проигрывал. Счета не вел. И не знаю, кто из нас оказался в итоге более удачливым. Но если бы меня сейчас спросили о самом главном в моей жизни гонщика-трековика, то не задумываясь ответил бы: это — соперничество с Митей Соловьевым.
      Каждый раз к поединку с Соловьевым я готовился со всей серьезностью. Думаю, что и Дмитрий чувствовал накануне наших матчей ответственность не меньшую. Но вдобавок Митя всегда перед стартом психологически обрабатывал меня. Однако эффект этой обработки иногда был противоположным желаемому. Однажды приезжаю в Тулу, и Соловьев вместо приветствия тут же рассказывает, в какой он отличной спортивной форме и что больше всего на свете ему хотелось бы посоревноваться сейчас с Мишаром. Мишар в то время уже был 6-кратным чемпионом мира среди профессионалов. Значит, хочет Митенька в соперники ни кого-нибудь — самого Мишара, а я, выходит, сегодня для него слабоват. Чувствую, что бахвалится он, желает вывести меня из предстартового равновесия. И тем не менее начинаю потихоньку заводиться. Ну, думаю, я тебе такого Мишара завтра устрою, что лучше не придумать.
      Вообще-то по характеру я человек довольно спокойный, как говорили, «приверженец разумной логики». Спортивной злости мне как раз частенько и не хватало. Но стоило кому-либо из ребят эмоционально «раскочегарить» меня перед стартом, то чудеса мог на треке творить, даже сам себе в те минуты нравился. И вот Соловьев, ничего не подозревая, самолично привел меня в боевую готовность перед решающим заездом. Назавтра все три матча выиграл у него, что называется, вчистую. Митя явно загрустил, забыв и думать про Мишара. Но я-то помнил! И в присутствии тульских гонщиков говорю Соловьеву: «Слушай, сегодня что-то легко тебя обыграл. Хорошо бы сейчас с Мишаром пару-тройку матчей сгонять. Как думаешь? С тобой легонечко потренировался, глядишь, и с французом бы управился».
      Он искоса, с кислой улыбочкой глянул на меня, но не выдержал и подмигнул — мол, давай, давай, свисти, Мишара ему подавай. Лучше к очередному матчу с Соловьевым готовься. Он таких поражений не прощает...
      Тула. Сколько помню себя, не было такого случая, чтобы не использовал возможность приехать в этот горячо любимый мною город.
      1952 год. Мы только что вернулись с Федором Тарач-ковым с велогонки Мира, куда впервые ездили в качестве наблюдателей от Спорткомитета СССР. И в начале июня, как писала тульская газета «Коммунар», «на киноплощадке парка культуры и отдыха председатель Всесоюзной велосекции тов. Куприянов прочитал лекцию о гонке Варшава — Берлин — Прага».
      После лекции посыпались вопросы. И тут вновь убедился, что сердца тульских любитедй велоспорта отданы все-таки гонкам на треке. Да, все, что происходило вокруг большого трека, как всесоюзного, так и международного, волновало моих слушателей куда больше, нежели соревнования шоссейников. Кто-то из болельщиков сказал: «Не пора ли советской делегации поставить перед Международным союзом велосипедистов вопрос о признании женского велосипедного спорта, который культивируется во многих странах и уж тем более имеет богатые традиции в Советском Союзе, в частности в Туле». В общем, мысль сводилась к тому, что пора проводить чемпионаты мира и среди женщин-велосипедисток.
      Напомню, что шел 1952, первый для советского спорта олимпийский год. Лучшие советские атлеты готовились к участию в летних Олимпийских играх в Хельсинки. Это было главное, чему посвящались все наши заботы. Но предложение, высказанное в Туле устами простого болельщика, вдруг прозвучало с необыкновенной силой. Если раньше эта мысль жила в нас как бы подспудно, теряясь среди нескончаемой вереницы будничных дел, то теперь вопрос о международном признании женского велоспорта был призван стать одним из стержневых среди тех, решения которых наша федерация добивалась от УСИ. И в 1955 году на Конгрессе УСИ в Париже женский велоспорт наконец-то получил официальное признание. Что предшествовало этому событию, я расскажу чуть позже, когда разговор у нас пойдет о делах Международного союза велосипедистов, свидетелем и участником которых был двадцать пять лет. Сейчас хочу подчеркнуть сам факт, что именно в Туле укрепилась во мне мысль о необходимости скорейшего выхода женского велоспорта на международную спортивную арену.
      Как-то на соревнованиях в Туле Костя Суханов познакомил меня с директором завода, на котором работал, — Б. Л. Ванниковым. Костя всю жизнь был с юмором на «ты», поэтому и директору представил меня так: «Московская «звезда» Леша Куприянов. Собирается обидеть нас на глазах у нашего начальства. Но наше начальство не простит ему этого никогда, да и мы постараемся дальше третьего места его не пустить». «Старайся, старайся», — нарочито строгим тоном сказал ему Ванников и... пригласил меня, после соревнований, побывать у них на заводе, где велоспорт был в большом почете. Я и сам об этом догадывался — коли директор ни одного соревнования не пропускает.
      Та экскурсия заполнилась надолго. В заводском музее Ванников подарил мне копию указа Петра I, где царь предупреждал, что за низкое качество изготовления оружия рабочие будут строго наказаны. Поучительный текст, признаюсь. А тут директор, как бы в продолжение темы, сказал, что каждая моя победа на тульском треке отрицательно сказывается на выполнении производственного плана завода. Я даже растерялся от подобного признания. Как это отрицательно сказывается? Дело оказалось вот в чем: интерес к велоспорту на заводе столь велик, что день-два до и после гонок любой разговор крутился вокруг соревнований. И в урочное, и в неурочное время. Ну, а если заводские спортсмены и лидер их, Костя Суханов, вдобавок проиграли, то, мягко говоря, неважное настроение болелыциков-заводчан отражалось и на их работе.
      Ванников вел свой рассказ, мягко улыбаясь, и я не понимал, то ли шутит он, то ли всерьез говорит.
      — Борис Леонидович, у вас с планом сейчас туговато, поэтому и в гости меня пригласили? — попробовал пошутить я. — Вот, мол, смотри, Куприянов, на дело рук своих и в следующий раз хорошенько подумай, прежде чем Суханова с его компанией «на колесе оставлять».
      — Так и думал, что в приезжей «звезде» пробудится голос совести, — в полный голос расхохотался директор. — Только вы, Алексей Андреевич, забыли, что мы, туляки, народ гордый и таких подарков не принимаем. А рассказал я об этом только затем, чтобы еще раз подчеркнуть — спорт в нашей стране приобретает все большую социальную значимость. От побед или поражений на треке, к примеру Суханова, зависит не одно лишь настроение рабочих завода. Молодежь заводская к спорту
      тянется. Заметьте, не к околоспортивной говорильне или в лучшем случае эпизодическим выходам на спортплощадки, а к постоянным и серьезным занятиям. Это, во-первых, отвлекает молодых ребят от многих дурных привычек; во-вторых, делает их более организованными, активными и физически крепкими, что важно для выполнения на своих рабочих местах, поверьте мне на слово, очень непростых производственных заданий. Вот что для меня, директора, куда весомее, чем просто настроения. Поэтому и пригласил вас, одного из лучших советских трековиков, познакомиться с заводом, на котором почти все влюблены в велоспорт, потому и был с вами предельно откровенен.
      Прошло немало лет после этогй разговора, когда я вновь встретился с Б. Л. Ванниковым. Он уже работал в Москве, и в один из праздничных дней я увидел его на трибуне на Красной площади во время военного парада. Разговорились. Ванников вспомнил наше знакомство и, будто продолжая тот свой монолог, сказал: «Спорт, стремление к физическому совершенству, воспитание крепости духа — вот что необходимо советской молодежи. И вы, физкультурно-спортивные работники, Алексей Андреевич, ответственны за это воспитание в первую очередь.
      Тула. Памяти тесно от ярчайших имен: это и многократные чемпионки мира Галина Ермолаева и Тамара Гаркушина; и заслуженные тренеры страны Леонид Михайлович Шелешнев, приведший советских велосипе-дистов-шоссейников к первым победам на велогонках Мира и Олимпийских играх, и Сергей Сергеевич Максимов, воспитавший второго «Митрича», — неоднократного чемпиона мира в спринте Сергея Копылова, наследника и преемника славы знаменитого тульского трековика Дмитрия Соловьева; и... Иногда я боюсь воспоминаний. Кажется, что о ком-то забыл, кого-то не назвал. За тот без малого век, что существует велотрек в Туле, подарил он отечественному велоспорту столько талантов, что диву даешься!
      В одном из спортивных изданий как-то прочитал о случайно услышанном журналистом диалоге между французскими и итальянскими гонщиками, которые прилетели в СССР в 1970 году для участия в «Большом призе Тулы». Путь их лежал через Москву. Столица встретила спортсменов теплым июньским дождем. Уютные автобусы, дорога и моросящая пелена за окном располагали к разговору, который вертелся вокруг чемпионата мира по футболу, проходившего тогда в Мексике. Итальянец Карди первым перебросил мостик от темы футбольной к велосипедной: «Завидую футболистам.
      Каждый матч собирает десятки тысяч зрителей. А нас смотрит от силы тысяча, не больше». «Не торопись, малыш, — тут же возразил ему чемпион мира француз Даниэль Морелон. — Увидишь, что Тула — это маленькая велосипедная Франция. Держу пари, что на трибунах .тульского трека тебя встретят не меньше десяти тысяч зрителей». Итальянец было протянул руку, чтобы зафиксировать свое пари с Морелоном, но его тренер, олимпийский чемпион Петенелла, как и знаменитый французский гонщик, уже бывавший на соревнованиях в Туле, бросил своему воспитаннику: «Напрасно споришь, проиграешь».
      Заканчивая рассказ о «Тульской марке», хочу сказать: любовь к велоспорту здесь была, есть и, уверен, никогда не пройдет.
      По овалу трека
      Мой выбор был сделан не вдруг и не сразу.
      В один из летних дней 1923 года я, тогда еще 15-летний школьник, бесстрашно оседлал велосипед, лишь вчера купленный моими родителями, и поехал, бешено крутя рулем из стороны в сторону, чтобы сохранить равновесие. Самое смешное, что я не упал. Удержался в седле — как сказали бы теперешние балагуры-шутники, — на ближайшие... двадцать лет.
      Я вырос на Красной Пресне. Велогонщиком стал на аллеях Петровского парка. Здесь тренировались опытные велосипедисты, и однажды я пристроился к их группе. Тогда и обратил внимание на меня один из них — В. Трофимов. В тот год я выполнил норму первого спортивного разряда — высшего в то время. И понял, что велоспорт — это всерьез и надолго.
      Тренировался не жалея ни сил, ни времени. И до сих пор помню, как по-доброму относились к моему увлечению в рабочих коллективах, где довелось начинать свою трудовую жизнь — на ленинградском «Красном треугольнике», на московском заводе «Каучук». Правда, в Ленинград я попал ненадолго. Решив учиться, поехал в город на Неве поступать в технологический институт. Выбор Ленинграда, как места будущей учебы, был продиктован
      еще и тем, что подружился на соревнованиях с ленинградскими гонщиками — моими ровесниками. Но пока собирался, закончилось время приема документов. Пошел работать на «Красный треугольник». Было мне уже двадцать, и считался я тогда одним из сильнейших спринтеров страны. В 1928 году стал победителем нашей первой Всесоюзной спартакиады. В газетах писали так: «Алексей Куприянов чисто выиграл почетное звание лучшего спринтера СССР. Победитель — среднего роста, обладает сильно развитыми ногами и спринтерским чутьем матчевого ездока. Иностранные гонщики в восторге от езды Куприянова, выделяя его блестящие способности велосипедиста».
      Очень приятные для меня строчки. Особенно если учесть, что на Спартакиаде в меня, точнее, в мое увлечение велоспортом наконец-то поверил... мой отец. Когда они с мамой подарили первый в моей жизни велосипед, то отец не забыл сказать: «Поменьше по улицам от безделья гоняй, главное — учись хорошо. Грамотным человеком становись».
      А я после школы сразу на завод подался, нарушив тем самым наказ отца. Но он-то сразу понял, откуда ветер дует. Ведь я считал, что совмещать работу с серьезными тренировками будет полегче, чем последнее с учебой в институте.
      На решающий матч спартакиадного турнира спринтеров пришли мои родители. И когда я завоевал чемпионский титул, то увидел, как, не в силах сдержать радость, аплодирует своему непутевому сыну его строгий отец.
      Отца я и уважал, и побаивался. Разные случаи в связи с этим вспоминаются. Однажды мы были на соревнованиях в городе Козлове (ныне Мичуринск). Ездить в Козлов гонщики любили. Прежде всего благодаря огромной любви местных жителей к велоспорту. Но трека в Козлове не было, и поэтому соревновались на ипподроме. Призами для победителей служили разные ложечки, чашечки, тарелочки. Их происхождением мы, конечно же, не интересовались. Нам дают — мы берем, не обижать же хозяев. И то, что вещицы эти серебряные — тоже не волновало, а что некоторые из них могли иметь в свое время самое непосредственное отношение к церковной утвари — тем более. Время-то какое — середина двадцатых годов — отчаянное, боевое. И чем-чем, а меркантилизмом мы, молодое поколение Страны Советов, испорчено не было.
      Заездов в Козлове проводилось на каждом из соревнований много, и за три года поездок в этот гостеприимный город призов у меня накопилось достаточно. Отцу я о них ничего не рассказывал, будучи на сто процентов уверенным, что ни к чему хорошему мое откровение не приведет. Правота отца во всех вопросах была исключительной. Чтоб его сын за баловство на велосипеде еще и разные серебряные вещицы получал, вдобавок неизвестно какого происхождения! Это грозило семейным скандалом. Мама знала о моей тайне, но тоже благоразумно хранила молчание.
      В начале 30-х годов в стране открылась система магазинов «Торгсин», куда принималось и серебро. И все свои козловские призы я постепенно отнес туда. Заодно и «подкормился» — молодой организм требовал после напряженного рабочего дня и не менее напряженной тренировки хорошего питания. Когда же мой «серебрянопризовой» фонд иссяк, вот тогда и рассказал обо всем отцу. Большого скандала не было, но разносец он мне все-таки учинил. И, как всегда, прав был отец, хоть и не ворованное я в «Торгсин» относил, а завоеванное в честной спортивной борьбе. Правда, после никогда себя подобным «торгашеством» не унижал...
      Почему я выбрал трек?
      Ответ на этот вопрос прост. Шоссейные велогонки в те времена считались как бы необязательным дополнением к программе соревнований. Да и дорог в те годы, пригодных для шоссейных гонок, было раз-два и обчелся. Так что велоспорт в СССР — берусь утверждать это во всеуслышанье — начался с трека.
      Кумиром моим был Сергей Исаевич Уточкин. Мне много рассказывали о нем гонщики-ветераны, лично знавшие и не раз видевшие его на треке: П. И. Степанов-Калашников, К- К. Гатцук, Е. С. Васильченко, Г. М. Вашкевич. Признавали они, что своей манерой и почерком трековой езды похож я на Сергея Исаевича. Прежде всего — в финишировании. Я, например, никогда не старался «снять» финиш с большим отрывом от соперников. Зачем? Даже на четверть колеса впереди — все равно победа. Зато всегда знал, что есть в запасе резервная скорость, на тот самый пожарный случай, когда надо будет костьми лечь, а победу на финише вырвать. Мне, конечно, приятно было, что ветераны, самого Уточкина в седле помнившие, мою тактику с его сравнивали.
      Живет во мне и непроходящая благодарность прекрасным трековикам — Карлу Чаксте и Михаилу Сергеевичу Бойтлеру. Чаксте был первым моим тренером. Как говорится, тактик от рождения, он настолько тонко рассчитывал гонки, когда еще сам выступал, что соперники только и ждали, какую очередную задачку им Карл предложит. Он и меня учил в первую очередь рациональной езде, напоминая, что сильные ноги без умной головы — это пустое и самое что ни на есть провальное дело. Зато Бойтлер больше внимания обращал на психологическую подготовку. Будучи сам отменным бойцом на треке, не уставал напоминать, что без борьбы нет и не может быть победы!
      А побеждать я хотел всегда. Вот двадцать восьмой год. Первая Всесоюзная спартакиада, собравшая в Москве 7000 советских и 612 спортсменов из 17 стран. Покривил бы душой, сказав сейчас, что не нацелился тогда выиграть спринт. Но одно дело — надеяться, совсем другое — воплотить задуманное в жизнь.
      С Карлом Чаксте мы разработали детальный план подготовки к Спартакиаде. Все в него вошло: и физическая подготовка, и тактическая, и специально-спринтерская. При этом, как никогда, большое внимание уделяли участию в соревнованиях. Не второстепенных, как, например, в Козлове, где больше для души ездишь — не для результата. А в тех, где лучшие наши спринтеры участвовали.
      Мы слышали, что на Спартакиаду приедут и зарубежные велогонщики, но силы их были неизвестны, и уж тем более никто не знал, кто точно к нам приедет. Не забывайте, шел всего лишь одиннадцатый год Советской власти, и международные спортивные союзы первое в мире социалистическое государство своим вниманием не очень-то баловали. Даже наоборот, чинили всяческие препятствия на пути тех, кто решил поехать в Москву выступать на Спартакиаде. В общем, варились мы в собственном велосипедном соку, приглядываясь друг к другу, оценивая, кто и как готов к спартакиадным стартам.
      Начался спартакиадный сезон гонками на треке «Трехгорки». Соревнования, которые московские гонщики давно уже исключили из основных и престижных, вдруг собрали весь цвет трекового велоспорта столицы. Это было уже интересно. Есть возможность и себя показать, и на других посмотреть. Я занял первое место. Далее — традиционный матч Москва — Ленинград. В финале обыграл Эдуарда Черношварца, объективно сильнейшего
      среди ленинградцев. И заодно вновь опередил Женю Крылова и Павла Миронова, с которыми совсем недавно «выяснял» на треке «Трехгорки», кто сильнее.
      С каждым стартом надежды мои росли и крепли, но Чаксте не уставал напоминать о тактике: «Думай во время гонки, на случай понадеешься, так ведь он — пятьдесят на пятьдесят». В везунчиках же я никогда не ходил. Приходилось учиться думать. Да так здорово в меня эта наука Карла Чаксте вошла, что не думать уже просто не получалось. Кстати, не раз и не два умение быстренько просчитать ситуацию с начала и до конца помогало дотягиваться до победы.
      День спринтерских гонок. Участвует 12 человек, из них 5 иностранцев. Среди приезжих выделяется зрелой тактикой, мастерством и опытом французский гонщик Франс. Рассказывали, что только для того, чтобы приехать на Спартакиаду в Москву, Франс перешел в рабочий спортклуб. Молодец парень, ничего не скажешь! И как гонщик силен. С каким блеском он обыграл Эдика Черношварца, прижав того к нижней бровке полотна трека и заставив сбросить скорость. Правда, судьи, еще «необкатанные» тонкостями тактических приемов зарубежных асов, а привыкшие к повторяющимся уловкам лидеров всесоюзных соревнований, опешили от подобной езды француза и дисквалифицировали его в этом заезде за нарушение правил. Но мне и другим гонщикам показалось, — а ныне, так уверен на все сто процентов, что на грани риска «обошелся» Франс с Черношварцем, однако ни один из параграфов правил не нарушил. И все же с судьями не спорят. Тем более представляющими спортивную Фемиду. Не положено, да и не принято.
      Я был покорен мастерством Франса, отмечая про себя, что тактический ход, которым он поставил в тупик Черношварца, — доведенный до автоматизма прием. Вот и в матче со мной он повторил его на финишном вираже. Одно дело было рассуждать, исходя из той ситуации, в которую попал Эдик Черношварц, совсем другое, когда сам испытал «давление» Франса. Чувствую, что француз неумолимо притирает меня к бровке. И деться вроде бы некуда. Но не растерялся, нашел в себе силы, чтобы буквально впритирочку к нему — еще чуть-чуть и зацепимся педалями — уйти вперед и выиграть полколеса.
      Потом были другие соперники, не слабее француза, но их-то я знал прекрасно — не один год вместе выступали на всесоюзных соревнованиях, хотя и понервничать
      еще не раз пришлось, и все свое умение и старание проявить. Стал я в итоге лучшим среди спринтеров на спартакиадном турнире. И был ужасно горд, что сумел-таки выдержать одиннадцать труднейших матчей с очень сильными соперниками в течение всего лишь одного дня, отведенного для соревнований спринтеров.
      О том напряжении, прежде всего чисто физическом, которое испытал тогда каждый из нас, я всегда вспоминаю, видя... виноград и шоколад. Сорок девять лет прошло, а эти фрукты-сладости до сих пор для меня как бы не существуют. Просто в тот день я насытился ими на всю оставшуюся жизнь. Гонки проходили без перерыва на обед, вот и приходилось поддерживать себя продуктом калорийным и не тяжелым. Виноград и шоколад этому условию соответствовали полностью. Силы-то я поддержал, однако на следующий день при одном лишь воспоминании о виноградно-шоколадном меню начинало подташнивать. Вот до какой степени наелся!
      Год первой Всесоюзной спартакиады запомнился мне особенно. И прежде всего тем, что Спартакиада дала мощнейший толчок развитию спорта в стране, и в частности велоспорта. Ведь как ни сильны были наши гости-спортсмены, тем не менее все первые места достались советским мастерам и в гонках на треке, и на шоссе. Не случайно к началу тридцатого года только в Москве были официально зарегистрированы 43 велогонщика первого разряда — то есть своего рода асы, 30 человек имели второй разряд и 74 — третий...
      Впрочем, всевозможные «цифровые воспоминания» — это не мой конек. Я не причисляю себя к любителям спортивной статистики. Не спорю, сама по себе она очень важна, но мне ближе рассказ, построенный на эпизодах из жизни велоспорта. Тем более что в них, как часто бывает в жизни, серьезное зачастую соседствовало со смешным. Помню, как встречали появление московского трековика Сергея Прянишникова на соревнованиях в любимом нами Козлове местные болельщики. Прянишников, хотя и любил велоспорт безмерно, все-таки делил свое свободное время между увлечением спортом и кино. Причем не зрителем в кинотеатрах часами просиживал, а сам снимался, хотя и в маленьких эпизодах. Правда, мы никак не могли в толк взять, почему он обязательно оказывался... персонажем для битья. Лупили нашего Прянишникова на экране основательно. Хотите верьте, хотите нет, но нам, его товарищам по велоспорту, было
      обидно, что для неплохого трековика Сергея Прянишникова никак не найдется более интересной роли. Однажды посоветовали ему просто не соглашаться играть в эпизодах, ущемляющих, на наш взгляд, человеческое достоинство.
      Серега в ответ как-то замялся и сказал, что искусство требует жертв. И тут же попытался провести параллель с велоспортом, где начинающий гонщик в 99 случаях из 100 тоже обречен на поражение в поединках с более опытными коллегами, и ему необходимы годы, чтобы набраться сил, опыта и завоевать авторитет.
      В тот год киноартист Прянишников приехал на соревнования в Козлов, отрастив добротную, окладистую бороду. Впервые увидев бородача на треке, козловские болельщики прониклись к нему непроходящим уважением. В то время у молодежи, тем более спортсменов, моды на бороды не было. Усы — еще куда ни шло, но борода — такое даже во сне присниться нам не могло. Поговаривали, что Серега вживается в новую роль, поэтому и решился на этот эксперимент. Но в Козлове об актерских чаяниях Прянишникова никто не знал, и его тут же окрестили «дедушкой». Когда он выходил на старт, трибуны буквально взрывались аплодисментами. У местного бородатого населения загорались глаза, и громкое: «Дед, давай, жми!» — нескончаемо летело по кругу. Мы уж, ладно, пожалели Серегу, не стали открывать, что гонщи-ку-«дедушке» лишь двадцать восемь лет отроду...
      Однако, как говорится, делу — время, потехе — час. Листая свои дневники тридцатых годов, вспоминаю, чем жили мы, молодые лидеры советского спорта тех лет. Спортом? Безусловно. А как же иначе? Чтобы побеждать, надо было тренироваться очень серьезно, отдавая любимому занятию все свободное время. Но главное — мы жили великими делами нашей Родины. Мы брали пример со старших — большевиков-ленинцев, и прежде всего с их отношения к труду.
      О серьезной работе, связанной с делом развития физкультуры и спорта, я по-настоящему задумался после разговора с Алексеем Максимовичем Горьким. Это произошло в 1934 году. Я уже стал динамовцем, отстаивал в соревнованиях честь спортивного общества (председателем Центрального совета которого стал двадцать шесть лет спустя), работал инструктором в динамовской спортшколе. В «Динамо» пришел от станка, с московского завода «Каучук». Именно этот мой переход не очень-то понравился Алексею Максимовичу — оторванность от рабочей среды он считал недопустимым явлением. И посоветовал мне никогда не забывать об этом.
      Сейчас, вспоминая о том единственном с ним разговоре, понимаю, что великий писатель и человек, прошедший через жизненные испытания, которые нас, молодых, минули, поставил передо мной новую задачу: работать в спорте так же напряженно и ответственно, как работал у станка на заводе.
      Вскоре мне доверили первый ответственный пост в моей спортивной работе — назначили руководителем велосипедно-конькобежной секции. Теперь я уже по-настоящему разрывался на части. На собственные тренировки наскребал время по крохам. Но расстаться с гонками было выше моих сил. По-прежнему выступал в соревнованиях. Чаще выигрывал, чем проигрывал. В 1938 году стал заслуженным мастером спорта.
      Затем последовало новое назначение — начальником спортивного отделения Московского городского совета «Динамо», а еще через год — ответственным секретарем президиума Центрального совета «Динамо». Тут стало не до гонок. Жалел ли об этом? Да, не скрою, не один год еще метался, пытаясь объять необъятное и совместить несовмещаемое. После 1943 года попробовал вновь сесть в седло. Но теперь все упиралось в возраст. Наступила пора тех, кто пришел на смену моему поколению гонщиков. Тон на треке задавали Вениамин Батаен, Игорь Ипполитов, другие способные, талантливые спортсмены.
      Пришло время выводить их на большую международную арену. И одним из «выводящих» посчастливилось стать мне, председателю Всесоюзной федерации велоспорта. Рассказ, который намереваюсь повести далее, следуя логике, должен касаться соревнований как на треке, так и на шоссе. Поэтому заранее прошу извинения: мастерам шоссейных гонок будут посвящены следующие главы; в этой же хочу вспомнить о событиях — приятных и не очень, — что испытывали на прочность характеры и мастерство наших трековиков.
      Я был избран председателем Всесоюзной федерации велоспорта в конце 40-х годов. К началу 50-х спортивные организации СССР входили в состав 20 международных спортивных объединений. В 51-м наконец-то свершилось долгожданное: Национальный олимпийский комитет
      СССР был признан МОК, и мы начали усиленную подготовку к Олимпийским играм в Хельсинки. Начали, мало
      зная о том, что делается в спортивном мире в большинстве видов спорта. Так что Хельсинкская олимпиада для советских велосипедистов стала серьезным уроком.
      Да, мы учились. Учились побеждать, накапливая силы для выхода в лидеры мирового велоспорта. Через четыре года на Играх в Мельбурне выступили куда успешнее. Например, спринтер Б. Романов чуть было не пробился в четверку сильнейших; и если бы тандемисты Р. Варгашкин и В. Леонов не столкнулись — в буквальном смысле слова — в одной восьмой финала с экипажем из Западной Германии, то, думаю, могли бы рассчитывать на медали.
      И вот прошло еще два года. Мы едем на первенство мира во Францию. Трековики соревнуются в Париже, шоссейники — в Реймсе, в 130 км от столицы. А Париж в плане мирового велоспорта — город особый. Судите сами: Международная федерация велоспорта (УСИ) была создана в 1900 году именно в Париже; ее штаб-квартира находится постоянно в столице Франции; первый чемпионат мира с участием женщин тоже прошел в Париже. Именно тот чемпионат, о котором начал рассказывать, — 1958 года.
      Но прежде напомню, что не ставлю перед собой цели перечислить каждое выступление наших гонщиков, как трековиков, так и шоссейников, и тем более в хронологическом порядке: кто, где соревновался и какие места занимал. На этот счет существуют всевозможные справочники и спортивные энциклопедии. Передо мной стоит задача куда скромнее — хочу рассказать любителям спорта о тех событиях, которые, на мой взгляд, явились основными штрихами в картине мирового и отечественного велоспорта; событиях, участником которых или свидетелем мне довелось и посчастливилось быть.
      Итак, Париж. Впервые к участию в чемпионате мира допущены женщины. Они начинают все как бы с нуля, и предыдущая табель о рангах — кто и когда побеждал в различных международных соревнованиях — никакого значения не имеет.
      И как мы были горды, что дважды после финалов в спринте и индивидуальной гонке преследования над парижским треком звучала гордая мелодия гимна нашей Родины — в честь побед Галины Ермолаевой и Любови Кочетовой. А, к примеру, женский финал в спринте так вообще получился советским: Ермолаева спорила с Валей Максимовой. Спор этот продолжался еще четыре
      года на мировых первенствах. И все четыре раза Ермолаева завоевывала «золото», а Максимова (выйдя замуж, Валя стала Панфиловой) — «серебро».
      Золотых медалей на этом чемпионате добилась лишь женская сборная. Мужская, увы, проиграла соперникам. Причина — прежде всего в неумении тактически" правильно строить гонки.
      Кстати, если говорить о медалях наших велогонщиков и велогонщиц, привезенных с чемпионатов мира — прежде всего на треке, то преимущество до сих пор у слабого пола. И жаль, что интерес к женскому велоспорту и в мире и как следствие у нас в стране напоминает кардиограмму больного человека: кривая то вверх поднимется, то вниз сорвется. Но сейчас, когда женский велоспорт наконец-то получил олимпийское признание, есть надежда, что внимание к его развитию окажется более постоянным. Тем более что у нас есть главное для успеха на олимпийских играх — школа и опыт многолетних и блестящих выступлений советских гонщиц на мировых чемпионатах. Тот опыт, которым не гордиться просто невозможно.
      Знакомьтесь, Тамара Гаркушина
      Свою первую золотую медаль чемпионки мира тулячка Тамара Гаркушина завоевала в 1967 году в Амстердаме. Впрочем, это не главное, что побудило меня рассказать о Тамаре. Были в нашей сборной гонщицы поименитее ее. Но такой спортивной биографией, как у Гаркуши-ной, когда зигзаги судьбы будто нарочно проверяли на прочность характер, не многие могли бы похвастать.
      Итак, Тамара Гаркушина. Внешне не броская, добродушная и скромная девушка из простой рабочей семьи. Впрочем, и жизнь ее трудовая началась с должности самой рядовой — с разнорабочей на Тульском кирпичном заводе.
      Все у нее было как и у других девчат, не привыкших ни к славе, ни к роскоши, но живущих полнокровно, интересно. И во многом благодаря спорту, который пользовался большой популярностью у заводской молодежи.
      Увлеклась Гаркушина лыжами. Дошло дело до участия в соревнованиях. Раз выиграла, второй, третий. Вот тут-то и «присмотрел» ее тренер тульского «Динамо» Карпов. Ведь всем известно, что велоепорт (особенно по тем временам, когда лыжероллеров еще не знали, и ле-
      том за снегом не гнались аж на крайний Север) в лыжном деле наипервейшая подмога. Родственные эти два вида — много в них общего и с точки зрения тренировки мышц, и постановки правильного дыхания. Поэтому, когда летом пришла Тамара Гаркушина в динамовскую секцию на тульский велотрек, то новичком ее можно было считать лишь в освоении техники езды. А техника, как и опыт, дело наживное. Так что вскоре и в велоспорте она начала выделяться среди подруг, на что обратила внимание чемпионка мира Любовь Кочетова, которая к тому времени уже была тренером.
      А кто такая Кочетова? Например, Кочетова-гонщица? Это талант, помноженный на трудолюбие и выраженный в итоге недюжинным мастерством. Тут и твердый характер, и рассудительность, и честность, и принципиальность. Не случайно же Кочетова была капитаном нашей женской сборной. Не тренер ее назначал, — подруги выбирали. Когда Люба сама стала тренером, то раскрылось в ней умение учить: объяснять и добиваться желаемого от учеников.
      Гаркушиной прежде всего были нужны знания техники и тактики. Вот Кочетова и шлифовала ее мастерство, не жалея ни сил, ни времени, ни нервов. Верила: будущая чемпионка мира под ее началом азбуку трекового велоспорта проходит. И в Тому эту веру вселила. Ведь сознание собственной силы и мастерство должны расти параллельно. Иначе — нельзя, иначе к добру не приведет.
      Закваска у Гаркушиной — рабочая, цельная. Такой характер если на весы бросить, то перетянет все, что на другой чаше окажется, хоть золотые горы там воздвигай. Правда, молчуньей большой девушка оказалась. А ее природная стеснительность однажды чуть было не отлучила Тамару от велоспорта.
      Случилось это в самом начале спортивной карьеры Гаркушиной, когда она впервые заслужила право стать участницей чемпионата страны, — в 1967 году. Последний учебно-подготовительный сбор динамовки — лучшие гонщицы нашего спортобщества из многих городов страны — проводили в Туле. Это был первый тренировочный сбор Гаркушиной, но многие прочили ее в чемпионки страны в индивидуальной гонке преследования.
      Девчата приняли Тому в свой коллектив по-доброму, хотя вначале и несколько настороженно. День проходит, другой, и Гаркушина вдруг исчезла. Старший тренер ЦС «Динамо» Всеволод Павлович Макаренко с ног сбился, ее разыскивая, — безрезультатно. Собрал команду. Девушки все чуть ли не в один голо’с: «Нет, ничего такого не было, никто ее не обижал». Правда, некоторым показалось, что стеснялась Тамара своей «деревенской» — застиранной и штопаной одежонки, но скорее всего лишь показалось, не больше.
