Глава шестая
НА КОВРЕ (2)
Тук-тук-тук.
— Войдите.
— Вызывали?
Директор строгий, похож на чекиста, уставшего от ночных допросов и расстрелов. Посмотрел на Телегина поверх очков, не ответил. Читает бумагу из раскрытой папки. Компромат, личное дело? Неужели на каждого ребёнка было личное дело… Что же писали? Что в носу ковырял?.. Тянет время, чтобы нагнать страху.
— Отец во время войны был в оккупации, — произнёс директор, не поднимая глаз.
Телегин попытался понять, это в заслугу или в минус? Не понял, решил взять часть инициативы и зачислить в заслугу:
— Да, знаете ли, героически перенёс все тяготы немецко-фашистской оккупации.
От такой наглости и ереси директор на некоторое время потерял дар речи. Опомнившись, попытался нагнать жути:
— Кто жил под немцами, почти все сотрудничали.
Тут Телегин, потеряв осторожность, чтобы заступиться за отца, мгновенно превратился из ребёнка в матёрого сорокалетнего журналюгу:
— Ах вот в чём дело! Наверное, под немцами красиво жили. Экспроприированную большевиками собственность назад получали. Работали на себя, а не на колхоз. Тогда ещё на земле работать не разучились. Свои грабили, враги возвращали. И не надо пугать детей несуществующими промахами их родителей! Вы ещё скажите, что окостенелое, убыточное государство всех нас бесплатно учит, кормит, поит и одевает!
Директор, который и это тоже собирался сказать, теперь, после немыслимого, недопустимого, сюрреалистического выступления ребёнка, начал Телегина бояться.
— Кто вас научил? — проговорил он на одной ноте, перейдя на «вы».
Как всегда расплескав весь запал в одну минуту, Телегин скис. Он подумал, что своим поведением подставляет партийную мамашу, которой с пьющим отцом и без того не сладко. Кстати, отец, кажется, тридцать девятого года рождения. Какое сотрудничество во время оккупации, в четыре года! Просто на испуг взял… Необходимо всё исправить.
Ребёнок вдруг застонал закатил глаза к потолку манерно поднял руку ко лбу и, неуклюже ухватившись другой за спинку стула, повалился на пол. Директор, не сдвинувшись с места, вызвал по телефону сестру из медпункта. Вдвоём с уборщицей они подняли мальчика и усадили его на кожаный диван. Сестра поднесла к его носу ватку с нашатырём.
Прозвенел звонок, в кабинет то и дело заглядывали без стука. Образовалось много свидетелей, в их числе учительница русского-литературы. Директору стало намного легче. Ничего не было; мальчик переутомился и бредил.
— Где я… — замотал головой Телегин. — Ничего не помню. Первый урок помню, второй помню, большую перемену… А после ничего не помню. Где был, что говорил… Это я вчера на катке сильно головой ударился.
— Пусть идёт домой, — сказал директор.
— Спасибо… — пробормотал Телегин. — Спасибо. Я посплю, и всё пройдёт.
Гусев и Берёзкина стояли у стенки напротив, их лица не предвещали ничего хорошего. Не говоря ни слова, все трое поднялись на чердак и забились в угол.
— На хрена ты так делаешь, — раздражённо сказал Гусев. — Нам надо вместе держаться, хотя бы первое время, чтобы не спятить. За такое морду надо бить.
Он сделал резкое движение, как будто бьёт, Телегин машинально дёрнул головой и ударился о стропилу. На чердаке сделалось тихо, все смотрели.
— Эй, орлы, в чём дело? — пробасил старшеклассник.
— Я не бил, просто замахнулся, — поспешно объяснил Гусев.
— Они шутят, — повернулась Берёзкина.
Прозвенел звонок. Старшеклассники затушили окурки и удалились.
— На химию не пойду, — заявил Гусев.
— Меня отпустили, — сказал Телегин, потирая ушибленную голову. — Между прочим, мог бы и ухом, шариком в смысле, долбануться. Тогда — прощай детство. Спокойнее, интеллигентнее надо быть, товарищ Гусев.
— Не, ничего, если бы даже долбанулся, — мотнул головой Гусев, — ухо защищает. Через ухо не раздавишь.
— Если вы на урок не пойдёте, я тоже не останусь, — сказал Берёзкина.
— Можно в кино пойти, — предложил Гусев. — В семидесятых было хорошее кино. И наше, и переводное. Дублировали так, что лучше оригинала. Жаль что сиськи-письки вырезали. Домой вообще не пойду; заставят заниматься на пианино с этой крысой, репетиторшей. Теперь я и сам её могу научить. Портфель здесь, на чердаке спрячу, чтобы не таскаться.
— Я тоже спрячу, — сказал Телегин.
— А я свой возьму, — сказал Берёзкина. — У меня там вещи… Я ещё, может быть, в бассейн пойду. А пока да, в кино можно посидеть. Спокойно, в себя прийти.
| 
