Глава седьмая ЧТО ОСТАЛОСЬ ЗА КАДРОМ
Такеши и Куроудо, суперниндзи, посланные Мисимой для слежки за Собакиным, чувствовали себя в Москве, выражаясь помягче, не очень комфортно. Их экзотическая внешность привлекала внимание прохожих, собак и милиционеров. В транспорте к ним под одежду тянулись руки карманных воришек, контролёры требовали штраф за безбилетный проезд. Ночью к ним в номер ломились подвыпившие кавказцы, которые приняли их за одиноких женщин востока.
Не взирая на все эти досадные трудности, ниндзи занимались своим делом. Они видели, что Собакин завёл знакомство с сыном главного инженера предприятия «Московский водопровод», и принялись следить за мальчиком. Вскоре они узнали следующее.
После школы Гога приходил домой и до вечера спал. Потом делал уроки, а около одиннадцати садился на велосипед и катался по городу, заходя в разные увеселительные заведения. До этого он заходил к пожилой даме, которую, как следовало из базы данных, звали Нинель Ильинична Крупенина. В прежнее время она работала в горкоме комсомола, заместителем первого секретаря по идеологии, и ещё тогда получила прозвище «товарищ Крупская». Гога объезжал десяток-другой тусовочных мест — дискотек и клубов — и снова заходил к пожилой даме. Часа в три он возвращался домой и ложился спать. А утром уходил в школу… и всё сначала.
Что очень важно, помимо Гоги к товарищу Крупской частенько заходили крепкие молодые люди китайской внешности.
Из этой информации, полученной в результате подглядывания и подслушивания, бега по крышам и проводам над ночной Москвой, взлётами и фантастическими прыжками через улицы на сверхпрочных нитях, ниндзи пришли к тому выводу, что Гога работает на китайскую разведку.
Ещё один эпизод утвердил их в этом: однажды Гога залез в дорогую машину с затемнёнными стёклами и нигде не зафиксированными номерными знаками и провёл там с неизвестными около часа.
Машина с затемнёнными стёклами принадлежала секретному отделу СМЕРШ Российской контрразведки.
От анонимного источника в отдел поступила информация о прибытии в Москву диверсанта-отравителя. Майор Алмазов, которому было поручено это дело, побеседовал с инженером Водопьяновым, и тот рассказал про назойливого иностранца из несуществующей фирмы «Голубая вода». Установить тот факт, что иностранец является ни кем иным как шпионом Собакиным, было несложно.
Гога возвращался из школы, когда с ним поравнялась эта машина. Двое мужчин подхватили его под руки и, не успел он пикнуть, затолкали на заднее сидение. Его стиснули его с двух сторон, дверца захлопнулась, и стало тихо.
— Простите, Георгий Иванович, что мы вынуждены вас побеспокоить столь бесцеремонно, — заговорил, не оборачиваясь, мужчина, сидевший спереди. — Однако существуют дела, связанные с государственной безопасностью, которые вынуждают нас поступиться некоторыми условностями. В конечном счёте вы убедитесь, что всё делается для вашего и общественного блага.
Гога сильно перетрусил: он подумал, что его уже арестовали за наркотики.
— А при чём тут… г-государственная безопасность? — пролепетал он, заикаясь.
— При том, что здоровье нации и есть одна из главных составляющая безопасности государства. С этим вы не будете спорить?
Кто же будет спорить с таким утверждением. Гога с перепугу всё ещё не знал, что делать: как можно быстрее сознаваться или наоборот, от всего отказываться.
— И что… теперь будет?.. — выговорил он, с трудом ворочая ставшим вдруг сухим, как еловая шишка, языком.
— Успокойтесь, выпейте воды.
У того, который сидел справа, в руке оказался гранёный графин с водой, а у того, который слева — стакан. Двумя солидными бульками стакан наполнился, Гога обхватил его двумя руками и, лязгая зубами о край, выпил до дна.
— Я… я сам хотел во всём признаться, — заговорил он торопливо. — Сам, понимаете? Я только не знал, куда идти, к кому это самое, надо обращаться…
— А идти никуда не надо, — сказал Алмазов. — Мы сами — уже здесь.
— Да! Помогите мне, помогите, я запутался… Я всё скажу, всё сделаю!..
— Сколько вам заплатили? — голос Алмазова сделался суровым.
— Мне? Десять… то есть, это на двоих, а сегодня уже двадцать обещали. Но я сдам, я не тратил, они дома…
— Итого, тридцать тысяч долларов. Цена здоровья, а может быть и жизни миллионов москвичей…
— Нет, не долларов, не тысяч, просто рублей, то есть, евро…
— Кто ваш сообщник?
— Кролик. То есть, Боря Кроликов. Ещё эта, товарищ Крупский… то есть… товарищ Ленин… то есть… Я лучше напишу… всё напишу, как было.