      Макаренко, как узнал про это «показалось», сразу понял, откуда ветер дует. В сердцах чертыхнулся, думая про себя, что с мужиками куда проще работать, им подобное стеснение даже присниться бы не могло, и решил еще разок навестить общежитие кирпичного завода. Чувствовал, что там Гаркушина, негде ей больше быть. Как в воду глядел. Тамару-то он нашел, но в ответ услышал: «Я бросаю велосипед». Как ни допытывался, в чем причина столь непонятного решения, она заладила свое — не вернусь в команду и все тут. Но Макаренко не таков, чтобы разными необъяснимыми «не хочу» его можно было остановить. Тем более, коли речь идет о будущей чемпионке. Может, даже «звезде» мирового велоспорта, которая вот сидит одна-одиношенька, смотрит букой и сама не знает, чего хочет. В общем, разговор их закончился ничьей... в пользу велоспорта. На сбор Тамара вернулась, но сообщить причину своего бегства наотрез отказалась. Мол, что было, то было, и быльем поросло, И девчата сделали вид, будто не заметили ее отсутствия.
      Как мы и ожидали, Тамара Гаркушина выиграла на чемпионате страны 1967 года золотую медаль и стала кандидатом номер «один» в сборную страны, которая должна была выступать на чемпионате мира. Под номером «два» в сборную попала Рая Ободовская. Их имена были мало кому известны. Хотя, нет, голландские велосипедисты во время розыгрыша большого приза Тулы оказались «сражены» результатом Гаркушиной в индивидуальной гонке преследования...
      Амстердам. 1967 год. Дебют Гаркушиной и Ободов-ской на чемпионате мира. Они никого не знают, на них никто внимания пока не обращает. Из дебютанток — в чемпионки? Такое случается не часто. Поэтому все внимание на тренировках уделяется лидерам. Прежде всего англичанке Берилл Бёртон.
      Но после первого же выхода на тррк Тамары и Раи пошли разговоры о том, что если советские спортсменки с такой скоростью отмеривают круги на тренировках, что же они преподнесут на соревнованиях? Теперь вниманием их не обделяли. Тренеры, соперницы, журналисты, когда на полотно трека выходили Гаркушина и Ободовская, интересовались и как они проходят стартовый отрезок, и как чувствует себя во время темповой работы, и как финишируют. Но все равно, вряд ли кто из них мог предположить, что Тамаре Гаркушиной уготована судьба шестикратной чемпионки мира в гонке преследования. И уж тем более, что пора ее «царствования» начинается через несколько дней! Все-таки велик был авторитет Бёртон — пятикратной победительницы мировых первенств.
      Чуть ли не десятилетие она и бельгийская гонщица Рейнджере делили между собой победы в соревнованиях на треке и на шоссе. Трижды Рейнджере становилась чемпионкой мира в трековой гонке преследования и четырежды выигрывала чемпионское звание в групповой шоссейной гонке. Бёртон на шоссе отличилась лишь дважды, основное внимание уделяя турнирам на треке. Так что после победы Любови Кочетовой в этом виде программы на первом чемпионате мира среди женщин в 1958 году выше бронзовой ступеньки пьедестала советские гонгцицы-преследовательницы. не поднимались.
      Но давайте вернемся на амстердамский трек. Уже предварительные заезды наши спортсменки выиграли со столь высокими результатами, какие даже Бёртон в лучшие свои годы не всегда показывала.
      Занервничала англичанка. Восемь лет была в лидерах, а тут вдруг две новенькие едут так, что не сдержать.
      Тренеры соперниц теперь не только с секундомерами круги наших девчат просчитывали, на шаг боялись от них отойти: смотрят, на каких велосипедах выступают, в какой форме едут, какие передачи ставят. И получилось, что Тома и Рая, сохраняя невозмутимость и олимпийское спокойствие, оказались в центре какого-то вихревого потока — суматошного, спорящего, выпытывающего и выспрашивающего.
      Мы, члены советской спортивной делегации, тоже волновались. Очень хотелось, чтобы кто-нибудь из них повторил многолетней давности успех Любови Кочетовой. Но даже загадывать об этом боялись. Я, например, про себя чуть ли не каждую минуту повторял: «Девочки, самое главное — не волноваться, самое главное — спокойствие. Все идет хорошо». Но Гаркушина с Ободовской как раз волновались меньше всех нас. На разные сомнения у них времени не оставалось. Так что кто кого успокаивал — это вопрос...
      Призадумался и тренер Берилл Бёртон. Благо было отчего. Полуфинальный заезд на носу, а он не знает, под кого строить график своей ученице — с Гаркушиной она поедет или Ободовской?
      К тому же легко сказать — строить график. Яснее ясного, что свою истинную силу русские гонщицы не торопились демонстрировать в предварительных стартах. Зачем им было выкладываться на все «сто»? Нет, они берегли себя для борьбы за медали. И не исключено, что чемпионка Берилл Бёртон останется за бортом финала. Уплывет от нее «золото» и даже «серебро». Вдобавок, похоже, что советские гонщицы собираются обосноваться «наверху» не на один год, если даже сейчас — молоденькие, разным тактическим тонкостям не обученные, обладают таким ходом, что соперницам лишь на случайность уповать остается. А Бёртон — разве что на свое громкое имя. Но грозные имена, видно, не оказывали никакого психологического воздействия на кандидаток в чемпионки. Им будто неважно было, против кого выступать в соревнованиях. Может быть, в душе и не было у них спокойствия, но что коленки не тряслись, когда начинали отмеривать круг за кругом по овалу трека, что умели свои предстартовые эмоции держать в ежовых рукавицах — это точно.
      Да, тренеру Берилл Бёртон было над чем поломать голову. Его ученицу уже в полуфинале ждала встреча или с Тамарой или Раисой: по регламенту чемпионата мира представительницы одной страны не имели права, начиная с полуфиналов, соревноваться друг с другом.
      Жребий выбрал в соперницы Бёртон Тамару Гарку-шину. И случилось то, во что зрители не могли поверить до конца заезда. Пятикратная чемпионка мира в гонке преследования в этом заезде сложила свои чемпионские полномочия.
      В другом полуфинале победила Раиса Ободовская.
      Финальный заезд с участием представительниц советской школы велоспорта! Чемпионаты мира подобного еще не знали. Как самую прекрасную в мире музыку, мы слушали голос швейцарского арбитра Ригасси, пока он «справлялся» с непривычными и труднопроизносимыми фамилиями финалисток — Гаркушина и Ободовская. Закончилась предстартовая церемония, и с противоположных концов трека устремились в погоню за золотой
      медалью Тамара Гаркушина и Раиса Ободовская. Кто-то из наших тренеров сказал: «Когда еще получится в Амстердаме устроить продолжение чемпионата страны, не знаю. Но что вышло это — своими глазами вижу. Так что при историческом моменте, товарищи, присутствуем. И не болеем, а любуемся».
      На первых же кругах Гаркушина захватила лидерство и под несмолкаемый восторженный гул трибун, несколько часов назад ставших свидетелями ее победы над Берилл Бёртон, сохранила его до конца дистанции.
      В ярком свете прожекторов и пульсирующем мерцании вспышек фотокамер счастливо улыбалась с вершины пьедестала почета Тамара Гаркушина. Светилась радостью за подругу Раиса Ободовская и смягчала чуть печальная улыбка, резкие черты лица Берилл Бёртон, стоящей на непривычной для себя третьей ступеньке пьедестала. Еще до того, как президент УСИ Родони вручил спортсменкам медали, Берилл, поздравляя, расцеловала наших девчат. Будучи немного знаком с Бёртон, могу сказать, что в искренности ее поздравления не было и тени напускного. Даже проиграв и очень переживая это, она осталась настоящей спортсменкой, превыше всего ставящей честность борьбы. Хотя могу представить, что творилось у нее в душе, когда во время круга почета по амстердамскому треку Бёртон ехала — еще вчера бесспорный лидер, как говорят гонщики, третьим колесом...
      На следующий год Тамара Гаркушина готовилась защищать звание чемпионки мира. Вы прекрасно знаете, что повторить пройденное и вновь взойти на недосягаемую другим высоту в спорте куда труднее, чем покорить ее в первый раз.
      Гаркушина отлично выступила на чемпионате страны и стала победительницей. Но перед отъездом на первенство мира случилось с талантливой спортсменкой несчастье. Последние тренировки сборная проводила на тульском треке. И надо же, что именно здесь, на знакомом до мельчайшей трещинки в полотне, «поскользнулась» и упала на высокой скорости Тома Гаркушина. Ее привезли в больницу. Об участии Тамары в чемпионате мира не могло быть и речи. Врачи в те дни боролись за ее жизнь. Они сделали все возможное и даже чуточку больше. И помогла им... сама Тамара. Ее вера в выздоровление оказалась настолько сильной, что через несколько месяцев ей разрешили вновь сесть в седло велосипеда и к очередному мировому первенству — 1969 года Гаркушина сумела обрести неплохую форму.
      Чемпионат проходил в Чехословакии, на одном из лучших в Европе треке — в городе Брно. В финале женской гонки преследования на три километра вновь встретились представительницы советской школы велоспорта — подруги-соперницы, чемпионки мира в этом виде программы Тамара Гаркушина и Раиса Ободовская. Тамара завоевала это звание в год их дебюта на мировом первенстве, а Рая годом позже, в Италии, когда накануне соревнований Гаркушина оказалась в больнице. И на этот раз «золото» досталось Ободовской — в прекрасной форме была юная харьковчанка. Однако серебряная медаль Гаркушиной оказалась не менее весомой, чем победа ее подруги: мы поняли, что Тома почти оправилась от тяжелой травмы и новый взлет талантливой спортсменки не за горами.
      Еще только год потребовался Тамаре Гаркушиной, чтобы во второй раз стать лучшей «преследовательницей» чемпионата мира. Она добилась этого на соревнованиях в английском городе Лейстере, которые завершились блестящей победой советских спортсменок. Не могу не напомнить, что спринт выиграла Галина Царева, а дебютантка мирового первенства Анна Конкина финишировала первой в групповой шоссейной гонке на 70 км. Отлично выступили в Англии и наши мужчины.
      Думаю, не надо объяснять, в сколь радостном и приподнятом настроении мы спешили в Бирмингемский аэропорт, чтобы побыстрее улететь домой. Девчата, будто забыв, каким трудом дались им медали, смеялись, подшучивали друг над другом. Успех, казалось, вдохнул в них новые силы. Гонщицы мечтали о новых стартах, о новых громких победах и, что, наверное, самое главное, верили в себя. Окончательно поверила в свое возвращение и Тамара Гаркушина. Ей шел 25-год, и ждали талантливую спортсменку еще четыре победы на чемпионатах мира...
      Было принято решение — выступать
      1965 год. Испанский город Сан-Себастьян. Чемпионат мира, ставший знаменательным событием для отечественной школы спринта. Впервые в истории мировых первенств на треке золотую медаль среди мужчин-спринте-ров здесь выиграет советский спортсмен Омари Пхакадзе.
      ...Вокруг — море рекламы. От нее никуда не деться. Но ее назойливость нас ничуть не смущает. Ведь это рекламы чемпионата мира по велоспорту, который организаторы готовятся превратить в настоящий праздник. Сан-Себастьян, город гордых басков, оделся в разноцветье флагов стран-участниц чемпионата.
      По регламенту, утвержденному УСИ, на треке тоже вывешены флаги всех спортивных делегаций, чьи представители выйдут на старт. Однако предпраздничная атмосфера вскоре была нарушена. Прошел слух, что в Сан-Себастьян прибудет на отдых диктатор Франко, и может так случиться, что он захочет поприсутствовать на чемпионате. Для организаторов это известие было как снег на голову. Сначала «заморозило» до основания, но тут же они начали «оттаивать»: первым делом, забыв обо всем на свете, взялись за строительство ложи для диктатора. Это, конечно, касалось только испанцев. Однако реконструкции подвергся и ... церемониальный регламент чемпионата. Это уже было вмешательством в дела УСИ.
      Последовало указание: ни больше ни меньше как снять все национальные флаги. Представителей УСИ и команд-участниц чемпионата предупредили, что при награждении победителей национальные гимны звучать не будут. Награждение велено проводить под марш-мело-дию Международного союза велосипедистов. Любопытно, что каждое известие преподносилось нам от имени испанской федерации велоспорта. Но бедные организаторы ходили как в воду опущенные, ничего не объясняя. Потому что любое объяснение — что, как и почему — грозило серьезными неприятностями. И тем более для смельчака, который рискнул бы заикнуться, что без вмешательства диктатора здесь не обошлось.
      Срочно собрался Руководящий комитет УСИ, чтобы обсудить создавшееся положение. Ситуация складывалась критическая — чемпионат находился под угрозой срыва. Однако решили все-таки провести соревнования. У нас, представителей социалистических стран, сначала появилась мысль протестовать против этого решения. Но, взвесив все «за» и «против», пришли к выводу, что, наоборот, именно здесь, в логове махрового, антикоммунистического диктата, надо выступить и выиграть. И к каждому своему старту гонщики из социалистических стран подходили с особой ответственностью. Только советские спортсмены завоевали на сан-себастьянском треке три золотые медали. И если зрители аплодировали нашим первым успехам осторожно, то под конец соревнований, особенно когда на треке появлялся спринтер Омари Пхакадзе, ему устраивалась настоящая овация.
      Кроме Пхакадзе, «золото» в Сан-Себастьяне выиграли спринтер Валентина Савина (Галина Ермолаева завоевала в этом виде программы серебряную медаль) и мужская команда в гонке преследования на 4 км во главе с опытным Станиславом Москвиным.
      В финале наша четверка встречалась с итальянцами. А накануне стало известно, что именно этот день выбрал Франко для посещения чемпионата.
      И вот у трибун, где были отведены места для участников соревнований, застыли автоматчики. Какие-то люди с неброской внешностью и цепким взглядом наводнили стадион. Гонки их интересовали меньше всего. Они не сводили глаз со зрителей. Изменилось и само настроение на треке. Будто ветер унес эмоциональность и непосредственность в общем-то доброжелательных испанских болельщиков. Напряженное ожидание буквально повисло в воздухе.
      Трек в Сан-Себастьяне расположен в лощине между, двумя горами, и акустика здесь, созданная самой природой, просто вёликолепна. Поэтому еще задолго до появления диктатора зрители услышали машинно-мотоциклетный рев. Франко ехал в сопровождении огромнейшей моторизованной кавалькады и прибыл на трек как раз к финальному заезду профессионалов в гонке за лидером. Напомню, что чемпионаты мира как на треке, так и на шоссе разыгрываются параллельно для любителей и профессионалов. Например, на треке номер программы с участием профессионалов сменяется гонкой любителей и наоборот.
      В том финале гонки за лидером фаворитом считался испанец Тимонер. Вот к его-то предполагаемой победе и подкатил диктатор. Тимонер ожидания оправдал. Да и вряд ли могло случиться иначе — в те годы сильнее него среди профессионалов в этом виде программы никого не было.
      Как и положено, началась церемония награждения. Тимонеру вручили золотую медаль и майку чемпиона мира (они одинаковы и для любителей, и для профессионалов). И вдруг вместо марша УСИ над треком зазвучал испанский гимн, будто пощечина победителям в предыдущих дисциплинах. Ведь организаторы до этого момента ни разу не отступились от своего решения: национальные гимны не исполнялись и флаги не поднимались. Мы конечно же ничего не имели против Тимонера и вместе со зрителями приветствовали его победу, но сам факт неуважения других участников чемпионата возмутил всех до глубины души.
      Однако и на сей раз спорить было бесполезно. Зато, как потом выяснилось, Франко остался доволен тем, как организованы соревнования...
      Мы же остались довольны их итогами. Омари Пха-кадзе стал самым популярным гонщиком в Сан-Себастьяне. И хотя тайные агенты неотступно вились вокруг нашей делегации, фиксируя, кто из местных жителей питает дружелюбные чувства к советским спортсменам, эта слежка не остановила испанцев.
      Героем этого мирового первенства назову и Станислава Москвина, вернувшегося из Сан-Себастьяна-65 с двумя медалями — золотой за победу в командной гонке преследования и серебряной — в индивидуальной.
      Вот мы часто сетуем, что трудно найти спортсмена во всех отношениях достойного капитанской повязки. Москвин же будто родился капитаном. Главным в его характере мне представляется необыкновенное чувство ответственности. Очень многое значило и его умение «связать» воедино четверку гонщиков во время подготовки к главному старту сезона. Он обладал таким бесценным даром, как способность сплотить в монолит команду, которой не страшны никакие преграды на пути к победе. Вот таким был наш непревзойденный капитан мужской четверки преследователей — Гонщик с большой буквы, четырехкратный чемпион мира в командной гонке преследования.
      Сан-Себастьян дважды становился столицей мировых первенств. Второй раз в 1973 году, когда прощалась с большим спортом прекрасный спринтер Галина Ермолаева. Годом раньше, в Марселе, она завоевала свою шестую золотую медаль чемпионки мира в спринтерской гонке. А сейчас заняла почетное третье место на пьедестале почета.
      Галина Ермолаева была шестикратной победительницей мировых первенств, пять раз становилась серебряным призером и трижды — бронзовым. Именно она четыре года подряд (1958 — 1961 гг.), с момента выхода женского велоспорта на орбиту чемпионатов мира, возглавляла среди спринтеров табель о рангах. В 1963 году вновь стала первой. А шестой победы Ермолаева доби-
      лась только через девять лет (!). Представляете, какой верой в себя, каким огромным трудолюбием надо обладать, чтобы, невзирая на неудачи, идти к цели. Она совершила, казалось бы, невозможное: через девять лет вернулась в чемпионки! Подобного история чемпионатов мира не знала. Завоевав в Сан-Себастьяне-73 лишь «бронзу», Галина Ермолаева покидала трек все равно непревзойденным спринтером.
      Мы говорили о фундаменте побед отечественного женского велоспорта. Галина Ермолаева, Галина Царева, Валентина Савина, Ирина Кириченко, Алла Богиянц, Тамара Пильщикова, Любовь Кочетова, Раиса Ободовская, Тамара Гаркушина — вот кто закладывал его. И хочется напомнить сегодняшним и завтрашним лидерам нашей сборной: не посрамите спортивной чести старшего поколения, достойно примите, пронесите и передайте преемницам эстафету побед.
      Не случайно вспомнил о былой славе. В последние годы пропали в наших гонщицах уверенность в себе и подругах по команде. Да и команды как таковой нет.
      За примером далеко ходить не надо. В групповой шоссейной гонке на чемпионате мира 1981 года все наши шесть участниц во главе с Галиной Царевой пришли к финишу во главе каравана. Ни одна из команд не могла похвастать такой «обоймой» перед решающей атакой. Казалось, теперь перевести численный перевес в медальный — дело техники: уж пятеро-то могут создать наилучшую позицию для финишного рывка лидеру команды, опытной Царевой. Хотя на ступень пьедестала встает один человек, его медаль — заслуга всей команды, заслуга велоспорта страны. Но каждая из наших гонщиц решила непременно выиграть самостоятельно. Итог этой самодеятельности был плачевным — остались вообще без медалей. Потому и говорю, что когда в команде нет... команды — не будет и побед. Вот о чем никогда не следует забывать.
      Омари Пхакадзе, или Сбывшаяся мечта
      Чемпионат, мира-65 запомнился мне, как ни один другой, прежде всего потому, что в мужском спринтерском турнире впервые победу одержал советский гонщик. Я сам всю свою спортивную жизнь был спринтером. Но моему поколению в чемпионатах мира выступать не
      довелось. Вот и ждали мы заветного часа, долгие годы храня надежду, что появится в нашем велоспорте спринтер, который опередит зарубежные знаменитости.
      И он появился. Красавец атлет Омари Пхаказде — физически мощный, самолюбивый. К чемпионату в Сан-Себастьяне он подошел в прекрасной спортивной форме, щедро демонстрируя свое мастерство в предшествующих главному старту сезона соревнованиях. Француз Даниэль Морелон, считавшийся тогда основным претендентом на «золото», называл Пхакадзе самым опасным из соперников. На беду свою и на радость нам, Морелон не ошибся. Хотя...
      Чемпионат страны в Туле — главный этап отбора на первенство мира. Сенсация: Виктор Логунов отбирает золотую медаль у Омари Пхакадзе. Пхакадзе растерян. В финальном матче его победил гонщик, которого он всегда обыгрывал, что называется, одной ногой. Пришлось, к стыду своему, признать, что после блестящей победы в розыгрыше Большого приза Парижа... заразился «звездной» болезнью. И Логунов, сам того не ведая, в финальном матче с Пхакадзе взялся за его лечение...
      Ох и злой же был Омари на себя после того проигрыша. И если кто напоминал ему о его былых победах, волком смотрел. Но главное — эта неудача заставила его стать серьезным гонщиком, закалила его характер.
      Впрочем, поражение Омари на чемпионате страны аукнулось ему в Испании на чемпионате мира. Хотя вряд ли кто догадывался, как напряжен был Пхакадзе, даже когда без каких-либо видимых проблем расправлялся с соперниками в предварительных заездах мирового первенства. Главное испытание характера Омари на прочность приближалось с каждым его шагом к финалу. Он это понимал прекрасно и... волновался еще больше.
      Уже в четвертьфинале жребий свел Пхакадзе с итальянцем Верзини, отличным гонщиком, кстати, сильнейшим в ту пору спринтером-любителем Италии.
      Верзини возлагал надежды на чемпионат, потому что в случае успеха его ожидал выгодный контракт в профессиональном велоспорте. Одно то, что несколько месяцев перед выступлением в Испании он тренировался с неоднократным чемпионом мира в спринте среди профессионалов Маспесом, говорило о многом.
      Итак, как струны, были напряжены нервы у замкнувшегося в себе Омари Пхакадзе. Теперь понимаю, что в те предстартовые часы не лучше чувствовал себя и Верзини.
      Ставка, которую сделал он сам и заодно — на него, психологически оказалась итальянцу не по силам. Если к моменту их встречи в четвертьфинале мирового первенства Омари еще весь «горел», то от итальянца остались одни «угольки». Так что этот «барьер» Пхакадзе преодолел довольно легко.
      Полдела было сделано: Омари попал в четверку сильнейших спринтеров мира. А это, поверьте, уже сам по себе достойный результат. Но мы, члены советской спортивной делегации, понятно, надеялись на большее. И теперь всех, а Пхакадзе так в первую очередь волновал вопрос: кого жребий выберет ему соперником в полуфинальном матче. Ждать пришлось недолго. По правилам соревнований жеребьевка проводится в день четвертьфиналов, а сами заезды — на следующий день.
      И надо же такому случиться, что Пхакадзе «достался» в соперники Даниэль Морелон, которому после того, как выбыл из борьбы Верзини, специалисты единодушно прочили чемпионский титул.
      Омари, узнав, что завтра ему выходить против Море-лона, ничего не сказал, но чувствовалось, что внутренне весь напрягся. Еще бы: не успел после одного предполагаемого чемпиона вздохнуть, как тут же — второй.
      Наутро Пхакадзе выглядел как-то не так. Я не смог бы объяснить, что именно в его мрачноватом облике мне не понравилось, но с Омари явно что-то творилось. Слово «победа», которое никто из нас ни разу не произнес вслух, казалось, витало в воздухе. Пхакадзе не мог этого не чувствовать. И ответственность все сильнее и сильнее давила на него.
      В то утро матча с Морелоном Омари, обычно молчаливого и сдержанного, а в последнее время вообще замкнувшегося в себе, вдруг словно прорвало. Рассказал, что не мог уснуть, как ни старался, — не покидали мысли о предстоящем поединке с французом. Я почувствовал, что Пхакадзе устал быть один на один со своими мыслями, что ему необходимо поговорить по душам. Омари надоели дежурные фразы: мол, ты должен, соберись, перестань волноваться. Что и как надо, он и сам знал. И тут что-то мне подсказало, что Омари Пхакадзе ищет общения не с Алексеем Андреевичем Куприяновым, председателем федерации, а со старшим своим товарищем, у которого бессонные ночи перед решающим стартом, наверное, тоже бывали...
      Конечно, бывали. И волновался перед решающим
      стартом и, случалось, глаз не мог сомкнуть. Вот и рассказал Омари о том, что произошло со мной накануне I Всесоюзной спартакиады 1928 года на чемпионате Москвы. Только причина моей бессонницы была другая, чем у Пхакадзе.
      Чтобы выступить на Спартакиаде в группе мастеров-спринтеров, мне необходимо было выиграть чемпионат столицы. До этого старта, за исключением первого места в матче Москва — Ленинград, где удалось обыграть всех сильнейших, громкими победами похвастать не мог.
      И проиграй я чемпионат столицы, на Спартакиаде участвовал бы в турнире перворазрядников. Вот такие дела.
      Вечером перед соревнованиями лег пораньше и уже почти уснул, как вдруг с улицы донеслись звуки очаровательной музыки. Играл баян. Да так задушевно, что сон как ветром сдуло. Я распахнул окно. Над Москвой — ночь, а на скамеечке перед домом напротив сидит баянист Кузнецов в окружении друзей-товарищей и играет. Скажу, что играл он бесподобно, входил в состав знаменитого в те годы в столице трио баянистов — Попков, Макаров и Кузнецов, которое выступало в театре Мейерхольда. Я их слышал в постановке «Лес» по пьесе А. Н. Островского. Ну а вскоре узнал, что Кузнецов живет в доме напротив. И вот сейчас он давал «внеплановый» сольный концерт.
      Слышу, как в соседних домах заскрипели-застукали открывающиеся окна. Замелькали в оконных проемах размытые неярким светом звезд и фонарей лица слушателей. И что интересно: ни одного злого окрика — мол, что людей по ночам тревожите? Музыка-то была чудесной. Наслушавшись волшебника Кузнецова, до утра я глаз так и не сомкнул.
      Утром на треке было уже не до музыки. Но взял себя в руки и выиграл, — этими словами и закончил рассказ, внимательно выслушанный Омари, которому через несколько часов предстояло сразиться с надеждой французского велоспорта Даниэлем Морелоном.
      Молчу, но по глазам Омари вижу, что ждет продол- -жения. Пришлось поднатужиться и вспомнить все, что знал о бессонных ночах — предвестниках ответственных соревнований. Врать или, помягче скажем, придумывать никогда не умел, даже руководствуясь благими помыслами. Но недостатка на случаи из жизни друзей-гонщиков моего поколения не было. Пхакадзе выслушал, улыбнулся, а потом и говорит: «Алексей Андреевич, так то все
      соревнования внутри страны, а здесь чемпионат мира. Сами понимаете...»
      Я понимал. На плечи этого парня, пусть и достигшего немало в велоспорте, ныне легла ответственность, о которой мои одногодки могли лишь мечтать. Так и сказал ему: «Понимаешь, Омари, есть напряжение, которое человека сил лишает, а есть и другое, которое крылья ему расправляет. Я тебя об одном попрошу как гонщик гонщика: ты во время матча с Морелоном постарайся стать самим собой. Что ты сейчас силен, это и сам знаешь. Неудачи у каждого могут быть, никто от них не застрахован. Не знаю, как сложится для тебя этот полуфинал, но хочу лишь одного, чтобы после него ты мог себе признаться: если и проиграл более сильному, то отдал всего себя, без остатка».
      После беседы с Омари я почувствовал себя каким-то опустошенным и... одновременно успокоенным. Не знаю почему, но был уверен, что не дрогнет Пхакадзе и что ох как тяжко придется в борьбё с ним Даннэлю Морелону.
      Когда приехали на стадион, я первым делом обратил внимание на Морелона. Французский гонщик разминался перед выходом на старт и был, как никогда, сосредоточен. Вокруг его тренера Жирардена суетились представители французской федерации велоспорта. Тренер — молодец, напрочь оградил ученика от их назойливого внимания.
      Но вот настало время гонки. На трек приглашаются Омари Пхакадзе и Даниэль Морелон. Среди специалистов сразу же после жеребьевки утвердилось мнение, что победитель этого полуфинала станет чемпионом мира. И мало кто сомневался в том, что лавровый венок и чемпионская майка достанутся французу. Что ж, посмотрим. Чего гадать, если через несколько минут все решится на полотне трека на наших глазах.
      Условие полуфинала просто и логично: из трех заездов надо выиграть два. Главное — не допустить ошибки. Наказание последует незамедлительно.
      «Внимание, предельное внимание», — сам не замечая того, что перехожу на шепот, мысленно обращаясь к Пхакадзе. Морелон захочет финишировать со второй позиции (как говорят гонщики, с колеса соперника), используя аэродинамический эффект: ты едешь за спиной соперника как бы в разреженном пространстве, а на последнем вираже, сохранив силы, вырываешь победу.
      Выгодна вторая позиция, ничего не скажешь. Однако
      и рискованна: на финишной прямой приходится ликвидировать отрыв длиной с велосипед. Кому это удается, а кому нет.
      Последний вираж. Здесь кончается тактика. И почти одновременно оба гонщика начали финишный рывок. Омари ни секундой раньше, ни секундой позже угадал, когда француз попытается «катапультироваться» из-за его спины, и в то же самое мгновение сам рванулся к заветной белой черте. Так и не сумел Морелон обойти нашего гонщика. Как ни старался, не сумел...
      Пхакадзе эта первая победа была необходима как воздух. По себе знаю, что значит выиграть стартовый заезд. Тут и уверенность обретаешь, и волнение исчезает. Соперник же испытывает как бы двойную психологическую нагрузку: чтобы выйти победителем, ему необходимо выиграть обе оставшиеся попытки.
      Во втором заезде Морелон изменил тактику. Почувствовал, что на финишной прямой ему с Омари сегодня не сладить, взял инициативу на себя и прочно занял первую позицию. Пхакадзе такое распределение ролей похоже устраивало, тем более что уже сумел убедиться: скорость у него выше, чем у соперника. Теперь предстояло внимательно следить за хитроумным французским гонщиком и вновь «поймать» момент его «ухода на финиш». Однако, как показали дальнейшие события, Омари в своей тактической раскладке второго заезда пошел еще дальше, преподнеся Морелону сюрприз.
      Два круга француз чувствовал за своей спиной спокойное дыхание нашего гонщика. Усыпив бдительность Морелона, Омари начал атаку на выходе с предпоследнего виража. Это было настолько неожиданно для его соперника, что тот просто-напросто проворонил единственный миг, когда была возможность хоть как-то «уцепиться» за мощно спуртующего Пхакадзе и сесть к нему «на колесо». Но миг этот был французом безвозвратно утерян, и Омари сделал все возможное, чтобы порвать связывающую их невидимую ниточку. Всем стало ясно, что Пхакадзе первым среди советских спринтеров примет участие в финале мирового чемпионата. А это, как минимум, — серебряная медаль.
      Спорт есть спорт, и стопроцентную гарантию ни в одном виде, что победит тот или иной, дать нельзя. Всякое может случиться. Но что Омари объективно сильнее всех претендентов на чемпионский титул, с этим согласились теперь почти все. После поражения Морелона президент французской федерации велоспорта Луис Доже и генеральный секретарь УСИ Рене Шезаль, действительно большие знатоки велоспорта, сказали мне, что Пхакадзе находится в недосягаемой для других участников чемпионата форме. В душе я с ними, конечно, согласился, но помня, что впереди финальный заезд, решил — загадывать раньше времени не стоит, рано делить шкуру неубитого медведя. И французы, видя мою нерешительность, тут же заключили со мной пари... на победу Омари Пхакадзе. Смысл этого шутливого спора, как потом выяснилось, заключался в следующем: мол, председатель Советской федерации велоспорта господин Куприянов не на сто процентов уверен в победе Пхакадзе, а Луис Доже в ней и не сомневался.
      Я вежливо слушал их веселые голоса, но, честно говоря, в суть разговора не вникал. Ведь мысленно уже был в преддверии финального заезда, где Пхакадзе предстояло встретиться с итальянцем Торрини. Когда прощались, Шезаль внимательно посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Доже и сказал:
      — Самое интересное в нашем споре, что господин Куприянов, похоже, даже не знает, о чем шла речь?..
      На том и расстались.
      Исполнение мечты
      Торрини — ас спринтерского дела, в этом сомнений ни у кого не возникало. Однако специалисты считали, что он несколько слабее и лидера сборной Италии Верзини, и несбывшейся надежды французов Морелона. Ведь президент французской федерации велоспорта Луис Доже с такой легкостью на пари со мной пошел не случайно.
      Итак, финал. Над погруженным в напряженнейшую тишину треком прозвучали две фамилии: Торрини и Пхакадзе. Вот гонщики у белой стартовой черты. Потуже затягивают ремешки каскеток, проверяют туклипсы на педалях.
      Первый заезд из трех. Хотя все три могут и не понадобиться. Для этого Омари надо выиграть два заезда подряд. О том, что подобное может сделать и гонщик из Италии, я даже не думал. Чемпионом мира, первым среди советских спринтеров-мужчин обладателем золотой медали мирового первенства станет Омари Пхакадзе. Это я знал точно.
      И вдруг перед «финишной развязкой» заезда Пхакадзе допускает нелепейшую тактическую ошибку, которая непростительна и новичку. В итоге он упускает итальянца из-под контроля и на финишной прямой, как ни старается, стремительно сокращая разрыв, остается только вторым.
      Да, начало финала, прямо скажем, неожиданное.
      Под сочувственный гул трибун Омари понуро брел по серединной «лужайке» трека. Рядом с ним тренер Вар-гашкин. Отчаянно жестикулируя, он что-то доказывал Омари. В спринте, как и в футболе, если вратарь без конца будет казнить себя за пропущенный мяч, то пропустит еще, да куда более легкие. Важно, сделав правильный вывод, не повторить ошибку и настроиться на очередной этап соревнований, как на самый решающий в жизни. Второй по счету финальный заезд против Торрини как раз и являлся таковым для Омари Пхакадзе. Самым главным в его жизни гонщика-трековика, наиответственнейшим из всех, что были в ней до сих пор.
      Я вспомнил про его бессонницу накануне полуфинала, тот наш разговор и подумал: «А что если с Омари опять поговорить ни о чем, вспоминая случаи из собственной гонщицкой практики? Благо до начала второго финального заезда время есть, да и Варгашкин в случае чего беседу поддержит — он мужик сообразительный».
      Подошел к Омари и не нашел ничего лучшего, чем спросить:
      — Ну как?
      — Вот делаю выводы, Алексей Андреевич, — грустно улыбнулся Пхакадзе.
      — Ребята там волнуются, — невольно вырвалось у меня, будто заразился спокойной, не требующей ни жалости, ни увещевания откровенностью Пхакадзе. Для большей наглядности махнул рукой в сторону стартового городка нашей сборной.
