Глава вторая
1984 (не по Орвелу)
Гусев открыл глаза.
Два часа дня.
Что это было? Кто это был? Чушь какая приснилась! Царь русского рока… Почему БГ? Внешне вообще не похож. Бакенбарды… Какой-то ожиревший Элвис Пресли…
Ладно, сам-то он где?
Огляделся, принял сидячее положение. Всё вспомнил. Непонятно только, где нажрался. То есть, скорее всего, на дне рождения у Берёзкиной. Преодолевая тошноту, побежал в ванную, к зеркалу. Опершись руками о раковину, жадно припал к своему отражению.
Хорош. Без шуток, действительно хорош. Отражение в зеркале не может врать. От этого зрелища даже почувствовал себя получше. Не какой-нибудь зелёный стручок в школьной форме или стареющий лабух-неудачник. Молодой человек, юноша в расцвете сил. Нелепая бородёнка, вьющиеся волосы до плеч. Иисус Христос — суперстар.
Так. Почему волосы?
А! Он играет в какой-то группе. Сы… сы… «Screaks». То бишь, «Скрипы». Корневой блюз, рок, авангард… Настоящая, честная, крутая музыка. Сессионная работа по ночам. «Аквариум», «Кино», «Зоопарк», курёхинская «Поп-механика». Сумасшедшее время. Подпольные концерты, интересные люди, жизнь, бьющая ключом. Запретные плоды на завтрак, обед и ужин. Вожди дохнут как мухи, на носу перестройка. Хорошее время!
Гусев с чувственным фырканьем умылся, почистил зубы, вышел на кухню и поставил чайник. В холодильнике докторская «сто пятьдесят порезать» и рыбные консервы. Ни одной кастрюли… Интересно. Ага. Это квартира первой жены. Он только что развёлся, она живёт у родителей. Скоро его отсюда попросят.
Две чашки чая подряд, обжигаясь. Потом бутерброды и ещё чай. В углу рюкзак с пустыми бутылками. Бутылки — серьёзная статья дохода. Не в том смысле, что собирать, а те, что накапливаются сами по себе, особенно после гостей. Вот этот рюкзак потянет рублей на шесть. Стоимость месячной карточки на все виды транспорта. Или четыре сухого. Водку не пили, дорого и кайф туповатый. Портвейн ядовит. Сухое дёшево и напиваешься не сразу.
Он где-нибудь работает? Нет, кажется, не работает. В том смысле, что все заработки от левых концертов. Заработки, конечно, чисто символические. Ночные сессии записи вообще даром, для истории. Бобины с наклеенными фотографиями можно продавать, но это занятие не серьёзное, к тому же опасное.
А много ли нужно? Рубашка, джинсы, чай, папиросы, вино, нехитрая закуска. В 1984-м всё это стоит копейки. Нет, кажется, джинсы стоили бешеные деньги, больше чем зарплата. Их покупали один раз на всю жизнь, бережливо подшивали и подштопывали. А он… — Гусев опустил глаза. — А он уже в джинсах!
Прилёг, задумался. Почему он открыл глаза только сейчас? Что было ночью? Неужели проспал момент перемещения во времени? И это похмелье… А, ну да, конечно: был день рождения Берёзкиной. Она замужем? Нет, но скоро. У неё много поклонников, она ещё не выбрала. Но разве они с Телегиным могли праздновать день рождения после всего, что случилось… там…
Чёрт! Чёрт! Какое-то дьявольское наваждение! Несомненно, весь секс от дьявола. Это не случайно, что серийные маньяки все поголовно сексуально одержимы. Не дай бог ещё раз пережить этот ненормальный возраст.
Зазвенел телефон.
Некоторое время Гусев испуганно на него смотрел. Потом, будь что будет, повернулся на бок и снял трубку.
— Привет.
Телегин. Голос уже не детский, нормальный, как в сорок четыре. Но не весёлый.
— Со прибытием вас, товарисч! — приветствовал Гусев. — Отчего хмур?
— А тебе весело?
— Мне весело. Я молод, я крут, я талантлив!
— Выпил?
— Ещё не выпил. Но могу. Капуста есть?
— Что это…
— Ага! Забыл! Это деньги. Так назывались. Башли, бабульки, тити-мити.
— Я смотрю, ты уже в образе.
— А ты как этот… осёл, потерявший хвост. Ну, в мультике. Иа-Иа. А я — Пятачок. А Берёзкина — Винни Пух.
— Слушай, Гусев, по поводу Берёзкиной… Давай где-нибудь пива попьём. У меня рублей сорок.
Названная сумма привела Гусева в смятение. Опасаясь, что его друг тоже с минуты на минуту «войдёт в образ» и осознает величину названной суммы, небрежно поторопил:
— Хорошо, в «Медведе». Минут через десять.
— Займи два места.
|
