Город

Дело осложняется?

Осипова забрали, и какое-то время, пока Марусин прослушивал барабанщиков, репетиции не проводились. Котов находился в глубокой депрессии. Глаза Кати за стеклом аптечного прилавка были на мокром месте.

Как только барабанщик был утверждён, обновлённый «Невский факел» приступил к активной работе. Было необходимо успеть подготовиться к майскому гастрольному туру по городам-героям. Репетиции продолжались с утра до вечера.

Новичок оказался безликим. Он помалкивал, невыразительно исполнял свои партии, имел невыразительную внешность и дежурную улыбку при встречах. Его звали Алексей Лусин — Люська. Ни для кого не были секретом его особые отношения с Марусиным.

Потерявший лучшего друга Вадик Лисовский совершенно упал духом. Он стал хуже играть и всё чаще замолкал в подпевках.

Степанов, напротив, был в ударе: у него продолжался бурный роман с телевизионной дамой. Их встречи были редкими и глубоко законспирированными, но чрезвычайно бурными.

С возобновлением репетиций Котов намеренно ушёл в работу с головой и делал заметные успехи. Марусин, который раньше, прислушиваясь к котовским пассажам на бас-гитаре, болезненно кривил губы, теперь удовлетворённо улыбался.

Став обладателем капсулы с мгновенным безболезненным ядом, Котов обрёл в своей любви и печали некоторое душевное равновесие. На шпионский манер он зашил капсулу в воротник. Теперь он мог в любую минуту умереть и перенестись в свой нормальный мир — в город Ленинград, второе сентября 1988 года, за четверть часа до открытия винно-водочных магазинов.

Подобно тому, как отступает чувство голода у человека, которому стоит лишь протянуть руку к накрытому столу, отчаяние и желание тотчас же, без промедления, покинуть этот мир ослабло и у Димы Котова. Легко шлёпать по лужам и по снегу, когда дом рядом, а дома горячий душ и смена белья...

Дело осложнялось тем, что с каждым днём он всё более остро ощущал, что не сможет покинуть этот мир. По крайней мере, не сможет покинуть его один...

С Марусиным надо что-то делать

Майские гастроли, приуроченные к ежегодной изматывающей череде праздников, подходили к концу. В Севастополе отыграли последний концерт для жён моряков и, после ужина, затянувшегося за полночь, вернулись в гостиницу. Котов и Степанов проводили Вадика Лисовского. Бедняга стал сильно перебирать в последнее время. Подумав, решили ещё добавить у него в номере.

После неумело выпитого и совершенно лишнего стакана у Лисовского началась тихая истерика.

— Андрюху жалко!..— всхлипывал он, лёжа на кровати с запрокинутой головой.— Кто его так, за что!..

— Марусин стукнул, падлой буду,— зашептал Степанов.— Он голубой, под статьёй ходит,— значит, стучит.

— Сволочь! Сволочь! — забил руками по подушке Лисовский. У него на щеках появились слёзы.

— А за что? — спросил Котов.

— За рокенрол, понятное дело,— объяснил Степанов.— Вадик, где он играл?

— Где он то-олько не играл!..

— А что, в рок-группах нет своих барабанщиков? — не понял Котов.

— Они только на ко-хонцертах, а он на записи, в студии. Он же лучший ба-харабанщик в городе!..

— За левые заработки, что ли?..

— Какие там за-аработки! Он даром играл!..

Лисовский сел и начал обуваться:

— Марусин, сволочь, пойду его сейчас и убью!..

Его уложили и раздели. Постепенно он успокоился и заснул. Котов и Степанов выпили по полной.

Котов был смущён и растерян: выходило, что Андрей Осипов и без него был на крючке у НКВД. Может быть, совсем не он, а Марусин был причиной случившегося несчастья...

— Слушай, Котяра,— зашептал Степанов, вытянув шею,— от Марусина надо как-то избавиться. Он всех нас, по одному, уберёт. Мы ему не нужны, ему нужны такие, как Люська!..

— Теперь ничего не сделать.

— Поговори с Чебриковой.

— Нет, мы уже практически чужие люди.

— Попробуй!

— Ладно, попробую.

Они допили бутылку и разошлись по своим номерам.

Противоестественное вторжение

Ночью, в пьяном полуобморочном сне, Котов забеспокоился от ощущения какого-то болезненного неудобства. Будто он свалился на пол с кровати, да ещё и обделался.

Вдруг ему стало больно, он вскрикнул, проснулся и завертел головой.

Верхом на его спине сидел Люська и держал за руки. Сзади пыхтел и стонал Марусин, производя над Котовым невероятный и противоестественный акт насилия.

— Эй! Что такое!..— крикнул Котов, холодея от ужаса.

— Тише, Дима, тише,— заговорил Марусин, задыхаясь.— Никто... Ничего... Не узнает...

Котов закричал и вырвался.

Марусин брызнул спермой.

В дверь настойчиво постучали.

— Кто там! — крикнул Люська.

— Дежурная по этажу, откройте немедленно!

Люська открыл дверь, и в номер, щёлкнув выключателем, зашла дежурная в синем форменном кителе.

— Что происходит, почему шумите? — сказала она, бегло осматривая помещение.— Посторонние, женщины?..

Котов дрожал, завернувшись в одеяло. Марусин сидел в кресле, запахнувшись халатом. Люська одетый в спортивное трико, стоял как ни в чём не бывало.

Дежурная проверила ванную, туалет, вернулась и строго заметила:

— Разве можно так шуметь? В соседних номерах люди спят — семейные, командировочные... Выпили — и расходитесь по своим номерам. У нас тут своих концертов хватает...

Дежурная вышла.

Марусин поднялся и потрепал Котова по голове:

— Ладно, не обижайся. Мы так, пошутили. Всё будет тихо.