      — А чего им волноваться? — бодрячком вступил в разговор Варгашкин. — Итальянец не проблема. Главное — не играть с ним в догонялки. Причем, Омари, запомни: на финишном вираже ты от него как с первой, так и со второй позиции уходишь. Тут никаких случайностей быть не может. Точно тебе говорю.
      — Алексей Андреевич, вы ребятам передайте, что очень волноваться не надо, — вновь улыбнулся Пхакадзе. — Будем считать, что пошутил...
      В этот миг со стороны «дислокации» итальянской
      сборной донесся очередной взрыв веселья. Варгашкин поморщился. Пхакадзе задумчиво посмотрел в ту сторону и чуть слышно пробормотал: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним».
      Гонщиков вновь вызвали на старт. Омари деловито направился к полотну трека, и за ним поспешил тренер, ведя за руль боевого «коня» Пхакадзе. А ко мне буквально подлетел Луис Доже. За ним еле поспевал переводчик.
      — Признайся, ты специально научил своего парня проиграть первый заезд, чтобы потрепать мне нервы? — нарочито грозным тоном начал он. — За такие ошибки своих ребят мы сразу выгоняем из команды!
      Но по его виду я понял, что Доже пребывает в растерянности, на самом деле не понимая, зачем нашему гонщику потребовалось отдавать первый заезд Торрини. То, что такой ас, как Пхакадзе, мог по собственной инициативе допустить столь явный промах, это в его сознании не укладывалось. И слова насчет проигранного пари были лишь предлогом для того, чтобы разобраться в необъяснимой тактике советской команды.
      — Уговорил, Луис, — заставил я себя улыбнуться. — Скажу Пхакадзе, чтобы он не испытывал твое терпение.
      — О! Это уже мужской разговор, — произнес Доже тоном скорее деловым, чем довольным. Дока по части всевозможных тактических «операций», он все-таки не мог до конца поверить, что Пхакадзе отдал победу в первом заезде лишь затем, чтобы «подогреть» наше пари, о котором, по-моему, уже знал весь Руководящий комитет УСИ.
      — Луис, как ты думаешь, если спринтер в финале чемпионата мира допускает ошибку, какую сделал Пхакадзе, что о нем можно сказать? — спросил я.
      — Если я правильно тебя понял, — вопросом на вопрос ответил Доже, — ты хочешь знать мое мнение именно о Пхакадзе? Так вот, в моем сознании не укладывается, что спринтер его класса мог так грубо ошибиться. Но не веря в это, я все-таки допускаю подобное. В жизни может случиться все. Даже самое невероятное. И тем более в спорте. Ты знаешь мое мнение: Пхакадзе — лучший здесь среди спринтеров. Если он не увезет из Сан-Себастьяна «золото», это будет трагедией для него. Понимаешь, он должен один раз очень крупно выиграть, чтобы на долгие годы, если не навсегда, стать уверенным в себе. И еще: излишняя эмоциональность всегда вредила спринтерам. Думаю, что только она могла стать при-
      чиной его промаха. В таком случае я искренне сочувствую вашему гонщику. Но еще раз повторяю: здесь он — сильнейший...
      Финалистов вызывают на очередной раунд. И Омари Пхакадзе «уезжает» от итальянца, как на тренировке. Счет становится 1:1.
      Третий, решающий заезд. Счет ничейный, но психологическое преимущество уже на стороне советского гонщика. Торрини ждет лишь одного — что Пхакадзе, как и в первом их поединке, ошибется. Но Омари, как и положено лучшему спринтеру мира, словно по нотам разыгрывает поединок. И даже тысячи итальянских тиффози громкоголосой с музыкальным сопровождением поддержкой не могут помочь своему любимцу. Пхакадзе на финише опять первый, Торрини — опять второй.
      Все закончено. Победа! Я не стесняюсь слез радости, потому что исполнилась мечта не только Омари Пхакадзе, но и всех поколений советских гонщиков-спринтеров.
      Ному много дано — с того и спрос большой
      Мы надеялись, что Пхакадзе пришел чемпионом не на один год. Увы, нашим ожиданиям не суждено было сбыться. Талантливый гонщик больше ни разу не поднимался на высшую ступень пьедестала почета мирового первенства.
      Следующую «ласточку» пришлось ждать шестнадцать лет, когда в 1981 году на чемпионате мира в чехословацком городе Брно Сергей Копылов, обыграв в финале со счетом 2:1 прекрасного мастера из ГДР Лутца Хесслиха, завоевал для советского спорта вторую по счету золотую медаль в мужской спринтерской гонке.
      Скажу, что таланта спринтера-гонщика у Сережи Копылова было даже побольше, чем у Пхакадзе, а вот характера меньше. Оказался Копылов подвержен «звездной» болезни и очень скоро превратился в «неуправляемого». Причиной тому послужила и слабая моральноволевая подготовка Сергея, о чем, кстати, тренеры сборной знали, но выводов для себя не делали. За первым психологическим срывом последовал второй, за вторым — третий... Правда, ныне все поправилось и, надеюсь, мы еще услышим о гонщике Копылове...
      Да, как и любой взрослый человек, он был обязан сам отвечать за свои поступки. Но когда молодому чело-
      веку бывает трудно, очень трудно (пусть он сам того и не подозревает), ему надо помогать. Действенно помогать и воспитывать. А не заявлять о «неуправляемости» члена сборной команды страны. Говорю так, обращаясь к некоторым многоуважаемым нашим тренерам. Позволю себе заметить, что хотя и богата на спортивные таланты наша великая страна, но разбрасываться атлетами класса Копылова — роскошь непозволительная, если посмотреть на вопрос о настоящем и будущем нашего спорта с государственной точки зрения. Впрочем, а как же иначе?
      Всевозможных «конфликтных ситуаций» в спортивной жизни Омари Пхакадзе было куда больше, чем у его юного преемника Сергея Копылова. Но не поплыл он по течению, научился критически к себе относиться.
      На следующий год после чемпионата мира в Сан-Себастьяне Пхакадзе вновь обыграл Морелона в споре за Большой приз Амстердама. Впрочем, говорить о весомости именно этой его победы над французским гонщиком никто из знатоков велоспорта не отважился бы. Например, в том же шестьдесят шестом Даниэль Море-лон на тульском треке проиграл нашему Хитрову. Сенсация? Я бы поостерегся делать столь скорые выводы.
      Морелон всегда знал, что ему нужно, ради чего он выступает в тех или иных соревнованиях. Если Даниэль готовился к чемпионату мира, то на все промежуточные турниры он, образно говоря, закрывал глаза, превращая их для себя в тренировочные, и улыбался броским аншлагам газетных заголовков — «Жестокое поражение Морелона» или «Морелон повержен». Он изучал будущих соперников, приберегая до поры до времени свои козыри. Когда же дело касалось выступлений на олимпийских играх или мировых первенствах, тогда Морелон представал во всем блеске и великолепии.
      Много лет спустя, когда Морелон и Пхакадзе, став тренерами, выводили на полотно трека своих учеников, я спрашивал у обоих — какое выступление особенно запомнилось в их спортивной жизни? И оба, не сговариваясь, назвали поединки друг с другом. Причем не один какой-либо матч, а все, в которых сводила их спортивная судьба.
      И симпатии болельщиков — не случайных людей на треке, а истинных знатоков и ценителей, разбирающихся во всех нюансах борьбы спринтеров, — многие годы безраздельно отдавались матчам Пхакадзе — Морелон. Как ныне заплывы на 1500 м вольным стилем с участием
      рекордсмена мира Владимира Сальникова становятся гвоздем программы любого соревнования пловцов, так и соперничество Омари Пхакадзе с Даниэлем Морелоном было главным событием любого турнира на треке. Они говорили мне, что немало почерпнули друг у друга в этих единоборствах.
      В 1967 году на чемпионате мира в Брно старые соперники встретились уже не в полуфинале, а в решающем поединке, в котором определялась судьба «золота». Француз выиграл с «сухим» счетом 2:0. Казалось бы, с явным преимуществом. Но счет этот, поверьте, ни в коей мере не отражает той удивительно острой борьбы, что держала в напряжении переполненные трибуны трека. Дважды имя победителя заезда объявлялось после внимательного изучения судейской коллегией пленки фотофиниша. Я видел ее. Надо было вооружиться увеличительным стеклом, чтобы разглядеть буквально микроскопическое преимущество Морелона. Смешно подумать: в общей сложности двух-трех сантиметров не хватило Пхакадзе для победы!
      Журналисты из разных стран, освещавшие чемпионат, говорили мне, что им было искренне жаль, что нельзя сразу двух гонщиков увенчать чемпионскими лаврами. На своем репортерском веку каждый из них повидал немало соревнований. Со многими журналистами я был неплохо знаком и был уверен в компетентности их мнений и оценок. Поэтому, как ни переживал за «сантиметровое» поражение Омари, когда слышал: «Ваш парень заслуживает «золото», как и Морелон», или «Не стоит огорчаться, господин Куприянов. Спорт есть спорт. Признание можно заслужить и уступая в спортивной борьбе. Но борьбе чистой, честной и бескомпромиссной, на пределе сил и таланта. Вот тогда это настоящий спорт, по самому большому счету», — мне было приятно.
      Коли заговорил о журналистах, освещающих соревнования по велоспорту, то хочу поделиться одним маленьким секретом. Ложа прессы, всегда располагающаяся напротив финишной черты, была для меня своеобразным «демонстрационным табло». Часто по внешнему ее виду я мог без труда определить, кто стал победителем заезда. Уж в чем, в чем, а в этом журналисты почти не ошибались. Наверное, сказывалось профессиональное чутье, подкрепленное обязанностью срочно передать информацию в газету или телеграфное агентство.
      Не всегда получалось, что в решающий момент гонки я оказывался рядом с финишем. А тут не то что издали, вблизи трудно разобрать — кто первый. Но стоило глянуть на ложу прессы, так все становилось ясным. Восторженно зажестикулировали итальянцы, хватаясь за трубки телефонов, — значит, отличился их соотечественник. Другой заезд. И уже радостное буйство среди французских журналистов. Через несколько минут после фотофиниша судья-информатор первой называет фамилию французского гонщика, а она давным-давно «промчалась» по телефонным каналам через страны и континенты. Рассказал об этом, что называется, к слову. После каждого финального заезда Пхакадзе и Морелона в Брно я внимательнейшим образом наблюдал за эмоциональным состоянием ложи прессы, где царила... непривычная растерянность. Нетрудно было догадаться, что журналисты обращаются друг к другу с одним и тем же вопросом: «Кто?». И потом, не сговариваясь, все побежали наверх, где работали телекомментаторы. Перед ними стояли мониторы, на которых раз за разом прокручивали в замедленном повторе поединок. Но и на телеэкране разобрать, кто победил, было невозможно. И когда через минут десять-пятнадцать голос судьи-информатора как по мановению волшебной палочки заставил смолкнуть разноголосицу трибун, я увидел, что в ложе прессы тоже все застыли, а затем первыми схватились за телефоны журналисты из Франции...
      Пришло время, и Омари Пхакадзе все внимание решил уделить подготовке к Олимпиаде-72 в Мюнхене. Но только началась серьезная тренировочная работа, как у него произошел конфликт в сборной команде. Ладно бы с кем-нибудь из ребят не поладил. Но черная кошка пробежала между Пхакадзе и старшим тренером сборной. Если раньше порой чрезмерная горячность Омари как-то «забывалась» руководством команды — другого спринтера такого ранга в сборной не было, то теперь появился гонщик, классом не ниже — динамовец Сергей Кравцов. В семьдесят первом, дебютируя на чемпионате мира, Кравцов стал серебряным призером.
      А что же Пхакадзе? Выведенный за свою строптивость из состава сборной, прямо скажу, не заслужив столь сурового наказания, он не участвовал в международных соревнованиях, предшествовавших Олимпиаде-72. И это лишило его борьбы с главными претендентами на медали грядущих Игр.
      Чтобы попасть в состав олимпийской команды, Омари
      надо было по итогам всесоюзных отборочных соревнований 1972 года стать спринтером номер один. И он использовал этот свой единственный шанс. Поехал на Олимпиаду и Сергей Кравцов. Но выступил неудачно. Да и как было не дрогнуть молодому парню, если вокруг то и дело напоминали — кто словом, кто всем своим видом — мол, ты, а не Пхакадзе — лидер среди советских спринтеров. Ну, а если ты лидер, то, значит, должен стать чемпионом. Так что, давай, молодой, старайся, докажи, на что способен в «пиковой ситуации». Не знаю, почему некоторым тренерам взбрело в голову назвать ситуацию «пиковой». Не иначе как из-за того, что «нежеланный» Пхакадзе мог спутать их предстартовые прогнозы. Но как бы то ни было, Кравцов потерял привычный ход, легкость и скорость. И если бы только это! Элементарные тактические ошибки, необъяснимые «зевки» преследовали Сергея Кравцова в каждом заезде, и вскоре Игры для него закончились: соперники «перевели» нашего гонщика в... зрители.
      Зато Пхакадзе от заезда к заезду приближался к олимпийской медали, и каждый его шаг будто говорил: ну что, не забыли, кто такой Омари Пхакадзе?! Рано его со счетов списывать.
      Но в полуфинале произошла осечка. В соперники ему достался австралиец Никольсон. Гонщик неплохой, но звезд с неба не хватал. Участвуй Пхакадзе в международных турнирах в период подготовки к Олимпиаде, наверняка бы встретился с Никольсоном. Все-таки полегче было бы: узнал, в чем австралиец силен, в чем не очень. Хотя незнание соперника конечно же не главная причина того, что Омари остался за бортом финала, но вовсе отбросить ее тоже нельзя. На себе не раз испытал, что значит опытному мастеру участвовать в труднейшем турнире как бы «с листа». Тебя-то все знают, а ты, получается, никого. Поэтому и говорю с такой уверенностью: отлучив накануне Олимпиады Омари Пхакадзе от сборной, тренеры расписались в собственной недальновидности...
      Впрочем, к чему сейчас гадать. Сделанного все равно не исправишь. Главное, чтобы будущим поколениям тренеров и спортсменов происшедшее с Омари Пхакадзе накануне Олимпиады-72 пошло впрок, чтобы и те и другие сделали правильные выводы.
      В 1973 году Сан-Себастьян вновь принимал чемпионат мира. Восемь лет назад Пхакадзе выиграл здесь
      первую золотую медаль для советского спринта. Участвовал он и в этом первенстве. За прошедшие годы Омари превратился в опытного турнирного бойца, а бронзовая олимпийская медаль, завоеванная им годом раньше в Мюнхене, как бы подтверждала, что Омари Пхакадзе по-прежнему силен.
      Незадолго до начала чемпионата я договорился со своим коллегой, членом Руководящего комитета УСИ испанцем Элорзой, чтобы он арендовал для советской спортивной делегации тот же отель, в котором мы жили в 1965 году. Кроме того, что он был сравнительно недорог и располагался в уютном тихом месте, большой душевной теплотой и искренним гостеприимством отличались его хозяева.
      Омари Пхакадзе оказался для хозяина самым желанным гостем.
      «О! Мы обязательно придем болеть за тебя», — темпераментно жестикулируя, восклицал испанец. Он дружески похлопывал Омари по плечу, улыбался всем нам и одновременно представлял членов своей многочисленной семьи. — Очень хотим, чтобы ты и твои товарищи были всегда веселы и счастливы, как и в эту минуту. Радость спортсмена — его победы. Так мы просим вас — побеждайте! От всего сердца просим!»
      Однако с первого же своего заезда Омари начал проигрывать. Его мечта о финальном матче-реванше с Морелоном сначала повисла в воздухе, а вскоре упала и разбилась.
      Даниэль Морелон в очередной раз выиграл золотую медаль, тем самым доказав, что ему нет равных среди спринтеров мира.
      Думая о событиях тех дней, вновь вспоминаю и чемпионат мира-65. Помните, что произошло с лидером среди итальянских спринтеров Верзини. Желание обязательно победить и одновременно боязнь поражения сыграли с ним злую шутку. Верзини не выдержал чудовищной нервной перегрузки и стал допускать одну ошибку за другой. Так вот, нечто похожее произошло и с Омари Пхакадзе в 1973 году. Эти соревнования стали лебединой песней 29-летнего гонщика, в каждом своем поступке оставшегося максималистом.
      Став тренером, он и от своих учеников (заметьте, членов сборной страны) всегда требовал максимума. Думаю, что в понимании характера Омари Пхакадзе — обладателя золотой, серебряной и бронзовой медалей
      чемпионатов мира, бронзовой олимпийских игр, 10-крат-ного чемпиона СССР в спринте — нельзя подходить лишь с двумя оценками: то-то в нем — хорошо, а то-то — плохо. Омари Пхакадзе по самому большому счету честный и порядочный человек, оставивший заметный след в истории мирового трекового велоспорта, открывший дорогу на пьедестал крупнейших соревнований своим преемникам — молодым советским спринтерам.
      Справочник не расскажет об эмоциях
      Обратившись к справочникам по велоспорту, любознательный читатель может узнать, что и когда выигрывал интересующий его спортсмен, но цифры не расскажут ему о напряженной борьбе, к примеру, в финальном поединке в гонках на тандемах на Олимпиаде-72 в Мюнхене, когда в решающем заезде Владимир Семенец и Игорь Целовальников лишь на какое-то мгновение опередили чемпионов мира Вернера Отто и Ханса-Юргена Гешке из ГДР.
      Пока судьи ждали пленку фотофиниша, внешне невозмутимый Игорь Целовальников бесстрастным голосом повторял Володе Семенцу: «Видишь, и Морелона с Тран-теном победили, и Отто с Гешке». Семенец в раздумье покачивал головой: «Не сомневайся, выиграли, — повторял Целовальников, — если бы не знал, не говорил...»
      В тот олимпийский год наши спортсмены стали последними олимпийскими чемпионами среди тандемистов. Руководство МОК в поиске, за счет чего бы сократить олимпийскую программу, в конце концов среди прочих якобы незрелищных видов выбрало гонки на тандемах. Все доводы Руководящего комитета У СИ о том, чтобы одно из самых красивых соревнований на треке осталось в программе Игр, разбивались будто о стену. Жаль. Хочется верить, что гонки на тандемах — соревнования по спринту среди экипажных двоек — в скором времени все-таки вернутся на арену олимпиад, чтобы вновь радовать зрителей.
      Или разве могут поведать цифровые данные справочников об эпизоде, который произошел на чемпионате мира 1968 года с нашим чемпионом в гонках за лидером Михаилом Марковым, не попавшим в финал. Эпизоде, который послужил яркой иллюстрацией нравов, царящих
      в буржуазном обществе, где нечестная игра — вполне законный бизнес.
      Марков стал серебряным призером чемпионата мира в Голландии годом раньше, в шестьдесят седьмом, во время второй попытки советских мастеров в гонках за лидером (первая была в 1958 году) взойти на пьедестал мирового первенства. Лидером у Михаила Маркова был голландец Вальраве. Здесь необходимо пояснение. В то время высококлассных мотоциклистов-лидеров, обладающих специальными, мощными и, как правило, собственными машинами, было немного. И правилами УСИ национальным федерациям, в том числе и любительского велоспорта, не воспрещалось договариваться с кем-либо из мотоциклистов-лидеров других стран, чтобы тот выступил с их гонщиком.
      Итак, на чемпионате мира в Голландии мы заключили контракт с опытным гонщиком Вальраве, который оставался не у дел во время чемпионата, проводимого у него на родине, — как нам сказали, не сошелся в каких-то вопросах с национальной федерацией велоспорта.
      Голландцу наше предложение вначале показалось несколько неожиданным. Поэтому, прежде чем дать окончательный ответ, он потренировался с Марковым и остался доволен его мастерством.
      Без особого напряжения они прошли сито отборочных заездов и вышли в финал, где кроме них оказалось еще три чисто голландские «пары». Вот уж где обиженному своей федерацией Вальраве предоставилась прекрасная возможность отыграться. И лидер предстал во всем блеске. Он так искусно подыграл Маркову, что вскоре после начала гонки два из трех голландских экипажа остались позади. Впереди, между Марковым и Вальраве и золотой медалью, шел чемпион мира де Витт со своим ведущим. Однако до конца испытывать чувства соотечественников Вальраве не решился. Де Витт финишировал первым, но и «серебро» Маркова явилось для нас приятной неожиданностью. Мы понимали, что без мастерства лидера оно вряд ли бы было завоевано. Поэтому договорились с Вальраве, что и на будущем чемпионате он поработает с нашим гонщиком. Голландец согласился, и на этом мы расстались, довольные друг другом.
      Следующий год был годом Олимпийских игр в Мехико. Ну а в Риме гонщики разыграли медали чемпионата мира в неолимпийских дисциплинах.
      С Вальраве мы встретились как старые знакомые. Он
      тренировался с двумя-тремя гонщиками. Но этот факт нас не насторожил: каждый из лидеров старался заработать как можно больше. Правда, покоробило, когда голландец без долгих разговоров потребовал свой гонорар вперед. Год назад он был явно скромнее.
      Другое тревожило: Вальраве совершенно не интересовала форма, в которой находился Михаил Марков. Но, с другой стороны, зачем ему Мишу проверять, когда прошлогоднее «серебро» лучше любой визитной карточки. Голландец к тому же прекрасно знал, что заведомо слабого гонщика мы на чемпионат мира не привезем — не привыкли советские спортсмены позориться, это всему миру давным-давно известно.
      Первый заезд с участием Вальраве и Маркова. Глядя на их езду, я сначала подумал, что лидер заболел. Он будто то приходил в сознание, то вдруг терял его. Когда терял, начинал дергать Михаила необъяснимыми рывками. Марков после этого заезда смотрел на Вальраве волком, а тому — хоть бы что. Делал вид, что ровным счетом ничего не произошло.
      Мы-то думали, что на голландца временное затмение нашло, а он же, оказывается, действовал по заранее разработанному плану. Каждый заезд оборачивался для Маркова форменной мукой. Была возможность пробиться в финал через утешительные заезды, но Вальраве его и этого шанса лишил. Зато вывел в финал западногерманского гонщика, который был куда слабее Маркова. Вывел с присущим ему блеском и мастерством. Вот где нам вспомнилось желание Вальраве получить предусмотренную контрактом плату до начала соревнований...
      Но ведь недаром существует мудрая поговорка: не рой другому яму, сам в нее попадешь. Через несколько лет УСИ покончил с кланом лидеров-вымогателей. Прежде всего выбил из их рук главный козырь — лишил монополии на мощные мотоциклы, сделанные по специальному заказу. Для этого был внесен новый параграф в регламент чемпионатов мира. Теперь в соревнованиях могли быть использованы, хотя и специально подготовленные к гонкам за лидером машины, но обязательно серийного производства, и принадлежащие не кому-либо лично, а национальным федерациям велоспорта. И окончательно «добил» этих дельцов от спорта следующий новый пункт, согласно которому лидер имел право выступать в официальных соревнованиях лишь с гонщиком из своей национальной сборной, и только с одним, а не с несколькими.
      Справочник не подскажет вам, и почему двукратный чемпион мира в гите на один километр с места Эдуард Рапп на Олимпиаде-76 не закончил дистанцию.
      Опытный советский гонщик, отлично выступавший в олимпийском сезоне, по мнению специалистов, был одним из главных претендентов на победу в гите. Но не успела секундная стрелка после его старта пробежать и пятнадцатой части круга, как Эдуард вдруг бросил крутить педали. В чем дело? Фальстарта вроде бы не было.
      Но вот возвратился Эдуард и слышим пытается объяснить судье, что у него получился фальстарт — раньше времени на дистанцию ушел. Судья ему в ответ, и вполне справедливо; мол, если бы был фальстарт, я остановил бы заезд. За этим и поставлен следить. По тому, как до сознания Раппа доходило, что перезаезда не будет, менялось выражение лица гонщика. Ведь надо было до такого додуматься — своими собственными руками отдать соперникам олимпийскую медаль. Медаль, о которой мечтал и ради которой тренировался целых четыре года.
      Наши тренеры оказались в довольно сложном положении. Заявить протест? На кого и на что? На ошибку судьи... в пользу гонщика? Или на ошибку, которой не было?
      Забыл Эдуард Рапп одно из самых главных правил в спорте: начал соревноваться — соревнуйся до конца.
      У судей своя задача — у тебя своя. После того как прозвенит финишный гонг, уточняй, разбирайся, настаивай, апеллируй.
      Пошли насмарку четыре года подготовки. Из-за чего, спрашивается? Я вижу лишь один ответ — из-за собственного разгильдяйства. Нарочно не смягчаю. Потому что нет права у спортсменов с мировым именем допускать подобные оплошности...
      Итак, голосуем, господа...
      Главы о велоспорте на треке и на шоссе — о том, как выступали наши мастера в двух составляющих спортивной велопрограммы, — я решил разделить рассказом о событиях, происходивших в Международном союзе велосипедистов (УСИ), свидетелем и участником которых мне довелось быть. Чтобы вы немного передохнули от чистого велоспорта, где главные действующие лица — гонщики.
      Героями повествований станут конгрессмены УСИ, законодатели мод в Международном союзе велосипедистов, хотя большинство из них никогда не были гонщиками. Но были и есть в их среде люди, до тонкостей разбирающиеся в велоспорте.
      Оглядываясь на годы, что прошли с момента принятия Федерации велоспорта СССР в УСИ и до сегодняшнего дня, вижу, как много, несмотря ни на какие препоны, удалось нам сделать для развития этого прекрасного вида спорта. Думаю, что имею полное право на эти слова. Все-таки, ни много ни мало, но из 25 лет, что работал в УСИ, шестнадцать лет был членом Руководящего комитета УСИ и ФИАК, избирался вице-президентом. Срок достаточный, чтобы во всем разобраться, все понять и уметь без ошибки определить: кто есть кто — кто друг, а кто и враг.
      УСИ не очень-то желал, чтобы его внутренние конфликты становились достоянием прессы, и предпочитал не выносить сор из избы. Впрочем, рассказывая о ключевых, на мой взгляд, вопросах, что решались при мне в УСИ и ФИАК, знакомя с деятелями этих организаций, я не задаюсь целью ворошить прошлое. Но вспомню моменты, которые, думаю, вам будут небезынтересны. Потому что они напрямую касаются развития мирового велоспорта.
      Но прежде немного истории. Первая из национальных ассоциаций («Байсикл юнион») родилась в Великобритании. Это знаменательное событие произошло в 1878 году и послужило толчком для создания велосипедных союзов в других странах. Через два года день рождения отпраздновала Лига американских велосипедистов. С 1881 по 1885 год федерации (точнее, прообразы современных национальных объединений) возникли во Франции, Бельгии, Швейцарии, Германии и Италии.
      Первой международной организацией, которая поставила перед собой цель привести к единому знаменателю структуру национальных делегаций, была Международная велосипедная ассоциация, основанная в 1892 году в Лондоне. На следующий год по ее предложению проводился первый чемпионат мира в американском городе Чикаго.
      А почти за сто лет до первого мирового первенства — в 1800 году — первый велосипед проехал по дорогам России. Имел он громаднейшее переднее колесо и маленькое заднее, место седока занимал крепостной мужик Ефим Артамонов, изобретатель и создатель невиданного
      доселе приспособления. Документ той поры донес до нас следующее: «Холоп Ефимко, сын Артамонов, розгами бит за то, что в день Ильи Пророка года 1800 ездил на диковинном самокате по улицам города Екатеринбурга и пугал встречных лошадей. Оне на дыбы становились и на заборы кидались, и увечья пешеходам чинили немалые».
      Однако известно, что на следующий год Ефим Артамонов совершил на своем самокате путешествие из Екатеринбурга (ныне Свердловск) в Москву и обратно, проехав более пяти тысяч километров. Так что рождение велотуризма в России, думаю, имеет точную дату — 1801 год.
      Велосипед — изобретение древнейшее. Прообразы современных машин существовали задолго до нашей эры в Китае, Египте, Индии. Основываясь, к примеру, на экспонатах Национального музея в Риме, итальянские археологи заявляют, что велосипед, как таковой, был изобретен более двух тысяч лет назад. На фресках и рисунках той поры они разобрали изображение всех важнейших деталей, использованных позднее при конструировании современного велосипеда - — шатуны, укрепленные на оси колеса; подобие рамы; рулевое управление; седло, похожее на стул со спинкой. Ну, а свести все эти детали воедино, получив самопередвигающееся устройство, как говорится, дело техники.
      Интересен и такой факт: в исторических архивах встречаются документы, свидетельствующие о том, что и в средние века делались попытки построить двух-четы-рехколесные машины, которые приводились в движение цепными и шкивовыми передачами. А обнаруженные в мадридском музее документы натолкнули исследователей на мысль, что одним из первых изобретателей цепной передачи был Леонардо да Винчи. Правда, лишь спустя два столетия его изобретение нашло применение в велосипеде.
      Над совершенствованием велосипеда работали многие талантливые механики, особенно в конце восемнадцатого — начале девятнадцатого веков (среди них были люди весьма и весьма состоятельные).
      На конструкцию с разновеликими колесами (по одним источникам изобретенную англичанином Старлеем, по другим — французским графом де Сивраком) немецкий барон фон Драйс в 1816 году установил руль.
      Англичане пошли еще дальше в плане усовершенствования «велосифера», заменив деревянную раму легким
      металлическим каркасом. Затем уже парижане, отец и сын Мишо, догадались приделать к переднему колесу педали. Получилось, правда, несколько неудобно, но зато теперь можно было перейти с отталкивания ногами от земли на кручение ведущего колеса.
      Но пальма первенства в новаторстве вскоре опять вернулась к англичанам. Здесь создали двухколесную машину с цепной передачей. На таких голиафах с передним колесом диаметром в три метра и были проведены самые первые соревнования. Но грохот от их передвижения, тем более когда исполины неслись по булыжным дорогам, стоял немыслимый. Со временем диаметр колес становился все меньше. И вот на исходе восьмидесятых годов прошлого столетия, вконец измученный грохотом металлических колес велосипеда своего сынишки, ветеринарный врач из Шотландии по фамилии Данлоп «выписал» самый необычный в своей жизни рецепт — он придумал обуть колеса в обрезки резинового шланга. Так появились шины.
      Впрочем, в соревнованиях, которые состоялись 31 мая 1868 года, ездоки устремились к финишу двухкилометровой дистанции пока еще на бесшинных машинах. Состязания состоялись в пригороде Парижа, на аллеях парка в Сен-Клу. Победителем той гонки, которую называют первыми официальными соревнованиями по велоспорту, стал англичанин Джеймс Мур. В то время он был, бесспорно, сильнейшим и на следующий год выиграл первую шоссейную гонку по трассе Париж — Руан. 120 километров Мур преодолел со средней скоростью 12,4 км в час.
      Началась погоня за скоростью. В этом нет ничего удивительного. Вспомните, везде, где «замешаны» колеса, так или иначе, раньше или позже, но начиналось выяснение — кто быстрее, кто самый быстрый? Первый официальный рекорд в скорости был зафиксирован в Кембридже, где англичанин Доде в марте 1876 года в часовой езде преодолел 25 км 508 м.
      В Россию увлечение велосипедом пришло в первой половине прошлого века, а первые соревнования состоялись в Москве, в 1883 году. Через четыре года после дебюта стали регулярно проводиться всероссийские чемпионаты. И вновь нам не избежать слова «первый». Первым всероссийским чемпионом стал гонщик из Москвы Г. Девис, победивший на классической тогда дистанции 7,5 версты.
      Итак, в 1892 году была организована Международная велосипедная ассоциация. Но очень скоро среди ее лидеров начались разногласия. Регламент и условия всевозможных турниров не только не способствовали развитию велоспорта, но просто тормозили его. Долго так продолжаться не могло. И 14 апреля 1900 года делегаты шести ассоциаций собрались в Париже и учредили Международный союз велосипедистов (УСИ). Председательство было возложено на бельгийца Э. Бекэлеера. Он занимал этот пост 22 года. Затем еще шесть президентов сменилось в УСИ: француз Л. Бретон (1922 — 1936 гг.), швейцарец М. Бурже (1936 — 1939), бельгиец А. Колиньон (1939 — 1947), француз А. Жуанар (1947 — 1958), итальянец А. Родони (1958 — 1981) и испанец Л. Путч, занявший президентское кресло в 1981 году.
      Советская федерация велоспорта вступила в УСИ в 1952 году, накануне летних Олимпийских игр в Хельсинки. Участвовать в олимпийском соревновании гонщиков-любителей (даже несмотря на официальное признание НОК СССР Международным олимпийским комитетом) могли лишь представители национальных федераций, состоящих членами Международного союза велосипедистов. Впрочем, перед Всесоюзной велосекцией (чуть позже она стала именоваться Федерацией велоспорта СССР), которую в тот момент я возглавлял, была поставлена более долгосрочная задача: после вступления в УСИ незамедлительно включиться в активное решение вопросов развития мирового велоспорта. Одна из главных тем, по которой мы планировали в ближайшее время достичь взаимопонимания с Руководящим комитетом УСИ, — это официальное признание велогонки Мира, на которой в качестве наблюдателя мне довелось присутствовать в 1952 году. Ну а пока мне и гостренеру Спорткомитета СССР Леониду Михайловичу Шелешневу предстояла поездка в штаб-квартиру УСИ в Париже, на так называемый Уставной конгресс, где должен был обсуждаться вопрос о вступлении советского велоспорта в Международный союз велосипедистов.
      В глубине души я больше чем наполовину бы уверен, что наш вопрос решится положительно. Однако «предстартовое» напряжение все равно заставляло учащенно биться сердце. Невольно думалось, вдруг найдется среди заправил УСИ поборник холодной войны, объявленной в те годы Западом нашей Родине, и склонит общее мнение в свою пользу.
      По-моему, нечто похожее переживал и Леонид Михайлович. Однако выглядел бодрячком — даром что ли туляк — жизнерадостный, решительный.
      В посольстве нас поддержали — не волнуйтесь, все будет в порядке. «А как же иначе? — подумал я, — затем и ехали».
      Но мы с Шелешневым даже не могли предположить в тот момент, что для многих участников конгресса суть вопроса — быть или не быть русским в УСИ? — заключалась не в том, что советские гонщики мечтают выступить на Олимпиаде-52, а чью позицию поддержат представители СССР после того, как их велосипедная федерация войдет в состав УСИ.
