Иванов— Позвольте к вам подсесть, молодые люди? Это сказал субъект в длинном мешковатом плаще неопределённого цвета с небритым лицом сорокалетнего бродяги. — Садитесь, мы уходим,— сказал Петрушка. Вера придвинула к себе вещи, и субъект присел, поставив на стол свою отпитую наполовину кружку. Потом он внимательно обвёл нас мутными глазами. У меня по спине почему-то пробежали мурашки и перехватило дыхание. Мои друзья заёрзали, Вера нервно повела плечами. В чём дело? Такое ощущение, что этот человек сначала вытянул из нас, а потом вернул обратно все наши мысли и чувства. Нет, он не похож на обыкновенного пьянчужку, мы это вдруг сразу поняли. — Простите, я сидел к вам спиной за соседним столом и поневоле слышал разговор. В зале было шумно, да и не сидел он за соседним столом. Вообще было непонятно, откуда он взялся. — Конечно, для того, чтобы улететь в неизвестность, нужно обладать достаточной долей безрассудства или отчаяния. Как говаривал дружище Оппенхайм, «глупец ищет счастья вдали; мудрый выращивает его рядом с собой». — Спасибо за совет, уже вырастили,— сказал Котов. — Я вижу, Дима, что поиски земного счастья завели вас в тупик. — И что дальше? Мы посмотрели на Котова укоризненно: он вёл себя грубо. — Скажите, кто вы? — спросила Вера. — А как вы думаете? Мы стали думать. Наш собеседник словно в насмешку притянул ладонью коробок спичек со стола, вытянув руку на уровне наших глаз. Коробок шлёпнулся о ладонь, словно прицепленный на резинке, и пальцы сжались. Незнакомец встряхнул коробок, прикурил беломорину и с улыбкой обвёл нас своим взглядом. У меня опять перехватило дыхание. — Вы — гуманоид? — сказал Петрушка. — Вроде того, если хотите. Как насчёт того, чтобы угостить гуманоида пивом и лёгкой закуской? Сева послушно отправился стойке и принёс пиво с набором, а мы стали молча курить. Гуманоид набросился на солёную рыбу, варёное яйцо и сушки, жадно отхлёбывая водянистое пиво большими глотками. — Извините,— выговорил он с трудом,— прыжок из античности меня слегка утомил. Ни одно слово, произнесённое гуманоидом, не вызывало у нас ни малейшего сомнения. В голове было ясно, празднично и спокойно, ни следа от похмелья. Он жевал, мы смотрели на него, и кто-то из нас подумал, что надо его как-то называть. — Иванов,— представился незнакомец. — Почему? — спросил я. — Потому что я здешний... Но родился несколько позже... Кстати, меня разыскивают. — За что? — За то, что я вступаю в контакты, расщепляя пространственно-временные связи. — Это кому-нибудь приносит вред? — Бывает и так. Однако, при этом у людей появляются колоссальные возможности, они становятся... как это у вас говорится... кузнецами своего счастья! Мы молчали, пытаясь что-нибудь понять. — Так вы можете перебросить любого человека в другое время! — догадался Петрушка. — Не совсем любого, но лично вас, например, могу. И вас, и вас, и вас тоже. — А вы, случайно, не из летающей тарелки? — Ну, если вам так проще, считайте, что из летающей тарелки. В наших головах зашевелилось множество вопросов. — Почему вы открыто не вступаете в контакт с нашей цивилизацией? — спросил Котов о наболевшем. Из всех жанров литературы он предпочитал отечественную фантастику. — А меня всегда удивляло, почему вы задаётесь этим вопросом. Ну подумайте сами: что происходит с туземцами после того, как в контакт с ними вступает более развитая цивилизация? Вот это теперь стало понятно даже Котову. — Бог есть? — спросила Вера, не поднимая глаз. — Детский сад... — покачал головой гуманоид.— Ну, если вы допускаете, что молекула жизни или, допустим, вот эта пивная кружка могли появиться из хаоса постепенно, сами по себе, эволюционным путём, то считайте, что Его нет. — С точки зрения физики, хаос с течением времени не упорядочивается, а нарастает,— сказал умный Петрушка. Мы начали чувствовать себя полными идиотами. — А почему вы заговорили именно с нами? — обратился я к гуманоиду. — Потому что именно вы и примете моё предложение. — Лететь на тарелке? — сморозил Котов. — Вернуться в прошлое. На несколько секунд мы словно одеревенели. У меня в голове тупо прокрутились сюжеты из «Янки при дворе короля Артура». — А что нас ждёт в будущем? — спросила Вера. — Про вас лично не могу сказать ничего определённого, но так, вообще, кое-что помню из истории. Горбачёв, перестройка, Ельцин, Путин, общеевропейская валюта... Что-то в таком роде. Голова у меня пошла кругом; из сказанного мне были знакомы только два слова: Горбачёв и перестройка. — Теперь сделаем так. Каждый напишет на бумажке год, в котором он хотел бы оказаться. Потом сложим их вместе и посмотрим, что получится. Тут до меня дошло, что Иванов разговаривает с нами, не открывая рта. Он постоянно что-то сосредоточенно грыз и рвал зубами, запивая пивом. А вот мои спутники, кажется, этого ещё не поняли. Вера попросила у меня ручку, взяла салфетку и сразу написала какую-то цифру. Я сопоставил кое-какие даты и тоже написал, затем передал ручку Котову. Тот тоже написал. Петрушка думал с минуту, затем тоже что-то вывел. — А теперь полюбуйтесь,— сказал Иванов. На всех четырёх бумажках стояла цифра «1982».
Санитары— Возьмите это,— заторопился вдруг Иванов и высыпал из ладони на стол четыре довольно крупные белые таблетки, похожие на аскорбинку.— Примите завтра ровно в полночь. До этого мы ещё встретимся. Мне нужно выйти в туалет... Иванов встал, но направился не к выходу, где был туалет, а вглубь зала и сразу затерялся в толчее. Послышался шум, в дверях показались санитары в белых халатах. Их было двое, и они сразу подошли к нам. — Мы разыскиваем опасного сумасшедшего, сегодня утром он задушил врача и сбежал из больницы. Называет себя гуманоидом. Способен проделывать кое-какие дешёвые фокусы. Он вам что-нибудь говорил? Передавал какие-либо предметы? Переглянувшись, мы покачали головами. — В какую сторону он направился? Котов неопределённо махнул рукой. Санитары двинулись в указанном направлении, и их белые халаты плавно растворились в толчее. — Мне тоже надо... в туалет,— сообщил Петрушка и тоже, можно сказать, растворился. С ним всегда происходило такое от волнения. А я вдруг понял, что эти санитары говорили с нами, не разжимая губ. — На входе не видели никаких санитаров,— сказал Петрушка, вернувшись из туалета. На часах было всё так же без четверти два. |
