Глава восьмая
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ССЫЛКЕ «BLACK»
В это время Гусев уже сидел в «Сталине» перед сценой и по-купечески размашисто хлопал кордебалету. Час назад Кварцхава назначил его главным редактором музыкальных программ на «Кварц-ТВ». Гусев был тип безответственный, шкодный, но везучий. Абсолютно всё шло ему на пользу. Лично мне казалось, что он в этой жизни беспрестанно катается как сыр в масле. Он легко вписывался в авантюры, вроде поездки в Китай за партией дешёвых таблеток от импотенции. И всё получалось — и поездка в состоянии непрерывного подпития, и покупка, и запланированная прибыль по возвращению.
Хотя игра на пианино не была ему в тягость, работа в ресторане порядком осточертела. Те же лица, те же мелодии, те же полы и стены, те же запахи со стороны кухни. Перспектива работы на телевидении виделась ему новой счастливой жизнью. Повесив трубку, он незамедлительно хлопнул пару рюмок, после чего заявился в «Сталин», чтобы утереть носы бывшим коллегам. Вчера ему разрешили взять выходной; его появление в зале было вызывающим и нелепым.
Время шло, и Гусеву самому смертельно захотелось поиграть. Да так, что буквально зудели и ходили ходуном пальцы на руках и на ногах. Он поднялся и решительно направился за кулисы, к своему инструменту.
Но его не пустили. Здоровенный охранник в безукоризненном костюме, сказал ему:
— Витёк, не надо.
— Ты чего? — удивился Гусев и попытался отодвинуть охранника, но от этого усилия сам пошатнулся.
— Иди домой, Витёк. В менты ведь сдадут, шеф велел, как другу говорю.
— В менты?..
Гусев подумал, что такого рода подлянка как раз в духе директора ресторана. А проблемы ему сейчас нужны меньше всего. Он расплатился, сунул начатую вторую бутылку коньяка во внутренний карман и направился к выходу.
Оркестр делал паузу между номерами. Не удержавшись, Гусев обернулся и крикнул:
— Лабухи!
— До-ре-ми-до-ре-до, — негромко отозвался саксофонист.
— Бездари!
— До-ре-ми-до-ре-до! — невпопад отозвался весь оркестр.
Гусев свистнул в два пальца, но свист потонул в звуках.
Повалил снег. Гусев шагал по бульвару в сторону Литейного и подмигивал всем женщинам, а иногда, по ошибке, и юношам. Кто их разберёт в темноте и юнисексе. На нём самом была пушистая шапка с опущенными ушами, а куртка была расстёгнута, потому что время от времени он доставал из-за пазухи бутылку и делал глоток из горлышка.
На углу, возле станции метро, он остановился прикурить. Спички были, но он подошёл к молодёжи, чтобы пообщаться. Два парня и девушка не отказались выпить. Бутылка, несколько раз пройдя по кругу, опустела. Ребята предложили ехать в общагу. Что такое «институт маркшейдерского дела» Гусев не знал, но приглашение принял с удовольствием.
Потом была водка в номере, водка с соком через трубочку на ежевечерней студенческой «дискотеке», водка в других номерах, с чернокожими студентами, дружное пение под раздолбанное пианино песен из репертуара Бориса Гребенщикова, пальцы, липнущие к клавишам от сладкого коктейля, попытка исполнить «что-нибудь из «Нирваны», делегация соседей с требованием угомониться, экзотические объятия совершенно чёрной студентки, полный мрак.
Гусев проснулся в номере один, голый. Светло. На столе — записка. В записке — каракули непонятно на каком языке. Оделся, оглядел стол, сунул записку в карман, допил выдохшееся шампанское, прикурил окурок.
Деньги, документы на месте, потратил немного. Если бы остался в «Сталине» потратил бы больше. Хорошие ребята, студенты. Ребята… Им по двадцать-тридцать, ему — сорок. Не такая уж пропасть между ними. Вспомнил, как орали песни под фортепьяно и покраснел. Особенно на псевдоанглийском… не стоило.
Опасаясь встретить кого-то из вчерашних друзей, опустив глаза, спустился вниз и вышел на Малый проспект Васильевского острова. Остановил такси, назвал свой адрес, плюхнулся на заднее сидение, с облегчением вздохнул. Поехали. Гусев попытался вспомнить свой секс с негритянкой, но ни секса, ни даже её самой не вспомнил. На свету их было много, а потом, в темноте… В голову лезли всякие картинки, но, скорее всего, не из жизни, а из порносайтов по ссылке «black». После такой дозы подробности проявляются в мозгу постепенно, дни и недели.