      Чью сторону принять? Если честно, в то время мы даже не задумывались над этим. Более того, довольно смутно представляли себе существование подобной проблемы. Ведь решали конкретную на сегодня задачу: сделать все возможное, чтобы войти в состав УСИ. О том, что арена УСИ настоящее поле для битв и локальных поединков по поводу развития велоспорта в мире, что в какие-то из моментов происходит объединение или, наоборот, размежевание между теми-то и теми-то, чтобы склонить чашу весов в свою пользу, узнали позже, разобравшись в «ветрах» УСИ...
      Еще накануне дня, когда на голосование был поставлен вопрос, ради которого мы с Шелешневым прилетели в Париж, Руководящий комитет на своем совещании, рассмотрев заявление Федерации велоспорта СССР, постановил рекомендовать конгрессу принять нас в члены Международного союза велосипедистов. Об этом перед началом очередного заседания конгресса под большим секретом сообщил мне генеральный казначей УСИ бельгиец Альберт Веругстра, с которым я познакомился в 1948 году в Праге на чемпионате мира по велоболу.
      Веругстра в своей жизни сыграл, наверное, немало ролей, и сейчас роль «своего парня» предназначалась специально для нас — новичков УСИ, которые в скором времени могли бы пригодиться ему для решения каких-то личных вопросов.
      Например, в Праге Веругстра играл роль босса — надменного и категоричного в оценках. Как-то он спросил, нравятся ли мне призы, учрежденные УСИ для победителей и призеров чемпионата. Вопрос-то задал явно провокационный — даже непосвященному в дела УСИ человеку было бы ясно, что Международному союзу велосипедистов надо было разориться дотла, чтобы награждать лучших спортсменов столь незначительными призами. В общих чертах, смягчив, конечно, ответ, я изложил ему свой взгляд на этот призовой фонд. Добавив, что хотя бы на символику чемпионата мира генеральный казначей мог бы выделить немного денег. Тем более что в разговоре со мной бельгиец не уставал повторять, что в его ведении находится не просто касса, а касса очень большая. Для наглядности разводил руками, показывая, сколько у УСИ денег, и все они у иего, господина Веругстры, «в подчинении».
      А чего стоит факт, как Веругстра собирал счета за проживание с женой в лучших отелях мира, когда выезжал на конгрессы и заседания УСИ и затем представлял их к оплате Бельгийской велосипедной федерации, от которой был избран в Международный союз велосипедистов и... самому себе в УСИ. Так и напрашивается назвать этого капиталиста «мелким пройдохой», коим и был он на самом деле. Так за счет спортсменов процветают веругстры от спорта. Сборы от соревнований, которые должны идти на развитие велоспорта в мире, минуя казну УСИ, текут к ним в карманы. Чтобы ни в коем случае не восстановить против себя «своих же» — для членов Руководящего комитета устраиваются приемы и банкеты, один щедрее другого. А повод всегда найдется: соревно-ваний-то много...
      Доходное место. Однако Веругстра выглядит мальчиком по сравнению с другим бельгийцем и тоже генеральным казначеем Международного союза велосипедистов Муассоном. История, о которой хочу рассказать, думаю, не имеет аналогов в жизни других Международных спортивных федераций. Произошла она во время президентства в Международном союзе велосипедистов итальянца Адреано Родони, которым было предпринято максимум возможного, чтобы случившееся не стало достоянием мировой прессы.
      А произошло вот что. Помните, я рассказывал, как на чемпионате мира в Италии в гонках за лидером голландец Вальраве сделал так, чтобы Марков не пробился в финал. Возмущению специалистов и прекрасно разбирающихся в тонкостях велоспорта итальянских болельщиков не было предела.
      Вскоре Руководящий комитет УСИ покончил с монополией небольшой кучки лидеров, устроивших из спортивного состязания прибыльное для себя дело — кто
      больше даст, того и «привозили» на пьедестал, выбивая из честного розыгрыша по-настоящему сильных спортсменов. Вальраве и его коллега Кох подали на УСИ в суд, пытаясь помешать претворению в жизнь новых и справедливых решений, касающихся лидерства и лидеров. УСИ в ответ на этот шаг вынужден был за немалые деньги нанять адвоката. За три года, что длилось судебное разбирательство, получившее название «Вальраве и Кох против УСИ», знаток-юрист выкачал из кассы Международного. союза велосипедистов немалые суммы. Вы-плачивал их генказначей УСИ Муассон. Когда же, убедившись в бесплодности своих попыток, Вальраве и Кох прекратили судебное разбирательство, то вскрылось несколько прелюбопытнейших фактов. Мотоциклисты-лидеры, видя, что УСИ прекрасно обходится и без их помощи, явились с повинной и в качестве компенсации за причиненное беспокойство раскрыли механику своих правовых исков. Оказывается, не кто иной, как сам генеральный казначей Муассон, буквально вдолбил в их головы, что без суда с УСИ им, якобы несправедливо (!) лишенным единственного средства к существованию, не обойтись. Обработав Вальраве и Коха, Муассон затем со спокойной душой нанял адвоката, защищавшего в этом трехгодичном споре интересы УСИ. Любопытно, что адвокат оказался... другом Муассона, и сумму его гонорара, естественно, устанавливал сам генказначей. Так что после огласки инцидента бельгийская федерация велоспорта моментально отозвала Муассона из УСИ, попутно лишив его звания президента национальной федерации.
      В день приема советской федерации в УСИ я все равно волновался, хотя накануне Веругстра намекнул, что наш вопрос практически решен. Но кто знает, что у конгрессменов на уме?
      Наступил решающий момент. Зачитали заявление советской федерации о приеме ее в члены УСИ. Генеральный секретарь Международного союза велосипедистов Рене Шезаль подтвердил, что все формальности соблюдены, и президент УСИ Ахилл Жуанар предоставил мне слово. Я был готов к этому. Чуть ли не наизусть выучил свое выступление. Отбарабанил как по нотам и даже довольно артистично, как после сказал мне Шелеш-нев. Во всяком случае, волнение скрыть удалось, а в таких делах выказывать его, пусть и непроизвольно, никуда не годится. В конце сказал, что советская
      федерация приложит все силы для развития велоспорта в мире. Этим как бы точку поставил. Стою и жду: что дальше? А дальше — в зале раздались аплодисменты. Переглянулись с Шелешневым: аплодисменты — знак
      добрый, значит, полный порядок. Не обошлось без вопросов: сколько в нашей стране треков, сколько велосипедистов, сколько клубов, культивирующих велоспорт. Назвал цифры. Реакция зала опять выразилась в аплодисментах. Тут мы с Леонидом Михайловичем вконец успокоились.
      Жуанар выдвинул наш вопрос на голосование. Все — «за». Единогласно. Чуть было не написал «единодушно», да поостерегся, зная теперь внутренний мир УСИ.
      Ну а в тот день пришел и на нашу улицу праздник. На столе, за которым мы разместились, моментально появилась табличка с надписью «СССР», видно, заготовленная заранее; президент УСИ тепло поздравил, объявив, что Федерация велоспорта СССР принята в Международный союз велосипедистов с правом... одного решающего голоса. Этот «один решающий голос» той поры существования УСИ требует объяснения.
      Готовясь к поездке в Париж, мы внимательнейшим образом, от корки до корки, проработали Устав Международного союза велосипедистов, чтобы определить свои позиции по ряду ключевых вопросов. Первый вывод, который сделали, был таким: предстоит долгая и напряженная борьба за утверждение полного равноправия между всеми национальными федерациями, входящими в УСИ. Потому что существующий в ту пору механизм голосования выглядел очень однобоким. Судите сами: тон в УСИ задавали французы и итальянцы, чьи представители имели по 12 решающих голосов; за ними шли швейцарцы — 10, далее — англичане, голландцы и бельгийцы — по 9. Федерации велоспорта социалистических стран и стран, на чью поддержку мы могли бы рассчитывать в критической ситуации, имели по одному решающему голосу. Только если в наших предложениях не затрагивались интересы «власть имущих» УСИ, они проходили. Однако крайне редко случались споры, в которых не затрагивались болевые точки. И механизм голосования, отлаженный старожилами УСИ, тут же приносил им преимущество в 50 — 60 голосов. Как здесь бороться? Но в конце концов правила голосования, не без нашей помощи, были приведены к единому, справедливому знаменателю, о чем расскажу чуть позже.
      Теперь — о ситуации в УСИ. Президентом УСИ в то время был Ахилл Жуанар, деловой и авторитетный человек. Однако он продолжал традиционную «франкоитальянскую игру» своих предшественников на президентском посту. Дело в том, что в те годы руководство в УСИ было за французами, а наиболее весомые спортивные успехи — за итальянскими гонщиками. Функционеры УСИ из Италии, чувствуя себя на коне, правдами и неправдами стремились к реальной власти в Руководящем комитете, создавая различные группировки. Англичане, швейцарцы, бельгийцы, голландцы, стремясь к более выгодным для себя ситуациям, примыкали то к французской фракции, то к итальянской. Однако стоило этой большой «шестерке» почувствовать, что что-то не так, как тут же между грандами заключалось перемирие и против обидчика начинал действовать отлаженный механизм голосования.
      Помню, как на одном из конгрессов УСИ мы вышли с предложением дополнить программу чемпионатов мира в состязаниях на шоссе 100-километровой командной гонкой. Казалось бы, все продумали: и то, что соревнования шоссейников пользуются все возрастающей популярностью, и то, что пока разыгрывается в них всего одна медаль — в групповой гонке. Надеялись, и, как видите, не без оснований, что Руководящий комитет примет наше предложение. Но на конгрессе в результате голосования, умело управляемого представителями стран-грандов, инициатива советской федерации велоспорта, поддержанная федерациями социалистических стран, была отвергнута. Хотя не о себе мы пеклись — о развитии мирового велоспорта, о чем и говорили. Но пока существует подобная система голосования, на успех надеяться, мягко говоря, было опрометчиво. Пользуясь любой возможностью, мы, не переставая, критиковали порочную систему распределения решающих голосов. Вскоре Руководящий комитет довел количество решающих голосов от нашей федерации до четырех. То же самое было сделано и для польской федерации велоспорта, чьи гонщики вышли в лидеры среди любителей, и чехословацкой. Но увы, эта подачка никакого практического значения не имела. Однако помня, что под лежачий камень вода не течет, мы продолжали активно-наступательную политику, одновременно все больше и больше уделяя внимание дипломатической игре.
      Ни следующий год предложение о введении 100-километровой командной гонки в программу чемпионатов мира, но исходящее от... представителей французской федерации, полностью поддержалось Руководящим комитетом, что походило на объявление тайной войны федерациям социалистических стран — мол, что бы вы ни предлагали, пусть и разумное, но помните свое место. Тем не менее 100-километровая гонка получила официальное признание, и мы были рады. В моем выступлении я поблагодарил Руководящий комитет за поддержку... советско-французского предложения.
      При желании такое заявление можно было расценить как дерзость, но спускать подобное кому бы то ни было мы не могли. Закон «игры» жесток: дашь пальчик прикусить, не успеешь оглянуться, как по локоть руку потеряешь.
      В 1955 году советская федерация поставила перед УСИ вопрос о признании женского велоспорта. Вопрос этот не то что созрел, перезрел не один год назад.
      Конгресс УСИ проводился в Париже. Мнения о признании женского велоспорта и допуске его на арену чемпионатов мира разделились, и Ахилл Жуанар вынес вердикт: как решит конгресс, так тому и быть.
      На конгрессе первое слово как инициатору предложения было дано представителю советской федерации. В своем выступлении я постарался обойтись без эмоций, а аргументированно, на цифрах и фактах доказать необходимость принятия положительного решения этого вопроса. Даже самому понравилось, как слушали. К тому же знал, что бельгийская и английская федерации, как и наша, уделяющие большое внимание развитию женского велоспорта, полностью нас поддержат. А это сила немалая. Был уверен, что «разъяснительную работу» кое с кем из членов УСИ бельгийцы и англичане уже провели.
      Начались прения. Взял слово голландец, восьмидесятилетний старик, сладко дремавший во время решения других вопросов. С кривой улыбочкой он вдруг с таким энтузиазмом обрушился на наше предложение, что я диву дался его энергии. Оказалось, что он категорически против того, чтобы видеть женщину на велосипеде. Причем в выражениях особо не стеснялся.
      Пришлось опять взять слово. Перво-наперво извинился перед женщинами, сидящими в зале за выступление представителя Голландии. Мои слова были встречены аплодисментами. Голландец попытался было с места вступить в дискуссию, но слушать его всем надоело, в
      зале послышались шутливые реплики в его адрес. Обстановка грозила стать нерабочей, и президент УСИ Жуанар, всегда тонко чувствовавший атмосферу обсуждения и умело управлявший ходом совещаний, поставил вопрос на голосование. Женский велоспорт получил подавляющее большинство «за» и стал полноправным участником чемпионатов мира, дебютировав в 1958 году на мировом первенстве, проводимом во Франции.
      Шло время. У нас установились добрые отношения с некоторыми из ведущих членов Руководящего комитета, чье мнение относительно любого вопроса подчас имело решающее значение. Прежде всего с президентом федерации велоспорта Бельгии Штандартом. От многих членов Руководящего комитета его отличали два, на мой взгляд, первостепенной важности качества: прекрасное знание велоспорта и стремление жить не только днем сегодняшним, но и заглядывать в будущее.
      Например, два года подряд сильнейшие гонщики-любители Бельгии, при полной его поддержке, приезжали на товарищеские встречи в Тулу. Этот факт времен холодной войны сам по себе говорит о многом. И вот в один из приездов бельгийской команды Штандарт передал мне через руководителя, что срочно хочет встретиться со мной по поводу какого-то серьезного вопроса и приглашает меня приехать для неофициальной беседы. От приглашения я сразу отказался. Узнай кто (а «доброжелатели» всегда найдутся), что русские имели тайные переговоры с бельгийцами, мы могли бы потерять многое из того, что достигли в УСИ. Штандарту все сошло бы с рук, а нам эту коалиционность не простили бы. Поэтому я попросил передать господину Штандарту, что предполагаю обсудить все вопросы осенью в Цюрихе, где должен был состояться конгресс УСИ по утверждению календаря международных соревнований на следующий год.
      На конгрессе никаких подводных течений не предвиделось, так что будет время поговорить в спокойной обстановке.
      При встрече Штандарт мне сообщил, что на заседании Руководящего комитета вице-президент УСИ Поль Вильвертц из Люксембурга поднял вопрос о введении господина Куприянова в состав руководящего органа Международного союза велосипедистов. Дескать, господин Куприянов лишь тем и занимается, что критикует действия Руководящего комитета на конгрессах УСИ, чем и завоевал очевидную популярность. Вот пусть и поработает сам.
      Итак, моя популярность господину Вильвертцу (с которым отношения у нас сложились довольно прохладные) и его сторонникам явно не нравилась. Значит, если меня вводят в Руководящий комитет, то я автоматически становлюсь в равной мере со всеми его членами ответственным за принятые решения и в дальнейшем должен буду поостеречься критиковать его действия. Что ж, неплохой ход придумали...
      — Господин Куприянов, — продолжал Штандарт, — если вы хотите знать мое мнение, то я буду всячески поддерживать предложение господина Вильвертца. Потому что считаю: пришла пора активнее вводить в Руководящий комитет представителей социалистических стран, ратующих за развитие велоспорта и достигших в нем за последние годы значительных успехов. Господин Экель из Польской Народной Республики — уже член Руководящего комитета. Уверен, что и ваша кандидатура вполне подходит, тем более что неоднократно имел возможность убедиться в ваших профессиональных и человеческих качествах.
      Не скрою, приятно было услышать такую оценку из уст одного из наиболее уважаемых деятелей УСИ. Поблагодарил господина Штандарта за оказанное доверие, на том и расстались.
      В Москве я посоветовался с руководителями Спорткомитета СССР. Ответ был единодушным: если подобная возможность представится, то надо ее использовать. Так впервые в истории Руководящего комитета одной из наиболее консервативных международных спортивных организаций в него вошел представитель СССР.
      Оценка этого факта буржуазной прессой была двоякой: одни спортивные обозреватели считали, что УСИ сделал тонкий ход, введя меня в состав своего высшего органа, другие — что представители социалистических стран благодаря «недальновидности» членов Руководящего комитета наконец-то получили лазейку, которую со временем постараются превратить в ворота, и тогда УСИ попляшет под дудку красных. Но почему-то никто не догадался вспомнить о том, что успехи стран социализма как в спорте, так и во всех сферах человеческой деятельности достигли высочайшего уровня. Хотели того или нет иные господа, но это было предопределено самой историей.
      В 1958 году скоропостижно скончался президент УСИ Ахилл Жуанар. Президентское кресло долго пустовать не могло. На сей раз на него претендовали Поль Вильвертц Люксембург) и Адреано Родони (Италия). Между ними развернулась предвыборная борьба. Хотя в бой бросился лишь Вильвертц. Родони от первого и до последнего дня хранил олимпийское спокойствие.
      Согласно Уставу УСИ, каждый из его членов может выдвинуть свою кандидатуру на президентское место. Это создавало видимость полной демократии: захотел стать президентом — пожалуйста. На деле все конечно же обстояло совсем не так. В бурлящем котле президентских выборов возникали всевозможные альянсы, договаривающиеся стороны пеклись о собственной выгоде, которая зависела от того, кто придет к власти, просчитывали варианты.
      Итак, Вильвертц и Родони выдвинули свои кандидатуры на пост президента УСИ. Итальянец всю инициативу предвыборной кампании чуть ли не собственноручно передал сопернику. Вначале многих удивило кажущееся безразличие Родони к «подготовке» голосования. Он не рвался к микрофону по поводу и без повода, не делал многообещающих заявлений. Зато вовсю «работал» Вильвертц. Нервный, вспыльчивый, импульсивный, он, казалось, не отходя от микрофона, доказывал, что преемником президента Жуанара достоин быть лишь он, вице-президент УСИ Поль Вильвертц.
      Не доверяя переводчикам, он сначала произносил свои горячие речи на французском и тут же сам переводил на английский и немецкий. Слушая Поля Вильверт-ца, я невольно думал, что его энергии хватит не только для того, чтобы быть президентом УСИ, но и какой-нибудь небольшой страны.
      Многие ожидали, что после столь яростной атаки Родони тихо и молчаливо снимет свою кандидатуру. Однако он спокойно ожидал голосования в огромном зале одной из старейших гостиниц Парижа «Поля-де-Арсей», где собрались конгрессмены УСИ для выборов нового президента. И дождался. Вильвертца с треском провалили, чуть ли не единогласно проголосовав за Адреано Родони.
      Поль Вильвертц так и не смог перенести своего поражения. Он стал очень раздражительным и как-то на одном из заседаний Руководящего комитета заявил мне, что я попал в Руководящий комитет благодаря ему,
      Полю Вильвертцу. Без ответа это нетактичное заявление оставлять было нельзя. И я, поблагодарив Вильвертца за его заботу, сказал, что подоплека моего членства в Руководящем комитете, которая заключалась в том, чтобы «обезвредить» Куприянова, наверное, не является ни для кого секретом. Наступила минута тяжелого, как свинец, молчания. Вильвертц растерялся. Но заметив понимающие улыбки сидящих в зале, чуть ли не на крик перешел. Самая обыкновенная истерика с ним приключилась. Представляете, на глазах у всех! А такое не прощается. Так что все Полю Вильвертцу вспомнилось на очередных перевыборах Руководящего комитета. Прокатили его, прокатили, как говорится, со свистом.
      С приходом Адреано Родони мы продолжали вести свою линию: принципиальность и честность в решении любых вопросов, направленных на развитие велоспорта в мире. Эта политика советской федерации оставалась неизменной и единственной, кто бы ни заправлял делами в Международном союзе велосипедистов, политика, снискавшая нам почет и уважение.
      Среди деятелей УСИ из капиталистических стран было немало таких, кто искренне ратовал за развитие велоспорта. Казалось бы, с выбором в президенты Родони должны были развязаться руки у членов итальянской коалиции УСИ. Однако этого не случилось. В решении ключевых вопросов Родони всегда старался придерживаться здравого смысла.
      Запомнился мне президент английской федерации Э. Кинг. Юрист по профессии, он чтил Устав УСИ, не отступая от него ни под каким предлогом. В 1961 году чемпионат мира среди женщин проводился отдельно от мужского. Принимал спортсменок английский город Дуглас. Понятно, что среди организаторов чемпионата Кинг, председатель федерации велоспорта Великобритании, являлся наиболее ответственным лицом. И он тут же подвергся нажиму со стороны деятелей НАТО, выступавших против вывешивания флагов стран — участниц чемпионата и исполнения государственных гимнов в честь победительниц. Поборники холодной войны не поленились и подсчитали, что представительницы социалистических стран имеют прекрасную возможность отличиться в Дугласе. Их опасения оказались не беспочвенны. Золотую медаль в спринте завоевала Галина Ермолаева. И в честь победы советской спортсменки звучал гимн нашей Родины и поднимался на флагштоке наш стяг.
      А предшествовало этому вот что: в ответ на чуть ли не требование деятелей НАТО нарушить церемониал УСИ, Кинг сказал приблизительно следующее: «Мне, а не кому-либо другому поручено проведение чемпионата мира. И я лучше вас знаю, как, согласно регламенту УСИ, провести соревнования. Поэтому прошу вас и впредь не лезть не в свое дело и не мешать мне выполнять мои обязанности». Коротко, точно и предельно ясно. К сожалению, не долго продержался этот честный и принципиальный человек на посту президента английской федерации велоспорта. Создалась ситуация, когда он вынужден был уйти. Жаль. Работать рядом с ним было настоящим удовольствием. Ведь именно таким людям, как Кинг, и похожим на него прогрессивным деятелям Международного союза велосипедистов очень многим обязано развитие мирового велоспорта...
      В том же, 1961 году под давлением НАТО в странах, которые являлись членами этого военного блока, был отменен традиционный ритуал награждения победителей международных соревнований. Решение было вызвано политическими соображениями. В последние годы слишком часто на стадионах мира звучали гимны и поднимались флаги социалистических стран, что раздражало поборников холодной войны. К тому же зачастую в числе победителей и призеров были велогонщики из ГДР, что вообще шло вразрез со всей политикой НАТО, не признававшей самого существования социалистической Германии. Руководство УСИ, вместо того чтобы оказать сопротивление политическому нажиму, и вновь благодаря «безотказному» механизму голосования приняло решение, по которому вместо традиционной церемонии в честь победителей соревнований стали исполнять гимн УСИ и поднимать его флаг. Такое решение вызвало недовольство даже у членов Руководящего комитета и самого президента УСИ. Прекрасно помню выражение лица Родони на чемпионате мира 1962 года, который проходил в Италии, где не раз побеждали его соотечественники. Но флаг его страны не поднимался, и гимн Италии в честь их побед не звучал. Получилось, что вмешательство НАТО, по существу, оказалось направленным в тот год против своих же спортсменов... Гонщики социалистических стран слабо выступили в том чемпионате, выиграв всего одну золотую, одну серебряную и две бронзовые медали. Зато итальянцы у себя дома завоевали четыре золотые и три серебряные.
      Так что Адреано Родони было от чего негодовать. Но он был вынужден молчать. И только представители социалистических стран в конце концов заставили Руководящий комитет УСИ поднять вопрос о необходимости прекращения вмешательства НАТО в его дела, заставили вслух протестовать против него и тем самым привлекли к этой проблеме внимание прессы.
      В ответ деятели НАТО, столь рьяно взявшиеся за «соответствие» спорта своим идеям, пошли еще дальше. Вскоре правительства стран, входящих в НАТО, перестали давать визы велосипедистам ГДР для участия в чемпионатах мира. Из-за дискриминации гонщики Германской Демократической Республики не участвовали в мировых первенствах, которые проходили в Италии, Бельгии и Франции. В 1963 году спортсмены ГДР, получив визы от бельгийского посольства в Берлине, прилетели в Брюссель, но дальше территории аэропорта их так и не пустили...
      Беспринципная позиция Руководящего комитета подрывала авторитет руководства УСИ. Об этом не раз мы открыто заявляли на заседаниях конгресса. И вот общими усилиями было решено не предоставлять права проводить чемпионаты мира странам, входящим в НАТО. Тогда национальные федерации стали заручаться поддержкой своих правительств, давая официальные гарантии, что в честь победителей будут исполняться национальные гимны и подниматься флаги, а также будут выдаваться въездные визы всем желающим участвовать в соревнованиях. Но все равно были случаи, когда несколько федераций, получивших от своих правительств, казалось бы, «верные» гарантии, были бесцеремонно обмануты. Так, в 1965 году в Испании и в 1967 году в Голландии чемпионаты прошли и без гимнов, и без флагов.
      Потребовалось еще очень много усилий, и в основном представителей социалистических стран, прежде чем это «дополнение» к Уставу удалось отменить.
      Борьба с инертностью УСИ в решении многих вопросов требовала большой активности. Мы не могли мириться с преградами, которые тормозили дальнейшее развитие мирового любительского велоспорта. К самым существенным из них относились: антидемократическая система голосования; чрезмерная опека профессионального велоспорта и полное безразличие к состоянию велоспорта любительского.
      Тогдашние лидеры Международного союза велосипедистов, конечно, понимали несправедливость сложившегося положения. Но добровольно отказаться от благ, которые оно предоставляло, страны-гранды не хотели. Забота о профессионалах была тоже не случайной прихотью руководства УСИ: ведь именно профессиональный велоспорт приносил основные доходы. А какой толк от любителей?
      Мы не выступали за уничтожение профессионального велоспорта как такового, но боролись против явной дискриминации любительских национальных федераций, которых к середине шестидесятых годов насчитывалось уже 113, и против антидемократической системы голосования.
      Интересно получалось: при очередном нашем выступлении против существующей системы голосования руководители УСИ, как правило, пытались задобрить наиболее активные федерации социалистических стран еще одним-двумя голосами. Нас эти подачки вместо принципиального исправления системы голосования, конечно, не устраивали. Но со временем федерации социалистических стран уже имели двадцать семь решающих голосов — а это кое-что значило.
      Твердой была наша позиция и по вопросу создания внутри УСИ самостоятельной федерации, объединяющей гонщиков-любителей. И как функционеры УСИ ни уходили от этой проблемы, необходимость ее решения была продиктована временем. Тем более, что Международный олимпийский комитет негативно относился к позиции Руководящего комитета УСИ, который устраивало привилегированное положение профессионального велоспорта. Соотношение 12:113 в пользу стран, где активно развивался любительский велоспорт, требовало куда большего здравомыслия. Однако законодатели УСИ противились, как могли, любому новшеству.
      Вопрос о создании под эгидой УСИ федерации любительского велоспорта был поднят во время Олимпийских игр в Токио в 1964 году.
      Перед закрытием Олимпийских игр в газетах была напечатана статья президента МОК Э. Брэндеджа, в которой он, говоря о будущем олимпийского движения, поставил под сомнение целесообразность участия в Играх велосипедистов, футболистов и боксеров из-за повышенного внимания к профессионализму их Международных спортивных федераций.
      Президент МОК обвинил Международный союз велосипедистов в том, что он не уделяет должного внимания развитию любительского велоспорта, а, наоборот, заботится лишь о получении доходов от выступления профессионалов.
      Против этого было трудно что-либо возразить. Прав был президент МОК и обвиняя УСИ в попытке смешения профессионализма и любительства. УСИ во все времена смотрел на сильнейших велосипедистов-любителей из капиталистических стран не иначе как на гонщиков, которыми можно пополнить «профессиональные велоконюшни».
      В общем, получилось то, о чем мы неоднократно предупреждали Руководящий комитет: если не будет официального разграничения на велоспорт профессиональный и любительский, то МОК предъявит УСИ свои веские и полностью обоснованные претензии, поставив под сомнение необходимость этого вида спорта в программе Олимпийских игр.
      Выступление Брэндеджа сыграло огромную роль в решении этого вопроса. Инициаторами коллективного письма в УСИ насчет размежевания профессионального и любительского велоспорта стали австралийская и филиппинская федерации. Тут же начался сбор подписей. Но возникла одна, если хотите, дипломатическая проблема: если мы подпишем вместе со всеми открытое письмо Руководящему комитету УСИ, то там скажут: «В очередной раз — «рука Москвы». В результате мы не получим желаемого эффекта, зато дадим повод для очередного пустословия. Поэтому представители федераций социалистических стран решили письмо не подписывать. Мне, как члену Руководящего комитета, было поручено доложить президенту УСИ о создавшемся положении, при этом никак его не комментируя. Тем более что я тоже попал в двойственное положение: с одной стороны, представитель Федерации велоспорта СССР, с другой — единственный в Хачиодзи представитель Руководящего комитета. (Велосипедисты-олимпийцы жили в сорока четырех километрах от Токио, в городке Хачиодзи, где и соревновались.
      Поэтому здесь и была создана для них своя Олимпийская деревня. Прочие члены высшего органа УСИ расположились в лучших отелях Токио — столицы Олимпийских игр. Это лишний раз подчеркивало отношение заправил УСИ к любительскому велоспорту: появлялись они на олимпийских соревнованиях от случая к случаю, лишь чтобы отметиться).
      Собрав подписи под открытым письмом Руководящему комитету УСИ, руководство австралийской команды вручило его Адреано Родони.
      А я, в свою очередь, сказал, что после статьи Брэн-деджа надо срочно решать вопрос о разделении в рамках УСИ профессионального и любительского велоспорта, пока наш вид не лишился олимпийского статуса. Родони молча выслушал меня, согласно кивая головой.
      Но... В повестке конгресса УСИ, посвященного итогам Олимпийских игр в Токио, не оказалось вопроса, посвященного рассмотрению письма. Делегаты Австралии и Филиппин были крайне возмущены. Все попытки Родони направить течение конгресса по запланированному руслу ни к чему не привели, хотя президент и заверял, что обсуждению письма будет посвящено специальное заседание Руководящего комитета. Но в отличие от предыдущих лет ему мало кто поверил. Большинство участников конгресса были по-настоящему встревожены тем, что велоспорт будет исключен из программы олимпийских игр. Даже итальянская коалиция в УСИ зашевелилась, призывая Родони к более твердой и принципиальной позиции в разграничении профессионализма и любительства. Однако французы заявили, что надо оставить все как было.
      1965 год. Конгресс УСИ и чемпионат мира в Испании, в Сан-Себастьяне. Конгресс, ставший поворотным пунктом в истории Международного союза велосипедистов и мирового велоспорта. Наконец-то было принято решение о создании Международной любительской федерации велоспорта (ФИАК). И хотя французская оппозиция заявляла о том, что представители социалистических стран, главные поборники создания ФИАК, своими действиями вносят раскол в дружную семью УСИ и что последствия этого раскола скажутся в самом скором времени, большинство делегатов конгресса в Сан-Себастьяне проголосовали за разделение любительского и профессионального велоспорта. Прежде всего это была наша победа — представителей федераций велоспорта социалистических стран.
      Внутри УСИ были образованы две федерации. Одна, отвечающая за любительский сектор, — Международная любительская федерация велоспорта (ФИАК), другая, ответственная за профессиональный сектор, — Международная федерация профессионального велоспорта (ФИКП).
      Уставы этих организаций гарантировали им суверенитет и полную автономию, демократические выборы руководящих комитетов, свои собственные технические регламенты. УСИ становится центральным органом, в компетенцию которого входит решение проблем общего порядка и ратификация решений, принятых ФИАК и ФИКП.
      Президентом ФИАК в 1965 — 1981 гг. был Адреано Родони (Италия); в 1981 г. — Луис Путч (Испания); с 1982 г. им является Валерий Сысоев (СССР).
      Генеральным секретарем в 1965 — 1969 гг. был Рэне Шезаль (Франция); в 1969 — 1981 гг. — Джулиано Пача-релли (Италия); с 1981 г. этот пост занимает Карла Джулиани (Италия).
      Основные задачи ФИАК заключаются в том, чтобы руководить, регламентировать и контролировать любительский велоспорт во всех его формах; объединять все национальные федерации, которые культивируют любительский велоспорт, и способствовать их контактам; приобщать национальные федерации к участию в олимпийских играх.
      Руководящий комитет ФИАК является главным органом управления, он избирается конгрессом сроком на четыре года. В его состав входят президенты континентальных конфедераций. Руководящим комитетом избираются четыре вице-президента, но президента избирает конгресс. В состав Руководящего комитета входит и генеральный секретарь, назначаемый на четырехгодичный срок. По спорным вопросам президент, вице-президенты, казначей и генеральный секретарь могут созывать Исполком.
      Континентальные конфедерации существуют в Африке, Америке, Азии и Океании. Они принимают непосредственное участие в подготовке и издании календарей региональных гонок; в планировании и организации курсов, проводимых по линии ФИАК для подготовки судейских кадров и тренерского состава; в организации континентальных чемпионатов под контролем ФИАК-
      Итак, мы видим, что основной заботой ФИАК является развитие велоспорта на всех континентах. К слову, первой среди Международных спортивных федераций ФИАК сумела осуществить сотрудничество с комиссией МОК «Олимпийская солидарность», организовав начиная с 1973 года технические курсы на различных континентах. А в июле 1982 года в Риме был организован первый семинар для руководителей национальных федераций велосипедного спорта.
      Большое значение имеет и борьба ФИАК с применением спортсменами допингов. Регламент УСИ, который запрещает применение стимуляторов, действует с 1965 года. И каждый год список запрещенных препаратов доводится до сведения Медицинской комиссии УСИ.
      Однако вернусь к историческому конгрессу УСИ в Сан-Себастьяне в 1965 году. Что ни говори, а приятно его вспоминать, даже несмотря на ту «юридическую возню», которую устроили французы, категорически настроенные против организации ФИАК.
      Правда, на сей раз позиция Адреано Родони была непоколебимой: любительская федерация будет создана. Французы даже вызвали в Сан-Себастьян адвоката. Как утверждали, чтобы защитить свои (?!) интересы при решении этого вопроса. Итальянцы в долгу не остались и прибыли на конгресс тоже с адвокатом. Представители юриспруденции «соревновались» друг с другом как могли, но их выступления к спорту в целом и велоспорту в частности никакого отношения не имели. Конгресс грозил превратиться в фарс, чего, вероятно, и добивались французы, но в дискуссию включились представители социалистических стран. Обсуждение вернулось в область велоспорта. Дело пошло на лад. Адвокаты, видя, что и без них обойдутся, ретировались. Вскоре вопрос был решен. ФИАК — создана. В ее руководящий комитет вошел поляк М. Экель, я же стал вице-президентом.