Из спинки переднего сидения откинулся столик с приготовленной бумагой. У товарища с левой стороны в руках оказалась бронзовая чернильница, у товарища справа — гранёный карандаш с надетым на его конец металлическим пером.
— Вот вам бумага и ручка. Пишите.
Вечером Алмазов явился на доклад к генералу Орлову. Выслушав обстоятельства возникшей путаницы, генерал не удержался от улыбки и распорядился так:
— В отдел по борьбе с наркотиками его не отдавайте. Поскольку эти два дела непосредственно пересекаются, закройте оба. Мальчишку губить не стоит — совершенно очевидно, его втянули. Будет искупать вину агентурной работой. Выдайте ему микрокамеру, пусть записывает все контакты — как по линии Доджа, так и по линии наркотиков.
— Отличная мысль, товарищ генерал, — кивнул Алмазов.
— Вопросы есть?
— Мальчишка спрашивал, куда сдавать заработанные деньги.
— Пусть оставит, — добродушно махнул рукой генерал. — Парень живёт без матери, деньги в семье пригодятся. Распорядитесь списать как накладные расходы.
— Отличная мысль, товарищ генерал. Разрешите идти?
— С Богом.
Всем происходящим в его жизни за последние дни и часы Гога был в буквальном смысле ошарашен. Никогда ещё на него не обрушивались события такого масштаба — и наркомафия, и шпионаж, и агентурная работа — всё в одну кучу. А ещё завтра прилетала так называемая племянница. С перепугу Гога вдруг стал хорошо учиться. В дневнике у него появились первые за много лет пятёрки, гордые и красивые. А до этого последнюю пятёрку он, видел у себя в дневнике, кажется, в шестом или седьмом классе — не то по рисованию, не то по пению…
Получив от Алмазова шпионскую микрокамеру, Гога ощутил собственную значимость. Не в какой-нибудь виртуальной игре, а в самой что ни на есть настоящей жизни.
Камера оказалась не такая уж микроскопическая; в сигаретной пачке она занимала половину нагрудного кармана джинсовой рубашки. Объективчик скрывался в пуговице, пришитой к клапану кармана. Гога застёгивал карман, и камера включалась, начиная записывать звук и изображение.
Но куда же подевались книжные человечки?! — возмущённо скажет проницательный читатель, добравшись уже почти до середины этой истории. — Неужели они ничего не знают о приезде Собакина и его замыслах?..
И он будет прав. В этом деле мы уделили им гораздо меньше внимания, чем они того заслуживали. Вот вкратце как было дело.
В сказочном Департаменте всё знали и об угрозе отравления московского водопровода сообщили в редакцию «Книжной правды». Редактор немедленно вызвал к себе троицу из отдела расследований и обрисовал ситуацию.
— Надо подменить склянку, — предложил Мурзилка. — Приехать к самолёту, залезть в чемодан и подменить пузырёк с отравой на пузырёк с чистой водой.
— Поменять содержимое пузырька, — дотошно уточнил Мямлик.
— Отлично, — одобрил Буквоедов. — Только вы, товарищ Мурзилка, держитесь от этого подальше. Они и вдвоём справятся.
Мурзилка не возражал.
Операция по замене содержимого в итоге прошла удачно. Сначала человечки переместились по главной пневматической трубе в аэропорт Шереметьево, потом Шустрик сделал замыкание на линии транспортной ленты и открыл замки на чемодане Собакина.
После этого за дело взялся агент Мямлик. Он забрался в чемодан и довольно долго там перемещался, словно червяк, пока не обнаружил искомый пузырёк в корпусе электробритвы. Мямлик открыл пузырёк, втянул в себя содержимое и прополоскал пузырёк хлоркой из пузырька, который лежал у него в кармане.. После этого он залил внутрь чистую воду из закреплённой за спиной фляги.
— Готово? — крикнул ему Шустрик. — Транспортёр починили, сейчас поедешь!
«Готово!» — хотел отозваться Мямлик, но вместо этого только булькнул. При этом немножко, совсем капелька, попала на уложенный в чемодан вечерний костюм мистера Доджа.
Мямлик выпустил опасную жидкость во флягу, тщательно её закупорил, надел на спину и выбрался из чемодана наружу. Затем он несколько раз прополоскал себя самого изнутри хлоркой.
— В чемодане не наследил? — спросил Шустрик.
— Что?.. — сказал Мямлик.
— Я говорю, в чемодане…
— Тихо. Идёт кто-то. Пора нам сматываться.
В комфортабельном вагончике главной трубы человечки приехали в редакцию. Шустрик отрапортовал редактору о выполнении, и тот похвалил обоих за чёткие действия. Дыхнув на шефа чрезвычайно едким запахом хлорки, Мямлик заставил Мурзилку прослезиться.
— Пускай теперь травит, — говорил довольный Буквоедов, расхаживая по кабинету. — Он же сам в дураках останется. А товарищи откуда положено ещё поинтересуются, какой он есть интурист.
|