Приключение с экзотической красоткой (в том, что он имел дело с красоткой, Гусев не сомневался) нравилось ему всё больше. Несомненно, думал он, надо будет нагрянуть к ней ещё разок… Ему чертовски захотелось общения с женщиной.
Едва поднявшись к себе в квартиру, он подошёл к телефону и позвонил Берёзкиной.
— Как успехи?
— Ещё сама толком не поняла. Всё так быстро…
— А на личном фронте?
— Я с ним не сплю.
— Никаких поползновений?
— Брось, человек конкретно помешан на своём деле. За кого ты меня вообще принимаешь? Будто мне не с кем встречаться.
— С кем? — мурлыкнул Гусев.
— Кое с кем, — мурлыкнула Берёзкина.
— Ну, так я жду?..
— Ну так жди…
Гусев прилёг и задремал. А разбудил его звонок в дверь. На пороге стояла Кира Берёзкина. Ему по жизни вообще ничего не нужно было делать, всё само плыло к нему в руки.
После долгого, похотливого и утомительного секса с белой женщиной Гусев захотел остаться один. Он получил всё, что хотел, присутствие любовницы начало его тяготить. Так бывало всегда, Берёзкина это чувствовала и назло не уходила.
— А во сколько у тебя это… — сказал он будто рассеянно после долгой паузы и потянулся за сигаретами, — деловое свидание?
— А я не тороплюсь, — ответила Берёзкина, помолчав.
Гусев покурил, зевнул, встал и, сверкнув голой задницей, прошагал в туалет. Потом ещё минут десять стоял под душем. Ему хотелось есть, пить, спать, смотреть телевизор… Он решил как-нибудь уже более решительно намекнуть. Вышел из ванной, запахнулся в халат… и встретился с глазами Берёзкиной. Что-то было не так. В её руках была мятая бумажка, в глазах — паника.
— Что это?.. — сказала она.
— Это? Что это? — повторил Гусев, перепугавшись.
— Откуда? Кто это написал?
— Н-не знаю.
— Я подняла с пола. Это выпало у тебя из кармана, когда ты раздевался.
Гусев понял: та самая записка на непонятном языке.
— И что там написано? — поинтересовался он, усаживаясь в кресло. Немного расслабился, открыл пиво, поднёс горлышко к губам. Не могла же, на самом деле, Берёзкина владеть африканскими языками.
— Не знаешь, что написано?
— Прочти, пожалуйста.
— Про-вер-са на вса-кий слу-чай.
— Что?! — поперхнувшись, Гусев облил себя пивом.
— Английскими буквами.
Вот этого юмора он с бодуна тогда даже не понял.
— Что?.. Дай!
Выхватив бумажку, впился глазами в закорючки, а кадры уже мелькали дальше написанного: анализ крови, СПИД, огласка, долгая смерть прокажённого в одиночестве.
Вдруг его оглушил удар, другой, третий… Сначала ладонями, потом кулаками… Гусев скрючился и сгруппировался; теперь удары приходились по рукам и затылку.
— Ой-йоо!.. — вскрикнула Берёзкина, отошла и затрясла рукой. — Тв-варь…
Голова оказалась твёрже кулака.
— Ну всё, — сказала она и стала быстро одеваться. — Если триппер — тебе не жить. Понял? — она схватила его за волосы и подняла лицо к свету.
— Сейчас пойду… сегодня… завтра проверюсь.
Берёзкина плюнула ему в глаза и хлопнула дверью.
— Если триппер, чего ж не жить… — пробормотал Гусев.
Кира была женщиной, закалённой в боях. Если бы её, условно говоря, откуда-нибудь выгнали и хорошенько попинали ногами, она бы встала, отряхнулась, вытерла платочком кровь под носом — и начала всё с начала.
У Гусева не было опыта серьёзных неприятностей, по крайней мере таких, какие напрочь вышибают из седла людей слабовольных. Он не был трусом и мог порисоваться в условиях, опасных для жизни. Но тут он запаниковал. Где-то он слышал, что СПИДом на африканском континенте инфицировано едва ли не девяносто процентов коренных жителей. В долгом, позорном и мучительном умирании, когда тело отказывается подчиняться и гниёт заживо, нет места для куража. Это не какая-нибудь звонкая дуэль на шпагах…
И он твёрдо решил жить не больше месяца, если анализ крови покажет, что всё плохо.
| 