      Так была решена главная проблема, стоящая перед УСИ на протяжении многих лет. Когда Родони и члены Руководящего комитета УСИ, которым конгресс поручил составить проект Устава ФИАК, вынесли его на утверждение, то он оказался вполне демократичным. Да и конгресс УСИ теперь состоял из Руководящего комитета в составе 11 человек и избираемых ежегодно (по 10 человек) представителей ФИАК и ФИКП. Каждый из 31 делегата конгресса УСИ обладал правом решающего голоса. Но только через десять лет, в год 75-летнего юбилея УСИ, прогрессивно мыслящие деятели Международного союза велосипедистов добились пересмотра его Устава: отныне любая национальная федерация имела на конгрессе УСИ один решающий голос.
      А мы, представители социалистических стран, продолжили «движение вперед». УСИ, поддерживая наши предложения, начал проводить чемпионаты мира среди юниоров, расширился и календарь официальных соревнований УСИ — за счет турниров ФИАК. И не профессионалы, как раньше, а гонщики-любители и с ними Международная любительская федерация велоспорта вышли на лидирующие позиции в спорте.
      Мы самым решительным образом выступили против расизма и дискриминации в спорте. Руководящий комитет УСИ принял решение: гонщики, участвующие в соревнованиях с представителями стран, где властвует апартеид, дисквалифицируются на год, если это повторяется — на три года, а если и еще раз, то следовала пожизненная дисквалификация. К этому важнейшему решению было привлечено внимание прессы: УСИ выступил с коммюнике, в котором говорилось, что всем спортсменам национальных федераций, входящих в Международный союз велосипедистов, запрещается участвовать в любых стартах с представителями стран, где процветает расовая дискриминация.
      ...Умение быть решительным, настойчивым в достижении цели и в то же время умение ждать, что называется, своего часа, сохранять хладнокровие в самых критических ситуациях — этому и многому другому нам приходилось учиться без отрыва «от производства». Не очень это легко, доложу вам. Но иначе нельзя. Поэтому хочу пожелать настоящим и будущим поколениям советских спортивных работников, независимо от того, какой вид спорта они представляют в международных спортивных организациях, всегда принципиально решать задачи, связанные с развитием мирового спортивного движения.
      На бой с «тихой смертью»
      Начну, что называется, издалека, с вопроса риторического по сути своей — кто сильнее: любители или профессионалы? Думаю, что любой ответ на него будет субъективен. Потому что для объективности не хватает такой «малости», как очного спора, к примеру между сильнейшими на сегодня гонщиками-любителями и профессионалами. Но их пути очень редко перекрещиваются.
      После окончания сезона сборная СССР или сборные команды центральных советов спортивных обществ и ведомств участвуют в смешанных профессионально-любительских велотурах, или, как их называют, гонках «ОПЭН», зачастую побеждая интернациональные команды велосипедистов, принадлежащие известным западным
      фирмам, таким, как «Рено» или «Альфа-Ромео». Но это опять же не самый объективный показатель силы и тех, и других. Задавая вопрос: кто сильнее? — обычно подразумевают силы лидеров. Чемпионаты же мира, проводимые под эгидой Международного союза велосипедистов, к которым и любители и профессионалы всегда готовятся очень серьезно, обособлены друг от друга. Да, они проводятся в одни и те же сроки, даже в одних и тех же городах, но всегда отдельно для любителей и профессионалов.
      Победители награждаются одинаковыми медалями — золотыми, серебряными и бронзовыми, и чемпиону в каждом виде программы вручается традиционная «радужная» майка.
      Давайте возьмем, к примеру, шоссейные гонки. В современной программе олимпийских игр и чемпионатов мира гонщики-шоссейники имеют две золотые медали — в командной гонке на 100 км и групповой, протяженностью от 180 до 200 км. Олимпийские игры для профессионалов, понятное дело, закрыты, зато на чемпионатах мира они разыгрывают одну золотую награду — в групповой гонке на 280 км. Как видите, соревнования в командной гонке не проводятся, так как она практически ничего не дает профессионалам. Может быть, славу? Но слава без хотя бы предполагаемого контракта не может интересовать профессионала. Да и кто из покупателей спортивных талантов отважится заключить контракт с кем-либо из четверки «командников» лишь потому, что тот стал чемпионом мира. Так ведь в четверке он стал чемпионом, а не сам по себе?! К тому же тем, кто платит деньги, нужны гонщики, способные выдержать изнурительную многодневную борьбу. И не просто выдержать, а выполнить поставленную задачу: если лидер — то быть лидером, если в когорте «рабов» — есть такой термин в профессиональном велоспорте, — то должен лидера своей команды охранять и перед финишем вывести его на наиболее удобную позицию для решающей атаки. И получается, что приобретать «кота в мешке» иикто из «селекционеров» профессиональных команд никогда не будет. А вот в групповой гонке все предельно ясно: каждый из гонщиков показывает здесь все, на что способен. Один-единственный раз в году у профессионалов, причем лучших, появляется возможность выступить в майке национальной сборной. Форма эта не отягощена всевозможными рекламными ярлыками и наклейками.
      Даже более того: использование профессионалами рекламы на чемпионате мира грозит для них серьезными наказаниями: от крупных денежных штрафов до дисквалификации. Это правило введено УСИ и строго контролируется. И горе тому из гонщиков, кто ослушается и на свой страх и риск, соблазнившись размерами гонорара, попробует обойти его.
      Так что объединяет профессионалов, выступающих на чемпионатах мира, только... цвет формы. Но это не означает, что они сплочены в команды и следуют девизу «один за всех и все за одного», то что отличает соревнования гонщиков-любителей, отличает спорт как таковой.
      Знаменитого французского шоссейника Бернара Ино после того, как он выиграл групповую гонку профессионалов на чемпионате мира, журналисты спросили насчет денежного приза. В ответ Ино усмехнулся, ответив, что он этих денег и не увидит.
      — Куда ж они денутся? — последовал вопрос.
      — Будут использованы как призовой фонд для моих помощников в этой гонке, — сказал Ино.
      Вы спросите, что ж за помощники у Бернара Ино? Он их нанимает. Ино очень сильный гонщик. И то, что он в последние годы является одним из лидеров в профессиональном шоссейном велоспорте, в этом ничего удивительного нет. Он сколотил довольно приличное состояние и может себе позволить нанимать помощников, то есть «рабов», о которых я говорил раньше. Ведь многие профессионалы знают, что в лидеры им выбиться очень трудно, а тут есть шанс и «урвать кусок», и продемонстрировать свое мастерство, в результате возможны новые контракты. Договорится он с кем-либо из своей команды — хорошо. Не договорится — так найдет их в других сборных — Италии, Испании, Голландии. Когда в мире профессионального спорта разговор касается денег, то национальный престиж уходит на второй, а то и на третий план.
      Разве только Ино так поступает? Конечно, нет. Любой лидер попытается обезопасить себя от возможных случайностей и с минимальной затратой сил подойти к финишу 280-километрового пути. А там — стремительным спуртом вырвать победу. Те деньги, что он получит за первое место, гроши по сравнению с суммой очередного «чемпионского» контракта, подкрепленного доходами от будущей рекламы. Да, главный итог его победы — это новые контракты, в том числе и на рекламу. Ведь сегодня
      он нарасхват, его портретами пестрят газеты. Что будет с ним завтра, неизвестно. А пока есть возможность, то нужно «ковать железо» — доллары, фунты, лиры, марки...
      Пока молод, полон сил и честолюбивых надежд, кажется, что все идет как по маслу и так будет длиться вечно. Но вечно ничто не длится. После первых травм и неудач наступает пора разочарований. Обладателями миллионных гонораров становятся единицы. Это на самом деле гонщики экстра-класса, такие, как Жак Анкетиль, Джузеппе Саронни, Эдди Меркс, Франческо Мозер, Фаусто Коппи, Луис Бобе...
      Один на тысячу выброшенных за ненадобностью на улицу. Хотя и те в свое время были не из последнего десятка. Практически все прошли школу любительского велоспорта и находились в нем на виду. Иначе кто бы и где их заметил. Да и сами они из кожи лезли, чтоб заметили. Кто на треке, кто на шоссе. Любительство было и осталось для большинства из них необходимым шагом на пути к исполнению мечты — стать профессионалом. В этом не вина, а беда людей, знающих, что такое безработица и живущих в капиталистическом обществе, где все продается и все покупается. К тому же у большинства из них был единственный путь выбиться из нищеты — через велоспорт. И когда кому-либо недоставало сил, то, чтобы удержаться в седле, он шел на все.
      Допинг. Беспощадно страшная штука. Не первое десятилетие с «тихой смертью» ведется настоящий бой. Любительские федерации ввели строжайший запрет на применение спортсменами стимулирующих средств, а те, кто нарушает этот закон, принятый ради защиты самих атлетов, равно как и для сохранения чистоты идеалов настоящего спортивного соперничества, подвергаются пожизненной дисквалификации. Зато в среде профессионального спорта никакие запреты и допинг-контроли не в состоянии свести на нет растущую волну допингового самоубийства.
      До начала шестидесятых годов Международный союз велосипедистов относился к допингу как к безобидному шалунишке. Члены УСИ будто не знали, что любители, рвущиеся в профессионалы, и уж тем более профессиональные гонщики буквально начиняют себя стимуляторами. После Римской олимпиады дебаты о запрете допинга вспыхнули с новой силой. Одной из причин этого стала смерть датского гонщика во время соревнований. Итальянские газеты, не желая омрачать Олимпийские игры, настаивали на официальной версии: датчанин скончался от теплового удара. В Риме в те дни стояла жуткая жара. Но спортсмены, тренеры и члены УСИ отлично знали, что жара лишь усугубила действие стимулятора, принятого перед стартом велосипедистом из Дании. Именно допинг стал причиной его смерти.
      Римская олимпиада запомнилась мне каким-то повальным увлечением гонщиков из капиталистических стран различными стимуляторами. Допинг-контроля не было, поэтому таблетки, порошки, капли, пилюли — все было в ходу. Правда, мало кто из спортсменов представлял себе действие этой «медицины» на организм. Но допинг тогда входил в понятие «чудо-оружия». И когда разговор касался надежд, к примеру, на олимпийскую медаль, любые сомнения отбрасывались в сторону. Точнее, они просто не возникали.
      Окружал допинг ореол повышенной секретности. Но скрывали ие то, что им пользуются, а название препарата. Итальянцы принимали свое снадобье, англичане — свое, французы — свое, бельгийцы — свое... Самое смешное, что никто из них не верил, что советские спортсмены не экспериментируют с допингом. Нашим соперникам казалось, что мы пытаемся рассекретить их новейшие препараты, чтобы затем создать свое, еще более чудодейственное «спортивно-лекарственное оружие».
      Как-то англичане без обиняков заявили мне: «Господин Куприянов, медицина в вашей стране достигла такого высокого уровня развития, что создать эффективный стимулятор ей ничего не стоит. Так зачем же вы пытаетесь выпытать (?!) наши секреты. Тем более что, скорее всего, имеете не менее действенные препараты».
      Тем временем допинг буквально захлестнул профессиональный велоспорт, сдавливая свою страшную петлю. С годами спортивный мир получал все большее количество примеров, как вреден допинг для здоровья человека. Однако в среде профессионалов его употребление росло и росло. Потому что еще сильнее был страх остаться без работы. Чтобы не оказаться в числе неудачников, профессионал использовал любую возможность, которая давала хотя бы призрачную надежду на победу. Тем более, что ждала этих велогладиаторов XX века почти нечеловеческая работа.
      Например, самая престижная многодневка у профессиональных велогонщиков «Тур де Франс» и, следовательно, имеющая наиболее богатые призы, каждый день
      предлагала им этап протяженностью до 300 километров. Маршрут гонки то проходил по горам, то немыслимым серпантином срывался в долины, то... В общем, отдыхать было негде и некогда. Как такое напряжение выдержать? Даже у самого сильного человека силы не беспредельны. К тому же гонка была похожа на нескончаемый конвейер: дни отдыха считались роскошью непозволительной. Ведь это — выброшенные деньги.
      Гонщики знали, на что шли. Но каждый надеялся, что именно ему выпадет счастливый билет. Пусть и не с главным выигрышем, но хозяева останутся довольны его работой...
      От шоссейников-профессионалов не отставали и мастера трековых гонок. В меньших дозах, но все равно пользовались стимуляторами. У трековиков тоже есть свои проблемы. Им надо как можно быстрее восстановиться перед очередным заездом, как можно скорее снять нервное напряжение.
      До того времени, пока допингу не была объявлена война, любители, рвущиеся в профессиональные гонщики, по части поглощения всевозможных препаратов мало чем отличались от профессионалов.
      Я говорил, как активно употребляли допинг велогонщики капиталистических стран на Римской олимпиаде. После нее руководство УСИ и «зашевелилось», предпринимая робкие попытки оградить велоспорт от нашествия подрывающих здоровье спортсменов препаратов. Но прошел не один год, прежде чем был введен допинг-контроль. Как для любителей, так и для профессионалов. Хотя попытки обойти его, особенно у последних, продолжаются по сей день.
      Однако факты употребления велосипедистами допинга все больше и больше заставляли говорить о себе. Как вы помните, первой жертвой допинга стал на Римской олимпиаде гонщик из Дании. Хотя смерть датчанина не могла не отразиться на престиже Международного союза велосипедистов, но дальше разговоров дело не пошло. К допингу по-прежнему относились как к нежелательному, но тем не менее не стоящему особого внимания явлению.
      Через шесть лет после Олимпийских игр в Риме, в 1966 году, мы узнали о новой жертве. На одном из труднейших этапов «Тур де Франс» умер чемпион мира предыдущего года в групповой шоссейной гонке среди профессионалов 27-летний англичанин Симпсон. Вскрытие показало, что смерть наступила от чрезмерной дозы стимулятора.
      Симпсона знали многие. Как знали и то, что он был физически не готов пройти многоэтапный «Тур де Франс», требующий исключительной выносливости. Да, Симпсон слыл отличным мастером, но многодневные гонки — не его удел. Однако победа, одержанная им в 1965 году на чемпионате мира в групповой гонке среди профессионалов, позволила ему подписать очень выгодный контракт. Кто же из велодельцов откажется заполучить чемпиона мира? Реклама-то какая!
      Я был знаком с Симпсоном. Этот парень обладал поистине чемпионским характером. И ему надо было во что бы то ни стало подтвердить свое звание в «Тур де Франс». Могу лишь догадываться, о чем он думал, принимая перед стартом очередного этапа огромную дозу допинга. Видно, победу необходимо было Симпсону завоевать любой ценой. Но мог ли он предположить, какую цену придется заплатить?
      Помню Симпсона 17-летним щуплым мальчишкой, когда он впервые, в 1955 году, приехал на соревнования в Москву и Ленинград. Сдружился с нашими спортсменами. И на следующий год, в олимпийском Мельбурне, все свободное время проводил с нашей делегацией. Когда стал профессионалом, то на всех чемпионатах мира забегал «на огонек» к советским гонщикам, представляясь новобранцам нашей сборной приблизительно так: «Здравствуйте, я ваш друг Симпсон...»
      После смерти Симпсона в УСИ уже по-настоящему всполошились. Даже те из его членов, которые совсем недавно, казалось, не хотели замечать страшных последствий применения допинга, ныне потребовали «воздвигнуть стену» на его пути проникновения в велоспорт.
      Первое, что было сделано, — это введен антидопинговый контроль. Но профессионалы могли, по существу, игнорировать его. Дело в том, что денежные штрафы, узаконенные УСИ для профессиональных гонщиков, пойманных на принятии стимуляторов, оказались до смехотворного маленькими. Тот гонорар, что они получали за участие в соревнованиях — просто за участие, не говоря о победах, — позволял им в. открытую продолжать пичкать себя различной химией, не думая о тех грошах, которые надо было платить за подобное нарушение. Правда, нет-нет да и вспыхивали скандалы. Как правило, когда профессионалы шли на побитие всевозможных рекордов в скоростных гонках. Рекорды эти для них — самая лучшая реклама. Вспоминается эпизод, происшедший со звездой профессионального велоспорта французом Жаком Анкетилем.
      Лет пятнадцать назад, в конце сезона, на известном велотреке «Вигорелли» в Милане Анкетиль решил побить мировой рекорд среди профессионалов в гонке на один час. Задуманное он выполнил и после финиша сразу же попал в плотное кольцо из фотографов, корреспондентов и обезумевших от счастья болельщиков. Кстати, употребив определение «обезумевших», ни на йоту не погрешил против истины. Толпы бездельников кочуют по велодорогам стран и континентов за своими идолами, создавая клубы, названные их именами, и заодно тот рекламный бум, без которого профессиональный спорт не мыслит своего существования.
      Анкетиль, окруженный восторженной толпой, направо и налево раздавая автографы и интервью, наконец добрался до своей кабинки, где можно было передохнуть и переодеться. Тренер Анкетиля кричал ему вслед, что того срочно требуют на допинг-контроль. Но его крики были гласом вопиющего в пустыне: слова затерялись в спрессованном теле толпы, которая даже на минутку не желала расставаться с обожаемым чемпионом. Кончилось все тем, что, не дождавшись рекордсмена, врачи покинули стадион.
      Вечером Жака Анкетиля наконец-то известили, что после финиша ему следовало пройти допинг-контроль. Сломя голову он бросился на стадион, но там, как вы понимаете, уже никого не было. Он позвонил главному врачу, долго извинялся, объясняя, что не был вовремя предупрежден насчет допинг-контроля, и просил разрешения пройти его сейчас. Но врач-итальянец был неумолим.
      В итоге рекорд французского гонщика так и не был засчитан, разразился скандал. Дело дошло до того, что по этому поводу было назначено специальное разбирательство в УСИ, где наиболее ярыми оппонентами Анкетиля стали... итальянцы. В этом не было ничего удивительного: зачем идти навстречу французу, да еще побившему рекорд на итальянском треке, когда есть все основания решить вопрос не в его пользу. Ну а то, что итальянская и французская федерации велоспорта — мировые гранды среди профессионалов — старались, где только возможно, сунуть друг другу «палки в колеса», открытием ни для кого не было. В том числе и для Анкетиля. Вдобавок итальянцы все так ловко повернули, что оплошность тренера, не сумевшего предупредить гонщика о послефинишном допинг-контроле (перед стартом и речи об этом не было), отошла на задний план. Основной удар направлялся против Жака Анкетиля, которого обвиняли в нарушении правил.
      В то время я уже был членом Руководящего комитета УСИ и по долгу службы присутствовал на этом разбирательстве. Выслушав все «за» и «против», я принял сторону Анкетиля. Представил себя на месте гонщика, и в моей душе заговорил спортсмен. Я защищал не Жака Анкетиля, «звезду» первой величины сначала в любительском, а затем и в профессиональном велоспорте. Я выступал в защиту прав любого гонщика, за честное отношение к нему.
      Обвинения против Анкетиля росли как снежный ком. И любому становилось понятно, что сам гонщик — лишь предлог для сведения старых счетов между итальянской и французской федерациями велоспорта.
      Конфликт разрастался. Анкетиль настоял на том, чтобы окончательное решение было вынесено на конгрессе УСИ.
      На конгрессе в Женеве Анкетиль появился в сопровождении известного французского адвоката, которому поручил защищать свои интересы. Но его защитнику слова не дали. Члены УСИ сошлись во мнении, что адвокат — совершенно посторонний человек в велоспорте и потому никакого права выступать здесь не имеет. В этом вердикте чувствовалась большая подготовительная работа итальянских представителей, находящихся в то время у руля УСИ. Причем прослеживалась явная нелогичность в якобы демократичных действиях конгресса. В 1965 году, когда, опять же на конгрессе УСИ, решался вопрос о создании ФИАК, в его работе самое непосредственное участие принимали... адвокаты, нанятые французской и итальянской федерациями. Правда, тогда «мутили воду» французы.
      Жак Анкетиль стойко защищался, парируя все направленные против него выпады. Но рекорд Жака Анкетиля утвержден не был.
      После конгресса Анкетиль подошел ко мне, поблагодарил за поддержку. Мы разговорились. Я узнал, как мне кажется, из довольно откровенной беседы с ним немало интересного о жизни профессиональных гонщи-
      ков. Информация эта была прежде всего ценна тем, что исходила от лидера профессионального велоспорта.
      Правда, в начале разговора мы никак не могли понять друг друга. Я спросил у Анкетиля, пользуется ли он допингом? Казалось, можно ждать в ответ «да» или «нет». Он же сказал: «Пользуюсь витамином». Я никак не мог понять, что ж это за витамин, коли зачислен в разряд допинговых средств. Переспрашиваю, а он продолжает о каком-то витамине толковать. Чувствую, что Анкетиль тоже не понимает, чего я от него добиваюсь. Но через несколько минут разобрались. Оказывается, речь шла о «фитамине», самом настоящем допинге, правда, не из очень сильных, но тем не менее... А за собственным здоровьем Анкетиль, как выяснилось, следит пристально. Велоспорт позволил ему стать богатым человеком, поэтому у него есть личный врач, который неотступно находится рядом с ним во время гонок, контролирует дозы допинга, определяя, что можно гонщику принять в данный момент, а что нельзя.
      Анкетиль рассказал, что ведущие профессионалы пользуются допингом далеко не в каждой гонке, а лишь в наиболее престижных, победа на которых приносит славу, необходимую для рекламы, и подкрепляется солидными гонорарами и призами. На первом месте конечно же стоит «Тур де Франс». В гонках классом пониже сильнейшие гонщики выступают в основном для тренировки или же следуя условиям контракта с нанявшими их фирмами. Но в этом случае они не настолько безрассудны, чтобы вредить допингом собственному здоровью. Гонщики средней руки вынуждены постоянно применять допинги, работать на износ, чтобы успеть хоть что-то заработать на будущее. Но это, как говорится, их проблемы. Мир капитала не знает милосердия. Когда ты выигрываешь — ты кумир. Когда попадаешь в беду — никто не протянет руку помощи.
      — Хочу я того или нет, но 250 дней в году вынужден проводить в седле велосипеда, — рассказывал мне Анкетиль. — Я мало вижусь с женой и детьми, которых очень люблю. Я своим здоровьем зарабатываю достаток своей семье и себе, но ведь оно тоже небезгранично. И поверьте, я не хочу уйти из велоспорта калекой. Но разве способен нормальный человек пройти без допинга велотур, протяженностью в пять-шесть тысяч километров с каждодневным этапом до трехсот километров? Такого напряжения машина не выдержит, не то что человек.
      Но организаторам гонок наплевать на это. Их волнует реклама. Многие из нас только и умеют, что крутить педали. Выкини их из велоспорта, и они останутся без работы. Они станут безработными, если их выступления не будут удовлетворять работодателей. Нам платят деньги не за красивые имена. Мы должны приносить доход. И функционеры УСИ закрывают глаза на все проблемы в профессиональном велоспорте.
      УСИ и национальные федерации регулярно получают немалые денежные отчисления, поэтому все и остается как есть. Зачем же ломать отработанную систему? Теперь представьте себе, что появился закон о запрещении допинга, направленный даже не столько против любителей, сколько против нас, профессионалов. В том, что мы всячески будем противиться этому решению, нет ничего удивительного. Без стимулирующих средств и препаратов выдержать напряжение гонок, в которых участвуем, и не просто выдержать, а проявить максимум, на что способны, немыслимо. Поэтому прежде чем запрещать допинг, УСИ следовало бы сократить дистанции наших гонок и этапов настолько, чтобы от гонщика не требовалось каждодневного сверхнапряжения, а достаточно было нормальных человеческих усилий. Разве я не прав, господин Куприянов?..
      Такой вот разговор получился у меня с известным французским профессионалом Жаком Анкетилем.
      Очевидно, что профессиональный спорт — любой из его видов — это столь беззастенчивое угнетение человека, что невольно задумываешься: можно ли вообще назвать его спортом, главная задача которого совершенствовать физические и духовные качества человека. Индустрия профессионального спорта в буржуазном обществе развивается по законам капитализма.
      В «звезды» выбиваются одиночки. Например, тот же Анкетиль. Но не будем забывать, что за словом «профессионал» стоят многие большие спортсмены, добившиеся мировой известности, выступавшие и как любители. Среди них были и есть немало гонщиков экстра-класса, которые составляют цвет и гордость велоспорта всех времен. Даже среди неудачников-профессионалов я мог бы назвать немало известных спортсменов. Обстоятельства вынудили их продавать себя и свой талант, а когда им не хватило сил для участия в сумасшедшем соревновании «на выживание», их выбросили за ненадобностью. И самое страшное, что так было, есть и всегда будет в про-
      фессиональном спорте. Тем более сейчас, когда с катастрофической быстротой растет в мире капитала безработица.
      И хотя вскоре УСИ определил протяженность максимального велотура для профессионалов не больше 4000 километров, разделенных на 22 этапа, где самый продолжительный не должен превышать 250 км, и выделил два дня отдыха, это не повлекло за собой отказа профессионалов от допинга. Какие бы строгости ни вводил УСИ, какие бы дисквалификации и штрафы ни придумывал, боязнь оказаться вышвырнутым из команды все равно заставит кого-то глотать стимулирующие препараты, подкачивать исчезающие силы уколами. Но допинг силы дает на миг, взамен требует жизнь.
      Мне не забыть, каким тоном Жак Анкетиль произнес: «Господин Куприянов, профессионалы — тоже люди». Он словно объяснял мне то, о чем другие давно забыли. Прежде всего те, кто платит профессионалам за то, чтобы они выполняли нечеловеческую работу — гнали себя к финишу на велотурах, бесконечно трудных и долгих, выматывающих силы и душу. Прощаясь, Жак Анкетиль сказал, что впервые в своей жизни и, к сожалению, уже на закате своей карьеры профессионального велогонщика он имел столь доверительную беседу с членом Руководящего комитета УСИ...
      «Идолы», «кумиры», «герои», сверкающие, недостижимые «звезды» — таковы профессионалы для их поклонников и поклонниц. Но после разговора с Анкетилем я лишний раз убедился, что на деле все обстоит иначе: профессионалы в массе своей обездоленные и неуверенные в завтрашнем дне люди. Рекламная мишура и суета болельщиков вокруг них — все равно что декорация спектакля, в котором даже великие актеры не застрахованы от провала. Чтобы постоянно держать себя в форме, в ход идет допинг — «тихая смерть», собирающая урожай в мире, которым правит золото и в котором спорт давно превратился в один из способов «делать деньги».
      Впереди крутой поворот
      Рассказ о шоссейных гонках начну со знаменательного события в жизни отечественного велоспорта — первого советского велотура, проведенного в 1937 году, протяженностью 2409 км, разделенных на 15 этапов.
      Самый короткий — Смоленск — Рославль (106 км), наиболее продолжительный — Киев — Гомель (242 км).
      В те годы организаторы первых в стране многодневных соревнований на шоссе мало что знали о том, как они «делаются». Да, слышали о знаменитом «Тур де Франс» и хотели создать гонку не менее значимую: капиталисты, получается, могут, а мы нет, что ли? Впрочем, честолюбие играло здесь одну из последних ролей. Во-первых, и это самое главное, физкультурно-спортивное движение ширилось с каждым днем и спортсмены становились самыми активными его пропагандистами; во-вторых, отечественная промышленность постепенно налаживала выпуск гоночных машин; в-третьих, довольно большой к тому времени отряд советских велосипедис-тов-шоссейников мечтал проверить себя в настоящем и трудном деле; в-четвертых... Подумал сейчас, что могу этот счет, как минимум, довести до десяти, но разве в арифметике суть? Суть в том, что мы были готовы для велотура, для многодневки. Правда, спортсмены не имели практического опыта, как готовиться к нелегкому испытанию, а организаторы — как его проводить. В целом — да, знали, зато в мелочах разбирались по мере проведения соревнований. Бесценный опыт этих первых советских велотуров лег в фундамент отечественной школы шоссейного велоспорта.
      Велотуры как бы стали продолжением Звездной авто-мотовелоэстафеты, организованной Автодором в 1930 году. Наша страна тогда готовилась к XVI съезду партии.
      Эстафета состояла из одиннадцати маршрутов, которые лучами сходились из разных концов страны — с севера и юга, запада и востока. Финишировала она в столице во время физкультурно-спортивного праздника на стадионе «Динамо» в дни работы съезда.
      В каждом населенном пункте, через которые проходила эстафета, устраивались различные физкультурно-спортивные мероприятия, встречи с колхозниками и рабочими, чьи трудовые рапорты о выполнении планов первой пятилетки, подобно факелу, эстафетчики несли в Москву.
      Среди участников эстафеты были и мы, мастера гонок на треке, и выступили хорошо. Однако многое изменилось за семь лет, что разделяли Звездную автомотовело-эстафету и первый советский велотур. Пришло молодое поколение спортсменов-шоссейников, грозящее потеснить асов, которые все-таки больше тяготели к гонкам на треке, так что велотуры стали отличным экзаменом для
      гонщиков всех поколений независимо от их спортивных привязанностей.
      Всегда считал и считаю, что велоспорт — один из наиболее мужественных видов спорта. И не потому, что я был гонщиком. Посудите сами: наверное, немного найдется смельчаков, которые после аварии, случившейся на скорости 30 — 40 километров в час, и чувствительного соприкосновения с наждаком шоссе (причем «асфальтовая болезнь» — хроническое недомогание практически всех гонщиков, и, поверьте, далеко не самое страшное. К нему относятся как к элементарной простуде) вновь сядут в седло и, не сбавляя скорости, лихо будут вписываться в повороты и зигзаги. А если еще и дождичек прошел, то...
      Разные случаи приключаются с велосипедистами на соревнованиях.
      Заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер страны Николай Горелов как-то рассказал мне эпизод из велогонки Мира 1974 года. На одном из этапов, который проходил в Польше, организаторы забыли поставить дорожный знак при въезде на ремонтирующийся мост. Две дороги некоторое время проходили рядом — та, что в объзд, и та, что заканчивалась над серединой реки. По первой ехал караван гонщиков, а по другой решил перебраться в лидирующую группу Иван Скосырев. Горелов ехал в головке каравана и вдруг неожиданно увидел колеса велосипеда Ивана на уровне своих глаз. Доли секунды хватило, чтобы оценить ситуацию. «Иван, прыгай!» — скомандовал он. Скосыреву второго приглашения не требовалось. Крутанув руль, он прямо на велосипеде приземлился... в караван, наделав нешуточный переполох. По счастливой случайности обошлось без завала, да и судей рядом не было, а то могли дисквалифицировать.
      Приходилось мне встречать и гонщиков-трусов. Казалось, все при нем: и физическая мощь, и хорошая техника, и напор, но на смелые, рискованные действия он не способен. Такие долго не задерживались. Одной, от силы двух многодневок хватало, чтобы товарищи по команде могли убедиться в их «гонщицкой» несостоятельности. Впрочем, к эпизоду, рассказанному мне Гореловым, разговор о мужестве и смелости отношения не имеет. Хотя ситуация сложилась самая что ни на есть «спортивная». Скосырев, затормозив, мог бы вернуться назад к развилке и броситься вдогонку за группой. Однако предпочел
      время не терять, совершив поистине цирковой трюк.
      Конечно, будь я главным судьей соревнований и увидев подобное, дисквалифицировал бы лихача, создавшего предельно аварийную ситуацию. И все-таки молодец Иван Скосырев, не растерялся.
      «Любой шоссейник, проведший не один год за рулем, сможет еще похлестче случай рассказать!» — воскликнет тот, кто хоть немного разбирается в велоспорте. Я не спорю. Конечно, сможет. Да еще такой, что от страха мурашки по коже побегут. Но я не ставил перед собой подобной цели. О мужестве и силе духа завел разговор, так как они присущи лучшим советским гонщикам всех поколений.
      В первом нашем велотуре, помню, беда приключилась с очень сильным велосипедистом Федором Тарачковым. На этапе Киев — Чернигов он попал в завал, и пришлось Федора увезти с трассы в машине «скорой помощи». Если следовать правилам соревнований, то на этом для Тарачкова гонка должна была завершиться. Волей случая или по собственной инициативе — неважно, но гонщик ведь сошел с дистанции. Однако на следующий день весь перебинтованный Федор Тарачков вышел на старт. Судейская коллегия разрешила ему участвовать в борьбе за медали, записав Федору на предыдущем этапе результат, соответствующий времени, с которым финишировал последний гонщик.
      Федор Тарачков занял третье место в личном зачете, и первое со своими друзьями-динамовцами в командном. Но надо было видеть, как тяжело ему пришлось. Однако выдюжил, характером взял, который оказался под стать мастерству. Разве не пример для подражания?
      По итогам велотуров 1937 и 1938 годов определился костяк сборной команды страны. Вместе с асами М. Ры-бальченко, Н. Денисовым, Ф. Тарачковым, Б. Большаковым в нее вошли А. Логунов, С. Вершинин, В. Букреев, Б. Чистяков, В. Дайреджиев и другие молодые спортсмены.
      Мои дневниковые записи о соревнованиях тех лет, к сожалению, не столь исчерпывающи, как бы того хотелось теперь. Но они хранят немало любопытных и поучительных историй.
      Летом тридцать седьмого и тридцать восьмого годов жара стояла необычайная. Жители сел, городов, деревень, мимо которых мчались участники велотуров, всячески старались облегчить гонщикам жизнь. Поэтому,
      заранее предупрежденные, что приблизительно в такое-то время проследуют гонщики, стар и млад собирались на обочинах дорог, снаряженные емкостями с водой. Понятное дело, спортсмены тоже люди, и в такую жарищу без воды, как говорится, «ни туда и ни сюда».
      Гонщики мечтали о дожде, но «душ», который им порой устраивали не в меру находчивые жители, был пострашнее солнцепека. Больше всех доставалось, конечно, лидерам. И воды в том числе.
      Представьте себе такую картину. Поворот. Сбоку куст орешника, под которым в теньке расположился какой-нибудь доброжелатель с наполненным до краев ведром. Впереди — шум, гам, значит, гонка приближается. Первым всегда почет и уважение. Надо ребят поддержать, чтобы легче жара переносилась. Он встает, и в тот момент, когда лидер, или лидеры, аккуратно, не гася скорости, «выписываются» из поворота, с радостным криком «Ух! Молодцы, мужики!» — выливает ведро на спортсменов. И ведь не озорничает, добра им от всего сердца хочет. Жара-то какая!
      Однажды не повезло Чистякову. Кто-то плеснул на него водой, но, не рассчитав, задел его кружкой. Удар был настолько сильным, что Чистяков чуть не потерял сознание. Вот какое недоразумение вышло. Поэтому и ехали впереди гонки машины судейской коллегии, снабженные рупорами, и объясняли жителям элементарные правила поведения при встрече спортсменов. А как иначе? Первый советский велотур, все в новинку, дебют не только для велосипедистов, но и для зрителей.
      Организаторы позаботились, чтобы после каждых 120 км устраивались «буфеты» (отрезок пути длиной в несколько километров, на котором гонщики имеют право пополнить запасы пищи и питья). Самые питательные и калорийные продукты выставлялись на столы, вплоть до черной икры. И стояли, как правило, три огромных самовара — один с водой, другой с чаем и третий с какао.
      Впрочем, и «на буфетах» не обошлось без курьезов. Гонка — она и есть гонка, лидеры мчатся к победе, ни о чем другом не думая. И вот тбилисец Степанов на глазах у изумленной публики подлетает к самовару с какао и ... подставляет голову под кран. Все напитки, конечно, охлажденные, чтобы спортсмены в соревновательном азарте не обжигались. И льется тугая струя какао на голову ничего не чувствующего Степанова. «Освежился» он и помчался дальше.
      Во втором велотуре я принимал участие уже как судья. Приближались мы к городу Кромы, что под Орлом. На краю шоссе стояли столы с бутербродами и прохладительными напитками, гуляла празднично одетая публика. Ну а для спортсменов этот незапланированный буфет оказался весьма кстати. Им и в голову не могло прийти, что бутерброды и вода продаются за деньги для горожан, что собрались посмотреть на гонку. Не слезая с велосипедов, в два счета «подмели» столы и помчались дальше. Буфетчица за ними с криком, мол, платить кто будет? Но тех уже и след простыл. А кто-то велосипед уже к буфетчице катит, предлагая ей броситься вдогонку за неплательщиками. В общем, для кого — веселье, для кого — слезы. Остановили машину. Быстро выяснив, в чем дело, я расплатился с доведенной до отчаяния представительницей горпищеторга. Конфликт уладили, но вспоминался этот случай еще долго. Даже шутка родилась: подлетают гонщики к своему «буфету» и кто-нибудь обязательно скажет, махнув рукой в сторону арьергарда: «Там Куприянов едет, он за всех платит».
      Отношение гонщиков к «буфетам» в зависимости от их класса было разным. Лидеры предпочитали времени здесь не тратить, запасаясь сухим пайком — питье во флягах, еду рассовывали по карманам. Они и мчались впереди своей, лидирующей группой. Их преследовали те, кто послабее, и хотя всего на несколько минут, но внимание «буфетам» уделяли. Последними, не торопясь, преодолевали километры, как мы их прозвали, «туристы». Они ехали организованно, сплоченным коллективом, не оскорбляя достоинства друг друга гонщицким неистовством. Так же организованно останавливались у пунктов питания, «очищали» столы и крутили педали до очередного «буфета». По итогам, к примеру, первого велотура пришедший на финиш последним проиграл чемпиону больше суток!
      Впрочем, основная масса гонщиков за победу сражалась отчаянно. И ветераны, и молодежь. Помню, как я остановился на одном из железнодорожных переездов (ехал в тот день впереди гонки) и вдруг, к ужасу своему, увидел, что железнодорожное полотно забыли присыпать опилками или песком, чтобы гонщики в пылу борьбы, просмотрев естественную преграду, не устроили кучу малу. Тут лидирующая группа из-за поворота вынырнула. Кричу им: «Здесь переезд, слезайте с машин, на руках их переносите!» Куда там! Зайцами запрыгали через рельсы и шпалы (к счастью, на этот раз пронесло!), и кто-то весело крикнул мне: «Извините, Алексей Андреевич, торопимся!»
      Я понимаю: одно дело со стороны мудрые советы давать, совсем другое - — воспринимать их, сидя в седле. Вот сам я разве позволил бы себе потерять хоть одну секунду? Прыгал бы, не слезая с велосипеда, наравне со всеми, не думая о том, что могу упасть и получить травму.
      Пытаюсь и никак не могу облечь в слова то пьянящее чувство гонщицкого азарта, когда любая преграда на пути тебе подвластна; когда буквально какое-то чутье безошибочно управляет каждым мускулом тренированного тела; когда... Эх! Слова — это не гонка. Даже самые красивые, точные и доходчивые.
      Гонка — это всегда риск. Риск, без которого не бывает победы. Лидеров отечественного велоспорта всех времен как раз и отличало умение рискнуть в тот единственно верный — ни мгновением раньше, ни мгновением позже — миг. И выиграть.
      Говорят, что от смешного до серьезного — один шаг. Я, наверное, и сделал его, вспоминая эпизоды из первых наших велотуров.
      Подходил к концу второй велотур. Со старейшиной российского и советского велоспорта Михаилом Сергеевичем Бойтлером мы минут на тридцать опередили в судейской машине караван и решили заглянуть на базар валдайского районного центра Крестцы, чтобы попить деревенского топленого молочка. Остановились и сразу оказались в центре внимания. Начались расспросы — что ж это такое, велотур? Мы стали рассказывать о трудностях трассы, о спортсменах, о велосипедах, на которых они идут тысячи километров. Но по реакции слушателей никак не могли понять: чему верят, чему нет. Одно было ясно: все это для них интересно и необычно.
      Мы уже собирались прощаться, когда один старичок, до этого молча внимавший нашим рассказам, спросил: «Скажите, а у вас часто умирают спортсмены?». Я спрашиваю его: «Откуда, вы, папаша, взяли, что умирают?». В ответ слышу: «Утром, когда ваш начальник проезжал, то сказал, чтоб мы смотрели до тех пор, пока «катафалка» не проедет». После этой фразы мне стало страшно за Бойтлера: он вот-вот мог захлебнуться от смеха. Михаил Сергеевич пытался вымолвить хотя бы слово, но не в силах совладать с собой, махнул мне рукой, чтоб я побыстрее все объяснил. Я и рассказал, что «катафалкой»
      гонщики прозвали автомашину, которая шла за гонкой и «подбирала» отстающих, уставших — в общем, тех, кто сошел с дистанции. Видимо, проезжая утром через Кресты, начальник дистанции, используя привычную для себя терминологию, и сказал жителям, в какой момент гонка закончится, чтобы они напрасно не ждали — вдруг еще кто поедет?
      Первые советские велотуры. Перед глазами стоят нестертые временем картины.
      С каким интересом эти многодневки принимались народом, какой заботой и радушием были окружены гонщики! То была прекрасная пора открытий. И не ошибусь, сказав, что именно в ту пору закладывался фундамент будущих побед в наиболее престижной многодневке для гонщиков-любителей — велогонке Мира.
      Лети, белокрылая голубка!
      Эмблема и символ велогонок Мира — голубка, нарисованная гениальным художником Пабло Пикассо.
      Мы начали готовиться к участию в этой многодневной гонке, маршрут которой проходил по ГДР, ЧССР и ПНР, в 1952 году. Напомню, что как раз весной пятьдесят второго года на конгрессе УСИ в Париже Федерация велоспорта СССР была принята в Международный союз велосипедистов. И вот на следующий день после этого радостного события, чтобы конкретизировать ряд интересующих нас моментов, состоялась беседа с президентом УСИ, Ахиллом Жуанаром. Жуанар был исключительно вежлив и предупредителен в этом конфиденциальном разговоре, однако первый же его вопрос коснулся отношения нашей Федерации к велогонке Мира. Президент УСИ конечно же знал, что мы поддерживаем идею велогонки и не сегодня-завтра станем ее участниками. Поэтому недвусмысленно подчеркнул, что по существующему регламенту (Международный союз велосипедистов в тот момент активно выступал против велогонки Мира, считая ее чисто пропагандистским мероприятием, не имеющим к развитию мирового велоспорта никакого отношения) наша страна, как член УСИ, не имеет права участвовать в велогонке Мира.
      — Господин президент, но в ней участвуют велосипедисты-любители Франции, Англии, Бельгии и других стран — членов УСИ, — сказал я.
      — Они нарушают регламент, — Жуанар был краток в своем ответе.
      — Но если прецеденты нарушения, как вы говорите, регламента уже есть, то почему бы и нам не сделать то же самое?
      Ахилл Жуанар понимающе улыбнулся и... свел нашу беседу по этой проблеме к какой-то шутке. Только в самом конце разговора, как бы невзначай, заметил, что получил приглашение посетить велогонку Мира в качестве почетного гостя. Одна эта его фраза, наверное, стоила всей нашей встречи!
      9 мая 1948 года в честь знаменательной даты — Дня победы над фашистской Германией — приняла старт первая велогонка Мира, организованная газетами Чехословакии и Польши «Руде право» и «Трибуна люду» и проходившая по территории этих двух стран. А в 1952 году впервые ее маршрут прошел по Германской Демократической Республике. В организацию этих соревнований включалась газета коммунистов ГДР «Нойес Дойчланд».
      В 1985-м, в год 40-летия Великой Победы велогонка Мира впервые прошла по дорогам СССР (соревнования принимала Москва), а одним из ее организаторов стала и редакция газеты «Правда». Следующей весной велогонка Мира дебютировала в городе-герое Киеве...
      За эти годы в ней участвовало 2,5 тысячи спортсменов из 42 государств мира! И это несмотря на то, что на первых порах ее организаторам пришлось вытерпеть немало нападок со стороны УСИ. Международный союз велосипедистов наотрез отказался признать и включить ее в свой календарь официальных соревнований. Более того, призывал страны — члены УСИ бойкотировать велогонку Мира. Но ничто не могло остановить Федерацию велоспорта СССР в принятии решения участвовать в велогонке Мира. И в 1952 году Спорткомитет СССР делегировал (в качестве наблюдателей) на велогонку Мнра меня, как председателя Всесоюзной федерации, и одного из сильнейших в недалеком прошлом наших шоссейников Федора Тарачкова. Мы должны были выяснить, на что обратить внимание нашим гонщикам в период подготовки к этим трудным соревнованиям.
      В тот год велогонка стартовала в Варшаве. Здесь нам выделили автомашину, познакомили с переводчиком, и утром, заняв свое место в кавалькаде сопровождения, мы двинулись в путь.
      Первое, что нас поразило, так это огромная популяр-
      ность велогонки у населения. По всей трассе — более двух тысяч километров — ее приветствовали сотни тысяч людей.
      Как-то ранним утром, еще до старта очередного-этапа, мы побывали в бывшем концентрационном лагере Освенциме, который стоит как напоминание об ужасах войны. Сколько же пришлось вынести людям, какой дорогой ценой была завоевана победа, в честь которой мчалась по дорогам Европы велогонка Мира!
      В Берлине был день отдыха. На следующее утро гонка взяла направление к границе Чехословакии через Лейпциг, Карл-Маркс-Штадт, Дрезден и Бад-Шандао. По дороге в Бад-Шандао проезжали маленький город Хейденау. Я вспомнил, что там есть трек. В 1929 году должен был ехать туда на соревнования, но поездка так и не состоялась. И вот через двадцать три года решил обязательно побывать на том треке. Война почти не коснулась его. Однако устаревшая конструкция полотна не позволяла показывать здесь гонщикам высокие результаты. Но соревнования юношей, только вступающих в большой спорт, проводились на треке регулярно.
      Интересно проходило награждение победителей этапа в Бад-Шандао. В ресторане, где питались участники велогонки Мира, после ужина вручались призы. Причем довольно необычные. Представьте себе, прямо в ресторан вдруг вводят огромную свинью пудов так на восемь и под аплодисменты всего зала передают остолбеневшему от неожиданности победителю. Приз есть приз, не откажешься же...
      Не было сомнений, что к дебюту в велогонке Мира мы должны будем проделать очень большую и серьезную тренировочную работу. Ведь любой из ее этапов, и прежде всего проходящий по горам, был очень труден. Даже на сравнительно легких равнинных участках то и дело встречались отрезки дороги, выложенные крупным камнем или кирпичом. К ней тоже предстояло привыкать...
      А то, что нам просто необходимо участвовать в этой крупнейшей и престижной многодневке для спортсменов-любителей, ни у меня, ни у Федора Тарачкова сомнений не вызывало. Тем более что в многочисленных беседах с организаторами велогонки Мира мы убедились, с каким нетерпением здесь ждут советскую команду.
      В Москве мы изложили свои выводы руководству Спорткомитета. Итоговое резюме было однозначным: в велогонке Мира участвовать будем и буквально с сегодняшнего дня начинаем серьезную подготовку к ответственному и нелегкому испытанию.
      Дебют сборной команды GGCP на велогонке Мира состоялся в 1954 году. А на следующий год,, на весеннем конгрессе УСИ в Саарбрюкене, велогонка Мира была официально признана.
      Для федераций социалистических стран именно этот конгресс имел особое значение. Кроме того, что на нем должно было состояться официальное признание велогонки Мира, предстояло также обсуждение вопроса о принятии в члены УСИ Федерации велоспорта ГДР. Так что и мы, и наши друзья спешили в Саарбрюкен преисполненные надежд.
      Введение велогонки Мира в календарь соревнований УСИ означало, что надобно официально признать и Федерацию велоспорта ГДР — ведь треть гонки проходит по территории этой молодой социалистической республики. Мы, конечно, догадывались, что наиболее реакционные представители УСИ все равно попытаются не допустить положительного решения этих двух вопросов и будут голосовать против. Но по нашим предварительным оценкам нынешней ситуации они должны были оказаться в меньшинстве. Вдобавок мнение Жуанара для большинства делегатов конгресса УСИ означало очень многое. Уж кто-кто, а президент прекрасно понимал, что позиция промедления в решении этих вопросов подрывает его авторитет. Стран — участниц велогонки Мира год от года становилось все больше, и запрет УСИ на участие в ней грозил вот-вот превратиться в посмешище.
      Как мы и предполагали, обсуждение завершилось благополучно. Ахилл Жуанар пожелал велогонке Мира счастливого будущего, а Федерации велоспорта ГДР успешной работы.
      На старт вызываются...
      В год дебюта сборной команды СССР на велогонке Мира и затем еще долгие годы ее возглавлял заслуженный тренер страны Леонид Михайлович Шелешнев. Именно под его руководством советские шоссейники добились первых больших побед на международной арене.
      Не раз и не два вспоминали мы с Леонидом Михайловичем ту пору, когда наши гонщики впервые узнали, что значит пройти нелегкой трассой велогонки Мира.
      Шелешнев — блестящий рассказчик, умеющий образно передать суть происходящего. Слушать его неторопливое повествование все равно что мысленно прокручивать видеокассету — настолько выпукло он рисует события тех далеких лет...
      Завершающий этап подготовки к дебюту сборной СССР на велогонке Мира был проведен в Сочи, где шоссе сворачивается в немыслимые петли, где левые и правые повороты проверяют реакцию и мастерство гонщиков, где бесконечные подъемы «экзаменуют» на выносливость и силу воли.
      По итогам этого решающего испытания Шелешнев назвал состав команды. В нее вошли москвичи Виктор Вершинин, Евгений Клевцов, Владимир Крючков, Евгений Немытов, Родислав Чижиков и таллинец Николай Матвеев.
      Велогонка стартовала в Варшаве. Предстояло преодолеть по дорогам Польши, ГДР и Чехословакии 2052 километра, разделенные на 12 этапов. И хотя гонка мчалась по центральным магистралям, шоссейного асфальтового покрытия встречалось не очень много. Зато участков пути, выложенных крупным камнем или положенным на ребро кирпичом, было хоть отбавляй. Например, на 144 километра второго этапа, соединившего Варшаву с другим крупнейшим городом Польши Лодзью, не было и ста метров асфальта. Бесконечная «трясучка» выматывала гонщиков до предела и морально и физически. Так что пришлось привыкать...
      Какие же задачи ставились перед командой на стартовых этапах? Шелешнев как-то признался, что во время первого этапа мечтал лишь об одном: чтобы никто из нашей шестерки гонщиков не отстал от каравана. И лишь после того, как все пересекли финишную черту, вздохнул свободно.
      Больших мастеров трудно «выбить из седла». Они ведут борьбу независимо от состояния трассы или. погоды. Вот и советские шоссейники быстро привыкли к «булыжной» мостовой. И даже тренеры нашей команды не поверили своим глазам, когда уже во время второго этапа на информационном щите промчавшегося мимо них судейского мотоцикла увидели начерченные мелом номера, под которыми выступали Вершинин и Немытов. Вместе с двумя польскими велосипедистами Виктор и Евгений все дальше и дальше убегали от каравана. За 30 километров до финиша их преимущество перед основной группой достигло пяти с половиной минут!
      Но вот покинули силы Немытова. Он отстал сразу и безнадежно. Это случилось за десять километров до финиша. Вершинин остался один против Грабовского и Вильчевского — лидеров польской сборной. Еще несколько километров трое мчались рядом, ну а затем началась тактическая борьба за победу на этапе.
      Польские гонщики разыграли свои роли как по нотам. Один из них предпринимал затяжной рывок, вынуждая Виктора моментально включаться в погоню, а второй в это время отдыхал у Вершинина «на колесе» — за его спиной. Когда наш гонщик огромным напряжением сил «доставал» беглеца, тут же очередную атаку начинал другой польский спортсмен. У Виктора и минуты не было, чтобы перевести дух. Но силы человеческие не беспредельны. Как ни старался капитан нашей сборной, но первое место польские гонщики поделили между собой. Однако и третье призовое место, впервые завоеванное советским спортсменом на этапе велогонки Мира, можно было назвать большим успехом. Не будем забывать, что мы дебютировали в тот год в столь престижной и трудной многодневке, еще до конца не представляя, какие испытания нас ждут впереди. И то, что наша команда в итоге заняла шестое место среди 20 сборных, не назову неудачей. Мы учились. Мы набирались опыта...
      Незаметно пролетел год. Вновь по итогам сочинской гонки был назван состав команды, в котором появился лишь один новичок (вместо Немытова) — московский динамовец Анатолий Евсеев.
      Но как иногда случается, «споткнулись» на ровном месте. Кто мог предположить, что велогонку Мира не выдержат... велосипеды французской фирмы «Ля Перле», полученные нашими гонщиками незадолго до начала соревнований. В переводе с французского «Ля Перле» означает «жемчужина». Да и что там говорить, по-настоящему были красивы машины, а по своим паспортным данным представляли верх технического совершенства. Гонщики радовались им как дети. Помню, с какой гордостью и Шелешнев демонстрировал мне достоинства «жемчужин». Ну а хороший велосипед в умелых руках — сами понимаете...
      Потренировались с недельку на французских машинах — все в полном порядке, никаких поломок. Стоило же начаться велогонке Мира, как неприятности посыпались одна за другой. Хваленые «жемчужины», не выдерживая темпа гонки, рассыпались буквально на глазах. В общем,
      пришлось заканчивать соревнование на других машинах. Зато по количеству травм советские гонщики «перещеголяли» все команды вместе взятые. И тем не менее по сравнению с предыдущим годом сумели подняться в командном зачете на две ступеньки выше, заняв четвертое место. Хотя перед стартом рассчитывали, безусловно, на большее.
      Леонид Михайлович однажды показал мне перевод статьи, напечатанный в период велогонки Мира-55 то ли в польской, то ли в чехословацкой газете — сейчас не вспомню. Но суть не в том, где она была опубликована, а что в ней говорилось о выступлении нашей команды. Переписал этот текст и храню до сих пор: «На пути к успеху перед советскими гонщиками встала фирма «Ля Перле», велосипеды которой осрамили фирму и подорвали авторитет французской велосипедной промышленности». Точнее, по-моему, не сказать.
      Итак, если в год дебюта мы узнали, что из себя представляет велогонка Мира, и приобрели необходимый для участия в ней опыт, если на следующей нашу команду подвела велосипедная техника, то на третьей велогонке сборная СССР финишировала первой, а Николай Колум-бет занял третье место в личном зачете. Это был самый большой успех советских шоссейников за все предыдущие годы. В составе сборной выступали опытные Вершинин, Клевцов, Крючков, Чижиков и дебютанты — Колумбет и Павел Востряков. Добавлю, что в тот год Николай Колумбет первым среди наших гонщиков сумел выиграть этап велогонки Мира, обойдя на финише во Вроцлаве соперников из 26 стран.
      Много интересного можно рассказать о каждом гонщике из нашей первой команды-победительницы велогонки Мира. К примеру, о Николае Колумбете. Сильным характером обладал этот худощавый молодой человек, внешне совсем не похожий на гонщика, но способный подчас на невозможное, благодаря силе воли и фантастическому усердию превращая это невозможное в самое что ни на есть реальное. Мало кто верил, что Николай сможет вырасти в классного гонщика, а он, вопреки всем прогнозам, в том числе и тренерским, стал гон-щиком-асом, лидером сборной.
      Кстати, в том, что на следующий год мы сумели занять лишь третье место в командном зачете, есть и «вина» Николая. Подготовился он к соревнованиям отлично и, вне всякого сомнения, претендовал на роль
      одного из лидеров, но перед началом соревнований наступил ногой на иголку. Ранка загноилась, поднялась температура, и он вынужден был остаться дома.
      Одним из любимцев Шелешнева был Павел Востряков. Когда Леонид Михайлович сам выступал (кроме звания заслуженный тренер СССР, он носит звание и заслуженный мастер спорта), то о шелешневской силе воли среди тульских болельщиков ходили легенды. А тут в сборной появился гонщик, в котором тренер, думаю, увидел себя молодого — сверхтерпеливого, волевого и собранного. Во всяком случае, то, что удалось сделать Вострякову на последнем этапе велогонки Мира 1956 года, уверен, долго не забудется.
      Гонщикам предстояло преодолеть последний 240-километровый этап и завершить велогонку Мира в Праге. К этому моменту преимущество нашей команды над сборной ГДР достигло четырех минут. Столь значительный разрыв отыграть на заключительном отрезке пути, каким бы сложным и трудным он ни был, практически невозможно, и догоняющим остается уповать лишь на какую-то счастливую для них случайность.
      Первый же групповой завал оставил в головке каравана по три-четыре спортсмена из команд, сохранявших реальные шансы на победу. И вдруг километров за сорок до финиша — новая авария. Пока техник колдовал над разбитым велосипедом Вострякова, соперники успели умчаться вперед. Элементарная арифметика подсказывала, что сборная ГДР сохранила на острие атаки трех необходимых для командного зачета участников, а нашей не хватало одного.
      Скорость гонки резко возросла. Тактика соперников была ясна: как можно дальше оторваться от в одиночку пытавшегося достать лидеров Павла Вострякова и отыграть у сборной СССР четыре минуты преимущества, завоеванные на протяжении предыдущих этапов.
      Востряков по логике шоссейных гонок заведомо был обречен на неудачу. Один против стремящейся на всех парах к финишу группы отличных шоссейников, попеременно меняющих друг Друга в лидерах. Несколько десятков километров 600-метровый просвет между беглецами и преследователем оставался неизменным. Павел держался из последних сил, которые иссякали намного быстрее, чем хотелось бы. К тому же перед началом этапа он почувствовал резкую боль в желудке. И вот теперь она дала о себе знать с новой силой. Превозмогая боль, Па-
      вел мчался за лидерами, понимая, что успешное завершение советской сборной всей велогонки зависит лишь от него.
      На последних километрах этого сверхнапряженного пути отважный гонщик вдруг почувствовал, что начинает терять ориентацию. Теперь он ехал, как говорят велосипедисты, на автопилоте, чудом удерживаясь в седле. Через двадцать лет на одном из этапов велогонки Мира-76 в похожем состоянии финишировал Николай Горелов, а в 1984-м — знаменитый Сергей Сухорученков, ставший в тот год единственным среди советских шос-сейников двукратным победителем велогонок Мира в личном зачете. Так что Павел Востряков не только помог сборной СССР впервые стать победительницей велогонки Мира, но явился и как бы примером для других поколений советских гонщиков-шоссейников, всегда и везде превыше всего ставящих интересы команды. Дополнением к сказанному может послужить рассказ о поведении в любой из тех самых первых для нас велогонок Мира бессменного капитана сборной Виктора Вершинина, многократно жертвовавшего личным успехом ради общей победы. Примеров можно привести массу,, потому что именно чувство товарищества всегда отличало советских спортсменов.
      От спортсмена до тренера
      Начну с «цифровой» летописи велогонок Мира. К примеру, сборная СССР первенствовала в командном зачете 19 раз, оставив по числу побед на втором месте сборную ГДР (8) и на третьем — Польши (7). 9 лавровых венков за первое место в личном зачете достались нашим спортсменам: С. Сухорученков — два раза поднимался на высшую ступень пьедестала — в 1979 и 1984 годах, по одному разу — Ю. Мелихов (1961), Г. Сайдхужин (1962), Г. Лебедев (1965), А. Пиккуус (1977), А. Аверин (1978), Ю. Баринов (1980), Ш. Загретдинов (1981).
      11 выигранных этапов на счету А. Петрова, 10 — В. Лихачева, 7 — Ю. Мелихова. Причем Лихачев, лишь в 25-летнем возрасте впервые попавший на велогонку Мира, свои 10 этапов «насобирал» всего лишь за три гонки.
      Интересно, на мой взгляд, и то, что в 1961 и 1962 годах Шелешневу удалось полностью сохранить «шестерку» участников велогонки Мира, в которую входили А. Петров, Ю. Мелихов, В. Капитонов, Г. Сайдхужин, А. Черепович и С. Москвин. 10 раз Леонид Михайлович возглавлял команду на этих соревнованиях и 6 раз она выигрывала. 12 раз Виктор Арсентьевич Капитонов участвовал в велогонках Мира как старший тренер. 7 командных побед на его тренерском счету. Капитонов-гонщик как бы продолжился в Капитонове-тренере.
      Главная задача этого рассказа — нарисовать портрет тренера. Всегда считал и считаю его главной действующей фигурой на шахматном (белый цвет — победы, черный — поражения) поле большого спорта.
      Кто-то искушенный в велоспорте, прочитав мою книгу, может задать вполне правомерный вопрос: почему Капитонов в своих мемуарах какому-то эпизоду гонки одну трактовку дает, Шелешнев — другую, а Куприянов — третью?
      Во-первых, потому, что каждый из нас в тот момент занимал место, отведенное ему «сценарием» гонки; во-вторых, у каждого свой взгляд на людей и их поступки, а «разночтение», может, и создает полное представление о соревнованиях и гонщиках, в них участвующих.
      Не раз я задавал себе вопрос: был ли Капитонов в его блестящей тренерской карьере хоть раз уверенным в обязательности своей победы на «все сто»? Говорю о моменте изначальном, когда он планировал победы в «больших соревнованиях», а не о том, когда лишь нелепая случайность (кто в спорте застрахован от нее?!) могла лишить его учеников первого места.
      Не знаю, во всяком случае никогда не спрашивал его об этом. Но зная взрывной характер Капитонова, позволю себе предположить, что, обрети он в душе комфорт уверенности, не стал бы таким, каким был и есть — сначала гонщиком, а затем тренером. К слову, его ведь до сих пор зовут везучим...
      Впрочем, как говорится, везет лишь сильным. Не берусь оспаривать эту жизненную аксиому, но будто проверялась она на Капитонове.
      Если он бросал на спор монету, то ложилась она загаданной им стороной; если на чудовищной скорости впивался в наждачную гладь дороги, то увечья обходили его стороной, будто заколдован был от травм и страха перед ними; если действовал вопреки здравой логике гонщика, а затем и тренера, то чаще выигрывал, чем проигрывал. Случалось, что ошибался. Не без этого. Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. И в то же
      время он обладал каким-то природным чутьем на успех. Капитонова я сравнивал с музыкантом-виртуозом, необычайно раскрепощенным в своих импровизациях.
      Однажды прочитал, что девиз Виктора Капитонова — «Только вперед, только на линию атаки». Никогда не слышал от него столь красивых слов. Он вообще-то из молчунов, из тех, кто словам предпочитает дело. А тут чуть ли не стихами заговорил.
      Доводилось слышать, что журналисты, случается, сами «творят» спортсменов, представляя болельщицкой аудитории ее любимцев в наиболее выгодном свете. Да что там, слышал, сам читал о хорошо мне знакомых гонщиках, изображенных если не докторами, то по крайней мере кандидатами философских наук. Вот почему сначала каким-то диссонансом откликнулся во мне девиз Виктора. Но прошло буквально несколько секунд, и я понял, что слова эти передают суть капитоновского характера. Именно так, не иначе: только вперед, только на линию атаки!
      И все-таки ни разу не выиграл Капитонов велогонку Мира в личном зачете. Хотя в пятьдесят восьмом именно его Леонид Михайлович Шелешнев прочил в победители. Желтую майку лидера Капитонов примерил после второго этапа. А на следующий день, как раз и случилось незапланированное. После того как промчалась гонка мимо «буфета», потерял Капитонов фляжку с жидкой кашей. Чем силы питать? Воздухом? Он хоть и свеж, но не калориен. К сожалению, судья все время рядом. И передай сейчас Шелешнев запасную флягу Виктору, на следующем этапе помчится гонка дальше без дисквалифицированного за нарушение правил соревнований гонщика. А Капитонову становится все хуже и хуже, с велосипеда чуть ли не падает. Шелешнев не знает, что и делать. Судья смотрит и руками разводит — - не положено. Однако не дожидаясь приближающейся с каждой минутой развязки, потому что еще немного — и Шелешнев заставил бы Капитонова взять флягу (судье тогда ничего не оставалось бы, как зафиксировать нарушение), арбитр умчался куда-то вперед.
      Виктор удсе отставал от каравана минут на пятнад-цать-двадцать. С лидерской майкой и надеждой на личный успех он распростился, но сделал все для команды.
      Капитонов потом выиграл пятый этап, затем двенадцатый. В велогонке Мира 1958 года, которая прежде всего запомнилась преимуществом сборной СССР над
      вторым призером, сборной ГДР, почти в час (53 минуты 48 секунд!), Виктор Капитонов был единственным советским велосипедистом, который побеждал на этапах. В итоге он занял седьмое место...
      Рим. Олимпийские игры. Солнце мягчит асфальт, и на нем остаются наши следы. Мечтаем, чтобы советские мастера велоспорта оставили свой «медальный» след и в летописи Олимпиады-60. Надеемся, что первую медаль мы завоюем в командной шоссейной гонке на 100 км. Но специалисты не верят, что русские смогут что-либо сделать на этих Играх, и прочат «золото» в двух номерах шоссейной олимпийской программы — командной гонке на 100 км и групповой на 175 км 400 м — хозяевам трассы, итальянцам.
      ...Последние минуты перед первым выходом на трассу. Их четверо: Виктор Капитонов, Юрий Мелихов, Алексей Петров и Евгений Клевцов. Вижу, как длинный сухопарый Капитонов в ожидании старта промакивает майкой лицо. Да, жара.
      Шелешнев что-то объясняет Юрию Мелихову, и тот в задумчивости поглаживает руль велосипеда, прищурясь смотрит куда-то вдаль.
      Вчера вечером Леонид Михайлович сказал мне: «Думаю, что итальянцы, немцы и мы разыграем медали». «А куда бельгийцев и англичан дел?» — спросил я. «Мы, пожалуй, сейчас посильнее», — услышал в ответ. Когда и где он это усмотрел, взвесил и определил? Но «мы» приятно ласкало слух.
      — Минута, — тихо сказал Шелешнев.
      Это значит — осталась всего одна минута до старта нашей четверки, до событий, вписанных затем золотыми буквами в историю отечественного велоспорта. Ведь на финише нас ждала первая бронзовая олимпийская медаль, завоеванная советскими велосипедистами. Победили итальянцы, второе место заняла четверка объединенной германской команды, в составе которой выступали гонщики ГДР, и третье — сборная СССР.
      Итак, начало положено! Теперь ждем 30 августа — день групповой гонки. Никто не верит, что нам опять «повезет». Среди имен фаворитов то и дело слышится — Ливико Трапе. У итальянца уже есть одна золотая медаль — за победу в командной гонке. Но если он мечтает о приличном контракте в профессиональном велоспорте, то главный козырь для этого — успех в групповой. От коллег по УСИ я узнаю, что практически все итальянские гонщики, участвующие в Олимпиаде, уйдут в профессионалы. Ныне перед каждым из них стоит задача, как можно выгоднее показать себя. А Трапе, пожалуй, сильнейший из них на сегодня.
      Жара. Будь она проклята. Гонщики «вылетают» из гонки, как горошины из стручка. 142 человека начали это испытание, закончили чуть больше ста.
      Фантастика! Слышу, как журналисты между собой заключают пари: до какого километра продержится в лидерах вместе с Ливио Трапе этот русский по фамилии «Ка-пи-то-ноф». Ох уж эта слепая привязанность к заведомым лидерам! Я же вижу, что не итальянец, а Виктор ведет гонку. Да, последние тридцать километров они пройдут скорее всего вдвоем. Так легче ускользнуть от погони каравана и разыграть финиш. Между собой.
      Предпоследний круг. Очередные семнадцать километров. Тиффози поют и размахивают флагами. Они славят Ливио Трапе. Не рано ли?
      Гонщики заканчивают предпоследний круг. Сейчас начнется последний, десятый. Но что это? Трапе спокойно идет впереди и вдруг, обернувшись, резко налегает на педали. Вижу, как Капитонов привстает в седле и бросается вслед за итальянцем, по бровке, рядом с обезумевшей от жары и близости своего кумира толпой болельщиков. Еще секунды, и Виктор вскидывает вверх руки! Победа!
      Вот она, первая золотая олимпийская медаль советского велоспорта! От радости я закричал что-то нечленораздельное. Но быстро замолчал, перехватив изумленный взгляд Адреано Родони. Я ошибся — впереди еще целый круг. Враз вспотели ладони. Мне стало зябко на 40-градусной жаре, будто теплым воском — не продохнуть — залившей вечный город.
      — Витенька, ну же, соберись, милый, — шептал я, не слыша собственного голоса.
      Трибуны ревели: «Еще не финиш! Еще круг!»
      Тут замечаю, что вот-вот вывалится из джипа-«тех-нички» Леонид Михайлович Шелешнев. В непроходящем вокруг реве не слышу, а вижу, как, колотя рукой по ветровому стеклу, он кричит Капитонову: «Вперед! Один круг!» Но тот бросил руки на руль и в растерянности крутит головой по сторонам. Это продолжалось меньше секунды. Понял, в чем дело, и помчался дальше. Вдогонку за Ливио Трапе.
      До сих пор не верится, что Капитонов нашел в себе силы на этот последний, десятый, круг. Это после уже «сделанного» им финиша, а значит, и брошенного на финишную черту остатка сил!
      Конец десятого круга. Теперь уже настоящий финиш. Лидеры ощущают за спиной дыхание каравана. Разрыв быстро сокращается. Не выдерживают нервы у Трапе. Метров за двести пятьдесят он начинает финишный спурт. Виктор сидит у него «на колесе» и ловит момент решающего броска. Перед последней «сотней», будто из катапульты, выстреливает из-за спины итальянца и вновь победно вскидывает руки!
      Победа!
      В этом слове все — и пережитое, и достигнутое!
      Умирать буду, так те два финиша Виктора Капитонова на Олимпиаде в Риме вспомню прежде всего...
      После Леонида Михайловича Шелешнева два года сборную возглавлял Виктор Вершинин. А в шестьдесят девятом на пост старшего тренера заступил Виктор Капитонов, к тому моменту он был старшим тренером армейских шоссейников. И за последние 17 лет редкая победа обходилась без личного участия тренера Капитонова. Три комплекта золотых олимпийских медалей за победу в командных гонках на 100 км в 1972, 1976 и 1980 годах; золотая медаль Сергея Сухорученкова в групповой гонке на Олимпиаде в Москве, которая велась по очень трудной трассе в Крылатском; впервые завоеванное Александром Ведерниковым для отечественного велоспорта звание чемпиона мира в групповой гонке в Праге в 1981 году; двойные победы — ив командном, и в личном зачетах — на велогонках Мира, набор медалей всех достоинств мировых первенств — это лишь часть того, к чему Виктор Арсентьевич имеет самое непосредственное отношение.
      Не хочу повторять уже рассказанного в газетах, журналах и книгах о прекрасных гонщиках семидесятых — восьмидесятых годов — Александре Гусятникове, Николае Горелове, Валерии Лихачеве, Ааво Пиккуусе, Валерии Чаплыгине, Сергее Морозове, Владимире Осокине, Александре Аверине, Шахите Загретдинове, Юрии Баринове, Сергее Сухорученкове, Юрии Каширине, Олеге Логвине, Иване Мищенко, Анатолии Яркине, Рихо Сууне, Александре Зиновьеве и других больших мастерах, которые многим обязаны тренеру Капитонову.
      Должность старшего тренера сборной по плечу далеко не каждому, пусть даже очень талантливому тренеру.
      Видеть генеральную линию — одно; уметь следовать ей, максимум из любой ситуации выжимая, — совсем другое. Так вот Капитонов своей тренерской жизнью доказал, что он большой специалист по части умения «пройтись по максимуму».
      Однако время никого не щадит. Никакой тренер не вечен. Психологические стрессы выливаются в усталость — и моральную, и физическую. Тренерская профессия беспощадна по отношению к тому, кто ее избрал. И наступает момент, когда возникает вопрос: кого именитый наставник подготовил себе на смену? Кому передал свой опыт? Кого бережно опекал, чтобы не оборвалась нить преемственности?
      Думая о большом тренере Викторе Арсентьевиче Капитонове, не могу ответить на этот вопрос. Властный характером, по натуре лидер, славный делами, он и в тренерстве своем предложил коллегам спортивное единоборство: если сильнее меня, то докажите победой. Но кто, тем более из молодых тренеров, мог состязаться с самим Капитоновым? А он, как бы просеивая их сквозь сито собственной требовательности, так и не смог найти достойного и воспитать себе преемника...
      Однако как-то незаметно достиг тренерского совершеннолетия и вдруг предстал во всем блеске своего таланта тренер Николай Горелов, тоже заслуженный мастер спорта, из той «золотой» капитоновской команды первой половины семидесятых. Он заявил о себе, когда, будучи старшим тренером, выиграл велогонку Мира 1984 года. И мне кажется, большое будущее ждет его на тренерском поприще. Ведь в восемьдесят четвертом он смог создать команду без привлечения первых номеров нашей шоссейной сборной. И несмотря на это, она вернулась из Варшавы с двумя победами — в командном и личном зачетах.
      Не просто информация, а повод для размышления
      Состояние здоровья не позволяет мне, как раньше, бывать везде, где проходят интересные соревнования по велоспорту, — будь то турниры на треке или шоссейные многодневки. Круг моего нынешнего участия в состязаниях ограничивается, к сожалению, Москвой. Так что основным источником информации служат теле- и радиорепортажи, статьи в газетах; беседы «по горячему следу»
      с тренерами и судьями, когда встречаемся на московских состязаниях или на заседаниях Федерации велоспорта страны.
      Но вот что интересно: взгляд как бы со стороны выбирает самое главное, заставляет задуматься над тем, что раньше затеняла суета и нервотрепка соревнований, когда приходилось разрываться буквально на части, чтобы поспеть и тут и там, решая множество вопросов.
      В ряду телевпечатлений особое место занимает участие нашей команды в велогонке Мира 1984 года, когда после двух поражений кряду советские мастера вновь праздновали победу, причем как в командном, так и личном зачетах. В 17-й раз сборная СССР завоевала лавровые венки велогонки Мира, а «личный» успех Сергея Сухорученкова позволил ей в 9-й раз сделать «золотой» дубль.
      Сухорученков первым из наших гонщиков стал двукратным победителем велогонок Мира в индивидуальном зачете. Хотя накануне старта мало кто верил (признаюсь, что и у меня возникали опасения), что чемпионы Московской олимпиады Сергей Сухорученков и Олег Логвин и вместе с ними Виктор Демиденко, Сергей Воронин, Сергей Усламин и Петр Угрюмов сумеют сдержать атаки команды ГДР во главе со «звездами» любительского велоспорта Олафом Людвигом, Уве Раабом, Томасом Бартом. Среди наших участников вдобавок не было ни одного явного финишера, кто мог бы резким спуртом вырвать победу на этапе. Еще свежи были в памяти события велогонки Мира-83, когда никому из советских гонщиков не удалось поставить на этапах победную точку. И это несмотря на то, что команда располагала финишерами достаточно высокого класса — Рихо Сууном и Олегом Чуждой.
      Что ожидать теперь? Кто сумеет на решающих метрах дистанции бросить вызов, к примеру, Олафу Людвигу, у которого уже 21 (!) выигранный этап велогонок Мира? Может быть, опытный Сергей Сухорученков? Однако пора его спортивного расцвета, когда Сергей мог в одиночку убежать от каравана даже на сверхтрудной трассе и завершить этап в одиночестве, прошла. Да, остались непревзойденное тактическое мастерство и огромный опыт участия в самых трудных многодневках, но, справедливости ради, отмечу: острый финиш — все-таки не его «профиль».
      Тогда кто? В общем, можно было одного за другим перебрать всю нашу «шестерку», но финишера, как ни ищи, среди них не находилось...
      Позже я понял, что в те предстартовые дни, заполненные ожиданием, прогнозами и сравнениями, мы забыли вот о чем: старший тренер сборной Николай Горелов, даже если бы очень захотел, не мог привлечь в команду лучших из лучших, точнее, не имел на то права.
      Последняя фраза требует пояснения. Начну чуть издалека. Успехи советских мастеров шоссейных гонок за предыдущие пятнадцать-двадцать лет так или иначе связаны с именем заслуженного тренера страны Виктора Капитонова. Чемпион Римской олимпиады в групповой шоссейной гонке, он затем проявил столь недюжинную тренерскую хватку, что ей мог позавидовать любой наставник чемпионов. Однако после семилетней (1975 — 1981 гг.) серии побед на велогонках Мира — в пяти последних в личном и в командном зачетах — последовали две осечки подряд.
      Напомню, что в конце 1983 года стартовал завершающий этап подготовки наших велогонщиков к соревнованиям Олимпийских игр в Лос-Анджелесе. Как вы знаете, советские спортсмены не смогли принять в них участия. Но справедливое решение Национального олимпийского комитета СССР было принято много позже — в мае восемьдесят четвертого, как раз в день пролога велогонки Мира-84.
      По сложившейся в отечественном велоспорте практике, сильнейшие шоссейники в олимпийских сезонах в велогонках Мира не участвовали, чтобы не нарушать опробированный годами график подготовки к Играм. Команда составлялась «из возможных кандидатов в олимпийцы», что, впрочем, не мешало ей побеждать на велогонках в 1972, 1976 и 1980 олимпийских годах. Но два года подряд без успеха — было над чем задуматься. О том, чтобы выиграть былой славой, не могло быть и речи. И Спорткомитет страны остановился на следующем варианте: Капитонов продолжал готовить сильнейших к участию в командной гонке на 100 км по программе чемпионата мира-83 и Олимпиады-84, а подготовка и отбор участников групповых гонок на эти соревнования, равно как и «шестерки» на велогонку Мира-84, поручались старшему тренеру ЦС «Динамо» Николаю Горелову.
      Понятно, что в поле зрения Капитонова и Горелова попали одни и те же спортсмены: шоссейников высокого класса у нас немало, а вот экстра-класса — единицы.
      Однако не будем забывать, что во главу угла была поставлена подготовка к Олимпийским играм, на которых наши «четверки» не проигрывали командные соревнования на 100 км начиная с 1972 года.
      В групповых гонках успехи были намного скромнее. В олимпийской Москве на трассе в Крылатском отличился Сергей Сухорученков, а на следующий год на чемпионате мира в Праге «золото» завоевал Андрей Ведерников. Так стоило ли хоть как-то рисковать олимпийской командной гонкой, где на победу отводилось намного больше пятидесяти процентов?..
      И вот среди «командников» оказались все лучшие шоссейники, из которых Капитонов в конце концов должен был остановить свой выбор на четырех. Горелов же приступил «к просеиванию» оставшихся — имею в виду подбор кандидатов на велогонку Мира — и начал работу в ноябре восемьдесят третьего, почти сразу после не очень-то удачного выступления шоссейников на чемпионате мира. Вот то необходимое пояснение ситуации в отечественном велоспорте накануне велогонки Мира-84.
      Помню, с каким волнением ожидал известий об участии наших ребят в семикилометровом прологе по улицам Берлина, где стартовала 37-я велогонка Мира.
      Что такое пролог? Своеобразная скоростная увертюра к труднейшим этапам многодневки, во время которой гонщики предъявляют свои визитные карточки — кто есть кто на сегодня. Пролог требует максимальной скоростной выносливости на протяжении всего пути, он не отягощен хитростью и мудростью тактической борьбы, впрочем, как и гонка с раздельным стартом, которая проводится в середине соревнований и имеет протяженность в среднем тридцать километров.
      Смотрю телерепортаж о прологе. На дистанции два последних участника — Уве Рааб из ГДР и наш Петр Угрюмов. Победит кто-то из них, это ясно, так как на контрольных отрезках Рааб и Угрюмов показывали лучшие результаты. Но кто? Финишировали гонщики, в эфире — молчание. Пауза длинная-длинная. Все понятно: разница в результатах настолько незначительна, что судьи, боясь ошибиться, снова проверяют «финишки». Журналисты в нерешительности топчутся где-то на пол-пути между «техничками» сборных команд СССР и ГДР, где отдыхают гонщики, не зная, кого интервьюировать в первую очередь.
      Наконец объявили результаты. Секунду Уве Рааб проиграл Петру Угрюмову. А это значит, что велогонка Мира-84 началась с победы нашей команды, и поверьте, победы неожиданной, потому что в последние годы в «индивидуальных гонках на скорость» спортсмены ГДР не знали себе равных.
      «Разделка» — так сокращенно называют шоссейники индивидуальную гонку с раздельным стартом — в тот год тоже проходила по территории Германской Демократической Республики, в городе Гера. Это был третий этап соревнований. После пролога и двух этапов наша команда выигрывала у сборной ГДР всего одну секунду, а в личном зачете Угрюмов занимал третье место, уступая одиннадцать секунд Раабу и две — Людвигу. Кажется, разрыв минимальный, но 26 километров, которые предстояли спортсменам, — это почти четыре пролога, сведенные в один...
      Сажусь у телевизора с блокнотом и карандашом. «Разделка» требует арифметики: командный зачет по трем лучшим из каждой сборной. Прикидываю, кто даст зачет команде ГДР: Рааб и Людвиг — эти сомнения не вызывают — и, наверное, кто-нибудь из молодых. Из наших основная надежда на Угрюмова, Сережу Услами-на и... Во всяком случае, не ожидал, что здесь в число зачетников войдет Сергей Сухорученков.
      Накануне позвонил Шелешневу. Заодно поинтересовался, как он оценивает шансы нашей сборной в гонке по Гере. «Если проиграют не больше полутора минут, то, считай, со своей задачей справились», — сказал Леонид Михайлович.
      Я вспомнил про эти «полторы минуты», когда Сергей Ческидов — он вел телерепортажи с велогонки Мира-84 — в самом начале своего рассказа заострил внимание на любопытном противоречии: специалисты, сопровождавшие велогонку, остановились в своих прогнозах на том, что сборная ГДР способна отыграть в Гере у нашей команды не менее трех минут. Однако старший тренер сборной СССР Николай Горелов накануне старта был непоколебим в своей уверенности, что больше минуты не уступим.
      Гера — город, где родился лидер сборной ГДР Олаф Людвиг.
      Так что вопрос о том, кто станет здесь победителем, думаю, был предрешен. Но Людвиг — это еще не команда. Зачет-то по трем лучшим.
      Но вот все волнения позади, разница подсчитана, и оказалось, что советская сборная проиграла грозным соперникам всего сорок шесть секунд. Подчеркиваю — всего сорок шесть! Впереди ждала большая часть велогонки и высились горные этапы, на которых подчас даже минуты преимущества испарялись с неимоверной быстротой.
      Тут позвонил Шелешнев и сказал: «Слушай, а как прилично «разделку» прошли. Не ожидал. Ребята сейчас на подъеме, могут изменить ход командной борьбы на ближайших этапах. И будет это не сюрпризом, а закономерностью».
      И это произошло. Уже на следующем этапе, который финишировал в чехословацком городе Мост.
      Прежде чем подробно расскажу о решающих для сборной СССР этапах велогонки Мира-84, объясню, почему считаю необходимым остановиться на событиях тех дней, равно как и велогонок Мира 1985 и 1986 годов. Ведь вспомнить о пути наших шоссейников к пьедесталам крупнейших соревнований и не обратиться к недавним успехам, было бы неправильно. К тому же к победам на трех последних велогонках команды приводили разные тренеры. В 1984-м Николай Горелов, в 1985-м — вновь Виктор Капитонов, в 1986-м в роли старшего тренера сборной дебютировал в недалеком прошлом прославленный капитан советской сборной. Александр Гусятников. И последнее — с 1985 года наша страна вошла в число организаторов этих, наиболее ярких многодневных соревнований шоссейников-любителей и красочный караван гонщиков встречала Москва; год спустя — весенний Киев...
      Итак, в восемьдесят четвертом сборную впервые возглавил тренерский тандем в составе заслуженных мастеров спорта Николая Горелова и олимпийского чемпиона в командной гонке на 100 км (1976 год, Монреаль) Валерия Чаплыгина. Я помнил их еще совсем зелеными, когда Виктор Арсентьевич Капитонов только-только ввел этих ребят в главную команду страны. В гонщиков экстракласса они тоже превратились на моих глазах. Теперь стали тренерами, составив удивительного психологического единства тренерский ансамбль, хотя совершенно
      разные по характеру. Горелов — взрывной, эмоциональный и довольно жесткий в решениях и поступках; Чаплыгин полная противоположность ему — мягкий, по первому впечатлению совсем не лидер, коим был на самом деле. Основная же черта, присущая обоим, — абсолютная честность по отношению к работе и к людям.
      Я не удивился, узнав, что Николай Горелов собирается включить в состав команды Сухорученкова, хотя Сергей больше года не числился среди кандидатов в сборную. Причиной тому, как мне объяснял Капитонов, были непомерно возросшие лидерские амбиции Сухорученкова, потеря им спортивной формы и стремительный рост способной молодежи, которую надо было обкатать на международной спортивной арене, а постоянное лидерство обладателя трех «пальмовых ветвей», вручающихся по итогам года лучшему гонщику-любителю мира, встала молодым, что называется, поперек горла.
      Что ж, тренеру виднее. Свое видение Сергея Сухорученкова было у Капитонова, свое было и у Горелова, с которым наш прославленный велогонщик, по-моему, совпал в главном — характером совпал.
      Знаю, что после сочинской многодневки, а проводилась она в марте восемьдесят четвертого, Николай Горелов сказал Сухорученкову приблизительно следующее: «Команде необходимы опытные люди, без которых на велогонках Мира делать нечего. Поэтому надеюсь на тебя (Сергей занял в сочинской гонке третье место). Но прежде должен решить для себя самого: сможешь ли выдержать все одиннадцать этапов борьбы ради главного — чтобы помочь команде выиграть».
      Психологическая подоплека того разговора, поверьте мне на слово, была выдержана тренером «от» и «до». Горелов предоставил право решающего голоса спортсмену, причем познавшему вершину спортивной славы. И что бы ни значило для Сухорученкова вернуться в сборную, но прокатиться велогонку туристом за счет команды и своего громкого имени не позволил бы себе никогда.
      Он ответил тренеру, как и подобает настоящему спортсмену и истинному гонщику, — мол, необходимой мощи пока не чувствую, но в запасе есть время, и если пойму, что успел набрать форму, то скажу «да». Если нет — значит, «нет».
      Мне рассказывали, что после победного финиша советской сборной в Варшаве, когда все испытания остались позади, Сергей Сухорученков, удивительно неразго-
      ворчивый по натуре и даже мрачноватый с виду, подарил свою желтую майку лидера Николаю Горелову, сопроводив подарок всего двумя словами: «Вот на память». И в этой фразе — весь Сухорученков.
      Я потом спросил об этом эпизоде у Горелова. «Так и было», — улыбнулся тренер, «под свою личную ответственность» включивший Сергея в состав команды, вопреки мнениям многих наших известных специалистов, что отжил свое в велоспорте некогда великий Сухорученков. Хотя, если задуматься, что значит «под свою личную ответственность»? Разве не в умении сначала предвидеть и потом достичь необходимого результата заключается ответственность тренерских решений? И как важно в критической ситуации суметь отстоять свое мнение.
      4-й этап велогонки Мира-84. После него сборная команда СССР надела голубые майки лидеров в командном зачете, чтобы уже не уступать их до конца соревнований.
      Телерепортаж об этом этапе запомнился мне отрывками. Дело в том, что время трансляции ограничено и передать видеорядом драматизм борьбы на протяжении всей гонки практически невозможно. Поэтому обращусь к репортажу об этом дне, опубликованному на страницах «Советского спорта».
      «...Небольшой чехословацкий город Мост с нетерпении ожидал победителей четвертого этапа, и казалось, что все жители собрались на городском автодроме, где гонщикам предстояло разыграть финиш. Голос местного комментатора, усиленный мощными динамиками, то и дело напоминал о приятном для советской спортивной делегации: «Лидируют Сухорученков и Угрюмов из сборной СССР и Стайков из сборной Болгарии».
      До финиша гонки осталось два километра, когда с экранов телемониторов, установленных на финише, пропал Сухорученков. В лидерах лишь двое — что случилось? Увы, мы пока находимся в полном неведении, так как никакой информации на этот счет нет.
      Ждем и волнуемся. Волнуемся и ждем.
      Тренерское задание на четвертый этап было таким: на первых километрах в постоянных атаках, чтобы дезориентировать пелетон, участвует каждый из наших гонщиков, находящийся в наиболее выгодной позиции. Понятно, что соперники серьезный побег в начале пути не позволят. Но когда они немного подустанут и привыкнут к активности советской сборной, судьбу решающего отрыва
      предстояло решить Угрюмову, Сухорученкову и Воронину. Оставшаяся «тройка» должна тормозить погоню, сбивая скорость каравана.
      На 40-м километре Сергей Воронин, увидев, что гонщики ГДР замешкались в середине каравана, крикнул Петру: «Пора!», Угрюмов мгновенно «снялся с места», но к нему на колесо успел сесть Стайков. Несколькими секундами позже к ним присоединились Сухорученков и Людек Штикс из команды Чехословакии. И четверка беглецов тут же растворилась в густом тумане, будто их и не было.
      Воронин остался тормозить погоню. Скоро к нему на помощь в головку каравана перебрались Логвин, Усла-мин и Демиденко. Чехословацкая и болгарская команды тоже были заинтересованы, чтобы погоня, которую, не жалея сил, пытались раскрутить гонщики ГДР, не удалась. Одна сборная прикрывала Стайкова, другая — Штикса, а вместе с нашими спортсменами в авангарде гонки собралась не очень-то спешащая компания из 14 человек, мастерски гася любое проявление активности каравана.
      На 90-м километре, после розыгрыша последней горной премии, и за 86 километров до финиша беглецы выигрывали у основной группы целых три минуты и, похоже, сдаваться не собирались. Вот-вот должен был закончиться наиболее трудный перевал, на котором шоссе обрамляли высоченные снежные сугробы и ледяной ветер, казалось, пронзал насквозь. И тут «потерялся» Людек Штикс. Молодому чехословацкому гонщику не хватило опыта и терпения. Отработав свою «смену» на острие атаки, он уступил место Стайкову, а сам замкнул «четверку». Затем на секунду притормозил, чтобы надеть перчатки и немного согреть себя глотком кофе. Однако секунда обернулась несколькими секундами, и, когда «Штикс привел себя в порядок», оказалось, что догнать теперь уже бывших коллег по смелому пробегу он не в состоянии. Караван без особого труда настиг и проглотил Штикса, и сразу же изменилась ситуация в головке. Чехословацкие гонщики из тормозящих погоню превратились в догоняющих и заработали на полную мощь. «Шестерка» сборной Чехословакии возглавила преследование. А еще через десяток-другой километров четверо наших гонщиков вообще остались единственными, кого заботило, чтобы отрыв состоялся до самого финиша; не выдержав напряжения гонки, затерялись в середине
      каравана болгарские мастера, оставив без прикрытия своего капитана Ненчо Стайкова.
      Тройка смельчаков все-таки справилась с задачей. Как ни старалась основная группа настичь их, но из этого ничего не выходило. И вдруг, за два с половиной километра до финиша иссякли силы у Сухорученкова. Исчезли в мгновение, будто обрубило. Если бы он умел плакать, то, наверное, заплакал бы от бессильной злости. Но плакать он не умел. В затуманенном сознании реальность воспринималась как обрывки сновидений. Он продолжал идти на «автопилоте». В тот момент честолюбивому по характеру Сергею было все равно, кто и что подумает о его, непобедимого Сухорученкова, слабости. Но то, что он может потерять драгоценные для команды секунды, ради которых остальные чернорабочими горбатились в караване, прикрывая их побег с Угрюмовым и принимая на себя все выпады атакующей лавины гонщиков, помогало хранить ускользающее равновесие и жать на педали...
      Первое место на четвертом этапе выиграл Ненчо Стайков. Петр Угрюмов финишировал вслед за болгарским спортсменом и, не слушая бросившихся к нему журналистов, спрашивал: «Где Сергей? Сергей дошел?».
      Сухорученков отстал от лидеров на 24 секунды, зато выиграл 23 у каравана. Но сейчас он не мог остановить велосипед. И массажист нашей сборной, приземистый, коренастый Василий Сосов, смешно переваливаясь, припустил за ним, повторяя на бегу: «Серега, куда же ты, погоди!..»
      Вот так закончился драматический четвертый этап
      37-й велогонки Мира. Я разговаривал со многими ее участниками и очевидцами, проверяя свое видение и понимание (основанное, разумеется, на газетных, радио-и телерепортажах) ключевых моментов гонки.
      Что значит ключевых? Пожалуйста, один из примеров. Мы часто говорим о командности советских гонщиков. И многие люди, не очень-то сведущие в тактике велоспорта, интересовались: почему, когда за несколько километров до конца четверого этапа у Сухорученкова иссякли силы, Угрюмов не остался с ним и не помог? Ведь почти в каждом из телерепортажей с велогонок Мира комментирующий подчеркивал, что если кто-либо из нашей команды и отставал от каравана, один, а то и двое его товарищей дожидались потерпевшего аварию и помогали достичь основной группы.
      Что ж, между этими ситациями нет противоречия. Даже более того, Угрюмов хотел остаться с Сухоручен-ковым, чтобы в связке дойти до финиша, и... был не прав в своем решении. Для большей наглядности приведу рассказ журналиста, который в первые послефинишные мгновения случайно оказался свидетелем разговора между тренерами сборной Николаем Гореловым и Валерием Чаплыгиным. Говорил Горелов, машинально протирая тряпкой заляпанное грязью лобовое стекло «жигуленка» — «технички» нашей команды: «Я всю дорогу за отрывом шел. В караване Логвин и без моих подсказок справился бы. Дежурную «техничку» попросил, чтобы за нашими поглядывала — мало ли что случится.
      Когда Сергей сначала свою «смену» не доработал, затем следующую пропустил, понял, что сейчас что-то произойдет. Он «цеплялся» как мог, но вижу, что сил у него уже нет. И только Сухорученков начал отставать, Угрюмов тоже затормозил. Чувствую, сейчас будет пытаться Сергея разогнать. А рация-то все время включена, вот и заливается на всех языках, что осталась всего минута между отрывом и караваном. Тут я «по газам» вынырнул слева из-за судейского «газика» — и к ним. У Петьки глаза чумные, не знает, чего делать. Сухорученков меня заметил, вяло махнул рукой, — мол, давайте вперед, а его самого из стороны в сторону водит. В это время судьи пришли в себя от моей наглости и ну сзади сигналить, чтобы дорогу срочно очищал. Думаю, для полного счастья не хватало секунд тридцать «штрафа» получить или вообще дисквалифицируют ребят на этом этапе, дадут общее время с группой. И как заору Петру: «Вперед! Догонят, потеряем все, ради чего старались!». Он смотрит на меня и не понимает, чего ж я от него хочу. Я опять: «Вперед!». Тут он понял. Помчался за Стайковым. Я пропустил судей — видел бы какими взглядами они меня одарили — и опять пошел за отрывом: Ехал и думал — только бы Сухорученков дотерпел. Ведь сам знаешь как бывает: вроде бы в полном сознании, все помнишь, все видишь, а поднимаешь глаза — лежишь, и не знаешь, что с тобой произошло...»
      Узнав подробности четвертого этапа, я засомневался, что Сергей Сухорученков сможет прийти в себя до конца гонки, полностью восстановиться и уж тем более предпримет какие-то решительные шаги. И как же был счастлив, когда мои сомнения не подтвердились. С полной ответственностью готов утверждать, что мастерство
      гонщика Сухорученкова проявилось не в тот момент, когда он был на голову сильнее всех, что доказывал в каждой гонке, а когда, будучи равным среди равных, сумел доказать, что... равных ему нет.
      Представляю, какой ценой ему дались пятый и шестой этапы. А на седьмом он снова рванулся вперед, потому что этой срочной погони потребовали интересы команды. В партнеры взял другого олимпийского чемпиона Олега Логвина, капитана сборной СССР на 37-й велогонке Мира.
      Когда начался телерепортаж об этом этапе, никак не мог взять в толк, почему наши так спокойно дали убежать пятерым соперникам, среди которых были два польских гонщика. Преимущество беглецов не секундами, минутами уже выражалось. Это означало, что на финише польская сборная могла выйти в лидеры гонки в командном зачете. Хорошо, что наши ребята вовремя опомнились, иначе тактическая игра с главными соперниками — спортсменами ГДР дорого бы им обошлась. Правда, не без помощи Горелова. Но на то и старший тренер, чтобы руководить гонкой. После того как Горелов велел активизировать погоню, на острие атаки вышли самые опытные гонщики сборной СССР. Они понимали, что кроме скоростной выносливости, которой у молодых было, конечно, побольше, именно сейчас нужна стопроцентная тактическая грамотность, потому что в этой нежданно-негаданно возникшей ситуации не существовало права на ошибку.
      Когда по телевидению показали тот кусок гонки, сжатый в несколько секунд экранного времени, и Сергей с Олегом управляли караваном будто огромным сухопутным лайнером, не знаю по какой ассоциации сравнил их лидерство с работой пары опытнейших пилотов. Но среди них не было разделения на ведущего и ведомого, потому что и тот, и другой в любой момент могли исполнить необходимую «сильную» партию, и за свой гонщицкий век переиграли все роли, какие предполагает многодневная шоссейная велогонка.
      Отрыв надо было настичь на последнем перевале, иначе на серпантине спуска это сделать во сто крат труднее: караван здесь осторожничает больше, нежели одиночки или небольшие группы. Так что километров сорок было в их распоряжении. Хватило, чтобы выполнить задуманное. Угроза потери голубых маек лидеров велогонки Мира в командном зачете для нашей сборной миновала, и Логвин с Сухорученковым ушли в середину каравана, чтобы хоть немного передохнуть перед началом финишных тактических многоходовок...
      «Откровения» Сергея Сухорученкова продолжились на следующий день. В спортивном выпуске программы «Время» показали его финиш в польском городке Карпа-че и сообщили, что на девятый этап Сухорученков выйдет в желтой майке лидера велогонки в индивидуальном зачете. Эта информация таила наибольший из приятных сюрпризов 37-й велогонки Мира.
      Вечером в телерепортаже передали интервью с Сергеем. Он рассказал, что накануне восьмого этапа команда вместе с тренерами обсудила план действий. Прикинули каждый вариант, рассчитали любую возможность. Порешили на том, что на 121-м километре, в самом начале затяжного подъема, атаку организуют Усламин, Сухорученков и Угрюмов. Но эта задумка не прошла. Соперники, словно почувствовав неладное, взяли каждого из наших гонщиков под неусыпный контроль. Тогда начали действовать по обстоятельствам, исходя из запасных вариантов, и через восемь километров — не успел караван перевести дух от очередного «тягуна» — почти на отвесной скале «снялся» Сухорученков. Вот так же он действовал и в былые годы, особенно на горных этапах, без раздумий, будто играючи, уходя от основной группы. Запомнился один из его ответов в том телеинтервью: «Эх, — посетовал Сергей, — годика четыре назад я бы еще больше преимущества привез. Тогда на оставшихся этапах и волноваться не надо было бы. Но что говорить — силы уже не те».
      Интересным мне кажется высказывание серебряного призера велогонки Мира-84 в индивидуальном зачете капитана сборной Болгарии Ненчо Стайкова. Когда журналисты попросили его сравнить «сегодняшнего» и «прошлого» Сухорученкова, то Стайков сказал:
      — Думаю, двух мнений здесь быть не может, если раньше Сухо (так сокращенно называют Сухорученкова зарубежные гонщики, тренеры, специалисты и представители прессы) перед началом соревнований всем своим видом показывал, что вопрос насчет первого места решен им самолично и окончательно, то сейчас этого не было. Другое дело, что мы не знали, в какой форме он приехал на гонку — два года никто не видел его на международных соревнованиях. Тут важно понять такой психологический нюанс: Сергей настолько приучил всех к собственной, можно сказать, уникальности, что первые этапы мы
      ждали от него любого сюрприза. Когда он, Угрюмов и я шли в отрыве, на четвертом этапе, Сухо здорово отработал все смены, до того момента, пока не лишился сил. От подобного не застрахован никто из нас. Но в тот день я понял, что Сергей уже не тот, каким был четыре года назад на Олимпийских играх в Москве, и не верил, что он сможет преподнести что-либо неожиданное. Тем более что вместе с Логвиным на седьмом этапе он будто на веревочке тянул за собой караван, догоняя отрыв, и это должно было отнять у него очень много сил.
      Сейчас, по окончании соревнований, легко все объяснить. Да, у Сухо был один-единственный шанс в этой гонке — попытаться что-то предпринять в горах. И он вытащил свой счастливый билет на восьмом этапе, последнем из горных, тем самым подтвердив, что был и остался звездой первой величины среди шоссейников-любителей. Правда, тут необходимо сказать: остальные советские гонщики так искусно и одновременно жестко прикрыли его побег, что выбиться из-под их контроля оказалось невозможным. А затем они спокойно «довезли» Сергея до победного финиша в Варшаве, отбивая все атаки на его лидерство.
      Не случайно заострил ваше внимание на монологе прекрасного болгарского спортсмена Ненчо Стайкова. Чувствуете, сколь высокого мнения один из лучших представителей мирового любительского велоспорта о тактическом мастерстве советской команды, которой перед началом велогонки Мира-84 не отводилась роль лидера.
      Аксиома, что любая команда начинается с тренера, проверена годами. И свои впечатления о победе нашей сборной на велогонке Мира-84 хочу завершить небольшим эпизодом, лишний раз подтверждающим незыблемость этого утверждения.
      Надеюсь, не надо объяснять, какая важная роль отводится капитану сборной. В велоспорте она важна втройне: в гонках, особенно многодневных, случаются сотни непредсказуемых моментов, когда капитанская интуиция в считанные мгновения должна наметить самое верное продолжение. Николай Горелов начал готовить заслуженного мастера спорта Олега Логвина к роли капитана с ноября восемьдесят третьего, будучи уверенным, что опытный спортсмен сумеет по итогам отборочных стартов войти в шестерку участников предстоящей велогонки. По его просьбе Олег опекал тогда еще только возможных кандидатов — Воронина, Демиденко, Усламина, искал с
      ними общий язык не только на трассе соревнований, но и в повседневной жизни. Показательно, что, когда Горелов предложил той дождливой и холодной осенью всем кандидатам в сборную очень напряженную тренировочную работу и некоторые из гонщиков зароптали, ставя под сомнение необходимость такого сверхнапряжения за полгода до начала соревнований, именно Логвин сказал на собрании команды, проводимом без тренеров: «Значит, так, двух вариантов нет и не будет. Или мы верим Горелову, выполняя все его требования и не ища поблажек, или нет. Согласен, с такими жесткими требованиями, какие у него, мало кто сталкивался. Это трудно. Но надо понять, что иначе нам не выиграть у сборной ГДР. И без сегодняшнего единства поставленной задачи не выполнить. Поэтому давайте решать сейчас: если кто чувствует, что нагрузки ему не по силам, значит, без лишних слов уходит из команды. Времени на раскачку не осталось...»
      Большинство гонщиков согласились с Логвиным. Таким образом, будущие участники велогонки Мира выдержали свой первый и, может быть, самый трудный экзамен. Об этом эпизоде мне рассказал знакомый тренер, уж не знаю каким образом узнавший подробности «внутреннего» разговора. И, пряча улыбку, добавил, что хотя до Николая Горелова дошли слухи о собрании, и в общих чертах он знал, о чем шла речь, но ни разу, даже намеком, не позволил себе «утечку информации».
      Капитанство Олега Логвина, на мой взгляд, наиболее ярко проявилось на последнем этапе велогонки. На пол-пути к Варшаве несколько гонщиков ушли в отрыв. Среди них были Логвин и юный Дан Радтке из команды ГДР. Я думаю, что Олег считался потенциальным победителем завершающего этапа велогонки Мира-84, потому что никто из беглецов не обладал таким стремительным финишным рывком, как он. Конечно, Логвину очень хотелось поставить победную точку в велогонке, столь успешно завершающейся для советской сборной. Но когда разрыв достиг трех минут и караван даже не помышлял о погоне, Олег благодаря своему опыту сбил скорость и сделал все возможное и невозможное, чтобы свести преимущество перед основной группой на нет. И был полностью прав. Ведь случись что с ним на трассе — прокол или авария, Радтке мог привезти команде ГДР те драгоценные минуты, которые вывели бы ее на первое место. Так что наш капитан своим решением лишний раз доказал и правильность тренерских концепций Николая Горелова, и преданность девизу истинной команды — один за всех и все за одного!
      Здравствуй, велогонка Мира
      Если в предыдущие годы мы произносили эти слова, приезжая в Чехословакию, Польшу или ГДР, то в 1985-м велогонка Мира пришла на улицы и проспекты Москвы.
      Советский народ и все прогрессивное человечество отмечали знаменательную дату — 40-летие Победы над фашизмом. Одной из составляющих праздника была призвана стать велогонка Мира, впервые проходящая по территории Советского Союза. Мы долго готовились к ее приему, взяв за основу богатейший опыт проведения этих грандиозных соревнований нашими коллегами из Чехословакии, Польши и ГДР и пытаясь предусмотреть любую мелочь. В добровольных помощниках недостатка не было. Например, учитель физкультуры из Сухуми Виктор Джорбенадзе, в прошлом один из сильнейших велогонщиков Грузии, привез в Москву 25 лавровых венков для победителей и призеров московских этапов; велогонке Мира посвящались соревнования юных спортсменов, велопробеги по городам и селам страны; создавались специальные поезда из желающих побывать в столице именно в дни проведения велогонки Мира...
      В День Победы, в 15.00, у высотного здания Московского государственного университета на Ленинских горах был дан старт первому этапу — групповой кольцевой гонке на 130 км. В желтой майке лидера вышел на него Лех Пясецкий из сборной команды Польши. Поясню, что
      38-я велогонка Мира началась днем раньше в Праге с 6-километрового пролога. Затем двумя специальными рейсами Аэрофлота спортсмены и «сопровождение» перелетели в Москву, чтобы 9 мая продолжить соревнование. Утром 11 мая, завершив последний из трех московских этапов — командную гонку на 50 км, также двумя рейсами Аэрофлота велогонка Мира перенеслась обратно в Прагу, где на следующий день промчалась 164-километровым этапом до Йиглавы. Ну а пролог по Праге выиграл Лех Пясецкий, малоизвестный гонщик из Польши, о котором к концу 38-й велогонки Мира говорили не иначе как в превосходной степени. Впрочем, я немного забежал вперед. Мы ведь расстались с гонкой днем 9 мая, у импровизированных трибун, расположен-
      ных около входа в высотное здание МГУ, и белой черты на асфальте, определяющей старт и финиш первого этапа.
      За несколько минут до начала первого этапа капитан сборной СССР олимпийский чемпион в командной гонке Юрий Каширин зачитал обращение участников велогонки Мира к спортивной молодежи планеты: «Символ нашей гонки — белый голубь. Но есть люди, которым не по нраву его мирный полет. Они нагнетают гонку вооружений, толкают планету в бездну ядерной катастрофы. Мы, участники велогонки Мира, призываем молодежь планеты широко развернуть борьбу за мир, уберечь землю от пожара новой войны. Нет — войне! Миру — мир!»
      Я слушал Каширина и вспоминал рассказы очевидцев первой велогонки Мира 1948 года, когда она мчалась разбитыми войною дорогами, и смотрели на нее пустыми окнами разрушенные дома, и люди еще хранили надежду, что вернутся без вести пропавшие, матери искали детей, отцы умирали по госпиталям от тяжелых ран.
      Да, война никогда не должна повториться. Тем более ядерная, которая в состоянии испепелить всю Землю дотла. 40 лет мирного неба над головой. Полжизни одного поколения. И верим — начало большого и долгого мирного пути. Потому что свежа в нас память о страданиях и бедах, принесенных последней войной. И никто не имеет права на новое преступление против человечества. Вот о чем напоминала и будет всегда напоминать велогонка Мира, прославляющая дружбу и взаимопонимание между народами планеты.
      Честь советского спорта в 38- ft велогонке Мира защищали Юрий Каширин, победитель групповой гонки соревнований «Дружба-84» Александр Зиновьев (это звание он выиграл мощнейшим финишным броском, обойдя Уве Рааба из сборной ГДР), Петр Угрюмов, Рихо Суун, Василий Жданов и Виктор Климов. Сильнее в тот момент среди наших шоссейников просто никого не было, хотя трудности при комплектовании состава у Виктора Арсентьевича Капитонова все же возникли. Накануне велогонки, когда наши спортсмены участвовали во всесоюзных соревнованиях на олимпийской трассе в Крылатском, где планировалось проведение второго этапа, тяжелую травму получил Асят Сайтов. Он считался в сборной финишером «номер один». И Капитонов тогда не знал, кого ввести в заявочный список вместо него.
      Объясню, почему мы мечтали о появлении в составе нашей команды гонщика, обладающего отменной спринтерской скоростью, — чтобы увидеть его на верхней ступени пьедестала почета именно 9 мая в День Победы. Виктор Арсентьевич планировал тактическую раскладку первого этапа как раз «под Сайтова». Но эти планы остались в прошедшем времени, и члены тренерского совета ломали головы наравне с Капитоновым, вновь и вновь взвешивая шансы каждого гонщика и не зная, на ком остановить выбор. К примеру, динамовцы настаивали на кандидатуре Рихо Сууна, большого мастера кольцевых гонок и признанного финишера. Но Суун (под руководством Капитонова) участвовал в неудачной для нашей команды велогонке Мира-83, где вдобавок ничем себя не проявил. А Виктор Арсентьевич не из тех людей, кто прощает подобное тем, на кого надеялся. Вот и прикидывал один вариант за другим, оставляя «вопрос» Сууна на самый последний момент. Но невозможно было закрыть глаза на то, что в сезоне 1985 года Рихо Суун достиг блестящей формы, и мало кто из наших спортсменов мог сравниться с ним по силе финишного спурта. В общем, буквально накануне соревнований он вошел в команду. И стало ясно, что тренерский план на первый этап будет строиться в расчете на финиш Сууна, а остальные наши гонщики должны будут обеспечить ему максимально выгодную позицию при завершающей атаке.
      Я был уверен, что Рихо останется в тени во время розыгрышей промежуточных финишей на третьем, пятом и седьмом кругах, не захочет привлекать к себе внимание. Кругов предстояло пройти десять, и каждый из них заключал в себе тринадцать километров. До решающего момента гонки Суун катил в середине каравана, сохраняя силы. Зато активно вел борьбу Уве Рааб, лидер сборной ГДР. В этой велогонке не смог принять участие Олаф Людвиг — как и Асят Сайтов, он получил травму, и роль лидера взял на себя опытный Рааб. Он выиграл первый и третий промежуточные финиши, тем самым доказав свои претензии на победу на этапе.
      Кульминация гонки наступила метров за сто до финиша. Рванулся вперед Виктор Климов, «посадив» к себе на колесо Сууна. Увидев этот тактический ход советской сборной, Уве Амплер точно так же помог выбраться в головку каравана Раабу. Гонщики прошли последний левый поворот, и Климов «передал» Сууна Александру Зиновьеву. Двадцать метров Саша преодолел в темпе финишного рывка, когда из-за его спины, как из катапульты, сорвался Рихо. Вот когда наступил его час.
      А чуть правее заключительную атаку начали Уве Рааб и опытнейший гонщик из Чехословакии Михал Класа.
      В какой-то из моментов мне показалось, что лидер сборной команды ГДР сумел настичь Сууна, но тут наш гонщик еще прибавил в скорости и под аплодисменты тысяч москвичей и гостей столицы первым пересек финишную черту! Прекрасная победа! И как здорово сработал каждый из нашей «шестерки», ни разу не сфальшивив в только ему предназначающейся партии.
      В этот прекрасный день, наверное, больше других были счастливы мы, ветераны советского велоспорта, следившие за велогонкой из ложи для почетных гостей, но мысленно прошедшие всю трассу с первого и до последнего метра вместе с нашей командой. Со своей командой, которой были отданы лучшие годы жизни.
      На следующий день я пораньше приехал в Крылатское, где на олимпийской трассе участникам велогонки Мира предстояло разыграть награды второго этапа — в групповой гонке на 136 км. В ожидании старта занялись «прогнозированием» в своем ветеранском кружке. Получалось, что не видели мы гонщика, которому было бы по силам на этих бесконечных подъемах и спусках оторваться от каравана и финишировать в гордом одиночестве. Или, другими словами, не видели среди участников гонки второго Сухорученкова, которому удался такой побег на соревнованиях Олимпиады-80. Но в то же время у нас не возникало сомнений, что лучше других велокольцо в Крылатском «замкнут» наши гонщики, знавшие трассу, что называется, назубок, как надлежит раскладывать на ней силы. Правда, Леонид Михайлович Шелешнев напомнил, что старший тренер польской сборной Рышард Шурковский за две недели до начала велогонки Мира приезжал со своей командой в Москву, и, похоже, его прежде всего заботило знакомство с маршрутом второго этапа. Так что поляки могут подготовить сюрприз.
      Слова Шелешнева оказались пророческими. Но дело даже не в том, что он угадал серьезные намерения польской сборной, а в том, что прекрасно знал потенциальные возможности нового тренера сборной команды Польши, умнейшего тактика Ришарда Шурковского, кстати, единственного в мире, кому удавалось четырежды побеждать на велогонках Мира в личном зачете. Всего год назад Рышард возглавил польскую сборную, и уже на соревнованиях, предшествующих велогонке, его воспи-
      танники заставили обратить на себя внимание. Например, Анджей Межиевский, который одинаково хорошо чувствовал себя в горах и на равнине. Авторитет Шур-ковского среди всех поколений польских шоссейников был практически непререкаем. Михал Экель, генеральный секретарь УСИ, с которым мы долгие годы работали в Международном союзе велосипедистов и вот теперь встретились в Москве, рассказал мне, что когда Рышард возглавил сборную, в ней царили разброд и шатание. Однако ему не потребовалось много времени, чтобы навести порядок, и гонщики стали тренироваться с максимальной отдачей — просто на глазах у легендарного Шурковского никто из них не мог себе позволить относиться к занятиям иначе.
      Так что особой неожиданности в том, что Лех Пясецкий выиграл пролог в Праге, если разобраться, не было. Как, впрочем, и в том, что удалось сделать сборной Польши на втором этапе в Крылатском.
      Уже на первом круге наши спортсмены попытались организовать отрыв. На вираже, где шоссе стремительно обрывается вниз и затем с левым поворотом чуть ли не вертикально уходит в гору, в головке каравана активно заработали Жданов, Климов и Зиновьев, но их тут же поддержала... вся группа. Советские гонщики вновь предприняли атаку, затем еще одну и еще... Нет, их действия находились под строжайшим контролем соперников, из которых пока никто рисковать не собирался. Похоже, что все будет решаться на последних кругах. Так оно и случилось. Сначала монолитная группа из 33 человек покинула караван, а из нее к финишу устремилась великолепная «пятерка», в которой оказались трое поляков — обладатель желтой майки лидера гонки в личном зачете Пясецкий, Межиевский и Марек Лешнев-ский, а также Зиновьев и Дан Радтке из команды ГДР. Попробовали было «переложиться» к ним другие наши гонщики и вместе с ними и представители сборной ГДР, но сил не хватило, к тому же трое польских спортсменов взвинтили темп.
      До финиша оставалось почти тридцать километров, и никто не верил, что отрыв сможет продержаться до конца дистанции. Каравану в итоге не хватило полкилометра, чтобы решить эту задачу. Он «проглотил» всех, кроме Межиевского и Пясецкого, и на последней прямой разрыв таял буквально на глазах — 10 секунд, 9... 8... И тут из последних сил польские гонщики бросились к финиш-
      ной черте. Первым был Межиевский, вторым Пясецкий, а третьим длинным спуртом из основной группы — Леш-невский. Так что весь пьедестал после второго этапа оказался польским. Ни одна из международных гонок в Крылатском такого еще не знала...
      Осталось провести последний этап в Москве — командную гонку на 50 км. И мы расставались с велогонкой Мира до следующего года. Жаль, что праздник большого велоспорта промелькнул так быстро. Но было очень и очень приятно, что, убедительно выиграв командную гонку, сборная СССР отобрала голубые майки лидеров в командном зачете у велосипедистов Германской Демократической Республики. А если добавить к этому победу Рихо Сууна на первом этапе, то выступление нашей команды можно было признать удачным.
      Спортсмены улетели в Прагу, а мы заспешили к экранам телевизоров, чтобы узнать, как развертывается борьба в 38-й велогонке Мира.
      Долго думал, на каких примерах построить свой дальнейший рассказ, что представилось мне наиболее интересным в ходе той велогонки. Пожалуй, соперничество прекрасных финишеров Рихо Сууна и Уве Рааба и успех нашей команды в 35-километровой гонке с раздельным стартом по улицам Нойбранденбурга.
      Начну с того, что этап от Праги до Йиглавы выиграл Уве Амплер, на мой взгляд, самый способный из молодых гонщиков ГДР. Интересно, что увлечение велоспортом передалось ему по наследству: его отец, Клаус Амплер, в 1963 году был победителем велогонки Мира в личном и в командном зачетах. Так что юному Уве есть с кого брать пример. И вот что бросилось в глаза еще на московских этапах: Амплер-младший обладает отличным длинным спуртом. Это он продемонстрировал и на йиглавском стадионе «Спартак», на который сумел ворваться первым, практически без потери скорости пройти вираж и финишировать в одиночестве. Опешившие от такого напора Рааб и Суун даже не боролись друг с другом, потому что готовились к соперничеству между собой за победу, но, увы... Впрочем, это стало для них неплохим уроком на будущее. Хотя в глубине души я был уверен, что финишный рывок Амплера в Йиглаве — не «самодеятельность» молодого гонщика, а проверенный практикой тактический ход мудрого тренера сборной ГДР доктора Вольфрама Линднера. Уж кто-кто, а он понимал, что советская сборная, раскатывая перед последними метрами дистанции Сууна, будет прежде всего следить за действиями Уве Рааба и хотя бы раз, но оставит без внимания Амплера...
      Телерепортаж о финише пятого этапа велся из чехословацкого города Оломоуца. Призы разыгрывали между собой десять гонщиков, опередившие караван почти на минуту. Внутри «десятки» численный перевес имели спортсмены Чехословакии, которых было трое, двумя гонщиками были представлены команды Польши и СССР, по одному — ГДР, Болгарии и Швеции. Прежде BQero мое внимание привлекли Пясецкий и Межиевский, занимающие первое и второе места в личном зачете. Свою блестящую форму они подтвердили в Москве и, казалось, здесь лишний раз докажут свое преимущество. Но еще лучше, чем они, справились с «головоломкой» на финише Александр Зиновьев и Рихо Суун. Этап заканчивался на стадионе, и надо было первым попасть на гаревую дорожку и по наименьшему радиусу пройти последний поворот. Вот где должно было бы проявиться знание домашних условий спортсменами Чехословакии. Но Зиновьев так тонко сыграл роль лидера для Рихо Сууна, что как бы отрезал остальным все пути для атаки, и Рихо первым появился на стадионе. Ну а с его финишной скоростью остальное не представляло большого труда...
      Как вы заметили, повествование о 38-й велогонке Мира выстраивается в хронологической последовательности борьбы на каждом из ее этапов. Сразу скажу, что это случайное совпадение, так как не ставил перед собой подобной задачи. Но 38-я запомнилась из последних трех велогонок прежде всего потому, что на счету нашей команды в ней оказалось больше всего выигранных этапов и наконец-то, после нескольких лет, мы увидели гонщика, который мог «снять» финиш благодаря решающему ускорению. Каждый вечер, когда начинался телерепортаж с велогонки, я первым делом искал в караване Рихо Сууна, и перед началом его финишного броска мысленно просчитывал все варианты атаки нашего гонщика. Но то, что случилось на последних метрах стадиона в Остраве (шестой этап), было непредсказуемо.
      Усилиями сборных ГДР и СССР первыми в ворота стадиона въехали Рааб и Суун. Немецкий гонщик оказался чуть впереди и на какое-то мгновение потерял соперника из виду. Он резко обернулся, потерял равновесие, упал вместе с велосипедом на гаревую дорожку и заскользил под колеса машины Сууна. Наш гонщик мгновенно вывернул руль вправо, чтобы через секунду... влететь в ограждение: деваться ему было просто некуда. Рааб в это время попытался продолжить гонку, но, видимо, оказался настолько потрясен случившимся, что развернул свой велосипед в противоположную финишу сторону, как раз навстречу гонщикам и прямо под колеса спортсмену из Франции. Благо, что в развязке этого этапа никто серьезно не пострадал.
      На финише восьмого этапа лидеры сборных команд СССР и ГДР не отрывали глаз друг от друга, не замечая никого вокруг, и, к неописуемой радости жителей польского города Ченстоховы, пропустили вперед Леха Пя-сецкого. А на десятом, когда внимание гонки сфокусировалось на Сууне, побег совершил Василий Жданов. Соперники бросились догонять его и проглядели тот решающий момент, когда за очередным лавровым венком победителя стремительно пошел Рихо Суун...
      Что говорить, успешное выступление советских гонщиков в ходе велогонок Мира надолго остается в памяти. И нет сомнения в том, что сборная Советского Союза вновь после недолгого перерыва возглавила табель о рангах этой популярнейшей многодневки. Более того, две последние велогонки показали, что наши спортсмены обрели уверенность в гонках с раздельным стартом. Или, другими словами, теперь только на «отлично» сдают экзамен на скорость.
      В восемьдесят пятом Климов, Жданов и Угрюмов (напомню, что в командный зачет входят результаты трех лучших гонщиков) заняли второе, третье и седьмое места на 35-километровой дистанции в Нойбранденбурге и обошли сборную ГДР в традиционно сильном для нее номере программы. На следующий год точно такой же протяженности путь, но проложенный по улицам Галле (ГДР), быстрее всех преодолели Василий Жданов, Владимир Пульников, Асят Сайтов и Владимир Климов, занявшие в итоговом протоколе соревнований «гонки с раздельным стартом» первые четыре места! А если учесть,, что в «десятку» лучших вошли Иван Романов (он был седьмым) и Сергей Усламин (девятым), то вот вам и весь состав сборной СССР, участвующий в 39-й велогонке Мира!
      Но этот, вне всякого сомнения, абсолютный успех все равно говорит о том, что. предела для совершенства не существует. Получилось в одном, значит, срочно надо переключать внимание на другое, что пока получается не так, как хотелось бы. Да, наши команды довели до высот тактическое мастерство ведения именно командной борьбы. И ныне на повестке дня стоит достижение максимума — выигрыш велогонки Мира не только в командном, но и в личном зачете. Я уверен, что эта задача уже в самом ближайшем будущем окажется по плечу молодым советским гонщикам, дебютантам велогонки-86.
      У 39-й велогонки Мира было два ясных лидера: среди команд — сборная Советского Союза, среди претендентов иа личное первенство — знаменитый Олаф Людвиг из сборной ГДР. К тому моменту, когда караван отправился на первый этап, Людвиг имел в своем активе 21 победу на этапах за несколько лет участия в этих соревнованиях. После финиша велогонки Мира в Берлине на счету Олафа числилось 28 побед. Это рекорд велогонок Мира, который вряд ли кто сможет превзойти в ближайшее время, кроме, разумеется, самого Людвига.
      В 1986 году он установил еще один рекорд, вернее, отобрал его у блестящего советского шоссейника семидесятых годов Валерия Лихачева, олимпийского чемпиона 1972 года в командной гонке на 100 км. В течение одной велогонки Мира Лихачеву удалось первенствовать на шести этапах. Людвиг остановил этот счет на цифре «семь».
      Знаете, наблюдать за его действиями — как готовился к финишному броску, как умело пользовался помощью товарищей по команде, как находил любую лазейку, чтобы выйти на острие атаки, — было истинным удовольствием. То, что делал на финише Людвиг, можно сравнить с произведением искусства, спортивного искусства, настолько неповторимо точным и своевременным было каждое его движение, каждый маневр. Проиграть такому мастеру, конечно, незазорно. Но надо было видеть, с какой страстью пытались обойти его прежде всего Пуль-ников и Сайтов, занявшие вслед за Людвигом второе и третье места в индивидуальном зачете велогонки Мира-86. И на следующий год Олафу Людвигу придется куда труднее в борьбе с ними. Опыт — дело великое, и невозможно (во всяком случае, в спорте) перенять его со стороны, а самому необходимо испытать наравне с радостью побед и горечь поражений. И правильные выводы из всего сделать. Вот тогда и будет толк...
      Пусть вас не удивляет, уважаемые читатели, что основное место в рассказе о соревнованиях шоссейников я отвел велогонкам Мира. Все-таки они были и остаются наиболее, что ли, видимым испытанием мастерства и силы духа гонщиков. Все «звезды» советского шоссейного велоспорта, кто завоевывал «золото» олимпийских игр и мировых чемпионатов, прошли нелегкими дорогами велогонок Мира. И не случайно победителям этих соревнований присваиваются звания заслуженных мастеров спорта, а тренерам — звания заслуженных тренеров страны.
     
      Вместо послесловия
      Заканчивал писать эту книгу, когда в американском городе Колорадо-Спрингс, на высоте двух километров над уровнем моря, проходил чемпионат мира-86 по велоспорту, доставивший нам больше огорчений, нежели радости.
      Вы знаете, дорогие мои читатели, горький осадок остался в душе не от того, что в каких-то видах программы соревнований на треке и на шоссе наши гонщики не добрали «запланированных» медалей. Обидно другое: вновь сказалась застаревшая болезнь — других слов и не подобрать — неумение реализовать потенциальные возможности. Касается это сначала действий наших тренеров, и лишь затем — самих спортсменов.
      Понимаю, что любое предположение, высказанное тем более в форме упрека, требует фактического обоснования.
      Судите сами. Второй год подряд в мужской индивидуальной гонке преследования на четыре километра финал мирового первенства становится полностью нашим, советским.
      В решающем заезде за золотую медаль вновь спорили наиболее талантливые из молодой плеяды наших преследователей — 20-летний Вячеслав Екимов и 22-летний Гинтаутас Умарас.
      И опять, как и год назад на чемпионате мира в Италии, победил Екимов, которому ни теоретически, ни практически не было ныне равных.
      Однако второй год подряд в командной гонке преследования на те же самые четыре километра советские спортсмены уступают «золото» соперникам, хотя накануне старта все специалисты буквально в один голос предрекали им первое место. И это были не просто слова, а объективная оценка потенциальных возможностей команды, в составе которой гонщики почти что равных,
      даже по сравнению с Екимовым и Умарасом, возможностей. Или другими словами — у тренера Александра Кузнецова был выбор среди достойных кандидатов. Однако не удается ему последние годы попасть «в десятку», когда речь идет о столь престижных соревнованиях, коими являются мировые чемпионаты.
      Хотя что там говорить: Кузнецов, создавший в Ленинграде на базе института физкультуры имени Лесгаф-та и спортобщества «Локомотив» прекрасную школу гон-щиков-трековиков и заботящийся о своих спортсменах, как о детях родных, — тренер знающий, волевой и целеустремлённый. Но... корни «болезни», о которой я говорил, кроются в пресловутых ведомственных интересах.
      Согласен, что своих гонщиков Александр Кузнецов знает как пять пальцев и готов с закрытыми глазами подписаться, оценивая возможности — подчеркну, на уровне сборной — каждого из них. Но сборная-то — это не команда ГДОИФК-«Локомотив», а именно сборная. И тренер, готовящий ее к ответственному старту, на мой взгляд, просто обязан смотреть шире. Критически смотреть, жертвуя при этом какими-то своими личными интересами и привязанностями.
      Иначе как объяснить, что на велотреке в Крылатском на протяжении сезона мы то и дело удивляем спортивный мир феноменальными результатами, а доходит дело до экзамена, увы, не получается.
      Сказать, что наши тренеры разучились подводить учеников к пику формы перед, решающими стартами, не возьмусь. Тот же Екимов, воспитанник ленинградского велоцентра, в Колорадо-Спрингс выступил на высочайшем уровне.
      Значит, все-таки тактические ошибки Наставников. Очень обидные промахи. Частенько объясняемые тем, что тренер не угадал, кого именно сегодня заявить на гонку. Но, отводя какой-то минимальный процент угадыванию (правда, точнее это будет назвать, что ли, даром тренерского предвидения, потому что просчитать все «от» и «до» в спорте практически невозможно), не могу не заметить, что в основе любого окончательного решения должно быть стопроцентное «владение ситуацией».
      Приведу другой пример. И снова с чемпионата мира в Колорадо-Спрингс, где наша мужская команда шос-сейников отсоревновалась просто сверхнеудачно.
      Ее тоже считали среди основных претендентов на победу в командной гонке на 100 км — виде программы
      традиционно сильном и престижном для всех поколений наших гонщиков. И по праву считали; двух мнений здесь быть не может. Однако в самый последний момент, буквально накануне старта, старший тренер Александр Гусятников произвел в составе «четверки» замену: вместо Александра Зиновьева гонку пошел Асят Сайтов.
      Видно, у тренера были серьезные причины, чтобы решиться на этот ответственный шаг. Но именно Сайтов не сумел выдержать скорость и «отвалился» на последней, решающей четверти пути.
      А ведь Сайтов далеко не новичок крупнейших международных состязаний. Выходит, дело не в предстартовом волнении или отсутствии опыта, а в неподготовленности гонщика к трудному испытанию.
      Чья, спрашивается, ошибка? Тренера. И тут двух мнений нет.
      В групповой шоссейной гонке «шестерка» советских спортсменов контролировала ход событий, следя за соперниками до... последнего круга. Или другими словами — до момента главного отрыва, когда вперед ушла группа гонщиков из тридцати человек. Но пока разобрались что к чему оказалось, что среди тридцати всего двое наших — Владимир Пульников и Олег Чужда, — к тому же не обладающие, если хотите, чемпионским финишным спуртом.
      Конечно же они не смогли противостоять атакам соперников и тем паче выйти на удобную для себя пред-финишную позицию.
      Чемпионское звание выиграл Уве Амплер из ГДР.
      Для сравнения действий в решающие моменты этой групповой гонки двух испытанных в различных турнирах и постоянных соперниц — сборных СССР и ГДР хочу добавить вот что: если в головке каравана сумели удержаться лишь два наших гонщика, то команда ГДР была здесь представлена четырьмя спортсменами. В том числе такими асами, как чемпионы мира Олаф Людвиг и Уве Рааб.
      Понятно, что именно они руководили «тактической игрой» и в конце концов обезопасили от соперников решающую атаку Амплера...
      В отличие от мужской групповой гонки, где, к сожалению, не удалось воплотить в жизнь задуманное и предполагаемое, в этом виде программы соревнований на шоссе куда более удачно выступили наши спортсменки.
      Во-первых, после 12-летнего перерыва в активе команды появилась медаль. Пускай и бронзовая, завоеванная Аллой Яковлевой, но тем не менее реально ощутимая награда чемпионата мира. Так что долгожданный прогресс, как видите, настал.
      Во-вторых, в первой «двадцатке» — четыре советские гонщицы, что говорит о правильно выбранной тактической раскладке: был лидер, которому помогала вся команда.
      В-третьих, старший тренер женской сборной Николай Горелов наконец нашел правильный путь в отборе и подготовке сильнейших шоссейниц страны. Думаю, в этом ему очень и очень помог опыт работы с нашей мужской командой, которая в 1984 году выиграла велогонку Мира и в общем, и в личных зачетах...
      На правах старшего товарища, немало повидавшего в велоспорте на своем веку, хочу напомнить шоссейни-кам — прежде всего тренерам — об одной простой истине. Честно говоря, меня коробит, когда слышу, что участие в групповой гонке кое-кто называет «лотереей». Мол, кому повезет, тот и вытащит счастливый билет. Но тогда хочу спросить: зачем в таком случае готовиться к выступлению в ней? Создавать команду, придумывать тактику?
      Да, в групповой шоссейной гонке непредсказуемого, экспромтного много. Но по себе знаю, что срабатывает тут, как правило, лишь хорошо продуманный и подготовленный сюрприз. Вот почему обязаны именно создаваться долгим и кропотливым тренерским трудом команды, участвующие в этом наиболее увлекательном соревновании шоссейников. Команды, состоящие не просто из индивидуально сильных спортсменов, а представляющие собой монолит тактики и мастерства, психологической совместимости атлетов, каждый из которых точно знает свою задачу в гонке, однако в критический момент в состоянии выполнить роль, отведенную товарищу.
      Чемпионат мира в Колорадо-Спрингс навел меня на размышления и сравнения, затем, перечитав рукопись, увидел, что осталось за строкой то, о чем еще хотел сказать.
      Понимаете, теперь, на склоне лет, как-то обостреннее воспринимается все, что связано с велоспортом. Вновь и вновь меня волнуют «проблемы» рекордов и... подчас полупустых трибун на соревнованиях.
      Не удивляйтесь. Я не оговорился: именно проблема рекордов. Разве это правильно, когда мировые рекорды,
      к примеру, в индивидуальной гонке преследования засчитываются при условии, когда гонщик или команда соревнуются без соперников, а только со стрелкой секундомера.
      На официальных соревнованиях эти «индивидуальные» старты предусмотрены правилами УСИ лишь на первоначальной стадии. Перед спортсменами встает дилемма: или идти на побитие рекорда, или приберечь силы для главных заездов. Если это происходит на чемпионатах мира или олимпийских играх, то, понятное дело, гонщики до конца выкладываются в решающих стартах. И зачастую показывают результаты выше официальных рекордов, которые... на сей раз не засчитываются, потому что с разницей в полтрека стартовал соперник.
      Объяснение, что в «заезде с соперником» может произойти непроизвольное лидирование, если кто-то по ходу дистанции отыграет у своего визави стартовые полкруга, представляется мне не очень-то серьезным.
      Если судейская коллегия определит лидирование, то не засчитывайте рекорд, вот и все тонкости. Хотя в единоборстве лучших преследователей (как в индивидуальной, так и командной гонках), которые сегодня готовы к рекордным секундам и вдобавок спорят за высшие награды ответственного турнира, отыграть фору — больше ста пятидесяти метров, определенную стартовыми позициями участников, очень трудно...
      Теперь обращусь к теме «полупустых трибун» во время соревнований на треке.
      Наиболее зрелищен, безусловно, спринт, где есть непосредственное соперничество гонщиков друг с другом. В отличие от гонки преследования здесь одна финишная черта, чем и объясняется повышенная эмоциональность чисто зрительского участия в этом номере программы.
      Итак, спринтерские матчи держат негласное первенство среди симпатий болельщиков.
      Однако все больший интерес трибун вызывает гонка на сто кругов с промежуточными финишами.
      Был, если так можно сказать, пробный год, когда мы внимательно смотрели: выдержит ли гонка на сто кругов с промежуточными финишами проверку на жизнестойкость или окажется неинтересной ни зрителям, ни спортсменам.
      Выдержала. Популярность приобрела.
      Сейчас на дистанции разыгрывается двадцать «комплектов» премиальных очков. То есть финишным становится каждый пятый круг.
      Правилами гонки по очкам предусмотрено, что спортсмен, который добился круга преимущества (для этого надо догнать последнего из основной группы), независимо от того, сколько очков он завоюет на «промежутках» (может и ни одного!), становится победителем.
      Значит, главная тактическая задача — добыть дистанционное преимущество. Когда же финиш на каждом пятом круге, то предыдущие 3 — 4 караван «отдыхает», зачастую вытянувшись в цепочку, чуть ли не в полкруга. И если два сильных и притом умных гонщика как по нотам разыгрывают свою тактическую партию, то сначала один может «выстрелить» на сто пятьдесят метров, другой прикроет его побег; затем спокойно поменяются ролями, зная, что медали они себе практически забронировали.
      Поэтому куда зрелищнее и напряженнее получится гонка, если увеличить количество премиальных кругов. К примеру, каждый третий сделать финишным. Тогда и караван будет себя вести пожестче и лидерам предстоит намного гибче варьировать тактическими заготовками. И соответственно эмоциональность борьбы, интерес к ней трибун повысятся во сто крат.
      Спорт — без зрителей? Мне трудно до конца поверить в это обстоятельство.
      Тренеры в своих рассуждениях частенько используют понятие «мотивация спортсмена». Или другими словами — что стоит за его высоким результатом или блестящим мастерством. Талант и тренировочный труд — это понятно. Стремление стать сильнейшим, лучшим — первым; возможность быть удостоенным, например, высокого звания заслуженного мастера спорта — сомнений нет, тоже немалая «движущая сила»...
      Я знал гонщиков-трековиков, которые в полную силу проявляли себя лишь на глазах у зрителей.
      Так что именно вы, болельщики большого и маленького спорта, и есть та самая главная мотивация, что позволяет спортсменам устанавливать рекорды: личные, районные, городские, мировые.
      Огромное вам спасибо. Позволю себе так сказать не только от себя лично, но и от всех поколений советских велосипедистов* — тех, кто был, тех, кто есть сейчас, и тех, кто придет к ним на смену.